Олег Лукошин
Биоробот
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Нет, вы слишком ценный биологический материал, чтобы вас выбрасывать или сжигать. В вас сложены миллионы! Вами займутся учёные. Возможно, какие-то фрагменты вашего корпуса будут пущены в повторное употребление. Другие пойдут на лабораторные опыты или ещё на что-то. Ничего не пропадёт, не волнуйтесь.
ХАРЛАМОВ: Пусть жене сообщат, что я пропал без вести… Не умер, а пропал без вести… Это хоть какая-то надежда.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Договорились!… Поехали?
Хозяин кабинета запускает руку во внутренний карман пиджака, откуда достаёт белую коробочку, напоминающую те, в каких преподносят в подарок драгоценности. Он кладёт коробочку на стол и открывает крышку. Харламов наклоняется, чтобы рассмотреть лежащую в ней крохотную ампулу.
ХАРЛАМОВ: Она розовая?
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Да… И что тут такого? Вам не нравится розовый цвет? Или не хотите, чтобы вас считали девчонкой?
ХАРЛАМОВ: И такая крохотная…
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Мал золотник, да дорог… Своё дело она знает.
ХАРЛАМОВ: Просто проглотить – и всё?
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Совершенно верно. Вода понадобится? У меня есть бутылочная. Чистая, качественная. Я, знаете ли, из-под крана давно не пью.
Он поднимается и из шкафа, что стоит поблизости, достаёт пол-литровую пластиковую бутылку воды.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Вот только стакана нет. Не сообразил. Ну да вы и так, из горлышка запьёте, да?
Ставит бутылку на стол. Остаётся стоять у стола.
ХАРЛАМОВ: Долго я буду умирать?
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Не умирать, а отключаться… Не волнуйтесь, совсем не долго. Через пятнадцать секунд всё закончится.
ХАРЛАМОВ: Пятнадцать секунд… Есть только миг между прошлым и будущим…
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Да-да… Поэзия – лучший помощник в таких ситуациях. Но петь не надо. Мы и так много времени потеряли.
ХАРЛАМОВ: Могу я узнать ваше имя? Напоследок.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА (несколько раздражённо): В этом нет никакой необходимости.
ХАРЛАМОВ: Ну всё-таки! Чего вам стесняться? Сейчас-то!
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Нет, знаете ли, я против всех этих любезностей. У меня самое обыкновенное, ничего не говорящее имя.
ХАРЛАМОВ: А разве вы не должны представиться? Вы ведь как бы при исполнении.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Я не военный.
ХАРЛАМОВ: Ну всё же…
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Ну хорошо, меня зовут Иван Петрович Сидоров. Довольны?
Харламов слабо усмехается.
ХАРЛАМОВ: А дети есть у вас?
ХОЗЯИН КАБИНЕТА (раздражаясь ещё сильнее): Так, дорогой вы мой робот! Не затягивайте, пожалуйста, процедуру! Часы тикают, время бежит, вечность не ждёт.
ХАРЛАМОВ: Хорошо, хорошо!.. Последний вопрос. А с машиной моей что будет? Она во дворе. Меня не станет – кто её заберёт?
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Машина задумалась о машине… Это, безусловно, самый главный вопрос в такой момент.
ХАРЛАМОВ: Это же не булавка. Она больших денег стоит.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Позаботимся мы о вашей машине. Позаботимся. Вернём семье.
ХАРЛАМОВ: А вдруг жене не отдадут?
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Я гарантирую, что с машиной и всей прочей вашей собственностью будет полный порядок. Она перейдёт к жене и детям.
ХАРЛАМОВ: Ладно. Это хорошо. А то они заколебутся по кабинетам бегать.
Он вздыхает полной грудью и протягивает руку к крохотной розовой ампуле. Хозяин кабинета делает к нему шаг и в последний момент, когда Харламов уже почти коснулся ампулы, вдруг кладёт руку ему на плечо.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Александр Евгеньевич! Ничего личного! Я всего лишь выполняю свою работу.
ХАРЛАМОВ (с некоторым удивлением): Да-да…
В этот момент телефон на столе начинает звонить. И как-то громче, чем обычно, яростнее. Хозяин кабинета вздрагивает и лихорадочно хватает трубку.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Алло! Слушаю!
Ему что-то говорят. На лице хозяина кабинета появляется недоумение, с каждой секундой ему становится всё хуже: он бледнеет и начинает дрожать.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Что значит прекратить? Почему? В чём дело?
Ему снова что-то говорят.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Никаких ошибок! Я категорически настаиваю: не было никаких ошибок!
Снова в трубке слышится отдалённый, но чрезвычайно властный бубнёж.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА (в полном отчаянии, почти плача): Но почему?.. Что я сделал не так?.. Это просто дежурные слова… Холодная процедура прощания…
Новая порция телефонных наставлений.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА (едва не задыхаясь): Я ничего не понимаю… Я всё делал по правилам… Это какое-то недоразумение… Позвольте объясниться…
В трубку произносят ещё какую-то фразу, после которой у хозяина кабинета начинается едва сдерживаемая истерика.
ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Что значит ликвидировать?.. Меня?.. Как это понимать?.. Как можно ликвидировать меня?.. Я же… Что вы говорите?.. Что вы такое говорите?… Я не могу быть биороботом!.. Я человек!.. Живой и настоящий человек!.. Почему вы так со мной, за что?!
Бубнёж в трубке сменяется мертвенно-железным скрежетом. Он настолько громок, пронзителен и неприятен, что буквально расплющивает своей яростью. Хозяина кабинета бьёт мелкая дрожь, он бледен как лист самой качественной бумаги. Наконец он выпускает трубку из рук и падает на пол.
Харламов, сжавшись на своём стуле, с ужасом наблюдает за происходящим. Наконец железный скрежет прекращается, и в трубке раздаются гудки. Они тоже неприятны. Харламов кидается к телефону, торопливо поднимает с пола трубку и кладёт её на аппарат. Затем он склоняется над хозяином кабинета и трясёт его за плечо. Никакого результата. Изумлённый, потерянный, он в недоумении оглядывается по сторонам. Бросив взгляд на бутылку с водой, хватает её, торопливо открывает и жадно принимается глотать жидкость.
В это время телефон снова начинает звонить. Харламов в страхе взирает на него, делает шаг к двери, но останавливается. Не выдержав напряжения, он поднимает трубку и подносит её к уху.
ХАРЛАМОВ: Да-да, здравствуйте!.. Совершенно верно, Харламов Александр Евгеньевич… Как себя чувствую?.. Неплохо, спасибо… Нет-нет, ничего не беспокоит… Всё в порядке.
На другом конце провода ему что-то объясняют. С каждым словом Харламов приободряется и светлеет, как если бы приговорённому на казнь объявили о помиловании.
ХАРЛАМОВ: Розыгрыш?.. Для телевизионной передачи?.. Вы серьёзно?..
Ему снова что-то объясняют.
ХАРЛАМОВ: Могу выбрать, будут ли её показывать?.. Ну, даже не знаю… Не хотелось бы, конечно…
Короткие фразы от собеседника.
ХАРЛАМОВ: Спасибо!.. Нет-нет, со мной всё в порядке!.. Медицинская помощь не требуется… Домой?.. Да, хотелось бы домой… Если, конечно, больше не нужен… Нет, подвозить не надо… Я на машине… Да-да, всё нормально, доеду сам… Смогу-смогу, не переживайте…
Ещё несколько фраз с того конца провода.
ХАРЛАМОВ: Только… (Оглядывается на лежащего хозяина кабинета). Тут человек остался… Он мёртвый… Не человек?.. А кто?.. Разумная машина… Так что же, пусть лежит?… А, уберёте сами!.. Ладно-ладно…
Снова говорит собеседник.
ХАРЛАМОВ: А таблетка?.. Не настоящая?.. Пустышка… Да-да, понимаю… Очень смешно… А фотографии?.. Те самые, где я голый?… Фотомонтаж?.. А, ну да, конечно… А отец?.. Он подтвердил, что я… Нанятый актёр… Ясно…
Несколько фраз от собеседника. Судя по всему, прощальных.
ХАРЛАМОВ: Нет-нет, никаких претензий!.. Никому ничего не расскажу, обещаю!.. Очень хорошо повеселился, спасибо… Классный розыгрыш!.. Никогда не забуду… Да-да, всего хорошего!.. И вам того же!..
Собеседник завершил разговор. Харламов в изумлении кладёт трубку на аппарат. Обессиленный, он присаживается на своё прежнее место. Морщась, непроизвольно начинает массировать левую половину груди – там, где сердце. На столе он вдруг обнаруживает свою барсетку и, обрадовавшись, торопливо забирает её. После этого решительным образом направляется к выходу, но, открыв дверь, вдруг останавливается. Что-то тревожное, гнетущее бушует в его груди. Он снова бледен, на лице опять выступил пот, с ним нехорошо.
Харламов возвращается к столу и какое-то время молча взирает на открытую коробочку с ампулой.
ХАРЛАМОВ (бормочет): Чёрт, но почему же всё-таки я…
Наконец он протягивает руку к футляру, подцепляет таблетку двумя пальцами и моментально закидывает в рот.
ХАРЛАМОВ: Один!.. Два!.. Три!.. Четыре!.. Пять!.. Шесть!.. Семь!.. Восемь!.. Девять!.. Десять!.. Одиннадцать!.. Двенадцать!.. Тринадцать!.. Четырнадцать!.. Пятнадцать!..
В этот момент освещение на сцене гаснет. Полная тьма и неопределённость. Ни движений, ни звуков, ни дуновений.
То ли конец, то ли новое начало.
ЗАНАВЕС
