Олег Касаткин
Царское время
– Только не говорите мне что перепутали мадам фон Мес с господином Победоносцевым!
Ну что молчите?! – повысил голос Кауфман. Или мне попросить вас освидетельствовать в Военно-Медицинской академии на предмет здравого ума?
– Эта дама – любовница Георгия Александровича… – выдавил из себя поручик.
– И что с того? – демонстративно пожал полковник плечами. Сердечные дела Его Императорского Величества вас, извините, не касаются. Вас касается порядок несения службы. И даже будь Ольга Иоганновна фон Мес трижды чьей-то любовницей – все равно вам следовало сообщить о ее визите царю, а потом уже впускать.
– Но я не мог сообщить Его Величеству… – в полной прострации бормотал поручик.
Он был… занят.
– Так и надо было подождать пока Государь – Император закончит общаться с госпожой Антоновой и потом доложить о визите, – с видом человека разъясняющего глупцу очевидные истины изрек Кауфман. Кстати – вспомнил вдруг полковник донесения… Вы насколько хорошо знакомы с баронессой?
– Я не… – испуганно забормотал поручик. Господин полковник – я бы никогда…
Кауфман взъярился. Воистину полный кретин! Вообразил, что начальник охраны заподозрил его в шашнях с наложницей монарха!
– То есть недостаточно хорошо? Я так понимаю видели мельком может быть один или два раза. Так?
– Трижды…
– Но тем не менее вы пустили ее не спросив ни пропуска, не удостоверив толком личность и без должного сопровождения которое бы подтвердило ее статус и право посетить Охотничий домик? Я прав?
– Так точно. Я виноват… Но я подумал что возможно… Сами понимаете дело весьма особое и щекотливое… – глупо улыбнулся Сарматов.
– Хорошо… – изо всех сил сдерживая брань резюмировал Кауфман. Собственно на этом можно было бы и закончить. Но я все же снизойду до объяснений.
Полковник нахмурился. Голос стал резок и сух. Он встал, упершись в столешницу ладонями, и вперив тяжелый взгляд в растерянного подчиненного с искренним сожалением продолжил.
– Не знаю – бывали ли вы на театрах и как часто – но искусство хорошего гримера сделает похожей на означенную баронессу любую даму подходящего сложения и типа. Даже если на то пошло и вас можно загримировать, так что в пяти шагах вас не отличишь от особы слабого пола! Среди убийц государя Александра Николаевича было две женщины, а недавно террористку вынашивавшую замысел на цареубийство вздернули в версте отсюда – в Петропавловке.
Тут кажется до Сарматова начало что доходить. Он с неподдельным испугом уставился на начальника. – Я не говорю уже о том, что и помимо этого в вашем поведении есть и обычное разгильдяйство – какое и в гарнизоне в каком-нибудь… – крохотная пауза – Царевококшайске недопустимо! Вы понимаете что все это означает… для вас? Он покачал головой, показывая, что аудиенция окончена. У поручика похолодели ладони:
– Я подам рапорт… о переводе… – вымолвил он непослушными губами. Кауфман с готовностью подвинул через стол лист ин кварто:
– Пишите. Лучше прямо здесь и сейчас. Рапорт надо подать…по команде, конечно.
Вы знаете форму? – Так точно. Но… господин полковник, я не могу… сразу. Ведь надо… Это же… это же – надо подумать… – забормотал полностью раздавленный лейб-конвоец. Полковник поморщился:
– Хор-рошо. Подумайте. Но – быстро. Я бы как так сказать в качестве старшего… товарища… рекомендовал бы Омск или иной отдаленный гарнизон. Во всяком случае, не позже как через четыре дня дело должно быть кончено. Это крайний срок: в вечер четверга в числе офицеров Конвоя не должно быть поручика Сарматова. Можете идти. Поручик хотел спросить о чем-то, но что лицо полковника приняло особо значительное выражение, и Кауфман движением руки оборвал неначатый разговор.
– Идите же!
…Ну, а сейчас будем разбираться с лакеями. Само собой не с простыми, а с более важными птицами. Гоф-фурьер Прохор Афанасьевич Первачев, год рождения одна тысяча восемьсот пятьдесят второй, сын дворцового истопника, в службе с… Ладно – не важно.
Вошел человек в ливрее и шароварах с позументом. Лысоватый, упитанный, с пышными баками и гладко скобленным подбородком. Курносый нос напоминавший пельмень белесые короткие ресницы – мужик и есть мужик…
Ну да не князьям же в конце концов закуски подавать! Тут другое важно…
– Ну – я жду твоих объяснений Прохор Афанасьевич – добродушно начал Кауфман.
Что ж ты так обмишулился? Вроде не первый день и год в службе?
Он вышел из за стола, прошелся взад вперед по холщовой дорожке.
– Мое дело маленькое, – смиренно ответил слуга, но в голосе как показалось внимательному царедворцу проскользнула некая издевка. Если что-то особам августейшим надо, то мы исполняем, – а прочее нам не по чину, Ваше превосходительство.
– А ну-ка изволь объяснить Прохор Афанасьевич?! Или ты порядка не знаешь? – с прежним добродушием тем не менее продолжил Кауфман. Я конечно знаю что ваша дворцовая шатия-бартия к себе незнамо кого водить норовит с черного хода и вино после балов допивает – и к порядку не очень приучена! Но тут все ж таки царь…
– Именно что Ваше превосходительство, – ЦАРЬ! – важно поднял лакей палец вверх. Мы люди маленькие, – повторил он. Если заденешь кого или хоть слово поперек скажешь – тем более такой особе которая от Его Величества совсем близко – поближе вас извиняюсь… Одного же слова ее хватит чтоб тебя тут и духу не было!
Он печально вздохнул изображая всем видом жалкое смирение – маленького человека у ног гигантов. Но глазки блестели какой то неприятной сальной хитринкой, мол ваша честь не про нашу честь… Не будь этого полковник может и спустил бы оплошавшему слуге – и впрямь кто ж виноват что бестолковая бабенка повела себя не так как следует? Но вот это выраженьице глаз – выражение наглого пронырливого холопа…
– Ты шельма не юли! – рыкнул Кауфман. Как стоишь перед старшим по чину?
– Я к вашему сведению Ваше Превосходительство – в третий раз неверно протитуловал гоф-фурьер собеседника – сам имею чин четырнадцатого класса, и кричать на меня не положено по закону! Опять же мы не по военному ведомст…
Молча развернувшись, Кауфман ударил Первачева кулаком, ставшим казалось двукратно тяжелее обычного, – ударил в зубы от души. Затем без замаха как бы нехотя ударил опять – кулаком в солнечное сплетение – как учил его наставник в английском боксе – вольноопределяющийся Шершневич в давние годы. Дворцовый служитель сложился пополам, и полковник не сдержавшись пнул его сапогом. Тот растянулся у ног начальника охраны, корчась от боли. Гоф-фурьер трудом поднялся все еще кривясь. Кауфман грозно глядел на него снизу вверх – как на полураздавленного таракана. Распухшая вмиг губа перекосила лицо синие, навыкате, глаза смотрели испуганно. Полковник ухватив того за грудки, поставил на кривые ножки. Лицо толстячка было искажено ужасом, бакенбарды стали дыбом. – Нет! Нет! Не надо-о!!! – в отчаянии завизжал он. – Классный чин?! – заорал между тем Кауфман. – Классный чин говоришь?? В п… де у б….ди твой классный чин! С таким аттестатом вылетишь со службы что тебя в дворники не возьмут!! В извозчичьей пивной будешь блевотину за мужиками подтирать! Затем сорвал испачканную кровью перчатку и бросил на пол.
– Пошел вон, скотина! – рявкнул он, замахиваясь на постанывающего придворного кулаком.
* * *
Вечер того же дня. Улица Большая Морская 16 Ресторан «Кюба»
Кауфман пил. В одиночестве в кабинете ресторана он пытался что называется залить душу. Перед ним был уставленный бутылками стол и блюдо со стерлядью на пару… А метрдотель был предупрежден чтобы здешние «дамы» гостю не докучали. Пил он не потому что хотел напиться – но чтобы прогнать напряжение и забыться. Получалось скверно… При привычках и обычаях гвардейской службы ко времени производства в ротмистры или капитаны даже у трезвенника окончательно вырабатывается устойчивость по отношению к хмельному. Кауфман не был исключением – мог пить помногу и не пьянея. Что золотое «Аи» и столетние вина что дрянную сивуху в убогих шинках на маневрах где-нибудь под Вильно. (Правда все ж он не доходил до самых разгульных гвардейских забав вроде «лестницы» или «волков» – когда раздевшись догола, выскакивали на мороз, куда половой выносил господам офицерам лохань с шампанским – чтобы они став на четвереньки хлебали из сего сосуда и выли по-волчьи.) И уже убедился что у него не выйдет успокоиться таким способом. Но если нельзя было убить тоску то можно было убить время. Время тонуло в фужерах, умирало в лязге столовых приборов и взвизгах скрипки доносившихся из общего зала… Как однако гадко на душе… Так скверно ему было лишь однажды – когда еще свежевыпущенным подпоручиком в знаменитом в гвардии салоне мадам Зизи он стал свидетелем как молодой барон Штарк после обильного возлияния желая показать удаль перед друзьями – сослуживцами решил сыграть в «гусарскую рулетку». И револьвер то выбрал вроде как безопасный – здоровенный Лефоше на двадцать один патрон… Это же так весело – зарядить одну камору в барабане, раскрутить и поднести к виску. И потому когда грохнул выстрел Кауфман как – он готов был поклясться – никто из весло выпивающих и обнимающих «модисток» товарищей не понял что произошло – точнее не поверил. А потом разом протрезвев от ужаса бросились кто к дверям кто к распростертому телу … Визг девиц, портовая брань «мадам», кроющей на чем свет стоит мертвого дурака испортившего репутацию заведения, такая же брань из уст полкового командира на следующий день… Кауфман пил. Мгновениями сквозь гул голосов, наигрыш оркестра, сквозь табачный густой дым приходили тени того чего не было и быть почти наверняка не могло. Но что обречено было стать его кошмаром. Личным кошмаром, манией и паранойей оберегателя жизни монарха…
…Знакомый интерьер Охотничьего домика в Петергофе… Пляшущий в ладони бессмысленный уже «смит-вессон». Такие же бессмысленные шашки и карабины в руках конвойцев. Хохочущая девица в пеньюаре с незнакомым в то же время знакомым лицом по которому течет размазанный грим – лицом на котором написано яростное торжество полной победы. Не лицо человека – лик Медузы-Горгоны внушающий бесконечный обреченный ужас… В ее руках – длинный окровавленный кинжал. Красные пятна на мебели и обоях… Нагое женское тело на ковровой дорожке за которым тянется кровавый след идущий к дверям – оставшийся когда несчастная пыталась спастись. И еще одно тело – молодого мужчины на огромном ложе лежащего навзничь среди вороха окровавленных простынь…
И дальнейшее – вертящееся в сатанинском калейдоскопе… Синие жандармские мундиры. Черные прокурорские. Безжизненное лицо седой старухи в которую обратилась Мария Федоровна – смотрящей на него – виновника – и не видящей. Серые стены камеры Шлиссельбурга… Сенатские своды уведенные уже не из зала, а с той самой скамьи… И неизбывное осознание невозможности что-то исправить. …И каждый раз злей и угрюмей опрокидывал в горло очередную порцию коньяка русский немец и артиллерист которому отныне уже не стрелять из пушек – Александр Александрович Кауфман. Но как же все скверно! Судьба его государя и России зависят от того – взбредет ли какому-нибудь шляхетному выродку или просто начитавшемуся брошюрок болвану из поповичей или разорившихся мелкопоместных – кинуть бомбу в карету…
– Лучше уж с турками воевать, с англичанами, с азиатским туземцами… Там враг понятен виден – там с ним можно хоть договорится… Но с этими бомбистами… – самому себе пожаловался Кауфман. Ну нет уж! Ничего у этих мерзавцев не выйдет!
– Только через мой труп! Вопрос чести… Именно – а никак иначе! А вы что думали, господин поручик? – чуть заплетающимся языком бросил он не то Сарматову не то еще кому.
* * *
Постановление Совета Министров о внесении изменений
Во Временные правила о евреях»:
1. Воспрещается евреям заниматься любой юридической деятельностью
2. Воспрещается евреям заниматься финансовыми промыслами любого рода
3. Воспрещается евреям приобретать земельную собственность на всей территории Российской империи
4. §§ № 1–3 не распространяются на территорию Варшавского генерал-губернаторства и Великого княжества Финляндского
5. Отменить положение Правил от 1887 года о запрете евреям, живущим в деревнях переезжать на постоянное место жительства из одной деревни в другую.
6. Для наилучшего устройства положения о подданных иудейского вероисповедания учредить особую комиссию во главе с Министром Внутренних дел Плеве В.К.
* * *
Совершенно лишенная логики и стройности политика в иудейском вопросе!
Батьянов передает мнение якобы сходящее от царя – дескать нам нужны евреи – сапожники, токари, плотники, а евреи адвокаты и прочие подобные нам без надобности.
Другие говорят о влиянии Плеве – тот юдофоб наивысшей пробы, но озабочен тем что черта оседлости переполнена евреями, по большей части не находящими себе достаточного заработка, и это де является постоянною угрозою для общественного спокойствия. Завтра этот полицмейстер в министерском кресле чего доброго сочтет что фасоны шляпок угрожают этому общественному спокойствию…
Иные впрочем кивают на мадемуазель d’Orlean – дескать эта линия Бурбонов по некоторым слухам особенно не любит евреев. Или и в самом деле она его просила не только эмансипировать женщин, но и ущемить иудеев?
Александра Богданович «При четырех императорах»
* * *
Англия. Туикенхем. Сент Питерс Роуд. Особняк герцогов Орлеанских
…Ну, относительно евреев ты точно его не просила, – прокомментировал Луи-Филипп откладывая газету.
– Нет, – почему то вспыхнула Елена. Не просила и не буду… Императору Российскому наверное лучше знать как ему поступать с его подданными. И добавила.
А если говорить начистоту я не понимаю – отчего так все носятся с этими… людьми. Несчастные и угнетенные… Я тут изучая принесенные мадемуазель… она поморщилась и выговорила по слогам Ага – фок – ле – йя справочники узнала что иудеи составляют в иных местах до половины от числа купцов Первой гильдии. А уж как во Франции угнетают Ротшильда…
Добрая усталая улыбка появилась на лице графа.
– Оставим этот вопрос. Но отрадно что ты читаешь русские издания. И наверное не только статистические справочники?
– Конечно. Вчера я закончила мсье Тургенева… эээ – «Охотничьи рассказы»?
– «Записки охотника» – поправил Луи-Филипп.
– Да – именно так! Еще прочла книгу Жюль Верна «Михаил Стогов» в русском переводе – Папа, но это же ужасно! – покачала она головой. Какие абсурдные картины рисует мсье Верн! Это совсем не похоже на Россию – даже имя этого… она запнулась – Феофар-хана совсем не татарское!
– Дочь моя, – улыбнулся Луи-Филипп – мсье Верн писал эту книгу не для умных английских мисс к тому же бывавших в России. А для нашей французской и европейской публики для которой Россия – это где то между Монголией и Северным Полюсом.
– Но есть же… здравый смысл и добросовестность! – растерянно пожала Елена плечами.
– Элен! – опят улыбнулся граф. Ну о чем ты говоришь – мсье Верн написал уже восемь или девять десятков романов – есть ли ему время читать всякие скучные книги про то как на самом деле живет Россия и кто такие татары? Он и Францию то покидал всего считанное число раз – и дальше Алжира никуда не выбирался. Кстати – спохватился он. О путешествиях! Ты не забыла что нас приглашают нас на 4 марта на торжественное открытие железнодорожного моста через Фёрт-оф-Форт.
– Нас?
– Я и сам удивился – но там будет принц Уэльский и еще немало людей из Палаты Лордов…
А – как «svadyebnih generaloff»? – ввернула она русскую фразу. Ну тогда… Постой отец – но наверное надо связаться с посольством и спросить – следует ли мне принять приглашение? – девушка была в глубокой растерянности. Пристало ли там быть невесте императора?
– А зачем беспокоить посольство? – вдруг привстал Луи-Филип. Отбей телеграмму в Санкт-Петербург. Да – я распоряжусь…
Оставшись одна Елена вернулась к чтению – пока есть время до очередного визита дочери русского посла Агафоклеи фон Стааль.
Книга была правда не о России – а о загадках древнего Египта. То был сборник музея Лувра посвященный памяти знаменитого Огюста Мариета. Сочнение это стало одной из любимых ею книг. Листая страницы она размышляла…
Огюст Мариет прибыл в Каир 2 октября 1850 г… Со своим маленьким караваном он двинулся на юг и, разбил лагерь в Саккаре, между руинами древних стен и рухнувшими старинными колоннами.
Прогуливаясь по окрестностям своего лагеря, он обнаружил торчавшую из песка голову сфинкса. Пройдя еще несколько метров, он наткнулся на разрушенную каменную плиту, на которой можно было разобрать надпись «Апис». Теперь молодой ученый воспрянул духом… Мариет вспомнил древних авторов – Геродота, Диодора Сицилийского и Страбона – которые сообщали о каком-то таинственном культе Аписа в Древнем Египте.
«Здесь, как я уже говорил, почитаемого богом быка Аписа… установили в храме. Здесь находится и храм Сераписа – Серапеум. Он стоит на таком песчаном месте, что ветер наметает песчаные холмы, и мы видели сфинксов, засыпанных песком наполовину или даже до самой головы…» – так писал Страбон.
Мариета обуял настоящий охотничий азарт. Он нанял несколько десятков рабочих и велел раскопать маленькие песчаные холмы, следовавшие один за другим через каждые несколько метров. В результате удалось извлечь на поверхность сто тридцать четыре сфинкса, расстояние между которыми составляло примерно шесть метров. Образовалась целая аллея сфинксов. Древний историк Страбон оказался прав!
12 ноября 1851 г. перед Мариетом наконец открылся вход в подземелье.
Когда осела пыль и принесли факелы, Мариет увидел перед собой нишу с массивным саркофагом. У него не оставалось ни малейших сомнений: цель поисков была достигнута! Здесь, внутри саркофага, должна была находиться мумия священного быка. Приблизившись к саркофагу Мариет обнаружил, что гигантская крышка сдвинута с места. Но саркофаг был пуст!
В последующие недели Мариет тщательно исследовал загадочные захоронения, буквально «прочесывая» их. Даже по нынешнему времени – просвещенного XIX века сооружение впечатляло. Длина главного подземного хода составляла тысячу футов – почти триста метров, высота свода восемь метров, а ширина три метра. Справа и слева располагалось по шесть широких ниш, и в каждой из них был установлен гранитный саркофаг, основание которого было надежно вмуровано в пол подземелья на четыре фута вглубь. В своде второго коридора, такого же большого, как и первый, зиял пролом. Там обнаружилось двенадцать точно таких же саркофагов. Их размеры поражали точностью – три метра семьдесят девять сантиметров в длину и два метра пятьдесят два сантиметра в ширину (без крышки). Толщина стенок саркофага – сорок два сантиметра. Мариет подсчитал, что вес саркофага должен был бы быть не менее семидесяти тонн, а вес крышки – двадцать с небольшим. Но при этом все крышки саркофагов оказались либо сдвинуты со своего места, либо совсем сняты. И нигде нет никаких следов содержимого.
Мариет предположил сперва, что до него здесь побывали какие-то грабители, а может быть византийские монахи что безжалостно уничтожали «идолов». Но в византийских летописях ничего не было о разгроме «капища», а грабители вряд ли бы сумели снять крышки.
Или это магометанские завоеватели использовавшие для вскрытия саркофагов толпы рабов дабы присвоить древнее золото? Но следов вторжения нет… Изучение самих саркофагов для быков тоже ставило в тупик. Они представляли собой цельные выдолбленные блоки из асуанского гранита. Но Асуанская долина находится примерно в тысяче километров от Серапеума. Уже одно только изготовление, полировка и транспортировка саркофага с крышкой, весящего сотню тонн, предполагают труды непосильные. Потом тяжеловесные, неподатливые громадины нужно было втащить в заранее подготовленную нишу, установить там и закрепить…С большим трудом, при помощи стамесок и канатных лебедок крышки саркофагов были подняты… Но в саркофаге оказалась лишь едко пахнущая масса битума в которой было множество мелких обломков костей, ссыпанных в саркофаг еще тогда, когда совершалось погребение.
Перед этой загадкой оставалось лишь изумленно качать головой – известно какое значение сохранности мумий придавали жители древнего Кемета.
Раздосадованный, он, тем не менее, продолжал раскопки с прежней настойчивостью. Наткнувшись на стену за которой гулко звучала пустота он взорвал ее порохом. Его взору открывались новые своды, а под ними – деревянные саркофаги – как оказалось времен XIX династии правившей за тринадцать веков до рождества Христова.
Когда на пути встретилось новое препятствие – огромная каменная глыба – Мариет, не раздумывая, вновь использовал взрывчатку.
Сквозь образовавшуюся дыру в свете факелов стал виден ещё один массивный деревянный саркофаг. Его крышка оказалась сорвана с места взрывом. Когда убрали обломки дерева, в саркофаге обнаружилась мумия.
Лицо ее покрывала золотая маска на шее висел на золотой цепи миниатюрный жезл из зеленого полевого шпата и красной яшмы. На еще одной цепи были два амулета из яшмы, и на них было начертано имя принца Хемуаса, сына Рамзеса II… Но где же священные быки? Наконец 5 сентября 1852 г. было найдено два нетронутых саркофага. В пыли на земле Мариет увидел следы ног. Три с половиной тысячи лет назад они были оставлены жрецами, которые творили тут неведомые обряды! Было отчего замереть сердцу ученого… У входа в нишу, словно охраняя ее, стояла позолоченная статуя Осириса.
В 1858 г. Мариет принял от египетских властей место смотрителя древностей. Он первым в истории он осуществил раскопки в Карнаке, Абидосе, Дейр-эль-Бахри, Танисе и Гебель-Баркале, открыл храмы Сети I, и храмы в Эдфу и Дендере. Великий Сфинкс под его руководством был освобождён от многовековых песчаных наносов и стал известен всему миру. С Египетское правительство удостоило его титула паши. Именно он основал всемирно известный Египетский музей, и подсказал идею знаменитой оперы «Аида», сочиненной Джузеппе Верди к открытию Суэцкого канала.
Но разгадать тайну Серапеума он так и не смог. Незадолго до смерти в восемьдесят первом году он написал что осмотрел не больше одной десятой Саккары и не хватит даже второй жизни на то чтобы изучить ее…
Елена вздохнула.
Неведомо – посетит ли она Египет когда либо… Ведь времени на это у принцессы Орлеанской почти не остается, а императрице всероссийской скорее пристало изучать древности Кавказа и Самарканда – и то если супруг сочтет что это не помешает ее обязанностям государыни.
Конечно в Эрмитаже есть целый Египетский зал – который она так и не увидела в свою поездку и говорят большие коллекции в запасниках. Но это не совсем то.
Однако же кое-что она делает уже сейчас.
Из книги выпало недавно полученное письмо.
На конверте было типографским способом отпечатано.
«Джонсон и Мак-Грегор. Гранитные и камнерезные работы. Лондон»
Глубокоуважаемая мисс Орлеан! – гласило вложенное в конверт послание – тоже отпечатанное – на новомодной «пишущей машинке».
Мы внимательно изучили ваш заказ относительно гранитного саркофага указанных размеров, и с сожалением вынуждены Вам сообщить что изготовить его по указанным вами условиям, а именно – из цельного гранитного массива – не в состоянии. Это не говоря о крайне затруднительном вопросе транспортировки изделия в любое из возможных мест – даже в пределах Лондона. Однако если Вы рассмотрите возможность изменения условий с тем чтобы саркофаг был изготовлен из шести или более частей и собран на месте, мы готовы рассмотреть…»
С улыбкой принцесса сложила письмо и спрятала его в конверт который исчез среди страниц книги.
Вот так господа! Невозможно ни изготовить, ни перевезти – это в самой развитой промышленно стране мира! Жрецы науки ищут загадочные расы мыслящих осьминогов и великанов на Луне и Марсе – но не видят того что вполне возможно древняя великая мудрость и наследие великих цивилизаций лежит у них рядом – среди египетских песков…
Это как раз то чем им стоит заниматься – но куда там! И даст Бог – она попробует пройти этим путем – раз уж штатные историк и археологи не думают об этом.
* * *
…В это время вернувшись к себе Луи – Филипп о чем то подумал, потом вытащил из шкафа переплетенный в кожу толстый том. Покачивая время от времени головой начал читать…
Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги. Какова мирская основа еврейства? Практическая потребность, своекорыстие. Деньги – это ревнивый бог Израиля, пред лицом которого не должно быть никакого другого бога… Деньги низводят всех богов человека с высоты и обращают их в товар. Вексель – это действительный бог еврея. Его бог – только иллюзорный вексель…
И как венец Эмансипация евреев в ее конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства.
Да – подумал граф о новостях из России. Оригинально и изящно – как точный неожиданный выпад искусного фехтовальщика. Прежде – да и теперь били по самим евреям – порождая озлобление в тех и невольное сочувствие в прочих. А главное – не добиваясь почти ничего. А его будущий тесть поступил умнее – сделав мишенью идола «сего народа жестоковыйного» – Золотого Тельца.
«Но неужели этот мальчик читал Маркса?» – удивлено покачал головой Луи Бурбон.
* * *
Утро. В комнатах и залах Зимнего пустынно… Хрустальные люстры, портреты, статуи и недвижные как статуи застывшие на постах гвардейцы. В открытые настежь (чтобы злоумышленник не спрятался – еще с дедовских времен заведено) двери видна роскошь интерьеров и ампирная мебель. В тишине гулко звучат шаги. Из комнаты в комнату, через залы идет император Всероссийский, Георгий Александрович. Высокий худощавый, черный мундир без знаков различия кажется почему то немного схожим с облачением протестантского пастора. Лицо непроницаемо – кто-то может счесть это привычной маской высокомерия – но на самом деле это всего лишь отрешенная задумчивость – даже сейчас он не замечает ничего вокруг себя погруженный в мысли о державе. Не замедляя шагов проходит мимо замирающих часовых. В кабинете, за большим письменным столом ждут его бумаги на подпись и для ознакомления, а дежурный адъютант уже сидит перед раскрытым журналом в котором записаны посетители на сегодня. Сегодня впрочем ждут разрешения дела семейные.
* * *
К половине десятого к парадному подъезду Зимнего дворца подъехал экипаж. Солидные лакеи распахнули дверцы, с низким поклоном пропуская осторожно ступающую юную даму, и деликатно посодействовав тучному господину в кавалерийской шинели. Впереди гостей важно шел церемониймейстер – все же это была особа императорской крови. Конечно это не торжественный визит на какой – то семейный праздник – когда гостей встречают кавалергарды с развернутым штандартом, серебряными трубами литаврами и всюду придворные чины: все эти камергеры, гофмейстеры, и камер-юнкеры. Тем не менее чету со всей почтительностью проводили до кабинета… – Герцог Георгий Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий и Наталья Федоровна Вонлярская просят допустить их к Государю Императору – возгласил герольд трубным басом «С этим церемониалом надо что-то делать!» – ощутив неподдельное раздражение подумал Георгий.
– Просите!
В кабинет вошли под руку двое.
Грузный высокий человек лет за тридцать в парадном мундире. На совсем если так можно сказать невоенном лице странно смотрятся блеклые остзейские глаза.
И казавшаяся рядом с ним серой мышкой молодая брюнетка, в облике которой было что-то мальчишеское. Довольно высокая, тощая с простым лицом миловидной мещанки…
Георгий смерил взглядом тезку – носившего в Семье прозвище – Жоржакс.
Короткой строкой пробежало в памяти… Правнук Павла I, сын великой княгини Екатерины Михайловны и Георга Мекленбург-Стрелицкого…
Отличный пианист и страстный поклонник музыки на почве чего был близко знаком с Танеевым. Даже завел свой собственный, знаменитый на весь Петербург квартет из четырёх первоклассных виртуозов. Доктор философии Лейпцигского университета.
В противоположность семейным привычкам – человек целомудренный – в юности говорят сбежал в окно из борделя куда его чуть ли не насильно затащили товарищи по полку… Не так уж и дурно – сам то Георгий воздержанием не отличается. Но что делать – Семья вообще не склонна ограничивать свои желания. Николай Николаевич много лет жил с балериной Числовой и имеет от неё четверых детей. Сын его Николай-Николаевич младший – это совершенно точное донесение дворцовой полиции – сошелся с женой дяди – великого князя Владимира Александровича. (Но тут то его особой вины нет – про нее говорили что она изменяла мужу со всеми его адъютантами…)
И вот этого человека угораздило влюбится в матушкину фрейлину.
Если бы речь шла об альковных развлечениях – наверняка бы сие было даже поощрено.
Но когда сын заговорил о браке…
На нетитулованную и небогатую девушку обрушился гнев патронессы. И «втирушка» она, и развратница, и задурила голову неопытному мальчику (а «мальчик» то на десяток лет старше Георгия Александровича)…
Тщетно сын убеждал великую княгиню что нашел в Наталье идеал – то самое, что было нужно его душе, только с ней он обреете всю полноту жизненного счастья.
Екатерина Михайловна уволила фрейлину рассчитывая что увлечение сына сойдет на нет. Не тут то было. Георгий Георгиевич проявил неожиданную в этом тюфяке-философе и любителе искусства твердость. Как жаловалась герцогиня Вдовствующей Императрице он даже летом прошлого года тайком выехал в Германию, чтобы получить разрешение деда – великого герцога Мекленбургского Фридриха Вильгельма – раз уж в России столько препятствий.
И вот теперь видать решили пойти ва-банк.
– Государь, – голос Мекленбург-Стрелицкого хрипло сорвался. Не пустая прихоть, но безвыходность заставляют меня… нас припадать к вашим ногам!
Я прошу у вас разрешения жениться на Наталье Федоровне Вонлярской!
«Еще на колени и в самом деле бухнется!»
От вас одного зависит – дать мне и Наталье Федоровне счастье или…
Георгий посмотрел на гостей.
Герцог стоял статуей, а вот госпожа Вонлярская… Эээ – да как бы она сейчас не разрыдалась от напряжения избытка чувств. Предложить им сесть, вызвать лакея с чайным прибором, успокоить даму? Нет – мизансцену надо доиграть до конца…
– Георгий Георгиевич, любезный дядя, – произнес он. Право же какие пустяки… Вам не стоило обременять себя визитом тем более отвлекать столь милую особу этой официальной поездкой – а достаточно было написать прошение на мое («Чуть не сказал – Высочайшее!») имя. Я бы его разумеется удовлетворил! Но раз уж вы явились – то…
Он написал несколько предложений на листке и протянул герцогу.
Вот разрешение и я приглашаю Вас с Натальей на свою свадьбу. Я… и Елена будем всегда рады Вас видеть при дворе.
