Он готовил Лео себе на замену, надеясь, что к тому времени, как последний вникнет в суть законотворческой деятельности, он, Вениамин Кант, ею пресытится и будет подыскивать себе новое занятие. Время от времени отец требовал, чтобы младший сын присутствовал на собраниях Законодательной Палаты для того, чтобы тот проникся духом законотворения и ощутил всю прелесть власти над судьбами других людей.
Лео припомнил последнее собрание Палаты, на котором он внимательно следил за дискуссией консулов. Она была посвящена законопроекту «О праве ношения гульфиков». Он тогда еще подумал, кто же их сейчас носит: память о гульфиках осталась лишь на страницах исторических романов и учебников по истории…. Но консулам виднее; очевидно, это право играло немаловажную роль в жизни страны. Лео тогда так увлекся полемикой правых и левых, что к концу собрания не мог определиться, на чьей стороне находился бы он. Отец весьма умело управлял дебатами, вовремя осаживал наглецов и подбадривал нерешительных. А в финале, когда все пришли к консенсусу и постановили носить гульфик только тем, кто получил это право по рождению, премьер-консул использовал свое право вето и назначил новые сроки для обсуждения проекта о праве ношения гульфиков.
Лео долго еще находился под впечатлением от услышанного, решил написать «Историю и методологию ношения гульфиков», даже начал изучать предмет своего исследования, но потом как-то постепенно интерес его угас.
Был еще один интересный случай, который увлек Лео более других. Партия левых конгрегатов выдвинула законопроект «О сокращении временных затрат на часовые пояса». Суть шла о том, что, согласно принятому двести пятьдесят лет назад Декрету «О часовых поясах», существовало десять часовых поясов. Когда в одной части страны люди просыпались, в другой – уже ложились спать. Партия левых конгрегатов предложила сократить количество часовых поясов до двух-трех, что привело бы к установке Единого Времени, сократило затраты, создаваемые разницей во времени, а население по всей стране поднималось бы и ложилось спать в одно и то же время. Один из консулов так начал свое выступление: «Представьте себе, что ваша Тетушка… или Матушка… живет в другой части страны, в другом часовом поясе. Разница во времени у вас с ней, к примеру, девять часов. Отобедав в кругу семьи, вы, скажем, часов в шесть пополудни решили позвонить своей тетушке… или матушке… Набираете заветный номер, а в ее часовом поясе три часа ночи (!). Хорошо, если ваша Тетушка… или Матушка… не слишком впечатлительная особа, но если это не так, то, кто знает, к чему может привести такой звонок посреди ночи?…» В этом месте консул поднял в воздух указательный палец и многозначительно закивал головой.
Однако, несмотря на убедительные доводы, партия правых из чистого духа противоречия вознамерилась бойкотировать новый законопроект. Но премьер-консул решительно пресек любые попытки подобного рода, что привело к тому, что правые забросали проект бесчисленным множеством поправок, в результате чего после ожесточенных прений, которые в определенный момент грозили даже перейти в массовую потасовку, к концу собрания Законодательная Палата постановила увеличить количество часовых поясов на два, чтобы довести их общее число до дюжины…
Несомненно, в ремесле отца было что-то притягательное и завораживающее… Лео, правда, пока не мог с точностью определить, что именно. Возможно, через какое-то время он и в самом деле займет место отца… Но все это в будущем. Сегодня же ему предстояло пройти очередной сеанс поддерживающей терапии. Процедура довольно болезненная. Раз в два года каждому свободному гражданину надлежало проходить недельный курс поддерживающей терапии. Во время первого сеанса делалось несколько внутривенных инъекций. Через два-три часа все тело начинало ломать от нестерпимой боли. Говорили, что это побочный эффект от действия среды, где содержатся стволовые клетки для сохранения их исключительных свойств, остатки которой попадают в организм с инъекциями. Через семь-восемь часов боль постепенно стихала.. С каждым сеансом продолжительность болевого приступа уменьшалась, к концу курса достигая пятидесяти-шестидесяти минут.
Лео имел довольно смутное представление о стволовых клетках и о роли, выполняемой ими в человеческом организме, несмотря на то, что сначала отец, а потом школьные учителя старательно вдалбливали в него эти знания в мельчайших подробностях.
В пятнадцать он, как и все, прошел «обряд посвящения в адульто». Его облачили в одежды белого цвета – цвета становления – и вместе с одиннадцатью детьми того же возраста – шестью девочками и пятью мальчиками – отправили в «Большое Анатомическое Путешествие». В стволовой капсуле они пронеслись по гигантскому имитатору человеческого организма. Проникнув через левую ноздрю, подростки миновали органы системы пищеварения, заглянули в легкие, промчались по большому кругу кровообращения, обследовали репродуктивную систему, по позвоночному столбу поднялись к стволу мозга, поплутали немного в извилинах коры больших полушарий и, оказавшись, в зрительном анализаторе, наконец через зрачок вышли на поверхность. Везде, где проходила стволовая капсула, начинали происходить чудесные изменения. Рубцы рассасывались, изъязвленные поверхности затягивались и из кроваво-красных превращались в нежно-розовые, исковерканные и умирающие органы вновь начинали функционировать, омертвевшие рыхлые стенки сосудов разглаживались, их просветы расширялись.
Наибольшее впечатление на всех произвели два эпизода. Когда стволовая капсула приблизилась к легким, все дети дружно ахнули от ужаса. Их взглядам предстало огромное изуродованное нечто о двух долях грязно-коричневого цвета. Капсула облетела одно легкое, другое, нырнула между ними и зарылась в легочной ткани. Когда она вынырнула, дети ахнули снова, но на сей раз от восхищения. Теперь они ясно видели орган пастельных тонов, точно такой же, как на картинке в учебнике. Не успели дети прийти в себя, как их ждало новое потрясение. Огромный мышечный орган, качающий кровь, внезапно затих: какой-то сгусток перекрыл крупный сосуд. Часть клеток сердца потемнела, и, когда оно снова судорожно забилось, некроз продолжал пожирать все новые и новые клетки.
Стволовая капсула подошла вплотную к сердцу, покружила около него и снова прыгнула внутрь. Ритм сердечных сокращений стал более ровным, а на выходе подростки заметили, что от некроза не осталось и следа: огромный насос снова ритмично качал кровь, прогоняя ее по всем помолодевшим сосудам.
После этого никого уже не удивили ни две скачкообразно рассосавшиеся опухоли в области печени, ни костная ткань, постепенно формировавшаяся в месте разлома на тазовой кости.
Вылетев через зрачок, капсула поднялась в воздухе достаточно высоко для того, чтобы экскурсанты смогли увидеть, что разительные перемены произошли не только внутри, но и снаружи человеческого имитатора.
Всего каких-то два часа назад, в самом начале «Путешествия», Лео никак не мог избавиться от ощущения, что погружается в тело своего прадеда, Генриха Канта – человеческий имитатор казался таким же морщинистым и усохшим, а кожа висела складками на изуродованных подагрическими шишками костях. Ноги, руки и лицо испещряла сетка тонких синих прожилок, переходящих в более крупные сосуды и местами образовывавшие узлы и трофические язвы.