Из Икши на Дмитровское шоссе машина выскочила бодро, а вот дальше Лев Иванович вел ее со скоростью черепахи, чтобы не пропустить нужный поворот. Краюхин предупреждал его, что самое главное – выбрать правильное направление на кольцевой развилке после Ермолина. Гуров старался не обращать внимания на сигналы раздраженных водителей, которым не было нужды рассматривать каждый указатель. Когда это сложное место было пройдено, он прибавил скорость.
Где-то здесь, на переходе между поселком Борец и деревней Сухарево находился поворот на Лысково. Краюхин говорил, что этот населенный пункт следует обойти по левому краю, и тогда дорога приведет прямиком к автобату.
Как ни старался Гуров, а Лысково он проскочил и понял это только тогда, когда перед его глазами вырос указатель с надписью «Сухарево». Лев Иванович чертыхнулся. Крячко деликатно промолчал, и Гуров проехал чуть дальше, развернулся на перекрестке, дождался, когда движение ослабнет, и вклинился в автомобильный поток.
На этот раз поворот он увидел заблаговременно. Белые буквы на синем фоне сообщали, что путь к поселку найден. Лев Иванович свернул, проехал чуть вперед и остановился.
Крячко повернул голову и спросил:
– Что такое?
– Подумать надо, – ответил Гуров. – Помозговать, как лучше к делу подступиться.
– Лева, ты чего? – У Крячко от удивления вытянулось лицо. – Парня несколько дней назад отсюда вывезли. Ты кого здесь встретить надеешься?
– Ситуация какая-то уж больно непонятная, – произнес Лев Иванович. – Что-то мы во всей этой истории не догоняем.
– Что-то я никак не пойму, о чем ты толкуешь, – начал кипятиться Крячко. – Задача у нас – проще некуда. Проехаться по территории заброшенной войсковой части, осмотреть строения, в случае обнаружения места пыток вызвать криминалистов. А нет – отчаливать домой. Что может быть легче?
– Погоди, Стас, не кипятись, – попытался успокоить друга Гуров. – Смотри, что получается. Автобат этот не на дороге стоит. Чтобы до него добраться, нужно точно знать, куда едешь. Согласен?
– Согласен, – вынужден был признать Крячко.
– Тогда вытекающий вопрос. Для чего преступникам нужно было рисковать и перегонять автомобиль на Старо-Марковское кладбище? Почему они не бросили его здесь?
– Потому что тут тоже люди ходят. Грибники там всякие, охотники, рыбаки, – ответил Стас.
– И что с того? На кладбище тоже не одни покойники обитают, – заметил Лев Иванович.
– Может, они, наоборот, хотели, чтобы машину побыстрее кто-то нашел.
– Может, и хотели, но зачем?
– Да кто их знает. – Крячко пожал плечами.
– Вот в этом и загвоздка. Для меня мысли и поступки этих преступников – полная загадка. Зачем им сперва нужно было тащить парня в такую даль, а потом возвращать в город? Чего ради они вообще его живым оставляли?
– Сам-то как думаешь? – выдержав небольшую паузу, спросил Станислав.
– Вариантов несколько, но все они притянуты за уши, – ответил Гуров. – Возможно, что все это – поездка в заброшенный автобат, пытки, багажник – является лишь средством устрашения или давления на кого-то третьего. Допустим, преступникам нужно получить информацию от некоего лица, но он никак не поддается ни на уговоры, ни на угрозы. Что в таком случае остается делать этим негодяям?
– На глазах у этого третьего лица пытать человека, который тому не безразличен. Ты об этом?
– Да, это один из вариантов.
– А когда преступники информацию получили, они решили с мокрухой не связываться и отвезли тело в такое место, где его должны были быстро найти.
– И это возможно, – согласился Гуров. – В случае с Веденеевым они просто просчитались. Будь на Старо-Марковском кладбище добросовестный сторож, возможно, парня и успели бы спасти.
– Так он сдал бы их. Разве нет?
– А вот это уже другая тема, – произнес Лев Иванович. – Допустим, Веденеев знал, что в руках у преступников осталось то самое третье лицо. Они наверняка объяснили парню, что он не должен развязывать язык. Иначе его другу придется ой как плохо. Стал бы он при таком раскладе откровенничать?
– Да сто процентов стал бы. Во-первых, друга надо выручать. Во-вторых, как-то нужно объяснять то, что с ним произошло. В-третьих, жажда мести, которую еще никто не отменял.
– Нет, Стас, тут ты не прав. Мальчишке девятнадцать. Весь его опыт общения с преступным миром составляют кадры криминальной хроники и художественные фильмы. А там, сам знаешь, любят приукрашивать, причем не в нашу пользу. У них что ни преступник, так отъявленный отморозок. Вот и суди, что сделал бы Иван, если бы его все же спасли.
– Ладно, это все догадки. Сейчас-то нам что делать? Чего или кого конкретно ты опасаешься? – осведомился Крячко.
– Прежде всего я опасаюсь тех людей, которых мы можем встретить в заброшенных казармах, – честно ответил Гуров. – Тут мне в голову пришла вот какая мысль. Вдруг преступники забрали Никифорова вместе с Веденеевым? Что, если вывезти Ивана подальше от автобата им потребовалось для того, чтобы не привлекать внимание к этому месту, потому что с Никифоровым они еще не закончили?
– Слушай, ты прямо как сценарист мыслишь, – скептически протянул Крячко. – Давай еще скажи, что у них тут целая партия пленников. Они их по очереди трамбуют, а потом по разным частям Москвы развозят.
– Случись такое, Орлов меня со свету сживет, – невесело пошутил Лев Иванович. – Ладно, давай все же подстрахуемся на всякий случай, а там, на месте, видно будет.
– Лучше перебдеть, да? – спросил Стас.
– Всегда лучше, – ответил Гуров.
Старинные товарищи подумали, прикинули и решили на машине к автобату не подъезжать. Лучше было оставить ее где-нибудь возле дороги, самим прогуляться пешком, сперва просто присмотреться, а уж потом включать фонари и искать основательно.
Лев Иванович проехал еще пару километров, свернул с дороги к ближайшим кустам и заглушил двигатель. Сыщики вооружились фонарями и пошли вперед, где в лунном свете обозначились казарменные строения заброшенной воинской части.
Идти господам полковникам пришлось долго. В сумерках расстояние казалось меньше, чем оно было на самом деле. Только минут через двадцать они добрались до первых построек. Там друзья решили не разделяться, пройти весь периметр вдвоем, не спеша, определились с направлением и двинули.
Первым строением оказался гаражный бокс, рассчитанный на добрый десяток автомобилей. Кладки время почти не коснулось, а вот ворота все были сняты, дверные проемы зияли пустотой. Сыщики обошли здание со всех сторон, заглянули внутрь, никаких признаков присутствия людей не обнаружили и двинулись дальше.
Следующим на их пути оказалось трехэтажное строение с огромным пустым холлом. Стены здесь частично разрушились. Верхние этажи держались на металлических балках и кирпичных колоннах, кое-где скрепленных бетонными монолитными плитами. Здесь признаков жизни тоже не наблюдалось. Лестницы, ведущие на второй этаж, полностью отсутствовали.
К очередному зданию высотой в два этажа господа полковники подбирались осторожно. Лестницы в нем оказались целыми. Напарники воспользовались этим обстоятельством, чтобы осмотреть окрестности. Они поднялись на второй этаж и начали переходить из комнаты в комнату, обозревая панораму, открывающуюся из окон.
Чтобы ускорить процесс, товарищи решили разделиться. Гуров пошел по левой стороне, Крячко – по правой. Передвигались они молча, не переговариваясь. Звук шагов и так гулким эхом оповещал каждого из них о передвижении напарника.
Лев Иванович осмотрел примерно половину комнат, когда какое-то движение в оконном проеме привлекло его внимание. Он вошел в комнату, осторожно приблизился к окну, выглянул наружу, вгляделся в ландшафт, подсвеченный луной, и не заметил никаких признаков жизни. Гуров уже развернулся, собрался следовать дальше, когда увидел то, что привлекло внимание в первый раз. Пятно света фонаря двигалось от пятиэтажного строения в сторону леса.
– Стас, иди сюда, – вполголоса позвал он.
– Что там? – Друг появился в дверном проеме.
– Смотри ближе к лесу, – сказал Лев Иванович и осведомился: – Что видишь?
Стас некоторое время вглядывался вдаль, потом произнес:
– Похоже, идет кто-то, фонарем подсвечивает и явно таится. Видишь, как ложится свет? Этот тип его чем-то прикрывает.
– Вижу. Человек двигается от пятиэтажки, которая прямо напротив нас стоит, – сказал Гуров.
– Похоже, мы нашли то, что искали, – произнес Крячко.
– Не факт. Тут много кто может прижиться. Населенные пункты понатыканы как грибы, для бомжа всегда найдется чем поживиться. И топливо под рукой, жги костры хоть круглый год.
– Пойдем, проверим?
– Пойдем, – согласился Лев Иванович.
Сыщики спустились по лестнице, вышли из здания и обходным путем двинулись к пятиэтажному строению. Они старались держаться ближе к деревьям, чтобы остаться незамеченными. Свет фонаря, сжатого в руке человека, двигавшегося к лесополосе, скрыла стена соседнего здания. Чтобы пересечь пространство между этой лесополосой и зданием, господам полковникам нужно было выйти на открытую площадку.
– Рискнем? – шепотом спросил Гуров. – Перебежками, пока он далеко.
– Не стоит, лучше подождать, – возразил Крячко. – Неизвестно, сколько их там.
– Ладно, давай выждем, – согласился Лев Иванович. – Понаблюдаем для начала.
Они отошли в тень деревьев и стали ждать.
За два часа до того, как Гуров и Крячко обосновались под деревьями лесополосы на территории заброшенной воинской части, события в казарменной пятиэтажке развивались по сценарию, уже ставшему стандартным.
Дверь в комнату, минуту назад освещенную лунным светом и наполненную зыбким покоем, начала открываться. Растущая полоса искусственного света на противоположной от двери стене означала для ее узника лишь одно. Ему опять предстоят истязания, мучительный и долгий допрос, который ни к чему не приведет, лишь добавит боли и сократит шанс на выживание.
В дверном проеме показался мужчина. Он с минуту стоял молча, потом с силой толкнул створку. Она ударилась о стену и отскочила назад.
Молодой человек, лежавший на матрасе, вздрогнул и начал отползать в угол.
– Привет, смертник! Время пришло, – зычным голосом проговорил мужчина. – Поднимайся, пора поразмяться.
– Я ничего не знаю. – Голос пленника предательски дрогнул.
Он не хотел показывать мучителям свой страх, но превозмочь его не мог.
– Если бы знал, то давно все сказал бы. Вы же и сами это понимаете.
– Понимаю? Да плевать мне на то, знаешь ты или нет. – Мужчина разразился грубым смехом. – Может, мне просто нравится с тобой упражняться.
– Давайте как-то договоримся. – Ожидание предстоящей боли придало пленнику смелости. – Ведь должен же быть другой выход из этой ситуации.
– Интересно, какой именно?
– Я готов выкупить свою свободу. – Пленнику показалось, что его мучитель заинтересовался этим предложением, и он удвоил усилия: – Могу продать квартиру, машину. Сколько нужно денег, чтобы вы забыли об этом недоразумении?
– Продать квартиру? Да ты хоть понимаешь, на какую сумму ты нас подставил? Твоя квартира и десятой доли долга не стоит. Так что закрой хлебало и ползи сюда. Повторять не стану. Ты и сам знаешь, что надо делать.
Да, пленник слишком хорошо знал, что будет сейчас, через час и потом. Он заставил себя встать, на ватных ногах проследовал до двери. Двигаться было неудобно, так как лодыжки его были соединены между собой прочными капроновыми стяжкам. Петли палачи в последний раз расширили, соединили стяжки по две, но это не сильно улучшило положение пленника. У самого порога он оступился и чуть не упал к ногам мучителя. Тот снова заржал, ухватил беднягу за ворот и грубо поволок в большую комнату.
Там в потолок был ввинчен массивный крюк. Сами ли мучители его туда вогнали или он был здесь раньше, пленник не знал, да и особого значения это не имело. Важнее было то, что висел этот крюк на высоте более двух метров и был на удивление крепким, вес в девяносто килограммов выдерживал запросто.
Мучители приладили к нему массивную железную цепь. Они обматывали ею пленника и подвешивали на крючок. Иногда за руки, иногда за ноги, а однажды за шею. Тогда он думал, что ему пришел реальный конец. Толстая цепь впилась в кожу так крепко, что кадык захрустел.
Мучители поспешно стащили его с крюка, а цепь с шеи никак не хотела сниматься. Чем сильнее они тянули ее, тем крепче она впивалась в шею. Эти негодяи испугались, начали орать друг на друга. У них чуть до мордобоя не дошло.
Он медленно умирал, и в то же время получал несказанное наслаждение от ссоры мучителей. В тот момент пленник мечтал сдохнуть назло этим ублюдкам! Вот был бы номер!
Но он не сдох. Цепь каким-то образом снялась, ублюдки помирились, а его на сутки отправили в темную комнату и даже позволили поесть. На сей раз это была настоящая еда, а не то мерзкое варево, которым они пичкали его обычно.
Мучители даже дали ему полный стакан водки. Такого наслаждения от алкоголя он никогда раньше не испытывал и был уверен в том, что не ощутит больше никогда. Горячая волна захлестнула его мгновенно, охватила тело целиком, от кончиков пальцев ног до самой макушки. Черт, да у него даже волосы ощутили этот жар.
А потом его накрыла плотная, густая пелена сна. Он вырубился спустя минуту и проспал так долго, что затекли все конечности.
Это было вчера. А может, раньше. Узник уже вообще потерял ориентацию во времени. Сколько дней он здесь? Два? Три? Неделю? Не исключено, что и дольше. Жизнь для него разделилась на «до» и «после».
Хотя нет, никакого «после» уже не будет. Это он четко осознавал. «До» и «сейчас», так вернее.
Сейчас – это пытки, истязания и вопросы, вопросы, вопросы, на которые у него нет ответов. Почему они упорствуют? Неужели считают, что он стоик, готовый добровольно терпеть страдания? Пленник уже готов был наврать с три короба, лишь бы получить отсрочку, заработать хоть какую-то передышку.
Но нет, врать он не мог, потому что за этим следовали еще более изощренные пытки. Откуда узник это знал? Конечно же, из личного опыта. В самом начале своих мук он уже испытал этот способ, но успел только начать сочинять правдоподобную историю. Пара точных ударов в печень вразумила его раз и навсегда. Вранье здесь не приветствовалось, а правда не принималась. Вот такой парадокс.
– Эй, увалень, о чем задумался? – Грубый пинок в зад свалил пленника с ног. – Шевелись давай.
Он с трудом поднялся. Удар пришелся на копчик, тазобедренные кости отозвались острой болью. Сколько раз за эти дни случалось такое? Бедняга полагал, что от этой слабой косточки осталась одна труха. Удивительно, что он еще мог ходить. Впрочем, на его теле не осталось ни одного места, до которого не добрались мучители. Один сплошной кровоподтек.
– Иди сюда, поганец! – К первому мучителю присоединился второй. – Руки давай поживее. Терпение у меня не беспредельное.
Об этом он знал по себе. Второй мучитель был гораздо хуже первого. Ростом ниже пленника на полторы головы, худощавый, с вздувшимися прыщами по всему лицу, он был настолько злобным, что вызывал ужас одним своим присутствием.
Как же узник его ненавидел! Если бы он получил хоть один шанс, то выгрыз бы горло этому ублюдку прямо зубами и кадык выплевывать не стал бы, проглотил бы для большей уверенности. Если бы у него было больше времени, то он разгрыз бы этого скота на мелкие кусочки. Всего целиком. Вместе с омерзительными прыщами.
– Снова ты так смотришь! – Прыщавый гад обхватил лицо пленника своими костлявыми пальцами и с силой сдавил. – Раздавлю гадину!
– Эй, полегче! – Здоровяк сбил его руку. – Тебе же было сказано, что еще не время.
– Знаю без тебя, – огрызнулся недомерок. – Когда оно уже наступит, это время?
– Ему лучше знать, – неопределенно ответил здоровяк.
Пленник понял, что речь идет о их боссе. Здесь тот появлялся всего раз, да и то часа на два, не больше.
«Как раз в тот день, когда… Нет, думать об этом сейчас никак нельзя! Забудь, выкинь из головы. Теперь уже ничего не изменишь, а тебе нужно копить силы, чтобы выжить, отомстить за все издевательства, отомстить за…» – Довести мысленную речь до конца он не успел.
Резкий рывок поднял его на полметра от пола. Суставы в плечах, травмированные не один раз, тут же вылетели, и он повис как плеть, зажатый неестественно искривленными конечностями. Из груди вырвался крик боли. В глазах помутнело, к горлу подступила тошнота.
«Только не блевать, – находясь на грани обморока, уговаривал пленник сам себя. – Ты знаешь, чем это кончится. Соберись, думай о приятном, о вечном, о маме».
Первый удар пришелся по почкам. Он вызвал новый взрыв боли, но на этот раз узник был начеку. Он стиснул зубы, сдерживая крик. Еще пара ударов, и боль притупится.
Странно, но это всегда так было. Первые удары казались бедолаге невыносимыми, дальше же тело адаптировалось к боли, или в мозгу включалась защитная реакция, но мучения ощущались как-то иначе.
– Давай, гаденыш, выкладывай, куда дели товар, – задал прыщавый недоросток первый из шести вопросов, которые всегда шли по одному и тому же кругу.
– Его украли. – Ответы пленника тоже были одинаковыми, но его мучителей это совсем не смущало.
– Кто украл? – Последовал новый удар, на этот раз по пяткам.
– Черт! Не знаю. – Пятки зажгло огнем, боль прошла до поясницы и вернулась обратно.
– Где украли? – Удар по печени и следом снова по пяткам.
Сдерживать боль узнику становилось все сложнее, но он знал, что терпеть осталось недолго. Нужно выдержать. Не доставлять своими стонами удовольствия мучителям. – В Ряани.
– Что ты сказал? В какой Ряани? – Целая серия ударов по ребрам.
– В Рязани. – Пленник сумел превозмочь боль и выговорить нужное слово.
– Когда украли?
– В первый день, когда мы получили товар. – Сегодня боль что-то слишком разбушевалась. Быть может, это и есть конец?
– Куда спрятали? – Битой по коленным чашечкам, по пяткам и снова по ребрам, да так, что они затрещали.
– Мы не прятали. – Слово «прятали» прозвучало невнятно.
Пленник напрягся, ожидая нового удара в наказание за нечеткую речь.
– Зачем ты врешь? – После этого вопроса мучители начинали работать на пару.
Пять минут кряду они лупили его куда попало, лишь бы нанести больше ударов. Затем последовала короткая передышка, и все сначала, по тому же кругу.
Но сегодня его организм явно не был настроен терпеть боль долго. После первой серии вопросов он вырубился, едва только бита прикоснулась к плечам. Блаженная отключка не позволяла ему ощущать боль, блокировала мозг и давала внеплановую передышку.
Ублюдки какое-то время выжидали. Они опасались, что слишком частые обмороки повредят мозг пленника раньше времени. Затем в ход шла гидротерапия. Два, а то и три ведра ледяной воды обычно приводили пленника в чувство.
Ходить за ней палачам приходилось куда-то далеко. Откуда об этом знал пленник? Пару раз сознание возвращалось к нему быстрее, чем обычно. Он старался не выдать себя и слушал разговоры своих мучителей.
Так узник узнал, что держат они его на какой-то заброшенной базе, которая раньше принадлежала военным. На территории нет ни света, ни воды, и ходить за ней приходится на родник, а это добрых двести метров. Он проведал, что их главарь – слишком важная персона, чтобы пачкаться о такое дерьмо. Пленник понял, что его мучители – сводные братья. Мелкому уж очень по душе пытать людей. Старшему такое пристрастие не нравилось, но относился он к нему более чем снисходительно.
Еще он узнал, что у бандитов серьезные неприятности. Они сами сейчас находятся на нелегальном положении, то ли перекрываются от своих поставщиков, то ли вообще решили выйти из криминального бизнеса. Так или иначе, однако проблемы их напрямую связаны с событиями, приведшими к его пленению.
Боже, он бы руку отдал за то, чтобы повернуть время вспять. Да что руку, обе ноги. Да и глаза, лишь бы никогда не видеть того объявления.
Ледяной поток обрушился на его голову. Вода потекла по телу, расплылась розоватой лужей на бетонном полу. Он приоткрыл один глаз, второй затек и отказывался это делать.
«Да, быстро я сегодня отключился, – подумал узник. – Наверное, психика не выдерживает. Интересно, сколько раз я должен повторить свои ответы, чтобы до них дошло, что других у меня просто нет?»
– Так куда вы дели товар? – прозвучал старый вопрос вместе с новым ударом.
«Все, с меня хватит. Не стану больше отвечать. Пусть лучше убьют, – с отчаянием подумал пленник. – Не буду говорить».
Он в очередной раз стиснул зубы и приготовился терпеть боль.
– Что такое? Забыл ответ? – Этот голос принадлежал здоровяку. – Да что с тобой? Хочешь испортить нам игру? А ну, отвечай живо!
– Да пусть молчит, – вклинился меньшой братишка. – Нам же проще. Можно не прерываться на вопросы.
Не успел здоровяк ответить, как этот прыщ схватился за обломок металлической трубы и принялся колотить пленника по ногам.
– Ты сдурел? – Здоровяк вырвал трубу из рук брата. – Еще один труп захотел?
– Плевать! Одним больше, одним меньше, – огрызнулся недомерок. – Все равно он ничего не скажет. А знаешь, почему так будет?
– Знаю, но молчу. И ты особо не болтай, – резко оборвал его здоровяк. – Не хочешь оказаться на дне Москвы-реки, так держи язык за зубами. Все, хватит пока. Пойдем, воды наберем.
– Там еще два ведра, – сказал маленький братец, не желая прерывать развлечение. – Используем всю, тогда и закончим.
– Я сказал – хватит! – В голосе старшего зазвучала угроза. – Собирайся, мы идем за водой.
Они действительно ушли. Пленник не сразу осознал, что получил передышку. Мозг его будто туманом заволокло, а в душе образовалась пустота. Ни боли, ни гнева, ни страха.
Но вот через туман начала проявляться картина. Он в неестественной позе привязан к какой-то металлической конструкции, во рту кляп, волосы слиплись от крови.
«Откуда кровь? Почему кляп? Где я вообще нахожусь и что со мной происходит?»
Картина становилась четче, в голове еще шумело, но память возвращалась к нему.
Автостоянка у ресторана. Он в двух шагах от машины, поднял руку, чтобы махнуть, остановить ее. Тут позади послышался шорох. Теперешний пленник начал поворачиваться, чтобы посмотреть, кто там. От этого удар пришелся не на затылок, а на лоб, вскользь задел висок. По лицу его полилась кровь, в глазах потемнело. Он покачнулся и потерял сознание.
Через какое-то время страдалец очнулся и увидел голые обшарпанные стены, массивный крюк в потолке и металлическую цепь на нем. Для кого цепь? Разве люди держат в своих домах опасных животных? Таких, которым требуется такая привязь?
Боже, к чему эти мысли? Он связан, рот его заткнут тряпкой, на лбу наверняка открытая рана сантиметров в пять длиной. Какое ему дело до цепи?
Но дело, как оказалось, было.
«Цепь – это атрибут устрашения. Кого тут пугать-то? Да тебя, дурень набитый! Вляпался ты, дружок, вот что происходит. Причем конкретно. Журить и совестить тебя здесь не станут. Да и прощать, судя по реквизиту и декорациям, тоже.
А может, это и правда декорации? Вдруг кто-то из друзей решил так вот тонко надо мной подшутить? Сейчас ведь народ любит разного рода экстрим приятелям в подарок преподносить. Почему не предположить, что кто-то решил таким образом разнообразить мою скучную жизнь?
Да кто станет так тратиться? Ведь подобные подарки стоят недешево, а у меня из всех материально независимых людей, которых я знаю, – одна мать. Но она вряд ли стала бы выбрасывать деньги на сомнительные развлечения.
Стоп! Ты снова не о том думаешь! Прикинь лучше, как из этой передряги выбираться будешь. Так, что тебе известно? Ты привязан к железным швеллерам или к чему-то такому же основательному. От пут избавиться реально? – Он попытался пошевелиться, подергал руками, подвигал ногами, но путы не поддались ни на миллиметр, а ноги вообще не сдвинулись с места. – Если кисти мои еще шевелятся, то ступни вросли в пол намертво. Избавиться от пут мне не удалось.
Тогда кляп. Нужно постараться выплюнуть тряпку изо рта. Тогда можно будет позвать на помощь.
А хорошая ли это идея? Ведь на крик вместо подмоги может примчаться тот, кто все это устроил.
Нет, кричать я до поры не будут, а вот от тряпки все равно избавиться нужно. Мне уже становится трудно дышать. Когда же она намокнет от слюны, станет совсем паршиво».
Пленник втянул щеки, поднял язык к небу и начал проталкивать его вперед. Это действие вызывало тошноту, он испугался вызвать рвоту и прекратил попытки. Не хватало еще захлебнуться собственными рвотными массами, так и не узнав, чем заслужил подобное обращение.
«Брось! Кого ты пытаешься обмануть? – Скверная память предательски подсунула ему готовый ответ. – Ты здесь не потому, что твои друзья о тебе помнят. Причина в том, что тебя не забыли твои враги».
Да, теперь он окончательно все понял. Его привезли сюда не на пикник, а потому, что он сильно проштрафился. Забрал чужое, а отдавать отказался.
«Все не так! – возопил мозг. – Не я забрал, не я отдаю!»
Но услышать это было некому. Комната пуста, он один, и это ужасно.
Не успела данная мысль сформироваться, как все резко изменилось. То, что минуту назад казалось ему ужасом, вмиг стало выглядеть чуть ли не благом.
В комнату ввалились несколько парней. За собой они волокли какой-то сверток. Это была грубая мешковина, прихваченная скотчем в трех местах.
Он пригляделся и застонал. Любой человек, который хоть раз смотрел фильмы про мафию, легко распознает назначение этого свертка.
Это было тело человека, замотанного в мешковину. Она еще не была снята с тела, а он уже знал, кого увидит под ней.
Эти субъекты не торопились распаковывать сверток. Они прошлись по комнате, потрясли цепь, подергали крюк, а потом встали перед ним и принялись его рассматривать.
Говорить и даже пошевелиться он не мог. Поэтому ему оставалось только сидеть и ждать, что будет дальше.
А дальше все произошло как-то быстро. Один из этих людей снял с его шеи веревку, удерживающую голову прижатой к стене. Второй перерезал скотч, которым фиксировался кляп.
Потом первый выдернул тряпку и задал вопрос, который потом прозвучал еще сотню раз:
– Скажи-ка мне, дружок, где наш товар?
Несмотря на то что он еще раньше понял, в чем заключался корень проблемы, вопрос застал его в тупик. Откуда они узнали? Как вычислили его? Ведь ни он их, ни они его в глаза не видели. И панику разводить вроде как рано. Срок выполнения заказа истекает только через три дня. Так почему он здесь?
– Горло перехватило? – Эти слова прозвучали даже как-то сочувственно. – Быть может, тебе водички дать, горлышко смочить?
– Кто вы? – Молчать дальше казалось ему глупым, но умнее он ничего не смог придумать.
– Так. Решил в идиота поиграть? Почему нет? Желание клиента для нас закон.
Один из этих типов, тот, кого впоследствии он стал называть здоровяком, с сожалением потер кулак и врезал ему точно в печень. Так началось их очное знакомство. Два часа, а то и больше он честно и как можно более подробно отвечал на вопросы, старался, чтобы его слова звучали максимально искренне, жил надеждой на то, что недоразумение скоро разрешится и все закончится благополучно. Относительно, разумеется.
Итогом двухчасового допроса явилась фраза:
– Переходим к плану Б.
Здоровяк подтащил к крюку сверток, сорвал скотч и развернул мешковину.
Только тогда до пленника дошла вся тщетность былых надежд. Он понял, что падение в бездну отчаяния будет долгим и мучительным.
Так и вышло. Бандиты извлекли его друга, еще вполне живого, из мешковины, и подвесили на крюк. После этого они начали осуществлять план Б.
Ужас длился сутки. Без перерывов, без отдыха даже для мучителей. Когда его друг терял сознание, они обливали его ледяной водой или жгли кожу углями и продолжали истязать. Снова и снова, до тех пор, пока он не начал кричать.
Нет, не друг, у того на крик сил не осталось. Он сам начал кричать. Не от физической боли, не от страха, а от отчаяния. Сердце его готово было лопнуть.
Мучители бросили друга и принялись за него. Они хотели, чтобы он замолчал. Он тоже этого хотел, но не мог. Ни побои, ни ледяной душ, ни другие болезненные способы не могли остановить этот крик. Это была настоящая истерика, нервный срыв, близкий к помешательству. Он не выкрикивал слова, не молил о пощаде, издавал утробные звуки, наводящие ужас даже на мучителей.
Конец этому безумию положил главарь. Когда он появился в комнате, осталось загадкой для всех.
Этот человек просто оказался вдруг возле здоровяка и произнес совсем тихо, едва раскрывая рот:
– Вон!
Но бандиты услышали это даже через крики. Они метнулись к двери и скрылись в соседнем помещении. А главарь остался.
Это был высокий мужчина представительной внешности, в стильном костюме-тройке, с прилизанной шевелюрой. Его узкие губы сжимались в тонкую нитку, глаза смотрели равнодушно.
Он достал из внутреннего кармана короткий шприц, снял защитный колпачок, подошел к нему вплотную и спокойно, флегматично проговорил:
– Это успокоительное. Я введу его тебе в руку, и ты перестанешь кричать.
Он почувствовал легкий укол, и спустя пару минут крик действительно прекратился. Из глаз потекли слезы, но кричать узник перестал. В комнате наступила неестественная тишина. Даже дыхания не было слышно.
Он видел, что цепь на крюке слегка раскачивается под весом тела его друга, но металлического скрипа не слышал. Раньше этот звук врывался в уши, усиленный нервным напряжением. Теперь же он вроде бы совсем пропал.
Потом в комнату вернулись здоровяк и прыщавый недомерок. Главарь что-то говорил им, они что-то ему отвечали, но звуки их голосов не доходили до его ушей.
Пленник видел, как главарь осматривал тело, висящее на цепи, снова что-то произносит, обращаясь к здоровяку. Потом тот снимал друга с крюка. Мелкий негодяй суетился, что-то доказывал главарю, подчеркивая значимость слов активной жестикуляцией. Но в его мире все это происходило беззвучно, и он этому был несказанно рад.
Потом бандиты унесли тело друга. Дверь за собой они прикрыли. Он остался в комнате один и отключился.
Теперь узник снова находился в той же комнате, опять один в полной тишине.
«Что со мной будет дальше? Сколько раз мне придется оставаться в комнате один на один со своими воспоминаниями, прежде чем психика не выдержит? Как долго продлится передышка и смогу ли я продержаться еще хотя бы день?»
Вопросы роились в голове пленника, но ответов на них у него по-прежнему не было.