Олег Михеев
Миша и его приключения. Рыбалка
Поднялся на ноги, приблизился к роднику. Зашуршал пустой полуторалитровой бутылкой, которую захватил именно для этой цели. Погрузил ее в воду: крупные пузыри, вырываясь из горлышка, на секунду застывали на поверхности, а потом беззвучно лопались.
– Дедушка, но там же червячки, – воскликнул Миша, – как мы будем пить такую воду?
– Какую такую? – пришел черед удивляться дедушке.
– Ну, грязную.
– Это же родниковая вода, сынок. Вкуснее и чище её на всем белом свете не сыщешь. А эта живность там, на дне, будь вода грязной, её бы и не было.
Он поднес бутылку к губам и с огромным удовольствием отпил. Крякнул, перевел дух и сделал еще несколько глотков.
– Не вода, а настоящая амброзия, – произнес он, – попробуй сам.
Дедушка протянул бутылку внуку. Тот не знал, что такое амброзия, но попробовать очень хотел. Жгуче-ледяная вода подарила мальчику ощущение свежего зимнего утра. Словно с каждым глотком, накатывала снежная волна, а затем отступала. Оставляя на макушке и щеках ледяные узоры: наподобие тех, что бывают на окнах в январе.
– Хватит, а то горло застудишь, – добродушно усмехнулся дедушка. – Говорил же волшебная, а ты «червячки, червячки». Ну как?
– Вкусная.
– Пожалуй, наполним еще одну. А то выхлебаешь все, прежде чем мы доберемся до дома.
Дедушка допил остатки чая из второй бутылки. Набрал немножко родниковой воды и хорошенько потряс, чтобы очистить ее от налипших чаинок. Вылил всё это в траву, а затем наполнил бутылку и крепко закрутил крышку.
– Пойдем, сынок. Солнышко скоро отправится на покой. Тут рядом, но все-таки поспешим.
Перед тем как покинуть этот чудесный оазис, дедушка снова положил руку на дерево:
– До скорых встреч, старый друг. Даст Бог, свидимся еще этим летом.
Миша был поражен тем, что дедушка разговаривает с дубом как с живым человеком. На всякий случай тоже прикоснулся к коре и мысленно сказал «до свидания», чтобы показать свою воспитанность. А затем последовал за дедом, который бодро вышагивал впереди.
Лесополоса, тянущаяся от одного края горизонта до другого, приближалась и становилась всё пышнее. Мальчик уже узнавал деревья: тополя и березки, а между ними изредка пробивались другие, не то клёны, не то осины. Деревья приветливо махали мальчику своими листьями и издавали слабый приглушенный шум. Наверное, тоже устали от дневной жары, подумал мальчуган.
– Далеко нам до станции? – спросил Миша. После непродолжительного отдыха ему никуда идти не хотелось. Сказывалась усталость, которая незаметно накопилась за весь день и в один момент, под сенью старого дуба, чугунной гирей опустилась на его плечи.
– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил дедушка и тут же продолжил, – эта полоса, ничего тебе не напоминает?
Мальчик наморщил лоб:
– Кажется, утром, еще на рассвете мы проходили через такую же.
– Верно, – согласился дедушка. – Это она и есть. Тянется на десятки километров вдоль железной дороги. Просто мы вышли к ней с другой стороны и придется немного пройтись, чтобы найти нужную тропинку, ведущую к станции.
Дедушка бросил взгляд на часы:
– К семи будем на месте, а там и до электрички недолго. Выше нос, – подбодрил он внука, – усталость ерунда по сравнению с впечатлениями, которые ты сегодня привезешь домой.
Некоторое время шли в полном молчании, которое прервал гудок, доносящийся откуда-то из-за деревьев. А спустя минуту мальчик услышал знакомый стук колес.
«Туту-тутух, туту-тутух» – успокаивающе и усыпляюще звучала бессменная мелодия железной дороги.
– Это не наша? – встревоженно спросил мальчик, – мы не останемся здесь?
– Нет, конечно, – ответил дедушка, – тут много разных поездов проходит. И все чётко по расписанию. И даже, если бы мы опоздали, то уехали бы на девятичасовой электричке. Не переживай. Вон тропинка, нам туда.
Путники свернули на узкую дорожку, уходящую прямо вглубь перелеска. Кажется, по ней давно никто не проходил: тропа почти полностью заросла и кустарники, жмущиеся к стволам деревьев, пытались схватить мальчика за руку и исцарапать. Однако это испытание длилось недолго. Вскоре рыбаки вышли на прогалину. И мальчик сразу понял, кто её проложил: рубчатые следы на земле свидетельствовали о том, что трактор успел побывать и здесь. Причем тот же самый. По крайней мере, Мише так и казалось.
Несмотря на усталость, он начал перепрыгивать полосы, оставленные протектором колес, стараясь на них не наступать. Дедушка вздохнул и покачал головой. Сколько энергии и сил у детей, подумал он.
– Эх, – произнёс он, – как быстро время пролетело, куда же мои собственные годки умчались.
Миша вздохи деда не слышал. Он как раз остановился после очередного прыжка, заметив новую тропинку, справа от себя.
– Нам туда, – догнал его дедушка, – мы по ней и пришли.
– А я и не узнал, кажется, будто это совсем другое место, – удивился мальчик.
– Лес выглядит по-разному в предрассветной дымке, при свете дня и после захода светила. Он ведь живой и тоже реагирует на солнышко, – подмигнул ему дедушка. – Не сложно перепутать и заблудиться. Я же эти места знаю давно, меня он не проведёт. Ну, идём, чего же ты встал.
Еще пяток минут, и Миша увидел знакомый перрон: сейчас он показался ему куда более длинным, чем утром. Посмотрел вправо, в надежде увидеть уползающий змеиный хвост электропоезда, но там были видны только рельсы, упирающиеся в самый горизонт, так, словно по ним можно было уехать прямиком на небо.
Дедушка грузно опустился на одинокую деревянную скамью, вытянул ноги, снял рюкзак и поставил рядом. Вздохнул.
– Хорошо.
Мальчик опустился рядом, посмотрел вперед, по другую сторону железнодорожной платформы:
– Домики как будто стали ближе.
– Темновато было утром, вот тебе и привиделось так. Сейчас мичуринцы подтянутся. Приезжают летом, живут здесь. Да и не живут особо, так в огородах поковыряются, отдохнут и снова в город. Кто-то и надолго здесь остается, но таких мало. Сейчас сам увидишь, – дедушка бросил взгляд на часы, – начало седьмого, вот-вот появятся.
– А кто такие мичуринцы?
– Дачники. Раньше все это, – он ткнул пальцем в разноцветные домики, – называлось мичуринскими садами. Вроде как по традиции. Это сейчас стало модно дачами называть.
Дедушка оказался прав: не прошло и десяти минут, как от домиков, словно заранее сговорившись, потянулись люди. Они выходили по одному или парами из калиток и как капельки сливались в единый ручей на небольшой грунтовой дороге. У одних в руках были сумки, у других ведра, кто-то шёл налегке. Вскоре перрон наполнился людьми: разбившись на группки, они о чем-то оживленно болтали.
Миша приблизился к одной из них и услышал, как две женщины обсуждали погоду, семена, рассказывали друг другу, что они посадили на своих участках и какой хороший урожай снимут осенью. Немного послушав, мальчик решил вернуться на скамейку. Но только сделал шаг в её сторону, как был остановлен негромким возгласом:
– Подслушиваешь, мальчик? Как некультурно, ай-яй-яй.
Миша резко обернулся. Голос показался ему уж очень знакомым.
– Марина Семёновна! – радостно воскликнул он.
Он узнал в дачнице свою учительницу математики.
Женщина улыбнулась мальчику, поманила его к себе и потрепала по голове:
– Как ты тут оказался? С кем ты? За грибами, вроде как, рановато. Хотя сморчки уже вроде бы пошли.
– Я с дедушкой, мы за рыбой приехали, – улыбнулся мальчик в ответ.
– Рыбаки, значит. Есть чем похвалиться? Небось, вот такую щуку поймал? – женщина широко-широко развела руки.
– Да нет, такой щуки, кажется, не было, – засмущался мальчик, – чуть поменьше были рыбы. Пескарики, ерши, окуньки.
Женщина звонко рассмеялась:
– Эх ты, неопытный еще. Каждый рыбак такую ловит. Ну, или хотя бы рассказывает, что однажды поймал воооот такенную рыбину.
Свои слова Марина Семеновна вновь подкрепила жестом. Мальчик засмущался еще больше, его щеки покрылись румянцем.
– Ладно-ладно, беги к дедушке, что-то он на нас подозрительно посматривает. Была рада тебя увидеть, Миша.
– И я рад, Марина Семёновна.
Женщина вернулась к разговору со своей товаркой, а мальчик пошёл назад к скамейке. Увидев вопросительный взгляд дедушки, объяснил:
– Моя учительница.
– Видишь, каким маленьким стал наш мир? Так далеко от города и даже тут знакомые. Солнышко садится уже, и ты присядь. Скоро приедет наш поезд. На вот, пожуй.
Дедушка извлек из кармашка рюкзака пакетик, в котором оказалась пара блинов.
– Припас для тебя. Знал, что к вечеру будешь голодный как волк.
Мальчик кивнул и махом проглотил один блин. Второй постарался проглотить не так быстро: жевал, растягивал удовольствие. Так с блином в руке и встретил электричку, которая громко и весело гудя, издалека объявляла о своем прибытии.
– Доедай скорее, – поторопил его дедушка, – машинист долго стоять не будет. Минута-полторы и тронется.
Сам он уже стоял на ногах в полной боевой готовности: удочка и сумка с рыбой в одной руке, в другой – пакет двумя бутылями родниковой воды, за спиной – рюкзак.
Люди, словно муравьи, спешащие попасть в муравейник до его закрытия, быстро и суетливо запрыгнули в электропоезд. Поблагодарив их за это коротким отрывистым гудком, тот продолжил свой путь.
Внутри выбранного ими вагона почти никого не было: лишь несколько человек, сидящих поодиночке. Мальчик с дедушкой сели справа, через два сидения от входа. Рюкзак рыбак поставил рядом на скамейку, пакеты убрал под ноги.
– Подремлю, пожалуй. Два часа почти ехать. Ты разбуди, сынок, если я сам не проснусь. Наша остановка конечная, в Тьмутаракань нас, конечно, не увезут, но не дело, если нас спящими обнаружит проводник.
Внук послушно кивнул и уставился в окно, задумавшись о том, на какой электричке можно добраться до этой самой Тьмутаракани. Утром, кроме огоньков в нем почти ничего не было видно. А сейчас же он наблюдал нескончаемую вереницу деревьев, которые провожая мальчика, печально качали на прощание своими кронами.
– Скоро закончатся, – приоткрыв один глаз, пробормотал дедушка и снова погрузился в сладкую дремоту.
Миша не знал, сколько прошло времени, и сколько километров преодолела электричка, прежде чем дедушкины слова сбылись. Но перед его взором, наконец-то, открылись другие пейзажи. Бесконечные поля и луга сменялись быстро как картинки в калейдоскопе, мало чем отличаясь друг от друга. Иногда посреди поля появлялись домики, похожие на те, что Миша видел на «триста пятом». Это настоящая деревня или мичуринские сады, хотел он спросить у дедушки, но решил не тревожить старшего. Тот сладко посапывал, убаюканный колыбельной, которую пела железная дорога.
Иногда электропоезд замедлялся, проносясь мимо полустанков: мальчик успевал разглядеть старый, покрытый полуразвалившимся шифером, домик. Но внутри не горел свет, и снаружи никого не было. Да и электричка не останавливалась, а лишь притормаживала, словно отдавая дань уважения, некогда важному, а сейчас позабытому месту.
Солнышко, бросив последние лучи, укатилось за горизонт. И хотя снаружи всё еще было далеко до темноты, как бывает в конце весны, но редкие светлячки-фонари уже разгорались то тут, то там. Те, что на станциях – светили ярко, другие, затерянные в полях – слабо мерцали. Но все они проносились так быстро и появлялись так редко, что мальчик начал клевать носом. И вскоре он уснул.
Проснулся оттого, что кто-то мягко теребил его за плечо:
– Даа, – протянул дедушка, – сторож из тебя никудышный, тебя самого впору охранять. Просыпайся, сынок, мы уже Красный Камень проезжаем.
Мальчик не понял, о каком камне идёт речь: потянулся как кот и зевнул, широко открыв рот. Дедушка уже вовсю готовился: встал, надел рюкзак, пакеты взял в руки, сел и уставился в окно.
