Теперь же это было молодое тело с мышцами, рельефно проступающими под гладкой и упругой кожей.
В течение всего времени путешествия звучал чарующий женский голос (хотя женская часть группы утверждала позднее, что голос был проникновенным мужским), доносившийся, казалось, из самых глубин подсознания.
Весь предыдущий семестр в школе посвятили предстоящему обряду, сосредоточив усилия на изучении «внутреннего мира человека» с тем, чтобы, оказавшись на месте, посвящаемые смогли сразу и безошибочно определить нужный орган и изменения, с ним происходящие.
Пожалуй, из всего обряда этот аттракцион оставил самые приятные воспоминания. Лео и сейчас помнил Большое Путешествие в мельчайших подробностях, так, словно все это произошло вчера. Остальные события были как в тумане. Сразу после аттракциона детей разделили, и каждого отвели в отдельную комнату. Потом наступила боль, сильнейшая боль, какую Лео испытывал впервые за свою недолгую жизнь. Тогда это показалось ему чудовищным предательством: за все время подготовки в школе никто и словом не обмолвился о том, насколько будет больно. Конечно, Лео, как и остальные, знал, что предстоит какое-то испытание, вроде прогулки по раскаленным угольям или блуждания по Лабиринту в поисках выхода…
Повзрослев, Лео понял, что Большое Путешествие было необходимым элементом обряда, призванным подготовить неокрепший детский организм к первой настоящей боли, которая должна была повторяться каждые два года. Состояние эйфории после совместной экскурсии по человеческому имитатору, казалось, даже притупило боль от стволовых инъекций, сделав ее почти терпимой.
По окончании обряда всех снова собрали вместе в общем зале. Лео разглядывал одиннадцать одинаково изможденных, осунувшихся и в то же время счастливых лиц. Наверняка, он выглядел так же.
Они прошли обряд посвящения в адульто, стали взрослыми. Теперь их облачили в одеяния красного цвета – цвета обновления.
Когда два года спустя подошло время второго курса поддерживающей терапии, Лео с удивлением отметил, что не в состоянии вспомнить ту боль, которая заполнила все его существо во время обряда посвящения в адульто. Перед глазами вставали только яркие картины Большого Анатомического Путешествия в сопровождении завораживающего голоса.
Конечно, за два с лишним десятка лет Лео, как любой свободный гражданин, свыкся с необходимостью этой боли. Она стала для него привычной, такой же привычной, как и яичница с беконом на завтрак из года в год.
И вот, наконец, Лео сорвался.
Конечно, лет через десять-двадцать он остепенится. Отец в этом был уверен, а в таких вопросах сын ему всецело доверял. Жизненный опыт, знаете ли.
Когда Лео будет готов, ему подберут пару по общественному положению и генетической совместимости. В двадцать лет каждый свободный гражданин проходил процедуру обязательного изъятия половых клеток. Яйцеклетки и сперматозоиды хранились в репродуктивных банках по всей стране и в любое время были к услугам населения.
Лео, как и его родители, являлся сторонником традиционного деторождения. Все эти современные методы инкубационного производства детей напоминали птицефабрику. У человека так быть не должно.
Не много осталось таких приверженцев традициям, как Канти. Как у родителей, брата и сестры, у Лео не будет никаких инкубаторов. Все пройдет очень естественно. Ребенок уже в утробе ощутит человеческое тепло, через пуповину будет получать необходимое питание. Суррогатная мать выносит его и родит.
Лео был не совсем уверен в том, откуда же появляются суррогатные матери. Скорее всего, как и биодворецких, их специально выводили для семейств, вроде Кантов, желающих обзавестись потомством традиционным способом. Других объяснений быть не могло. Правда, Лео не знал названия ни одной компании-производителя. Вероятно, компания, наладившая это производство, уже нашла свой рынок сбыта, там знали всех своих клиентов и не нуждались в дополнительной рекламе. Свободная страна, свободный бизнес.
Как бы там ни было, Лео считал, что модель можно было бы создать и пофункциональнее тех, что ему довелось увидеть. Суррогатные матери казались обычными женщинами, только очень изможденными и утомленными…
Судорожный рывок вывел Лео из ступора задумчивости. Он уже давно ездил на такси и успел забыть, что платформа так резко тормозит, подплывая к станции.
Взбежав по эскалатору, Лео остановился как вкопанный. Пока мыслями он находился где-то далеко, ноги сами привели его к Центру Стволовой Трансплантологии. Белоснежное здание без каких-либо выступов на стенах было настолько высоким, что его верхние этажи терялись где-то в облаках. Лео резко развернулся на сто восемьдесят градусов и бросился бежать. Он бежал, не останавливаясь, какое-то время, перелез через один забор, через другой, свернул в длинный туннель, пока не уперся лбом в закрытую дверь, на которой висела табличка, гласившая:
«Прежде чем войти в эту дверь,
хорошенько подумай, хочешь ли ты
ТАКИХ
перемен.
Пути назад нет».
Маленьким шрифтом внизу было добавлено:
«Время ожидания – двадцать минут».
Лео подергал за ручку. Дверь не поддавалась. Он стучал по ней кулаками, бил ногами. Сдавшись, Лео сел на каменную скамью рядом с дверью, чтобы решить, что делать дальше. Внезапно дверь замигала голубыми огоньками, на ней загорелась надпись: «Время ожидания истекло», и бесшумно она отворилась. Лео вскочил и, не раздумывая, прошмыгнул в образовавшееся отверстие. Как только он оказался по ту сторону, дверь так же бесшумно закрылась, слегка подтолкнув Лео в спину. Пейзаж вокруг не изменился: все те же пустынные городские улицы, застроенные двух- и трехэтажными зданиями, – только дверь с этой стороны была железной и гладкой, без каких-либо выступов и дверных ручек, без надписей и табличек.
Сердце Лео забилось учащенно-радостно, а тело будто наполнилось новой жизнью: на горизонте замаячило настоящее приключение. Бодрым шагом Лео двинулся прочь от двери.
Ветер весело шумел в деревьях, рассаженных нестройными рядами вдоль дороги. Молодой человек насвистывал какую-то популярную мелодию.
Он подтолкнул носком ботинка жестяную банку, потом, размахнувшись, пнул ногой пачку из-под сигарет. И задумался. Никогда прежде Лео не видел мусора на улицах. А пустая жестянка и сигаретная пачка явно были мусором. Лео поднял голову и огляделся.
Все вокруг будто неуловимо изменилось: небо слегка потемнело, краски вокруг потускнели, стали попадаться здания с облупившимися стенами, а количество мусора под ногами заметно возросло.
Лео уже начал задумываться, а не повернуть ли ему назад, чтобы не испортить свои светлые ботинки, когда заметил, что одно из деревьев движется прямо на него. Он попробовал уклониться, но дерево ускорилось и обрушилось ему на голову.
* * *
– Давайте раскроим ему череп и заглянем внутрь, – предложил высокий скрипучий голос.
Если бы не налетевшее на него дерево, Лео подумал бы, что голос принадлежит престарелой мартышке. Он не раз бывал в Демонстраторе природной жизни, в школьные годы и потом, намного позднее. Чего он там только не видел?! Животные и птицы многочисленных видов и размеров, разноцветные рыбы и благоухающие цветы, крошечные и гигантские насекомые. В обособленной части Демонстратора располагались особи, продолжительность жизни которых превысила средние показатели. Они произвели на Лео гнетущее впечатление, но ярче всего в его памяти отложился образ сморщенной мартышки, возможно, потому что она чем-то неуловимо напоминала его прадеда Генриха Канта. Мартышка молчала, но сейчас Лео пришло в голову, что, если бы она тогда подала голос, то звучал бы он именно так.