Николай Потокин
Зеркало Жизни
– Помнишь его странную фразу, – нервно жестикулируя правой рукой, он обратился к характернику, – он сказал что-то вроде: «Меня провоцирует пистолет». Кого может провоцировать оружие?
– Так, давай по порядку, – начал Андрей, отложив книгу на стол. – У него выросли клыки днëм, когда говорили об оружии. Полностью обернулся, когда рядом с ним сбили собаку. С нами он не побоялся ехать, и говорил про какой-то секрет. Определил он нас сразу, а появился в этих краях до восемнадцатого года прошлого столетия. Был монахом. Не трогает детей, ухаживает за могилами и молится. А убивал он лишь тех, кто его раздражал. Более того, ему готова подчиниться целая орда демонов Нави.
– Я его тоже провоцировал. Помнишь, в лесу? Он побледнел и упал в обморок, он специально упал дабы не обернуться. Кто он?
Наступила тишина, они молчалию. Стало столь тихо, что они услышали свои мысли. Как неожиданно Андрей криво улыбнулся и, открыв книгу на предпоследней странице, спросил:
– Похож? – он развернул книгу в сторону Святослава.
На пожелтевшей странице среди развалин изображен монстр. Монстр, которого они видели около часа назад. Он широко расставил руки над головой и плавно играл пальцами с когтями. Одна нога оторвана от земли, а вторая немного в присяди – он застыл в танце. Заголовок страницы изображëн крупными, черными буквами: «Зеркало жизни»
– Что это?
– Никто не знает, что это за тварь. За всю историю человечества, наш – третий. Сколько живут неизвестно, рождаются ли они такими, тоже неизвестно. Какова их роль, откуда они и на что способны тоже неизвестно. Есть теория, что они с каждым годом обретают силу. Отсюда следует, что наш живет очень долго. Слишком. Считается, что они способны отражать, словно зеркало, наш мир, наши чувства и мысли. Отсюда и выходит такое название.
– И что нам делать?
– Идти в заброшенную церковь, он там.
***
Ветер неистово шумел. Деревья качались из стороны в сторону. Месяц светил ярко. Ночь показала всë свое величие. Во тьме заброшенный храм казался мрачнее. Два путника, Святослав и Андрей, тихо подкрались к стенам древнего здания, прислонились к прохладным камням и услышали кроме гула ветра легкие шаги. Они обошли храм и оказались в его тени. Теперь проникнуть незамеченными не составляло труда. Характерник и оборотень проникли в притвор через окно, и в свете месяца они узрели необычайную картину. По каменному полу, возле останков иконостаса, словно два огонька во тьме, танцевали ужасающий монстр, творение не колдунов, а самой тьмы – Зеркало жизни вместе с молодой девушкой. Почему она его не боялась? Почему не попыталась убежать? Страх? Нет, она ему доверяла. Свет луны освещал их. Наконец, они остановились, почувствовав чужое присутствие. Монстр подошел к ступенькам амфона и присел, устремив свой взор во тьму.
– Я не демон, – сказал венец тьмы, – я человек. По крайней мере, был им. Тысячу лет назад.
Он смотрел на оборотня и характерника не сводя глаз, но после опустил голову. Месяц освещал половину его лица, и стало заметно, как из чëрного глаза потекла слеза.
– Мы без оружия, – предупредил Андрей. – Расскажи нам, кто ты? Как ты стал тем, кто есть сейчас?
– Хорошо.
***
Лето тысяча тридцать шестое – самое начало нового тысячелетия. В Великий Новгород приходит новый князь Киевский – Ярослав, сын Владимира Святославовича Красное Солнышко. Но, как только он оказался в городе, пришла весть о войне.
На Новгородской площади собрались первые люди Новгорода: купцы, дружинники из верховной палаты, имеющие свои мелкие отряды воинов, варяги. В центре восседал Ярослав. Его большие голубые глаза смотрели в души людям, широкие брови подчеркивали грозный вид. Ярослав, как и полагается князю, оделся в кольчугу, дорогой шлем, на его поясе висел меч. Наконец, осмотрев всех вокруг, он начал говорить речь. О том, что великий стольный град Киев осажден печенегами, о том, как его отец долго сражался, но не смог искоренить из степей эту заразу, и что именно он закончит дело, начатое Владимиром.
– Прошу Новгород, – обратился он, встав, – прийти на помощь своим братьям и не дать поганым коням печенегов топтать нашу землю!
Толпа поддержала князя. Слышал эту речь и рёв толпы молодой дружинник из нижней палаты – Деян.
Позже, за несколько лет до распада Российской Империи, о которой не было и речи в Киевской Руси, названный Александром, и спустя почти тысячу лет, он будет рассказывать историю своей жизни харктернику Андрею и оборотню Святославу. Но пока он простой дружинник нижней палаты в Новгороде. И, согласно решению вече, он отправится в далёкий Киев. Воевать против врага.
***
В небольшой крепости возле Новгорода, где штатно находилась дружина, кипела работа. Наëмные варяги, дружина Новгорода, небольшие частные отряды и войска, пришедшие с Ярославом – все они готовились к походу на освобождение Киева.
Деян вывел своего коня бурой масти, накинул плотную попону на его спину, закрепил сверху седло. Теперь оставалось приладить к седлу его воинские доспехи: легкий шлем, кольчуга, доставшаяся от деда, небольшие латы. Меч и копьё он решил вести на себе, как и стегло.
– Здравствуй, Деян, – раздался голос за спиной. Это был давний друг Деяна – Хорив. Хорив был постарше Деяна на несколько лет, само собой, он уже воевал и имел опыт в таких делах, в отличие от Деяна.
Хорив был не просто другом или сослуживцем. Он был и учителем, и братом. Как старший товарищ, он всегда помогал Деяну, учил его тому, что знает сам. В какой-то момент Хорив стал для Деяна чуть ли не отцом. Вот он стоит и улыбается широкой улыбкой, щурит зелёные глаза, почесывает длинную бороду. Имея крупное телосложение и недюжинную силу он являлся отличным дружинником. Кроме крепкого тела, природа одарила его выносливостью и терпением. Он мог сутками висеть на правиле, не снимая кольчуги, держать двуручный топор на вытянутой руке и сражаться в пешем строю двумя мечами, что показывало его мастерство.
– Здравствуй, – ответил Деян.
– Волнуешься?
– Да, есть такое.
– Конечно, – Хорив прикрыл глаза от солнца мозолистой рукой, – все волнуются: и опытные воины, и молодые, и я – не исключение. Такое чувство нормально для человека. – Хорив не был, как сейчас бы сказали, тупым качком. Его голова носила прекрасный и живой ум, он обожал авантюры, многоходовки и всë то, что касается умственного труда. Жил бы Хорив в другие времена, он стал бы писателем или учёным. Но жил он в одиннадцатом веке. – Всё же держись меня на поле боя.
– Хорошо. А ты уже собрался?
– Ещё до зари, – ответил Хорив, усмехнувшись. – Я, в отличие от тебя, думаю о своем вооружении и доспехах.
– Почему ты решил, что я не думаю?
– Не может о вещах думать тот, кому достались они по наследству, без кропотливого труда, – многозначительно ответил Хорив и, уже уходя, добавил. – Но не бойся, с похода ты вернёшься с кучей навоеванного добра.
– Вернусь? – крикнул вдогонку Деян.
– Да!
Хорив был почти прав. Плоть Деяна вернулась с похода. Но осталась ли цела его душа?
***
Небосвод горел огнём. Кровавое солнце даже на закате пекло с неистовой силой. Казалось, и на небе идёт война. Червонная монета на небосводе уже стала касаться земли, но бой не прекращался. Ржали кони новгородцев и вороные печенегов, алая кровь брызгала после каждого удара и впитывалась в сухую землю. Та пила её, словно вампир. Мëртвое тело падало в сухую траву. Не так далеко виднелся прекрасный Киев. И оттуда слышались раскаты грома войны.
Конная сотня новгородцев шла, словно стрела, разметая ряды печенегов. Деяна охватил хмель войны. Он, будто озверевший, подгонял коня, дабы насадить очередного степняка на свою пику. Когда она сломалась, он оголил меч. Теперь, нанося удары сверху, он чувствовал, как клинок отнимает жизнь, как по нему стекает ещё теплая кровь. Он весь умылся в этой крови и, потеряв голову от дурмана, выбился из строя.
Наконец, пройдя строй печенегов, Деян вышел на широкую и чистую поляну. На еë конце он увидел новый строй. Только сейчас он заметил, как слева от него скачет следующая волна врага. Они попали в котел. Деян остановился, глазами отыскивая выход. Панический страх охватил его сердце. Он оглянулся и узрел, как сзади промелькнули алые плащи, и лучшие отряды конницы вышли на поляну, а за ними ещё и ещё… Деян обрадовался. Выходит, что русские преодолели первую волну, значит у него есть шансы. Стоит отойти только к своим по чистому полю и дальше вместе со строем наступать на врага. Он взглянул влево: действительно, котёл стал рушиться. Туда добрались конные в алых плащах. «Надо ехать назад», – промелькнула мысль.
Деян, развернув коня, двинулся, но до своих было ещё далеко. Как вдруг, те, кто были для него слева, вышли в бок, и между Деяном и строем русов оказалось сорок печенегов. Он не думал останавливаться, ведь это означало бы верную смерть. Он подгонял уставшего коня, но проход сужался. Вдруг, перед ним возник конный воин. Не простой печенег. Это был каган. Не понятно, как его сюда занесло, но он двигался прямо на Деяна, обнажив свою кривую саблю. Выхода не было, и Деян принял вызов. Они стремительно сближались. Деян знал, что его видно; знал, что если он убьет кагана, то прославится, обогатится. Однако, это не входило в планы вождя степняков. В тот момент, когда они сблизились, Деян поднял меч и что-то упустил. Он почувствовал, как его клинок пронзает кагана, прежде, чем почувствовать боль в груди. Он наклонил голову вниз и увидел лезвие кривой сабли, еë рукоять и кровавое седло. Руками он схватился за грудь. Из мелких колец кольчуги текла кровь. Дышать стало тяжело. Тело охватила боль. Он обмяк и, пытаясь схватиться за луку седла, упал. Нога осталась в стремени, а уставший конь продолжал тащить его.
Деян видел небо. Оно ему нравилось, но он не хотел уходить туда. «Я только чего-то достиг», – подумал он с отчаяньем. Конечно, он понимал, что на войне мог умереть, но не верил в это. Деян отчаянно цеплялся за жизнь, проклинал кагана. Вывернувшись, он увидел мëртвым вождя печенегов. Нога ужасно хрустнула, и Деян потерял сознание.
Открыв глаза, залитые кровью, Деян ужаснулся: всё поле было усеяно мертвыми телами. Нога выскочила из стремен. Это облегчало предсмертные мучения. Сабля торчала из его груди, кровь текла, а нога была сломана в нескольких местах.
«Я не должен умирать. Я же герой! Я убил кагана! Но разве он стоил моей жизни? Кто-нибудь! Помогите, я готов душу отдать!» – метались мысли в его голове.
Неожиданно он услышал сзади мягкие и аккуратные шаги. Над Деяном показалось нечто ужасное. Это был скелет. Живой скелет, окованный в белые латы с серебряными узорами, покрытые поверх белым плащом-полусолнце. Скелет остановился, и пристально посмотрел на Деяна пустыми глазницами.
– Мне не нужна твоя душа. Но есть кое-что более интересное, – заговорил скелет, оголяя свои жуткие клыки.
– Говори, – процедил Деян.
– Ты истекаешь кровью, из ноги торчит кость. Ты умрешь, или согласишься, – продолжил скелет и застыл. Играя своими пальцами, он стучал по рукояти двуручного меча.
– Я согласен на всё, что угодно!
– Тогда произнеси: «Ты, Мор, мой господин, и тебе лишь я служу, свою жизнь тебе доверяю. Будь моим богом»
– Ты, Мор, мой господин, – Деян говорил очень медленно.
– Достаточно. Не хочешь умирать?
– Не хочу, – на последнем дыхании произнёс Деян.
– Ты не умрешь. Но и жизнью это не назвать! – Мор схватился руками за саблю в груди Деяна, и та засветилась. Тут же раздался хруст стекла, и скелет уже держал в руке зеркало в форме обломанной сабли кагана. Кусок зеркала остался в груди Деяна. Боль стала угасать, кровь остановилась. Он смог подняться и увидел, как зажила его нога. Скелета рядом не было.
«Кто же это был?» – Деян начал прокручивать произошедшее в голове. Его мысли приводили к единственному верному ответу. Скелет, именуемый себя Мором, был никто иной, как владыка мира тьмы. И, согласившись на его условия, парень обрёк себя на страдания. Деян оглянулся по сторонам: кругом остались следы жестокой битвы, боли. Смерти. Они врезались не только в память, но и в душу. Голова начала болеть. Он схватился за не руками и ужаснулся своим чёрным когтям на пальцах. Не успев опомниться, Деян почувствовал резь в деснах и соленый привкус. Приоткрыв рот, он ощутил тонкую ленточку крови, берущую исток из уголков рта. Лизнув языком десна, осознал, что его клыки увеличились. Вскоре боль прошла, но тьма опустилась не только на землю, но и в его душу.
Тем временем на поле стало появляться всё больше и больше огоньков. Они медленно двигались из стороны в сторону. Деян решил бежать. Он ничего не понимал, просто бежал и видел во тьме всё: тела, коней, оружие, мëртвого кагана, знакомых, друзей – все лежали на земле, уснув вечным сном. А он бежал отсюда как можно быстрее, как можно дальше. Неожиданно натолкнулся на кого-то и тут же узнал своего друга
– Хорив?
– Деян, ты ли это? – Хорив пару раз ударил огнивом по камню. Во тьме сверкнули тонкие, словно струна, искры, и факел начал медленно разгораться. Он поднял глаза на своего друга.
– Господи. Что с тобой?
– Потуши факел, – ответил Деян, – нас никто не должен видеть.
Если бы кто-нибудь, кроме Хорива, мог стоять рядом, он бы услышал эту короткую, но жуткую историю, что произошла сегодня с Деяном. Мог бы напугаться или обрадоваться тому, что это не произошло с ним. Но рядом не было, ни души. Всë кругом было выжжено войной.
– Что будем делать? Тебе нельзя возвращаться в дружину. Ты можешь быть опасен.
– Что?
– Дай ладонь, – Хорив хитро улыбнулся, и, как только Деян доверил свою дрожащую руку, его друг со всего размаху воткнул ему в ладонь подсайдажный нож, который вылетел из ниоткуда. Потом резко достал и отпрыгнул в сторону. – Посмотри на ладонь. Знаешь, как говорил мой дед: «Мор на войне – частый гость, убитых пусть заберёт». Понимаешь, если он тебя оставил, значит теперь ты бессмертен и служить будешь только ему.
– Что нам делать? Ни у кого не должно быть мысли, будто я выжил.
– Надо, чтобы все видели, что ты мертв. Скажу хорошую новость: как ты убил кагана, и как замертво упал с клинком в груди, видела вся наша сотня. Осталось тебя похоронить. Вот думаю, либо твою одежду нацепить на печенега мертвого, а морду ему разодрать, либо так тебя закопать. Ты же бессмертный.
Деян, недолго думая, согласился «умереть». Хорив положил его себе на плечи и потащил к месту отпевания. Отпевали и хоронили в одном месте: на поле. С каждой секундой росло молодое кладбище. Монахи проводили ритуалы погребения сразу десятками. Копали тоже быстро, не было времени оплакивать: князь собирался добить печенегов в степях. Хорив опустил Деяна на выжженную землю, начал стаскивать с него кольчугу, шлем, одежду, плащ, оружие. Все время кто-то подходил из их сотни, смотрел на знакомого Хорива и лже-мёртвого Деяна.
– И он покинул нас, – над Хоривом склонилась высокая худощавая фигура старого воина Буримира. Он подошёл к Деяну, положил руку на грудь и что-то прошептал.
– Жаль его. Хороший был человек. Сколько таких сегодня погибло… Лучше бы я, – глаза Буримира наполнились слезами и он ушёл.
И Хориву стало тошно, ведь старик был прав. Такова война. В этот момент подбежал монах, бегло прочитал что-то себе под нос, встряхнул кадилом и сказал закапывать. Но перед этим похлопал Хорива по плечу и обнял. Хорив перекрестился, схватил Деяна за руки, сбросил в могилу и закопал.
Полночи и день в могиле живому человеку провести невозможно, но Деяну… Всё время он думал, что произошедшая с ним беда изменила его полностью.
Ночь. Тонкий, хрупкий месяц. Ласковый свет. Синее небо. По кладбищу шел, разглядывая во тьме дорогу, Хорив. Ступал как можно тише, иногда полз, ибо на могилах были люди, которые имели некое сходство с Деяном. Оно состояло в том, что их жизнь тоже изменилась в этот день. Месяц светил ярко, ему тоже было грустно. Тогда он сопереживал людям.
Хорив боялся, что его заметят с лопатой, или, того хуже, увидят Деяна, выползающего из могилы. Но, к счастью Хорива, возле могилы не было никого. Он ещё раз проверил поставленную им метку на кресте. Огляделся, начал копать. Успокоился, когда услышал, что в земле тоже копают выход. В один момент земля провалилась, и внизу ямы он увидел полусидящего Деяна. Тот сплюнул землю, которая всё ещё продолжала хрустеть на зубах, протёр глаза, обильно моргая. Хорив протянул руку и помог Деяну выбраться. Они быстро стали закидывать землёй яму, но та уже не заполнила могилу.
– Земли не хватает, – произнёс Деян и ещё раз сплюнул хрустящий чернозем изо рта.
Тогда они окопали немного земли вокруг могилы и полностью замели следы.
– Всё, – отдышавшись сказал Хорив, – в дружине тебя нет. Все подтвердили, что ты мёртв. Куда пойдёшь теперь?
– Не знаю.
***
– Это была наша последняя встреча, – продолжал Александр-Деян, сидя на ступеньках амфона. – Я много путешествовал и, когда вернулся в Новгород, встретил давнего знакомого. От него я узнал, что Хорив умер в кругу семьи от старости. Перед этим он успел написать какую-то книгу, – Александр глубоко вздохнул. В лунном свете была видна очередная слеза, прокатившаяся по человеческому лицу. – Как бы я хотел еë прочитать, услышать речь Хорива, почувствовать его присутствие. Но навряд ли я её когда-либо увижу.
– А что было дальше? – прервал печальную тишину Святослав.
– Что дальше? – Александр вздохнул, отëр слезу и продолжил. – Я быстро понял, что в моей душе остался кусочек зеркала. Так решил поступить со мной Мор. Отныне я отражал на своей плоти и душе всё то, что творили люди. И, как я понял, люди творят, по большей мере, зло. С каждым годом в моих глазах читался всё больший ужас, глаза видели войны, убийства, предательства, разврат, пьянство, разруху, бедность, чуму. Глаза видели, а кусочек зеркала отражал. Облик мой менялся, ум тоже. Со временем я и сам превращался в ужасное создание. Я убивал, уничтожал, сжигал. Иногда мне удавалось вновь стать человеком, и тогда я старался не упустить этого. Старался сделать что-то хорошее, что-то важное, ценное. Начинал путешествовать. А потом происходила очередная война, или меня пытались ограбить, и всё начиналось заново. И умереть я не мог. Я пытался спрыгнуть с высокой башни или повеситься, но всё тщетно. Стоило пустить пулю в висок, как умирал человек и возвращался демон. Я превратился в монстра. В самого что ни на есть настоящего монстра. Меня даже пару раз пытались сжечь инквизиторы. Каково было их удивление, что вместо несчастной и беззащитной девушки, которая сгорала в огне, появлялся я, – Александр криво улыбнулся. – Сначала я начал смеяться в огне, а потом разорвал цепи…и этих горе-священиков.
– Я не уловил одного, – заговорил Андрей, – когда тебя переименовали в Александра, и причём здесь эта церковь и тот монах, чья могила возле её стен?
– В начале девятнадцатого века я полностью потерял рассудок и человечность, оказался в бездонной яме тьмы, будто снова в могиле. Девяносто лет я пробыл в теле ужасного монстра, прежде чем произошло настоящее чудо…
***
Свеча. Ночь. Холод. Она горела ярко, но не могла осветить всю церковь. Все еë углы, холодные стены, высокие потолки и своды остались во тьме. Пред иконой старый монах читал священное писание. Седая борода его стояла дыбом и всё время колыхалась от слов. Монах продолжал молитву, хотя остался один в церкви. Он приходил раньше всех и уходил позже. Но даже для него настал час сна, и, захлопнув тяжёлую книгу, он потушил свечу и пошёл по притвору, громко шаркая ногами. Наконец во тьме добрел до выхода. Дверь со скрипом отворилась, и он вышел на паперть. Метель заставила прищурить глаза. Кругом намело так, что первые ступени оказались под снегом. Луна светила ярко, окутывая всë серебром, и при еë свете монах увидел нечто странное. На тропе по колено в снегу, не двигаясь, стоял человек. Монах разглядел его получше и понял, что на человека он не очень то и похож. Слишком высокий рост, не пропорционально длинные руки, и голое тело.
– Кто здесь? – окликнул монах неизвестного. Но в ответ услышал лишь рык и непонятные звуки. Фигура быстро двинулась к нему, рассекая сугробы, но монах не шелохнулся. А неизвестное существо уже приблизилось к нему, разинуло ужасную пасть. – Что вам нужно, добрый человек? – абсолютно спокойно спросил монах. Монстр застыл, после что-то рыкнул, клацнул зубами.
– Я могу помочь? – вновь обратился старик. – Пойдем со мной.
Богослужитель повернулся и поднялся по паперти, а монстр последовал за ним. Монах впустил его в церковь, зажег несколько старых, доживающих свой век, свеч.
– Эко, братец, плохо ты выглядишь, – улыбки из-за бороды было почти не разглядеть, но он точно улыбался. После поставил монстра на колени пред иконой и начал читать молитвы. Тот не сопротивлялся, стоял смирно и сам пытался что-то сказать, но получались лишь странные пощёлкивания. Наконец монах услышал первые слова и, опустив свой взор, увидел перед собой человека.
– Как у вас получилось? – спросил Деян.
– Вера, – снова улыбнулся монах. Его улыбку можно было увидеть в добрых глазах.
