Николай Леонов
Шоу не должно продолжаться (сборник)
– Вы знали, что в репортаже Евгения, который вышел в тот день в эфир, основная часть была постановочной?
– Да, конечно.
– То есть предположение о том, что его могли убить члены террористической организации, недовольные тем, что о них стало известно, с вашей точки зрения, нельзя рассматривать как серьезное?
– Разумеется нет, – чуть улыбнулась Светлана.
– Но тогда кто это мог быть?
– Конечно, эта стерва, кто же еще?
Теперь Светлана уже не улыбалась. Лицо ее выражало раздражение, даже злость, и Гурову не стоило труда догадаться, кто именно эта «стерва», о которой идет речь.
– Вы серьезно думаете, что к убийству Евгения Березина причастна его бывшая жена? – Лев приложил максимум стараний, чтобы его удивление выглядело искренним.
– А кто же еще к этому может быть причастен? – Светлана говорила уверенно, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. – И жить с ним не хотела по-человечески, только и знала, что гуляла с каждым встречным и поперечным. Да и уйти не давала. Стерва! Мы бы с Женей давно уже поженились, если бы не она. Но где уж, там же деньги. Финансовый интерес. Разве Мариночка такое упустит?..
– А каким образом Марина могла помешать вам с Евгением пожениться? – с интересом спросил Гуров.
– То есть как это каким? – странно глянула на него Светлана. «Ты что, с Луны свалился, что не знаешь таких элементарных вещей?» – так и читалось на ее лице. – Чтобы жениться во второй раз, надо сначала расторгнуть первый брак. У нас в стране многоженство, кажется, пока еще не узаконили.
– Минуточку! – Теперь настала очередь удивляться Гурову. – Вы хотите сказать, что Марина и Евгений не были разведены?
– В том-то и дело, что нет! – воскликнула Светлана. – Когда Женя подал на развод, она выставила какие-то фантастические требования о разделе имущества, и из-за этого бракоразводный процесс затянулся до бесконечности.
– Марина претендовала на квартиру?
– Нужна она ей, эта квартира, – проговорила Светлана. – Сами видите – за чем тут гнаться? А вот коттедж, который Женя строил, это да, это актив посерьезнее. Калужское шоссе, два шага от МКАД. Можно сказать – самый центр. Такого Марина не упустит.
– Она хотела оставить коттедж за собой?
– Да, это, конечно, была бы главная удача всей ее жизни. Но какой бы ни была жадной наша Мариночка, рассудок она еще не потеряла. По крайней мере, мы все надеемся на это, – скривив губы в усмешке, добавила Светлана. – Имущество, приобретенное в браке, считается нажитым совместно, хотя, разумеется, все это удалось «нажить» только благодаря Жене. Но при разводе Марина могла требовать свою долю и, разумеется, этой возможностью воспользовалась. Женя практически все, что зарабатывал, вкладывал в этот коттедж. В эту квартиру – его собственную, на которую никто не мог претендовать, – он не вложил ни копейки. Все уходило на ту стройку. Женя со всеми договаривался, закупал материалы, нанимал рабочих. Марина приезжала только «глянуть». А когда, устав от ее измен, Женя захотел развестись, она заявила, что ей, видите ли, принадлежит большая часть вложенного в строительство.
– На момент смерти Березина бракоразводный процесс не был завершен?
– В том-то и дело, что нет! – снова с большим чувством воскликнула Светлана. – Теперь вы понимаете? По закону наследницей всего остается Мариночка.
Лев понимал. «Личная версия», набравшая дополнительные очки после того, как он узнал о «дружбе» Марины с Ильнуром Гумеровым, теперь и вовсе выходила на первый план. Причем опытный полковник видел сразу два возможных варианта развития событий.
Могло случиться так, что Марина, которой наскучило ждать завершения бесконечного процесса, попросила своего друга немного ускорить события, понимая, что в этом случае не только получит долгожданную свободу, но и сорвет джек-пот.
А могло быть и так, что инициатором всего явился Ильнур, а Марина даже не была в курсе истинной подоплеки происшедшего. Она наверняка делилась с любимым своими переживаниями, и это могло навести Гумерова на разные интересные мысли.
Если его подружка, а возможно, и будущая жена станет владелицей солидной доли в элитном объекте недвижимости, это, конечно, будет очень хорошо. Но еще лучше будет, если она окажется его полной собственницей.
Гуров имел представление о том, какие нравы и принципы бытуют в среде тех, кто «держит нищих». Если Щеглов не врал и бойфренд Марины действительно был связан с этой подпольной мафией, то можно было не сомневаться в том, что человеческая жизнь для него значит не больше, чем разменная монета.
Сообразив, что, пока Марина официально не разведена с Березиным, она по закону является его прямой наследницей, он решается на устранение журналиста.
– Вы в курсе, в какой стадии находится строительство этого коттеджа? – обратился Лев к Светлане.
– В стадии крыши, – выпалила она. – Дом практически готов, подведены все коммуникации. Осталось только отделать.
«И заживет Ильнур с молодой женой в новом доме счастливо и беззаботно», – мысленно закончил за нее фразу Гуров.
Все совпадало. Весомый мотив, социальная принадлежность предполагаемого заказчика, наверняка не страдавшего чрезмерной щепетильностью и совестливостью, а также сам метод совершения преступления. Ножом по горлу – этот как раз из той серии. Контингент, среди которого Гумеров предположительно мог бы искать исполнителя, частенько решал насущные проблемы с помощью этого незаменимого кухонного инструмента.
– Кроме Марины, кто-то еще мог быть заинтересован в смерти Евгения? – вновь спросил он у Светланы. – Конкуренты из других программ, завистники, просто злопамятные люди? У него были враги?
– Что касается заинтересованности – навряд ли, большей выгоды, чем Мариночка, от смерти Жени никто не получал. А насчет конкурентов… Были, конечно, завистники. Хотя бы тот же Антон. Это ведущий, у него похожая программа, – пояснила она. – «Независимая экспертиза» называется. Но по рейтингам он до Жени никогда недотягивал, и это его, насколько я знаю, не на шутку огорчало. Наверное, ночами не спал, бедный. Но так, чтобы убить… Не знаю. Мне кажется, из наших никто на подобное не способен. Из тех, кто работает на студии, я имею в виду.
– Но ведь и Марина работает на студии, – напомнил Лев.
– Да… действительно, – растерялась Светлана. – Выходит, исключать ничего нельзя.
Исключать ничего было нельзя, но, поскольку нельзя заниматься несколькими делами сразу и одновременно находиться во многих местах, Гуров решил главные усилия направить на разработку наиболее перспективной версии.
Такой версией на данный момент была версия «личная».
Самый весомый мотив, возможность осуществления преступления и сам способ, которым все было совершено, – все эти факторы указывали на Марину и ее «друга».
Он не имел практически никакой информации о том, как проходит их жизнь, а следовательно, не мог ни выстроить обоснованную гипотезу о том, как шла подготовка преступления, ни определить стратегию, с помощью которой удалось бы уличить и поймать преступников. Чтобы определиться с этими важными вопросами, необходимо было добыть дополнительную информацию, и, уезжая от Светланы, Лев уже знал, что весь следующий рабочий день посвятит слежке.
С вопросом, за кем именно в первую очередь необходимо проследить, он определился быстро.
Даже если инициатором преступления была Марина, организатором процесса, без сомнения, был Гумеров. У администратора, работающего в команде популярного тележурналиста, просто не могло быть связей и знакомств, которые давали бы возможность успешно проводить в жизнь подобные замыслы. Понятно, что подобные знакомые могли быть только у Гумерова, и Гуров имел твердое намерение с некоторыми из этих знакомых сойтись поближе.
Адрес Гумерова он записал еще утром, когда пробивал номер его машины. С него-то завтра и начнет.
Паркуясь возле своего дома, Гуров вдруг вспомнил многозначительное замечание, как бы вскользь брошенное Щегловым в конце первого их разговора, когда он следил за отъезжавшими от телестудии Мариной и Ильнуром.
«Это еще вопрос, кто больше выиграл от этого расставания, Женя или Марина», – кажется, так он сказал.
Могла ли эта фраза указывать на то, что Щеглов знал или догадывался, кто в действительности стоит за этой смертью? Вопрос был очень интересным и отнюдь не праздным, и он решил, если представится возможность, прозондировать почву в этом плане.
На следующее утро Гуров поехал в Сокольники, где проживал Гумеров.
Оказалось, что квартира его находится в элитном доме, с огороженной дворовой территорией и видеокамерами, насквозь эту территорию просматривающими.
Поняв, что расположиться во дворе не удастся, он припарковал машину неподалеку, так, чтобы удобно было наблюдать за воротами из кованых прутьев, через которые въезжали и выезжали машины.
В половине десятого Лев заметил, как к воротам подъехала знакомая черная «Тойота». На передних стеклах не было тонировки, и он увидел на пассажирском сиденье Марину. Сам Гумеров сидел за рулем.
Уже догадываясь, куда двинется джип, Лев завел двигатель и, вырулив из укромного местечка, откуда наблюдал, медленно двинулся к трассе.
Как он и ожидал, «Тойота» взяла курс на телестудию. Высадив Марину возле здания, Ильнур дождался, когда она войдет внутрь, и после этого выдвинулся в направлении, которое Гуров уже не мог предсказать заранее. Тем внимательнее он наблюдал за движением джипа.
Но вскоре выяснилось, что ничего криминального или подозрительного это движение не предполагает и цели его самые что ни на есть легальные. Ильнур объезжал свои стоянки.
Путешествие заняло несколько часов; обревизовав последнюю стоянку, Гумеров поехал в ресторан. Это было заведение, специализирующееся на кавказской кухне, и судя по тому, как приветливо его встретили, он был здесь завсегдатаем.
Пользуясь тем, что Ильнур не знает его в лицо, Гуров, не скрываясь, свободно зашел следом и занял соседний столик. Но едва лишь успел он сделать заказ, как понял, что время и деньги будут потрачены совершенно напрасно.
Гумеров, по-видимому, не любил обедать в одиночестве, вскоре за столик к нему подсели друзья, и между ними завязался оживленный и довольно эмоциональный разговор, но извлечь из этих бойких речей какую-нибудь пользу не было никакой возможности – разговор шел на родном языке.
Но кое-какие результаты обед в ресторане кавказской кухни все-таки дал.
Во время трапезы, щедро перемежаемой разговором, в зал несколько раз заходили некие личности, внешний вид которых весьма красноречиво свидетельствовал о том, что оплатить обед здесь они точно не в состоянии. Личности подходили к столику, за которым сидела компания, что-то говорили, обращаясь иногда к Гумерову, иногда еще к кому-либо из присутствующих, и, выслушав ответ, иногда краткий, иногда более пространный по содержанию, убирались восвояси.
Это дало Гурову повод предположить, что стоянки – не единственная и, возможно, даже далеко не самая главная сфера деятельности, в которой орудует Ильнур. Ребята явно приходили с докладом, и, прислушиваясь к словам очередного посетителя, полковник даже смог составить предположение, о чем именно шла речь.
Несколько раз повторенное имя Заира, слова «ребенок» и «умер», произнесенные по-русски, а также базовые сведения об особенностях «работы» столичных нищих, которыми располагал Гуров, позволяли с высокой долей вероятности утверждать, что Щеглов не соврал и Ильнур действительно имеет к этим нищим самое непосредственное отношение. И, конечно же, не как один из тех, кто входит в несчастные ряды попрошаек.
«Заира. Цыганка? – думал Лев, пережевывая ароматное, обжигающее специями мясо. – Они частенько присаживаются где-нибудь с младенцем на руках. Младенец, опоенный водкой или обколотый димедролом, безмятежно спит, а «кормящая мать» клянчит деньги, давя на жалость. Помнится, кто-то из ребят говорил, что младенцы эти выдерживают максимум месяца три-четыре. Потом их просто выбрасывают на помойку, как изношенную вещь, и «кормящая мать» получает новую «живую куклу», которая тоже протянет не больше четырех месяцев. Сколько там они стоят? Кажется, не слишком дорого. По крайней мере, дешевле калек».
Тем временем дружная компания постепенно завершала трапезу. «Докладчики» больше не приходили с отчетом, и сотрапезники, насытившись, лишь время от времени прикладывались к бокалам, наполненным рубиново-красным вином.
«Под занавес» в ресторане появился еще один гость. Это был высокий мужчина с хорошо читавшейся сквозь одежду мускулатурой. Он подошел к Ильнуру, и тот молча отдал ему какие-то ключи. Видимо, этот накачанный парень был водителем и телохранителем в одном лице.
Поняв, что Ильнур вот-вот отправится к машине, Гуров поспешил рассчитаться и покинуть ресторан.
Следующий маршрут, который Гумеров преодолевал уже в качестве пассажира, лежал, как вскоре выяснилось, на частную швейную фабрику. Мускулистый парень припарковал машину возле входа в обшарпанное трехэтажное здание, Гумеров вышел, а парень остался за рулем ждать.
Такое положение вещей совершенно не устраивало полковника. Тот факт, что теперь в машине Гумерова постоянно находится «живой видеорегистратор», существенно уменьшал ему пространство для маневра и мешал проводить слежку. Но выбирать не приходилось.
На фабрике Ильнур пробыл недолго. Не прошло и двадцати минут, как он вновь появился в поле зрения Гурова и сел в машину. Оказалось, что на этот раз целью Ильнура была телестудия. Когда машина припарковалась возле здания, никто из нее не вышел. Гумеров перебрасывался короткими фразами со своим водителем, говорил по телефону, просто сидел, бездумно глядя в лобовое стекло, но покидать салон, по-видимому, не собирался.
Наконец из дверей здания появилась Марина. Гуров не мог слышать, что она говорила, подойдя к машине, но по виноватой улыбке можно было предположить, что женщина в чем-то оправдывается.
Гумеров вышел, открыл перед ней заднюю дверцу, а потом сам тоже устроился на заднем сиденье.
Следующую остановку черная «Тойота» сделала возле конторы нотариуса. Заинтригованный, Гуров лихорадочно искал способы подобраться поближе и хоть краем уха подслушать разговоры.
В целом ландшафт предоставлял возможности для маневра. Контора располагалась на первом этаже в торце жилого здания, так что человек, находившийся в автомобиле, припаркованном со стороны подъездов, не мог видеть, что происходит с другой стороны. А «Тойота» подъехала именно со двора.
Увидев в этом неплохой шанс для получения хоть какой-то отдачи от своих сегодняшних трудозатрат, Лев объехал здание и припарковался напротив его лицевой части. Первый этаж, как водится, целиком был отдан под нежилые помещения, поэтому здесь имелись все условия для непродолжительной парковки.
Поставив машину, он прошел к нотариальной конторе, чтобы оценить шансы на успешное подслушивание.
Здание имело довольно высокий цоколь, поэтому первый этаж находился высоко от земли. К тому же пластиковые окна были плотно закрыты, и услышать, о чем говорят внутри, было невозможно. Но затейливая архитектурная конфигурация фасада обеспечивала полную возможность незаметно подслушать то, о чем клиенты будут разговаривать, выходя из конторы.
Массивная лестница с огромным количеством дополнительных элементов, представляла собой причудливый лабиринт ниш и выступов, где легко мог затеряться и более крупный объект, чем полковник полиции.
Без труда найдя для себя укрытие, Гуров притаился в тени, приготовившись терпеливо ждать.
Терпение ему действительно пригодилось. Гумеров и Марина прибыли в контору нотариуса около трех часов, а когда они вышли оттуда, стрелки показывали четверть пятого.
– А ты уверена, что тебе удалось бы? – спрашивал Ильнур, по-видимому, продолжая начатый разговор.
– А почему нет? – возбужденно отвечала Марина. – Судья была на моей стороне, адвокат старался. Еще чуть-чуть поднажать, и шашка была бы в дамках. А так…
– Да, чуть-чуть он недотянул.
– Что теперь говорить об этом? Бессмысленно. Сколько горбатилась на него, пылинки сдувала. Все прахом.
– Но ведь твоя доля там тоже есть, – старался подбодрить Ильнур.
– Доля. Что это за доля? Жалкая подачка, не больше. Даже если бы мы поделили все пополам, как он хотел, я и то получила бы больше. А так… все прахом. В равных частях всем родственникам. А? Это надо же такое придумать!
– Но ты ведь и раньше об этом знала. Что же сейчас понапрасну переживать?
– Да, конечно, я знала. Только не знала, что настанет такой момент, когда это шутовское завещание обретет реальную юридическую силу. Даже предположить не могла. А оказывается, нужно было предполагать. Все нужно предусматривать и заранее просчитывать. Чтобы не оказаться, как я теперь, у разбитого корыта.
– А много у него родственников?
– Тьма! – в сердцах выкрикнула Марина. – Мама, папа, братик, сестренка. Хорошо хоть бабушек с дедушками не вписал, а то бы всем ровно по два рубля досталось.
– Ладно, не переживай так.
– Тебе хорошо говорить. А подумай, каково мне. Одно дело – на две части деньги поделить, а другое – на пять. Да еще и денег-то там нет. Чтобы их делить, его еще продать надо, этот коттедж.
– А если достроить?
– Кто его будет достраивать? Мы впятером? Абсурд! Придется продавать, и, помяни мое слово, затянется эта история на самый что ни на есть неопределенный период времени. Ладно, идем. Чего попусту воздух колебать разговорами? Что случилось, то случилось. Назад уж теперь не отыграешь.
Парочка спустилась по массивной лестнице вниз, и через минуту Гуров услышал приглушенное урчание двигателя «Тойоты».
Выждав несколько минут, чтобы машина отъехала, он выбрался из своего укрытия и поспешил вверх по широким ступеням.
Подслушанный разговор настолько кардинально менял весь расклад по делу, что Гуров уже не видел никакого смысла в продолжении слежки.
Из слов Марины следовало, что живой Березин для нее был гораздо выгоднее мертвого. Лев пока не знал, в связи с чем Березин решил написать завещание, но из разговора Марины и Ильнура ясно следовало, что сама она была в курсе и того, что завещание это есть, и того, что в нем написано. Зная, чем может обернуться внезапная смерть супруга, было бы верхом легкомыслия эту смерть провоцировать.
Можно, конечно, предположить, что, не зная о существовании завещания, убийство организовал Ильнур. Но если судить по его реакции на эту «новость», она не только не вызвала огорчения или досады, но вообще прошла почти незамеченной. Даже Марину он успокаивал скорее формально, чем действительно глубоко сочувствуя, а уж сам в сочувствии точно не нуждался.
«Спокоен как танк, – думал Гуров, открывая входную дверь. – Нехарактерно для человека, надеявшегося сорвать куш, приложившего для этого усилия, вплоть до организации уголовного преступления, и в результате оставшегося ни с чем. Такой человек не будет, флегматично покуривая, отделываться фразами типа: «Ладно, не переживай». Он будет рвать, метать, кусать себе локти и нецензурно выражаться в общественных местах. И Ильнур на такого человека просто до безобразия не похож».
– Добрый день. Могу я поговорить с… Лидией Ивановной?
Помещение, в котором он оказался, представляло собой нечто вроде приемной. За столом с компьютером сидела миловидная девушка, по стенам стояли диванчики, предназначенные, по-видимому, для истомленных клиентов, дожидающихся своей очереди. Сейчас диванчики были пусты.
Из приемной вела только одна дверь, возле которой красовалась табличка с надписью: «Карташова Лидия Ивановна, нотариус».
– А вы по какому вопросу? – спросила девушка, по-видимому, не склонная пускать к нотариусу каждого, кто зашел с улицы.
– По личному, – ответил Гуров, разворачивая перед ней удостоверение. – Решил зайти сам, чтобы ваша начальница не тратила время и силы на визиты ко мне в кабинет. Могу я поговорить с ней?
– Да… конечно… наверное. Одну минуту, – растерянно бросила переполошившаяся девушка, явно не зная, как должна реагировать.
Наконец, приняв единственно правильное решение, она выскочила из-за стола и метнулась в кабинет. Минуты через три появилась снова и выглядела уже гораздо спокойнее.
– Проходите, прошу вас. Лидия Ивановна вас ждет, – плавно проговорила она, после чего вновь заняла свое место за столом.
Поблагодарив, Лев вошел в кабинет.
Глава 4
– Добрый день, – вежливо поздоровался Гуров.
– Здравствуйте. Чем могу помочь? – вопросительно посмотрела на него Лидия Ивановна.
– Клиентку, которая только что вышла от вас, зовут Марина Березина, правильно?
– Возможно. Но данные клиентов – это конфиденциальная информация, и боюсь, что…
– Боюсь, что в данном случае конфиденциальность придется нарушить. Мне необходимо прочитать завещание, которое оставил ее муж, и, если вас не убеждают мои слова, придется принять более жесткие меры, вплоть до обыска и конфискации. Вы уверены, что вам нужна такая реклама?
Лидия Ивановна несколько минут молчала, явно просчитывая разные варианты развития событий и оценивая шансы, потом произнесла:
– Но если я буду всем давать для прочтения документы, составляющие личную тайну моих клиентов, это тоже не будет хорошей рекламой.
– Во-первых, я – не «все». Во-вторых, как вы, возможно, и сами догадались, прочитать этот документ я хочу вовсе не из праздного любопытства. Евгений Березин был убит, и сейчас я отрабатываю возможные мотивы преступления, в том числе и мотивы возможных наследников. И в-третьих, – немного о рекламе. Надеюсь, вы понимаете разницу между тем случаем, когда документ просмотрю я лично, здесь, в пределах вашего кабинета, даже не вызывая вас в свой, и тем, когда в вашу контору придет группа спецназа и потребует ключи от сейфов? Какая реклама, по-вашему, будет действеннее?
– Ну хорошо, – как бы смиряясь с неотвратимым, сказала Лидия Ивановна. – Я покажу вам завещание, но… убедительно прошу по возможности не распространяться о том, откуда вы получили информацию. Все-таки это нарушение профессиональной этики. В каком-то смысле.
– Соблюдение профессиональной этики не важнее жизни человека, – парировал Гуров.
Тем временем нотариус открыла сейф и достала оттуда документ, состоявший из двух листков формата А4, скрепленных степлером.
На первой странице стояла дата и указывалось, что документ этот составлен Евгением Березиным, находящимся «в здравом уме и твердой памяти», на случай безвременной кончины.
Судя по дате, с момента составления завещания прошло уже около восьми лет. Учитывая, что на момент смерти Березину было слегка за тридцать, выходило, что он решил написать завещание, будучи еще очень молодым человеком, только-только начинавшим журналистскую карьеру.
Что могло подвигнуть молодого, полного сил парня на подобный шаг?
Поразмыслив об этом и припомнив слова Неклюдова о том, что поначалу расследования в «Специальном репортаже» были вполне реальными, Гуров подумал, что, возможно, Березин написал завещание после какого-то случая, когда он столкнулся с угрозой для жизни. Неизвестно, насколько серьезно сам он рассматривал этот акт, но завещание было составлено, и, если бы коварные мошенники или нечистоплотные дельцы от бизнеса задумали убрать журналиста-разоблачителя с дороги, оставшиеся после него активы не стали бы причиной финансовых скандалов в семье и судебных разбирательств.
Из активов на тот момент Березин владел квартирой в Измайлово и земельным участком в районе Калужского шоссе. В случае его внезапной смерти права на эту собственность распределялись самым незатейливым способом – в равных долях между родителями, братом, сестрой и Мариной, на которой в тот момент он уже был женат.
Наследникам предоставлялось два варианта на выбор – либо продать имущество и деньги поделить на пять равных частей, либо переоформить его в долевую собственность, разделив на пять равных долей.
Поскольку о начале строительства элитного коттеджа на участке в то время даже речи не было, он прошел в качестве формального пункта перечислений под рубрикой «иные активы». Это был стандартный абзац, в котором «на всякий случай» перечислялись другие виды имущества, если возникнет спор относительно права наследования. Здесь указывались финансовые счета, авторские права и еще много интересного, а также имелся пункт «объекты незавершенного строительства».
По условиям завещания, все перечисленное в этих пунктах, должно было быть поделено между ближайшими родственниками в тех же пяти равных долях.
Таким образом, недостроенный коттедж, о котором в момент составления завещания, Березин наверняка даже и не мечтал, автоматически вошел в его условия, и безутешная вдова теперь не могла даже подать в суд, ссылаясь на то, что коттедж возводился на «совместно нажитые» средства.
Условия завещания оговаривались четко и недвусмысленно, и ни один адвокат не взялся бы отстаивать «объект незавершенного строительства», судьба которого заранее предрешена нотариально заверенным документом.
– А вы не в курсе, почему завещатель делит свое имущество между всеми членами семьи, а не оставляет его супруге? – поинтересовался Гуров.
– Насколько мне известно, квартира и участок, о которых идет речь, тоже получены по завещанию, – недовольным тоном, демонстративно подчеркивая, что отвечает только потому, что ее к этому вынудили, ответила Лидия Ивановна. – Их оставила господину Березину бабушка по отцовской линии. Я не очень в курсе всей предыстории, но, кажется, здесь что-то связано с тем, что он – младший ребенок в семье и к тому времени, когда бабушка решила написать завещание, старшие были уже обеспечены и жильем, и финансово. Как говорится, встали на ноги. Она хотела поддержать младшего внука, и, возможно, такие условия завещания самого господина Березина – это нечто вроде ответной любезности. Поскольку все это имущество он получил от родственников, то хотел, чтобы к ним же оно и вернулось в случае, если произойдет трагедия. Супруга, как видите, тоже не осталась в стороне, но ее право такое же, как и у всех остальных, – пятая часть.
– Она знала о содержании завещания?
– Разумеется. Но, кажется, не относилась к этому серьезно. Похоже, никто не предполагал, что настанет трагический день, когда оно может действительно вступить в силу.
– Благодарю вас за содействие и исчерпывающие объяснения, – холодно улыбнулся Лев. – Осталось только сделать ксерокопию этого документа, и больше я вас не побеспокою.
– Ксерокопию?..
Лидия Ивановна, кажется, снова собиралась высказаться на тему профессиональной этики, но, взглянув в лицо полковнику, просто позвала секретаршу и велела ей скопировать документ.
Когда Гуров вышел от нотариуса, было около шести вечера. Рабочий день, а вместе с ним и неделя заканчивались, и он с недоумением осознал, что сейчас пребывает практически там же, где находился несколько дней назад при начале этого расследования, – у исходной точки. Потрачены время и силы, проведена большая работа, а расследование, по сути, не продвинулось ни на шаг.
Две сильные и логически вполне обоснованные версии не выдержали проверки и рассыпались как карточные домики. Террористы, на которых падало самое очевидное подозрение, оказались совсем не террористами, а коварная изменщица-жена на поверку оказалась вовсе не такой кровожадной и в результате от смерти мужа потерпела только убыток. Зная условия завещания, она не пыталась склонить Березина к тому, чтобы он переписал его, а значит, подозревать ее в организации убийства нелепо.
«Да и Гумеров тут, скорее всего, ни при чем, – тоскливо думал Лев, возвращаясь к машине. – Все-таки не пацан зеленый, чтобы вот так вот, не узнав подробностей, очертя голову действовать. Убийство – серьезное преступление, даже если оно хорошо организовано, и риск, что тебя раскроют, минимальный. Сама эта «хорошая организация» уже предполагает тщательный предварительный анализ и наведение справок. Даже если и приходила в голову Ильнура мысль о том, что после смерти Березина Марина сможет унаследовать неплохое имущество, не может такого быть, чтобы он не поинтересовался, а нет ли еще каких-нибудь наследников. И даже если он и имел кровожадные замыслы в отношении Березина, все они наверняка испарились в мгновение ока, как только он узнал о завещании».
Оставалось лишь последнее, «профессиональное» направление и неизвестный пока полковнику Эдик Смирнов, мечтавший, по отзывам коллег, занять его место в «Специальном репортаже».
Эта версия изначально не казалась Гурову особенно перспективной, все же стремление перейти из одной программы в другую – не такой уж сильный мотив, чтобы из-за этого решиться на убийство. Но система ценностей у всех разная, и, возможно, для этого самого Эдика место ведущего в «Специальном корреспонденте» стоит любых жертв.
В любом случае раз уж «террористическое» и «личное» направления завели в тупик, искать подоплеку нужно в профессиональной среде. Больше просто негде.
Начало новой рабочей недели ознаменовалось происшествием, которое вновь перевернуло расследование с ног на голову.
В середине дня, проходя по коридору, Гуров услышал громкие и отчетливые слова-выкрики. Генерал Орлов, направляясь в свой кабинет, говорил по телефону:
– Да! Да! Я понял. Понял. Ясно. Сейчас пришлю… – Заметив Гурова, он оторвался от трубки и замахал ему рукой: – Лева, зайди ко мне, разговор есть.
«Как пить дать, еще один «глухарь» повесит, – подумал Лев, минуя дверь своего кабинета и направляясь к приемной генерала. – А то мне с этим Березиным возни мало».
– Съезди вот по этому адресу, – сказал Орлов, подойдя к своему столу и набрасывая что-то на бумаге. – Там чрезвычайное происшествие, думаю, тебя заинтересует. Мне только что доложили.
– А почему вы решили, что это меня заинтересует? – спросил Гуров, подозрительно косясь на листок, который протягивал ему генерал.
– А ты съезди, тогда и узнаешь. Похоже, по твоему делу новый эпизод нарисовался. Съезди, определись. Хотя напрямую, конечно, ничто не указывает, но… Думаю, связь есть.
Все еще не понимая, на какое именно дело намекает генерал, ведь в разработке ведущего опера их было всегда несколько, Гуров взглянул на адрес, написанный на бумаге. Адрес не говорил ему ровным счетом ни о чем.
– Это в Ново-Переделкино, – пояснил Орлов. – Там в одной квартире нашли три трупа. Все – мужчины, у всех – глубокий разрез на шее. Следишь за моей мыслью?
Мысль была проста и очевидна. Но в свете той информации, которую Гурову удалось добыть в ходе расследования обстоятельств убийства Евгения Березина, она казалась новым необъяснимым парадоксом.
Еще не зная, что «террористическое» направление потерпело полное фиаско, генерал явно намекал на то, что террористы, напавшие на Березина, пополнили список своих «черных» дел еще одним кровавым преступлением и теперь, возможно, их проще будет отыскать.
