– Надеюсь, ты сказал правду, – серьезно проговорила она, подводя его к ровному, отполированному множеством ног участку деревянного пола. – Если ты действительно помнишь свое имя и пришел к нам самостоятельно, то кровь не отклонится.
В этот момент сильные руки родичей с двух сторон подхватили его и пригнули вниз, так что он стал напоминать сгорбленного калеку. К шее привязали тонкую веревку, на конце которой болтался привязанный за рукоятку миниатюрный нож Мари, касавшийся кончиком вытертых добела досок. Все столпились вокруг него, внимательно наблюдая за отвесом. Когда он наконец перестал совершать даже малейшие колебания – Бергу не давали пошевелиться – Авраам скомандовал:
– Режь!
Костлявая длинная рука, кажется, принадлежащая нескладному музыканту, протянулась из-за спины Берга и резким взмахом провела чем-то холодным и острым ему по горлу. Боли он не почувствовал, увидел только, скосив глаза, что тонкая струйка крови часто капает вниз; фиолетовые шарики с тихим стуком бьются о пол, быстро сливаясь в густеющую на глазах лужицу, почти идеально круглую. Через минуту поток иссяк, и его отпустили. Ален с трудом выпрямился и встретился взглядом с Мари, удовлетворенно сложившей ладони на груди.
– Он сказал правду! – провозгласила она и со вздохом опустилась на стул.
Толпа пришла в движение, многие подходили к морально выжатому Алену и касались его голого тела, словно хотели убедиться в том, что он на самом деле существует.
– Невероятно! – вскричал Авраам, встал на колени перед засохшей лужицей и провел по ней пальцем, затем лизнул его и поднял к пребывающим в немом изумлении Бергам бледное лицо. – Соленая!
Серж, приветливо улыбаясь, протянул Бергу его халат, и новорожденный поспешил его надеть, поскольку внезапно почувствовал озноб от сквозняка. Стрела оказалась у Авраама, сунувшего ее за пояс своих идеально гладких брюк и в недоумении рассматривавшего Алена.
– Расходитесь, пожалуйста, – сказал он, обращаясь к родственникам, и те, возбужденно обсуждая необыкновенное событие, скрасившее вечеринку, стали разбредаться по комнатам. Примерно половина из них отправилась на первый этаж, и вскоре рядом с Бергом остались только Авраам и Мари, молча, спиной к ним стоявшая перед распахнутым окном. Ален понял, что смертельно устал, и нетвердыми шагами подошел к многострадальному стулу, чудом еще не развалившемуся, и упал на него, тупо глядя перед собой. Но расслабиться и отдохнуть ему не удалось.
– Нам следует уйти отсюда, – проговорила Мари, поворачиваясь. Берг едва слышно застонал и поднялся, и все трое, миновав длинный коридор, свернули в самую дальнюю дверь. Мари чиркнула спичкой и зажгла две свечи возле входа, выхватив из тьмы небольшое уютное помещение, вызвавшее у Берга теплые чувства. Неизвестно, что послужило причиной их появления – неожиданный ворсистый ковер с красно-черным узором, изящные резные завитушки на светло-коричневой мебели или слабый запах самой Мари, но Бергу впервые с момента рождения стало так покойно, что он готов был лечь тут же, где стоял, и замереть. Хозяйка, похоже, уловила его настроение и ласково подвела его к потертому, но мягкому креслу возле правой стены и усадила в него. Сама она легла на высокую кровать, застеленную бордовым пледом, Авраам же занял единственный трехногий табурет, притулившийся рядом с зашторенным окном. Вторая кровать, менее удобная с виду и не такая широкая, небрежно накрытая пестрым одеялом, располагалась рядом со входом, под одной из свечей.
– Я все еще не могу поверить, что его кровь не отклонилась, – пробормотал патриарх. – За все годы я впервые вижу Законнорожденного, не влекомого к своему гнездилищу.
– Даже ты не можешь знать всего, дружок. Может быть, они и раньше появлялись, только Комиссия их перехватывала на выходе. А за этим почему-либо не досмотрели, вот он и пришел по адресу, указанному в справочнике.
– Это меня и смущает, – вздохнул Авраам.
Их неторопливая беседа действовала на Берга усыпляющим образом. С каждым словом ему было все трудней следить за беседой двух старейших членов семьи, но он крепился и держал голову прямо, хотя она норовила упасть ему на грудь.
– Мальчик страшно устал, – издалека донесся до него тихий голос Мари. – Неужели ты не видишь, что он вел себя совершенно искренне и нисколько не боялся, когда я помогала ему открыть вену? Настоящий шпион наверняка как-нибудь избежал бы этого…
– Говорю тебе, сестра, всем известно коварство Законнорожденных, их умение притворно жалеть нас, выдумывая оправдание изъятиям…
Он еще долго что-то говорил, но у Берга уже не было сил слушать патриарха, и он отдал свое сознание на волю тихого течения, подхватившего его и закружившего в море непроницаемо-белого, теплого тумана. Ален знал, что он дома, среди своих родных, следовательно, нисколько не сомневался в благополучном для него исходе спора.
Ему показалось, что прошло совсем немного времени, но когда он открыл глаза и осмотрелся, в комнате уже никого не было, а сам он, укрытый пледом Мари, лежал на второй кровати головой к окну. Сквозь плотную штору проникало слишком мало света, а свечи у входа уже не горели. Берг полежал еще несколько минут, заново переживая волнующие события, случившиеся на праздновании дня рождения хозяйки дома, и поднялся. Отодвинув край шторы, он увидел почти такой же дом, крышу которого разнообразили острые кирпичные башенки, а внизу – мощеный брусчаткой двор, пустынный и полутемный. Судя по теням, солнце все так же висело где-то возле горизонта, заполняя мир призрачным красновато-желтым сиянием.
На кресле лежала мужская одежда: черные брюки и серая сорочка, все чистое, мягкое и пахнущее чем-то сладковато-приторным. Ален скинул халат и облачился в обнову, повертелся перед зеркалом и счел, что выглядит симпатично. Его замшевые ботинки, видимо, не нуждались в замене, а потому он выдвинул их из-под кровати и надел.
Из коридора до него донеслись слабые звуки пианино, и Берг, замирая, вышел за дверь, надеясь, что прошлые обвинения, чуть не ввергшие его в слезы, сняты и он может жить здесь вместе с родственниками, познавая радость общения с ними. За инструментом сидел тот же самый долговязый пианист, что и на празднике, но на этот раз он сохранял спокойствие и наигрывал что-то менее экспрессивное. Более того, матовая клавиша уже заняла свое законное место, как будто и не выскакивала из паза. На подоконнике сидел и болтал ногами, тупо глядя перед собой, бородатый Майкл. Заметив появление Берга, он широко улыбнулся и спрыгнул со своего насеста, раскинул руки и заключил его в объятия со словами:
– Брат! Ты совсем как новенький.
Долговязый поднялся со стула и присоединился к ним, так что в течение какого-то времени все трое стояли, радостно обнявшись, и Ален, покалываемый пышной бородой, чувствовал умиротворение от того, что признан и не гоним.
– Меня ты знаешь, а этого детину зовут Виктуар, – сказал Майкл и отстранился, указывая на пианиста, – или он уже говорил тебе? Эй, ты уже назвался?
– Я не помню, – смутился Берг. – Вас было так много, стоял такой громкий шум, что все выскочило у меня из головы.
– Это ничего, – философски заметил Виктуар и вернулся на свое место за инструментом.
– Редкостный молчун, – указывая на длинного родственника, проговорил Майкл и, подхватив новорожденного под руку, повел его вниз, на первый этаж дома, – и это его главное достоинство. Целыми днями лупит по клавишам, сочиняет новые песни, а заканчивается все тем, что ему приказывают играть старые, всем известные. Тебе повезло, что я сегодня свободен! Потому что иначе тебе пришлось бы заниматься какой-нибудь чепухой с Аделией, или Борисом, или еще с кем-нибудь.
– А где они все? – решился спросить Берг.
– На службе, где же еще? Остальные гуляют или торчат в игральне, с них станется! Я бы, конечно, тоже туда пошел, но меня Мари попросила с тобой позаниматься. Ты не волнуйся, постепенно все узнаешь, поначалу все теряются. Шутка ли, считай, только что родился, а тут на тебя такие неприятности свалились! Кому такой прием понравится? Мне бы точно не понравился. Ты уж не обижайся, но Авраам сказал, что у нас никогда не было родственника с синей кровью, а ведь она еще и не отклоняется! Тут уж кто хочешь забеспокоится. Только ты пока никому не говори, что у тебя кровь синяя, ладно?
– Кому я мог бы об этом сказать? – удивился Берг. – Я же никого, кроме вас, не знаю. И ни с кем не встречался, кроме Бранчика.
– А он знает? – вдруг обеспокоился Майкл. – Да черт с ним, пусть Авраам думает, или Мари, они старшие. А мы с тобой на кладбище сходим, да? Там здорово.
Собеседники не стали никуда сворачивать и вышли непосредственно через главную дверь, и Берг припомнил, как несколько часов назад он стоял перед ней, представляя себе свою семью. Сейчас он чувствовал радость от того, что все его беды благополучно разрешились, оставив по себе только смутное воспоминание где-то в глубине души. Улицы, как и вчера, полнились праздным народом, парами или поодиночке прогуливающимся вплотную к зданиям. Какой-то седой старец толкнул возникшего из дверей Алена и рассыпался извинениями.
– Смотри, куда идешь, дебил! Ребенка не видит! – разозлился Майкл и поддержал новорожденного за пояс.
– Я не заметил, – раболепно пробормотал прохожий, – у меня зрение слабоватое.
– Ну и сидел бы дома! – продолжал кипятиться Майкл.
– Уже иду туда, иду!..
Старший родственник, не удаляясь от крыльца, внимательно осмотрел окрестности, обратив особое внимание на чистоту закатного неба. Ни единая тень не бороздила его глубокую синеву.
– Ты опасаешься черных летунов? – поинтересовался Берг.
– Всегда посматривай вверх, малыш, – наставительно молвил Майкл. – До изъятия тебе далеко, а вот учебной атаки избежишь. Ну, вроде той, которую ты перед праздником видел.
Он повторно изучил предзакатное небо и удовлетворенно кивнул сам себе.
– Можем идти, – сказал он, и родственники зашагали по улице, удаляясь от родильного центра, но на архитектуре зданий этот факт никак не сказался, и город по-прежнему радовал Берга разнообразием своих форм. Разве что ярких красок на стенах становилось постепенно все меньше – они все чаще сменялись оттенками серого. Вдоль домов все так же прогуливались граждане, группами и поодиночке, как правило, погруженные в молчание. Некоторые передвигались на креслах, снабженных кривыми колесами, многие с костылями, часть женщин катила перед собой потертые, скрипящие коляски, в которых молча лежали синеватые маленькие люди, беспомощно шевелившие пухлыми ручками. Лица прохожих выглядели умиротворенно, и Ален поймал себя на мысли, что и сам имеет точно такой же слащавый вид. Ему было хорошо: теплые лучи солнца грели кожу, остававшуюся тем не менее прохладной, а пряный ветерок раздражал ноздри незнакомыми сладкими запахами.
После очередного поворота перед глазами путников возникла обветшалая, высотой в человеческий рост кирпичная стена с пробитым в ней узким проходом, поперек которого возвышался тучный гражданин, облаченный в длинные, до колен, красные шорты и плотную черную майку. Его нижняя губа свисала примерно до середины подбородка, обнажая выщербленные, кривые зубы.
– Привет, Вадим! – крикнул Майкл и хлопнул толстяка по животу. Тот нахмурился и схватил его за шиворот.
– Кто таков?
– Это же я, Майкл!
– А, – осклабился Вадим. – Не признал бродягу! Проходи, отвлекись от забот. А кто это с тобой?
– Меня зовут Ален, – осмелился сказать Берг.
– Недавно родился?
– Совсем недавно.
– Завидую молодежи! – патетически воскликнул Вадим, разбрызгивая липкую слюну, часть которой осела на лицах обоих Бергов. – Все у них впервые. Порядки знаешь?
– Я расскажу, – поспешно вставил Майкл, нетерпеливо хватая Алена за руку и вводя под сень огромных растений, беспорядочно произраставших из бурой земли.
– По головам не ходить! – крикнул вдогонку страж.
– Зачем он тут стоит? – полюбопытствовал Берг, посматривая назад и пропустив мимо ушей странное высказывание Вадима.
– Нравится, наверное, – пожал плечами Майкл. – А может, ему Законнорожденные приказали. Скорее всего, так и есть – пригрозили сердце сожрать, вот он и стоит как проклятый. Обычное дело.
Забыв о Вадиме, Ален осмотрелся.
– Это деревья? – С задранной ввысь головой он любовался колышущимися ветвями, укрывшими его от пустого синего неба.
– Откуда ты это знаешь? – удивился бородач. – Нет, все-таки ты странный парень. Обычно названия появляются в голове через месяц-другой после рождения. Хм… Ну, если человек с замедленным развитием – то через три месяца.
Ален смущенно промолчал, переключив внимание на постепенно проявившиеся в полумраке теней металлические ограды, зияющие черным прямоугольные ямы, деревянные и каменные домики, и в глубине кладбища – высокий кубический домик, возле которого глухо вскрикивала небольшая, но плотная толпа посетителей. В его стене, на высоте примерно трех метров, зияла узкая дыра, через которую порой с едва слышным пыхтением вылетали облачка полупрозрачного тумана. Они медленно оседали на задранные головы людей.
– О каких порядках говорил Вадим? – полюбопытствовал Берг. Но родственник не ответил, устремившись по направлению к строению, и Ален поспешил за ним, спотыкаясь на неровной тропинке, из которой повсюду торчали отполированные подошвами корни. Майкл с нервно подрагивавшей бородой ворвался в толпу и, словно угорь, стал проталкиваться сквозь нее, стремясь к подножию стены. Собравшиеся в ней заволновались, послышались резкие, скандальные возгласы, лишенные всякого смысла, но явно преисполненные негодования. Толпа заволновалась, отторгая пришельца, и вскоре потрепанный Майкл вынырнул на ее поверхность, почти не пострадав от соприкосновения с враждебной средой. Его рот искривился еще больше, чем обычно, но все же скорее напоминал улыбку, чем гримасу.
– Теперь можно и подождать, – вздохнул он и пристроился вплотную к широкой спине стоящей с краю дамы. Берг был озадачен увиденным, но решил промолчать, чтобы попытаться самостоятельно постичь смысл сцены. В воздухе витал слабый незнакомый запах, не вызвавший у Алена никаких мыслей относительно его происхождения. Поначалу он только щекотал ему ноздри, но постепенно, по мере привыкания, раздражал почему-то все больше и больше, и уже спустя несколько минут Берг был вынужден отойти от стены подальше. Майкл между тем стоял совершенно неподвижно, весь подавшись вперед, насколько ему позволяло туловище дамы, его глаза были плотно закрыты, черты лица полностью разгладились, и даже губы приобрели правильный изгиб. Ален поднял взгляд повыше: в косых лучах солнца вилась тонкая, почти невесомая пыль.
Вдруг кто-то стал проталкиваться из глубины людского скопления, чем вызвал волну невнятных возгласов, быстро затихавших. Одетый в черное человек, пошатываясь, выбрался наружу и медленно побрел к выходу, глядя прямо перед собой. Но его неудержимо сносило в сторону, и дойти до проема в кирпичной стене ему было не суждено. Судя по всему, он ничего не видел, но тем не менее не предпринимал никаких попыток помочь себе руками, а вместо этого смело ставя ноги куда придется. На такой пересеченной местности уйти далеко было невозможно, и уже через несколько метров он запнулся за корень и покатился под откос, угодив в разверстую могилу.
Пока Берг следил за сомнамбулическим гражданином, из недр толпы возник очередной заторможенный субъект, крайне морщинистый. Он нервно вздрагивал и вилял из стороны в сторону, широко раскрыв невидящие глаза. Этому одурманенному туманом человеку повезло меньше – он напоролся боком на ощетинившийся осколок покореженной могильной ограды. После этого он еще несколько минут пытался двигаться, сумбурно дергая конечностями и глухо взвизгивая, но тем самым лишь глубже погружал в себя штыри. Наконец гражданин ослабел и затих, его тело обмякло и продолжало висеть на ограде подобно мешку с костями. Ален подскочил к пострадавшему и приподнял тому голову, ухватившись за волосы на затылке.
– Друг, ты в порядке?
Тот открыл один глаз и бешено уставился им на Берга.
– Поди прочь, хам, – хрипло и почти неразборчиво буркнул наколотый на ограду гражданин. Ален от неожиданности выпустил его прическу, и голова морщинистого субъекта повисла на обмякшей шее.
Берг почувствовал себя ненужным и заброшенным – брат Майкл уже успел внедриться в толпу жаждущих прозрачного тумана, и его черная спина слилась с шевелящейся людской массой. От нечего делать он решил прогуляться по дорожкам кладбища, не выпуская из виду стену. Все-таки он немного боялся заблудиться и пропустить момент, когда Майкл вволю наглотается своего вожделенного тумана и выберется из толпы. Между тем новые посетители продолжали время от времени прибывать, сменяя уже умиротворенных сограждан. Последние, как выяснил Ален, крайне редко сразу попадали в ворота, большинство расползалось среди могильных холмиков и оград, лежало в корнях деревьев, под кустами и в прочих малоудобных для отдыха местах. Поэтому Алену постоянно попадались люди с осовелыми глазами, тупо шатающиеся между могил.
– Эй, парень! – услышал Берг и взглянул влево, в направлении слабого женского голоса. – Помоги подняться.
Между двух кустов в довольно разобранной позе возлежала симпатичная девица, почему-то лишенная передних зубов, широко раскрытыми глазами таращась на замершего в смущении младенца.
– Вам дурно? – пролепетал Ален, осторожно склоняясь над гражданкой.
– Мне хорошо! – хрипло каркнула девица, выбрасывая руку вверх и хватая его за сорочку, так что Берг потерял равновесие и плашмя обрушился на холодное, влажное женское тело.
– А! – взвизгнул он, скользя руками по чужим рыхлым бокам в бесплодных попытках приподняться.
– Можно мне к вам присоединиться? – сказал кто-то у него над ухом, несмело трогая за плечо. Берг дернулся и окончательно уткнулся лицом в несущую слабый запах дурмана грудь павшей женщины, не в силах совладать с неожиданно сильными мягкими руками, туго обвившими его торс. Колени его упирались в какой-то острый корень.
– И как ты это сделаешь? – с любопытством вопросила девица вновь прибывшего.
– У-а! – еще раз несмело вскрикнул Ален, до крайности напуганный происходящим.
– Или мне подождать? – нетерпеливо спросил голос.
У Берга вдруг зачесалось между лопатками, и он предпринял попытку высвободить хотя бы одну руку, но из этого ничего не вышло. Тогда он, руководствуясь вспышкой интуиции, погрузил обе ладони в подмышечные впадины гражданки и пошевелил там пальцами. Девица взвизгнула и дернулась, Ален возликовал и вырвался из хладных объятий лежащей, сбив спиной склонившегося над ним посетителя. Колени черных штанов безнадежно испачкались в кладбищенском дерне.
– Дурак! – крикнула она, в гневе кривя беззубый рот.
– Это точно, – проговорил сзади некто. Ален в смущении обернулся: из колючего куста, оставляя на шипах клочки ткани и кожи, выбирался облаченный в замызганную майку и дырявые порты старец. Легким мановением рук он освободил из колючек клочковатую бороду и ринулся к лежащей девице, оттолкнув по дороге остолбеневшего Берга.
– Напористый дедок, – уважительно произнес оказавшийся поблизости гражданин, на вид крайне неприятный, однорукий и весь какой-то скособоченный. К его грязной одежде прилип целый ворох прелой листвы. По всей видимости, он или уже оправился от действия тумана, или же просто прогуливался между раскопанных могил.
– Извини мое невежество, товарищ, – несмело сказал Берг. – В чем нуждается эта красивая, но малозубая женщина?
– Неодолимая сила влечет ее к лицам нашего пола, – охотно пояснил кладбищенский прохожий. – Неведомый простым гражданам, но необычайно сильный вид удовольствия извлекает она из единения с прочими людьми, и старыми, и молодыми. Лишь черный летун не вызовет ее интереса, один только ужас, заставив укрыться в кустах.
И верно, громкие и хриплые стоны раздавались из-под бороды человека, возлегшего на страждущую.
– У нее нет своего дома? – удивился Берг, сочувственно рассматривая пухлые ноги, судорожно охватившие старца.
– Где-то есть, – пожал плечами собеседник, – но она сама, наверное, его уже и не помнит. Это Вика, я часто ее здесь вижу – то у стены, то на травке. А ты почему такой бодрый? – насторожился скрюченный прохожий. – Ты, случайно, не из Комиссии по контролю?
– Я не из Комиссии! – испугался Ален, вновь переживая отголоски потерянности и обиды, знакомых ему по чудовищной сцене на дне рождения Мари. – Просто мне не понравился белый туман у стены, и я пошел погулять, а мой брат Майкл стоит там… Ну хорошо, а почему тогда этот седобородый гражданин так стремился упасть на гражданку?
Калека недоверчиво хмыкнул, все еще с подозрением глядя на Берга.
– А разве ты этого не хочешь?
Ален задумался, внимательно глядя на девицу, нервно ерзавшую под неподвижным старцем и стискивавшую того крепкими конечностями. Он попытался представить себя на месте пожилого бородача, и внезапно понял, что это вызвало в его теле теплую волну, распространившуюся повсюду, начиная от области паха.
– Он греется! – воскликнул Берг.
– Правильно, – кивнул собеседник. – Меня, кстати, зовут Михась из семьи Козодоевых. А ты кто будешь?
Ален рассеянно представился, словно завороженный закатывая глаза в мысленной фантазии, где он стискивает распластанную на корнях подругу.
– Что, понял, как это здорово? – насмешливо поинтересовался увечный Михась.
Берг со вздохом отвернулся от возбуждающей сцены.
– Вы такой знающий гражданин, – промолвил он уважительно. – Скажите мне, что это за белый туман, который вылетает из дыры? Мой брат Майкл словно сошел с ума, почуяв его.
– Значит, такой уж у него организм. Туман – в нем ведь есть и прах людской, все, что остается после человека, когда он умирает.
– Я тоже умру? – поразился Ален. Это казалось ему невероятным – живой мир вдруг пропадает, словно закрываешь глаза, и больше не услаждают тебя звуки, запахи и краски, и даже мыслей в голове совсем не остается. – Я ведь родился совсем недавно!
Собеседник утешил Берга теплым похлопыванием по плечу:
– Крепись, малыш! Солнце множество раз успеет скрыться за горизонтом и появиться вновь, прежде чем вестник прилетит к тебе. К тому времени жизнь наскучит тебе, уж в этом не сомневайся.
– А ведь я… – начал Берг и осекся, вспомнив о просьбе родичей не разговаривать с чужими о своих похождениях. – Я и подумать не мог, что они вдыхают прах. Почему же мне он так не понравился, что я чуть не умер на месте?
– Вот это уже подозрительно! – Козодоев притормозил и ухватил Алена за рукав. Его глаза хищно сверкнули, он быстро осмотрелся и вновь уткнулся хитровато-хмурым взглядом в лицо новорожденного. – Ты точно не из Комиссии?
– Ну конечно, разве я похож на вестника, друг?
– Там ведь не только вестники работают. Там… у-у-у, кого там только нет… – Кладбищенский гражданин повлек Берга к каким-то загадочным зарослям между двух развороченных могил, сиротливо пустующих по причине удаленности от вожделенного домика. Вокруг никого, кроме них двоих, не было – сомнамбулические посетители кладбища расползлись по укромным закоулкам и отдыхали.
– Куда мы идем? – полюбопытствовал Берг.
– А вот сюда!
Однорукий вдруг толкнул Алена вперед, и тот, не устояв на ногах, полетел в разверстую могилу, больно стукнувшись головой о какой-то мокрый и прочный корень. Кроны деревьев закружились над ним, превратившись в сплошные зеленые круги и своим неуместным вращением совсем замутив сознание юного Берга. Сверху на него посыпались комки влажной земли, ударяя в разные части тела. Но вдруг оттуда же донеслись сочные звуки гневного сопения, борьбы и короткие устрашающие выкрики, вслед за которыми – затухающий вопль отчаяния и скорби.
С усилием открыв глаза, Ален увидел склоненное над собой лицо давешней беззубой девушки, заинтересованно разглядывавшей его полуприсыпанное кусочками грунта тело. Берг томно замер, ожидая, что она припадет к нему и согреет своими волнующими чреслами, но вместо этого гражданка протянула ему руку и повлекла за собой, со дна могилы.
– Что же ты такой неловкий, малыш? – мягко спросила она, помогая ему отряхнуться.
Ален пожал плечами и опасливо осмотрелся, всякую минуту ожидая внезапного нападения однорукого.
– Он уже не опасен, – рассмеялась девица. – Меня зовут Вика, а тебя как?
– Ален, – проговорил Берг и попытался прижаться к ее полной груди, но неожиданно получил ощутимый шлепок по животу и недовольно-насмешливый взгляд крупных круглых глаз. Хищный провал ее беззубого рта сверкнул ему в лицо, обдав запахом прелых листьев и корневищ.
– Нет уж, на сегодня довольно, – сказала она и поманила его за собой, мимо могилы, на дне которой Берг увидел раздосадованного Михася. Лежа на спине, тот бестолково суетился, безуспешно пытаясь выдернуть из живота длинный металлический прут, некогда бывший частью ограды. Но его ослабевшие пальцы лишь скользили по ржавой поверхности металла. Увидев проходящих над ними Вику и Алена, он оставил свое занятие и свирепо погрозил им кулаком.
– Я тебя запомнил, целый! И тебя тоже, девка! Попадись ты мне только на глаза!
– И что ты мне сделаешь? – холодно бросила она в могилу тяжкий камень слов, вдобавок звучно плюнув на приколотого гражданина. Ее желтый плевок симпатично расплылся на подбородке беспомощного Козодоева. – Сердце вырвешь?
– Нехорошо толкаться, – невпопад заметил Ален.
– Эх, не успел я тебя присыпать, парень, – воскликнул Козодоев печально. – Он прислужник Обители! Это шпион Свена! – сообщил Михась вслед удаляющейся Вике, за которой поспешал озадаченный Берг. Он ожидал свежих сведений о местных нравах – окружающие и встречные люди отличались странной склонностью к неожиданным и малопонятным поступкам, постоянно повергая Алена то в недоумение, то на землю.
– Почему он назвал меня целым, Вика? – спросил он, чтобы начать содержательную беседу с новой знакомой. Они направлялись к выходу с кладбища, срезая углы замысловатых дорожек и перепрыгивая через препятствия.
– Не обращай внимания, это местный сумасшедший, – ответила она, внезапно остановившись под самой оградой, рядом с которой росло сучковатое, полузасохшее дерево, – он всех новичков считает шпионами. А ты и в самом деле, Ален, выглядишь каким-то слишком правильным. Все у тебя на месте – и руки, и ноги, и дыр никаких не видно. Или они под одеждой? Все было бы ничего, если бы ты был морщинистый. Но ведь это не так.
– Я ничего не знаю, – удивился он и принялся себя ощупывать.
– Дай я. – Вика провела у него по животу и спине цепкими ладонями, выискивая лишние впадины и неровности, отчего Берг, закатив глаза, запыхтел и покрылся горячим потом, отвечая на движения ее рук собственными, встречными. Но она вдруг со смешком отступила от него и проговорила:
– Да ты совсем еще мальчишка! Но симпатичный. Нет уж, на сегодня с меня довольно, и так все платье в грязи. Помоги-ка мне перелезть через забор.
Весь пыл как-то разом слетел с Алена, он смущенно оглянулся на слабо видневшийся в просветах домик с толпой посетителей.
– У меня там брат остался, – пробормотал он.
– Тоже малыш?
– Майкл? Н-нет, он уже не первый раз…
– Ну и зачем тогда его ждать? Ты ведь помнишь свой адрес?
Берг кивнул и, напрягая мускулы, помог упитанной девице взобраться на нижнюю ветку, затем стал толкать ее под растекающийся рыхлыми складками зад. Она споро вскарабкалась на самый верх кирпичного забора и опустила за него ноги.
– За мной! – скомандовала Вика и съехала вниз, исчезнув из вида. Алену было скучно оставаться на кладбище, и он последовал за новой знакомой, которая продолжала волновать его удивительным строением своего тела. Вспрыгнув на шершавое дерево, он перебрался на забор. Вика уже удалялась вдоль него, слегка пританцовывая – видимо, радость переполняла ее.
Берг спрыгнул на асфальт и поспешил за ней, догнал и пристроился рядом.
– Где ты зубы потеряла? – спросил он, чтобы возобновить разговор. Девушка вцепилась в его локоть и прижалась к нему бедром, сверкнув ему в глаза черным провалом между губ.
– Такая уж уродилась! Знаешь, как легко языком шевелить. Не нравится?
– Симпатично, когда улыбаешься. А куда мы идем?
– Мы гуляем, – заявила Вика. – Пусть попробуют пристать. – И все же она то и дело посматривала вверх, порой оглядываясь и вертя головой. – Эх, нет у меня больше моей черной кепки! – Очевидно, все здесь опасались тренирующихся летунов, пусть даже они и не навсегда вытаскивали из прохожих сердца. Сам Ален после инцидента с Бранчиком не слишком боялся их появления. “А если бы меня проткнули серебряной стрелой?” – проскочила в голове пугающая мысль. Ясно, лежал бы беспомощной кучкой плоти, подходи и распиливай ребра. С этой минуты Берг тоже стал активно осматриваться по сторонам, так что даже заныла шея, и ему пришлось уменьшить размах и интенсивность движений.
– Где ты живешь?
– На шестой улице, дом девятнадцать, – ответил он.
– У, почти самый центр! – завистливо крикнула девушка. – До Арены совсем недалеко.
– Какой арены?
– Там черные летуны соревнуются в ловкости.
– Это же опасно! – поразился Ален. – То есть разве не страшно, когда их так много и поблизости от гражданина?
– Глупый, – рассмеялась Вика. – Арена – самое спокойное место во всем городе. Ни один человек из Комиссии не может навредить простому гражданину, пока тот сидит на трибуне. Даже если у летуна на руках предписание на изъятие.
Ален помолчал, усваивая новую порцию данных, затем спросил:
– А про какую такую кепку ты говорила? Я не видел здесь головных уборов!
– Откуда тогда ты про них знаешь? – Вика резко встала и всем туловищем повернулась к молодому спутнику. На ее красивом лице появилось такое же странное выражение, как и у Козодоева, когда тот “разоблачал” Берга. – Ты забавный! – тотчас рассмеялась она и продолжила движение. Видимо, она не любила долгое время находиться в неподвижности, привлекая своей сочной фигурой коварных летунов.
Они повернули на широкую, многолюдную улицу, по которой в обе стороны двигалось множество людей. Почти все группировались в небольшие, видимо семейные компании, громко и экспрессивно обсуждая какие-то неясные Бергу материи. Как ни любопытно было Бергу рассматривать скопление пожилых – а таких вокруг было большинство – сограждан, странная просьба новой подруги не давала ему покоя.
– Расскажи мне еще про свою кепку, – попросил он.
– Братец мой, Игорь, ее у меня отнял, – хмуро, с ненавистью в голосе проговорила Вика. – Это не простая кепка, а специальная, ее выдают лишенному сердца гражданину. А мне ее подарил…
– Кто, бессердечный?
Она засмеялась и на минутку прижала его локоть к своему пышному, прохладному телу.