О. И. Обухова
Югославия в огне
Александр Карагеоргиевич вскочил на ноги и нервно зашагал по кабинету. Бросил взгляд на иконы небесных покровителей Сербии – Святого Савы и Святого Николая и на портрет своего отца, покойного короля Петра. Петр был изображен в военной форме и суконной шапке-шайкаче на голове, которые постоянно носили сербские крестьяне и которые с началом боевых действий немедленно превращались в элемент военной униформы. Александру даже показалось, будто невидимый оркестр заиграл «Маршировала гвардия короля Петра» – «Марширала, марширала краля Петра гарда».
– Тогда я доберусь до Франции морем. И чтобы Хорти, из-за глупости которого погиб лучший корабль австро-венгерского флота «Сент-Иштван», в бессильной злобе сбросил бутылки с токайским на пол своей будапештской резиденции, я поплыву туда на нашем лучшем эсминце «Дубровник»!
Из телефонной трубки доносился отчаянный шум и треск, словно электрическому сигналу приходилось пробиваться через толщу Альп и гор Велебита по пути из Ке-Д'Орсе в королевский дворец в Белграде, но лицо Луи Барту светилось энтузиазмом:
– Я чрезвычайно рад, что вы решили прибыть во Францию на корабле! И лучше всего вам приплыть не в Тулон, хоть он и ближе, а в Марсель. Это будет иметь колоссальное символическое значение – ведь именно в Марселе грузились на суда французские солдаты, отправлявшиеся на помощь Сербии в последней войне и сражавшиеся бок о бок с вами на Салоникском фронте. Чтобы подчеркнуть особую связь Марселя и Франции с вашей страной, мы могли бы прямо из порта отправиться к памятнику французским солдатам и офицерам, погибшим на Салоникском фронте и на Балканах, и возложить цветы к его подножию. Тем самым мы более чем наглядно покажем, что французские солдаты точно так же придут на помощь Югославии и сейчас, если ей что-либо будет угрожать! Не это ли является целью наших переговоров?
– Черт, как же много кофе ты сыпешь в турку! – воскликнул Томислав Благоевич. – Так мы разоримся! Разве ты не знаешь, как он вздорожал в последнее время?
Диана хмуро взглянула на мужа.
– Если я не выпью утром нормального кофе, я не проснусь и не смогу работать. Это ты придумал открывать клинику раньше всех в Загребе, чтобы перехватывать пациентов, кто промучается всю ночь от зубной боли, чтобы они стремглав бежали к тебе!
– И этот расчет более чем оправдался, – парировал доктор Благоевич. – Мы работаем всего лишь на час больше, а имеем на целых 12 процентов больше пациентов за месяц. Ничего, завтра ты можешь вообще не приходить на работу!
Диана удивленно посмотрела на него.
– Я не ослышалась?
– И всю последующую неделю – тоже.
Она со стуком поставила чашку с кофе на дубовый стол, едва не расплескав столь драгоценные для ее скуповатого мужа капли.
– Что все это означает? – спросила она недовольным тоном.
– Вообще-то это секрет, – протянул стоматолог.
Лицо Дианы порозовело.
– У мужа не должно быть секретов от жены!
– А если это – государственный секрет?
Диана нахмурилась. О том, что Югославия, в общем-то – диктатура, она знала не понаслышке. Вся власть была сконцентрирована в руках короля, а полиция особенно не церемонилась с недовольными. Количество же политических заключенных, которые томились в тюрьмах – в их число входили как хорватские и македонские и албанские националисты, так и коммунисты и недовольная властью интеллигенция – исчислялось тысячами.
– В таком случае я не смею ни о чем тебя больше спрашивать, – выдохнула женщина.
Томислав Благоевич отломил кусочек пажского сыра и с удовольствием проглотил его. Потом повернулся всем телом и внимательно осмотрел стены – точно на них или за ними могли быть чьи-то уши. Затем поманил к себе жену.
– Меня пригласили сопровождать югославскую делегацию во время зарубежной поездки короля. Поездка продлится десять дней, все это время клиника будет закрыта. Но мне компенсируют все расходы.
«Еще бы, – подумала Диана, – без этого мой Томислав никогда бы не согласился на такое».
– А… куда вы поедете?
– Не поедем, а поплывем на корабле. Но куда, я и сам не знаю, – покачал головой Томислав. – Мне придется взять с собой в поездку стоматологическое оборудование по списку, чтобы я мог лечить людей. Это могут быть и члены команды корабля, и сопровождающие короля лица – всего несколько сотен человек.
Диана откинулась на спинку стула.
– Странно… Король – серб, его дворец расположен в сотнях километров от Загреба, а в эту поездку он берет тебя.
Доктор Благоевич нахмурился.
– Берет меня, разумеется, не король, а его министр двора, генерал Дмитриевич. Которому меня порекомендовал мой бывший одноклассник Марин Перишич. Он служит в ведомстве Дмитриевича и сразу вспомнил обо мне, когда генерал сказал ему, что ищет хорватского стоматолога. А почему хорватского – видимо, для соблюдения национального баланса. Ты же знаешь, что король даже троим своим сыновьям дал по сербскому, хорватскому и словенскому имени.
Диана допила кофе.
– Да, наш король – мудрый человек. Дай бог ему здоровья и сил. А у меня, получается, будет целых десять дней незапланированных каникул.
– Но сначала надо отработать весь сегодняшний день! – воскликнул Томислав. – Пошли, пациенты, должно быть, уже ждут нас!
Глава 3
Заговор убийц
Несмотря на конец сентября, в Риме стояла сильная жара, и усталые люди без церемоний выливали на себя пригоршни воды из фонтана Треви и прятались от солнца под холщовыми балдахинами уличных кафе, где им подавали бесконечные бокалы охлажденного лимончелло и фраголино или стаканы вишневого сока с добавлением лимона, листьев мяты и имбиря, среди которых непременно плавали кубики льда.
Если же люди шли по улице, они старались держаться ближе к той стороне, куда падала тень от домов, либо инстинктивно стремились спрятаться под сенью деревьев, которые словно изваяния застыли в раскаленном мареве.
Из-за невыносимой жары опустели и все римские церкви. А если кто-то и заходил в них, то тоже лишь для того, чтобы укрыться под сенью тяжелого каменного купола от невыносимого зноя.
Поэтому Джованни Факкетти, священник церкви ди Санта Пассера, расположенной на берегу Тибра и почти полностью скрытой за густыми зарослями олеандров, нисколько не удивился, когда тяжелые дубовые двери церкви медленно растворились и внутрь вошел рослый брюнет с кустистыми черными бровями и орлиным носом и вытер платком высокий лоб, мокрый от пота.
Факкетти вернулся к книге про святого Бенедикта Нурсийского, основателя ордена бенедиктинцев, которую читал. И уже не видел, как Анте Павелич, поглавник хорватских усташей, тяжело опустился на отполированную множеством тел дубовую скамью и застыл, наслаждаясь покоем.
Пять минут спустя Павелич посмотрел на часы, вновь вытер пот со лба и вновь замер. Внутри церкви царила восхитительная прохлада, что было ценнее всего в этот невыносимо жаркий день, и он наслаждался ею.
Заложив книгу на 52-й странице, на которой разъяснялся пункт «В зле всегда обвинять самого себя» из Устава Святого Бенедикта, Факкетти пошел обедать. Его ждало ризотто по-милански с луком и шафраном и бутылка «Барбареско», открытая еще накануне, и он уже не видел, как в церковь, запыхавшись, вошел другой посетитель – худощавый статный мужчина с пышной гривой растрепанных волос, которая, правда, уже начала заметно редеть на его высоком лбу. Он опустился на скамью рядом с Павеличем и достал из кармана пиджака библию в темно-красном кожаном переплете. Но, заметив точно такую же библию, лежащую на передней скамье, сунул ее обратно в карман и досадливо проронил:
– Зря тащил ее через весь город.
– Зато вы показали себя как превосходный мастер конспирации, господин Гаврилов… или Михайлов?
Не глядя на Павелича, Ванчо Михайлов рассмеялся:
– Моего отца звали Михаил Гаврилов, соответственно я – Михайлов. Но сейчас у меня чехословацкий паспорт на имя Карела Дворжака.
– У меня тоже чехословацкий паспорт. Пока этот канал получения законных паспортов на чужие имена, слава богу, работает. Что и позволит нам… встретить Александра Карагеоргиевича в Марселе. Этот жалкий трус на югославском троне все-таки отказался от поездки во Францию на поезде. Потому что знал, что мы могли встретить его буквально на каждой станции.
Глава Внутренней македонской революционной организации покачал головой:
– На самом деле он значительно облегчил нашу задачу. Точнее, предоставил нам единственно верный шанс. Ведь ваш первоначальный план расправиться с ним на пути следования поезда из Белграда в Париж абсолютно нереалистичен. Судите сами: на венгерском отрезке пути нам не позволил бы ничего сделать Хорти. Предоставить лагерь для тренировок в Янка-Пушта, снабжать в очень скромных пределах оружием, помогать переправляться через границы Югославии – это да, это он делает. Но он никогда бы не позволил убить короля соседней страны на своей территории. И будьте уверены, что венгерская полиция проследила бы за этим так, что никто бы и замахнуться на короля не успел. Такая рука была бы сразу отрублена и улетела в Дунай – а следом за ней и тело. Дальше королевский поезд проследовал бы в Австрию – а вы знаете, что с австрийской полицией шутки плохи, они просто не проходят. Не зря того же Франца Фердинанда удалось подкараулить и убить в Боснии, но никак не в Австрии и не в Чехии, где он жил с семьей в замке Конопиште.
Поглавник усташей не слишком охотно кивнул.
– Из Австрии поезд поехал бы через Швейцарию и проскочил бы ее быстрее, чем кто-либо смог бы среагировать. Возможно, вообще без остановок. А затем – Франция и прямая дорога на Париж. И на каждой станции – жандармы и военные. Уверяю вас – на самом деле Александр предоставил нам единственный шанс и подписал себе смертный приговор! И на его надгробной плите уже сейчас можно смело выбивать: место смерти – Марсель.
– Евген Кватерник предлагает нанести удар, как только король сойдет на берег в Марселе. Пока не успеют развернуть все периметры безопасности.
– Что в этом понимает Кватерник? – презрительно хмыкнул Михайлов. – Как раз в момент схода короля на берег к нему вообще невозможно будет подступиться – короля будет окружать собственная свита, а на берегу его будет встречать рота почетного караула. И везде – шеренги военных, которые не пропустят на пирс ни одну живую душу. – Он сцепил длинные пальцы. – А вот потом к нему даже не потребуется искать подходов. Он сам проследует на машине туда, где будет стоять наш человек. Надо просто стоять на маршруте его следования, и все.
– И все? – воскликнул потрясенный Анте Павелич.
– Именно, – уверенно кивнул лидер македонской революционной организации. – Как в Сараево, когда Гаврила Принцип ухлопал Франца Фердинанда. Машина эрцгерцога сама подъехала к тому месту, где стоял Принцип. Тому осталось лишь поднять пистолет и нажать на курок.
– Вы так уверенно говорите об этом… – кусая губы, бросил хорват.
– Потому что всю работу сделает тот человек, который никогда не промахивается, никогда не ошибается и никогда не подводит меня! Мой человек! – Глаза Ванчо Михайлова потемнели. – Более двенадцати лет он верой и правдой служил мне. И теперь пришло время отдать его вам.
Павелич вспотел, хотя внутри церкви было прохладно и он сидел в тени.
– Я исходил из того, что эту операцию мы проводим вместе!
Михайлов вздохнул:
– Владо-Шофер научил ваших ребят, которые никогда до этого не держали в руках ни винтовки, ни пистолета, хотя бы обращаться с оружием. Он даже сумел сделать так, что некоторые из них стали показывать неплохие результаты в стрельбе по мишеням. Но палить по бумажной мишени и убивать живого человека – это совершенно разные вещи. А убивать главу государства – это вообще совсем другое дело. Такое может совершить лишь тот, кто не раз метко стрелял и убивал, и видел, как в крови и муках корчится и испускает дух его жертва. Тот, у кого нервы – прочнее стальных канатов. Тот, кто доведет дело до конца даже в безнадежной ситуации.
В церкви воцарилось молчание.
– Боюсь, это будет последняя операция для Владо-Шофера. – Голос Михайлова дрогнул. – Вряд ли он сумеет выбраться из этой передряги живым. Но это единственный шанс для Македонии стать свободной. И единственный шанс отомстить за тысячи наших братьев и сестер, которых погубил и уничтожил Александр Карагеоргиевич. Единственный шанс для меня отомстить за моего отца и брата, убитых сербами. – Михайлов искоса посмотрел на Павелича. – Интересно, вы хоть сможете оценить это? То, что крошечная Македония протягивает руку большой и могучей Хорватии и помогает ей обрести свободу?
– Мы этого никогда не забудем, – твердо ответил Павелич. – Ведь мы – соратники в общей борьбе.
– Соратники, да… – Михайлов взъерошил густые волосы. – Только одни сделают все дело, а другие будут в лучшем случае на подхвате. Ладно, дело у нас действительно общее – король должен быть убран с дороги, чтобы позволить нашим народам пройти свой путь к свободе! – Он закатал рукав рубашки и показал Павеличу зловещую татуировку ВМРО, где над аббревиатурой организации и черепом со скрещенными костями чернела надпись: «Свобода или смърт».
Хорват Мийо Краль, который должен был прикрывать Владо Черноземского по кличке Шофер во время акции и по ее завершении кинуть в толпу две гранаты, чтобы вызвать панику, что позволило бы им обоим скрыться в общей суматохе, беспомощно озирался по сторонам. Жиденькая цепочка зевак, ожидавшая проезда короля Югославии и министра иностранных дел Франции Барту на улице Каннебьер, за последние пять минут неожиданно превратилась в густую и практически неуправляемую толпу, напиравшую на выстроившихся вдоль мостовой полицейских и ожидавшую Карагеоргиевича и Барту с таким фанатичным экстазом, словно это был сам Наполеон Бонапарт с императрицей Марией-Луизой. Если он бросит в эту толпу гранату, то будут десятки жертв… возможно, даже сотни – при такой плотности стоявших на тротуаре людей. А если две гранаты, то Марсель вообще превратится в арену кровавого побоища.
Мийо Краль на мгновение закрыл глаза. Еще вчера днем, приехав в Марсель на автобусе из близлежащего Экс-ан-Прованса, они пешком прошли весь путь от Старого порта, куда должен был причалить эсминец «Дубровник» с королем на борту, и до площади Биржи, куда автомобиль короля должен был повернуть, чтобы отвезти его и Барту к памятнику французским солдатам, погибшим на Балканах, для возложения венков. После этого король с министром должны были вернуться на площадь Биржи и проследовать в роскошное здание Биржи – «Пале де ла Бурс», чтобы провести там первые переговоры о заключении союза Франции с Югославией. По окончании переговоров король и Барту собирались сразу же отбыть на поезде в Париж.
Остановившись на повороте с улицы Каннебьер на площадь Биржи, руководитель операции Евген Кватерник, правая рука Павелича, негромко сказал: «Вот здесь». Сопровождавший его бывший чикагский гангстер Анте Година, по просьбе Павелича вернувшийся в Европу, чтобы наладить работу лагерей хорватских борцов за свободу, согласно кивнул – лучшего места невозможно было найти. Чтобы повернуть на площадь Биржи, шоферу автомобиля волей-неволей пришлось бы замедлить ход, и тогда другой шофер – Владо-Шофер мог, не сходя со своего места, просто поднять руку и в упор расстрелять короля. Все выглядело таким простым и очевидным! И когда сегодня утром они с Владо зашли в гостиницу «Черный берег» в Экс-ан-Провансе и получили от жены Анте Година по два пистолета маузер и вальтер, боеприпасы и гранаты, он совсем не волновался, а лишь внимательно слушал последние инструкции по выполнению задуманного.
Все казалось очевидным и тогда, когда они доехали на автобусе до Марселя, пришли на улицу Каннебьер и в 14 часов смешались перед биржей с толпой, ожидающей прибытия югославского правителя. Только два пистолета – один на наплечной кобуре и второй в потайной кобуре на поясе с внутренней стороны брюк, да еще пара гранат в карманах заставляли чуть ныть мышцы от напряжения.
Но сейчас, глядя на густую толпу, запрудившую весь тротуар, Краль был охвачен растущим страхом. В таких условиях Владо не сможет приблизиться к королю, чтобы прицельно выстрелить в него. Сначала ему придется прокладывать себе выстрелами дорогу сквозь толпу людей, чтобы просто подойти к машине. А значит, его пули ранят и убьют не одного невиновного человека, прежде чем он сумеет поразить короля. А затем Кралю придется бросать в толпу гранаты, осколки которых разлетятся на десятки метров, и мостовая будет усеяна трупами. Трупами французов, не имеющих никакого отношения ни к тирану Александру Карагеоргиевичу, ни к борьбе хорватов и македонцев за свободу. Их все проклянут после этого… в них будут видеть жестоких фанатичных убийц, нагромоздивших горы трупов, а не людей, движимых высокими идеалами освобождения своих народов от тирании.
Со стороны порта донесся приглушенный грохот выстрелов. Люди на мостовой встрепенулись. Это были звуки артиллерийского салюта, которым встречали короля Югославии. Значит, он уже прибыл в Марсель.
– Владо… – прошептал Краль. – Владо!
Македонец повернулся к нему. Поразительно, но он выглядел абсолютно спокойным, даже чуточку флегматичным – словно вышел к газетному киоску купить свежую прессу. Не человек, а просто какая-то машина…
– Я боюсь, что все это невозможно сделать. Посмотри, сколько вокруг людей. Как ты вообще подойдешь к машине?! Тебе же придется выстрелами расчищать себе проход. И если мы только начнем… Здесь будет просто кровавая каша… И нам этого никогда не простят, никто и никогда. – Мийо Краль тяжело дышал. – Лучше отказаться, пока не поздно!
Владо-Шофер, не меняя равнодушного выражения лица, взял хорвата за правую руку и сжал так, что Краль охнул – пальцы македонца были словно выкованы из железа.
– Ты сделаешь все, что требуется от тебя. Иначе я убью тебя. Понял?
Он не шутил. Это ясно читалось в его темных, невероятно безжалостных глазах, в которых словно отражались тени десятков людей, которых Владо Черноземский убил до этого по приказу главы ВМРО Михайлова. В том числе бывшего до Михайлова главой ВМРО Тодора Александрова, у которого Михайлов был личным секретарём. Господи, с кем они вообще связались по приказу Павелича?! Эти люди привыкли пулями прокладывать себе путь везде, ни перед чем не останавливаясь. Если бы Михайлову потребовалось, он приказал бы убить и самого поглавника – без разницы. Убийцей была и его жена Мельпомена, прямо в венском театре застрелившая известного деятеля ВМРО Тодора Паницу, который за несколько лет до этого сам «отличился» убийством сразу двух лидеров ВМРО – Бориса Сарафова и Ивана Гарванова. Эти македонцы были настоящими головорезами, и работать с ними было все равно что пригреть на груди целый клубок ядовитых змей.
Но сейчас попытаться изменить что-либо было уже поздно, и Краль выдавил:
– Понял.
В темных глазах Владо-Шофера мелькнула едва заметная усмешка, и он наконец отпустил его руку.
Кралю показалось, что время остановилось. Он очнулся тогда, когда со стороны порта до него донесся рокот множества автомобильных моторов и резкое цоканье конских копыт о мостовую. Година и Кватерник предупреждали их, что кортеж короля и министра будет сопровождать взвод кавалеристов и конные жандармы. Значит, церемония встречи короля в порту была окончена, все торжественные речи произнесены, и он вместе с Барту направлялся к памятнику французским солдатам.
Краль бросил взгляд на Владо-Шофера. Тот буравил взглядом улицу, крепко сжимая в правой руке огромный букет роз, который по плану операции должен был «вручить» королю. Внутри букета был спрятан пистолет. Еще не поздно было остановить его. В конце концов, Краль тоже был вооружен – тем же самым оружием, что и македонец: двумя пистолетами и гранатами. Один выстрел в руку или спину Владо – и король с министром будут спасены, и десятки других жертв тоже можно будет избежать.
На лбу хорвата выступили крупные бисерины пота. Если он выстрелит в македонца, то спасет множество жизней – но одновременно и погубит свою собственную. Его схватят, станут допытываться, почему он стрелял в македонца при приближении королевского кортежа, потом обыщут Владо и вытряхнут из него оружие и гранаты, быстро выяснят, как и когда они оба прибыли в Марсель – и все станет ясно. И в итоге его все равно надолго упрячут в тюрьму за попытку покушения на короля – пусть и несостоявшуюся. Пусть и предотвращенную им самим.
Краль представил себя во французском суде под охраной натренированных как овчарки полицейских, представил судью, казенным голосом зачитывающего обвинительный приговор, и зарешеченный поезд, увозящий его в тюрьму, где ему придется провести остаток жизни – ведь меньше за попытку покушения на монарха ему не дадут, и содрогнулся. Нет, только не это. Пусть уж человечество спасается само, без его помощи…
Гул автомобильных моторов и цоканье копыт становились все громче. Краль разглядел кавалерийский взвод, который несся по мостовой перед автомобилем, на капоте которого был укреплен югославский флаг. А за ним следовало не меньше десятка других машин. Заметив, что взгляд Черноземского остановился на приближающемся кортеже с королем, Мийо Краль решился. В следующее мгновение он резко шагнул назад и исчез среди людского моря. Дальше, как можно дальше от страшного македонца! Энергично работая локтями, Краль уже почти выбрался из сгрудившейся перед площадью Биржи толпы, когда услышал первый выстрел.
Владо-Шофер, не сводивший глаз с королевского автомобиля, бросился к нему, размахивая букетом цветов и крича по-французски «Да здравствует король!». Но на его пути оказался полицейский – один из тех, что были расставлены вдоль всего маршрута следования автомобиля короля. Грузный мужчина в форме закрывал ему весь обзор, и Черноземский, не колеблясь, нажал на курок маузера, спрятанного в букете цветов. Полицейский с искаженным от боли лицом стал оседать на асфальт, а македонец, отбросив в сторону ненужный букет, увидел перед собой автомобиль с ненавистным югославским флагом на капоте и бледное лицо короля. Македонец не мог поверить в свою удачу – короля везли по Марселю в автомобиле типа ландо, с откидным задним верхом, и он видел его прямо перед собой, в этой дурацкой адмиральской двууголке с золотым шитьем, и между ними не было ничего, не было даже стекла, и промахнуться было невозможно. Владо на бегу всадил в короля две пули и запрыгнул на широкую подножку автомобиля, чтобы выстрелить еще раз – уже наверняка. Но шофер, изогнувшись, как червяк, вцепился в него и попытался оттащить в сторону от короля, и македонцу пришлось потратить долю секунды и лишнюю пулю на шофера. Он снова прицелился в короля, но в этот момент неистово заржала лошадь, вставшая на дыбы в полуметре от него, а французский военный с генеральскими погонами, сидевший рядом с шофером, набросился на него и попытался выбить пистолет у него из правой руки. Владо выстрелил в него, но пуля отскочила от какого-то здоровенного ордена, висевшего на груди генерала… черт, это был югославский орден Святого Савы! Владо-Шофер видел точно такой же на груди одного высокопоставленного югославского полицейского, которого он убил по приказу Михайлова. Скрежеща зубами, он выстрелил снова и еще, и еще, пока французский генерал не скрючился на полу автомобиля. После этого македонец смог наконец повернуться к королю и всадил пулю в грудь Александра. Глаза короля подернулись пеленой, и в груди македонца шевельнулось радостное чувство: «Убил! Убил!!!»
– Бросай оружие! Ты арестован! – прорычал полицейский Бернар Гали, подбежавший к машине. Он держал Черноземского на прицеле своего пистолета, но Владо-Шофер повернулся к нему быстрее, чем тот успел нажать на курок, и сразил Гали наповал мгновенным выстрелом. «Но где же чертов Краль? – пронеслось у нее в голове. – Почему не бросает свои гранаты, не помогает мне? Ведь я же выполнил задание!»
– Я выполнил задание! Я сделал это! Ја сам урадио то! – выкрикнул он по-сербски – так, чтобы Краль понял его.
В этот момент полковник Пиоле, верхом сопровождавший экипаж короля от Старого порта, сумел наконец справиться со своей лошадью, которая встала на дыбы, когда он в самом начале пытался преградить путь террористу. Выхватив саблю из ножен, он со всей силы опустил ее на голову преступника, и тут же ударил его снова. Обливаясь кровью, террорист рухнул на мостовую, но даже оттуда он продолжал стрелять. Его пули ранили еще двух полицейских, и тогда сгрудившиеся вокруг автомобиля умирающего короля полицейские открыли ураганный огонь. Несколько секунд были слышны одни лишь оглушительные хлопки выстрелов. Некоторые пули рикошетом от мостовой отлетели в толпу, убив шестерых прохожих и ранив еще больше. Одна полицейская пуля, которой хотели остановить Владо-Шофера, попала и в руку министра Луи Барту, который вскоре скончался в больнице.
Жуткий прогноз Краля оправдался – хотя сам он формально и не имел к этому отношения. Сумев выскользнуть из Марселя, он отсиживался в гостинице «Модерн» в Экс-ан-Провансе, готовясь сбежать в Швейцарию, а оттуда скрыться в Италии, где согласно тайному распоряжению Муссолини всем усташам оказывалось покровительство и где жили Павелич с Кватерником и где работали тренировочные лагеря усташей.
