Олег Никитин
Этот свет
– Как ты поэтично выражаешься! Это случилось в полдень или немного раньше, а я все никак не могу забыть и страдаю. Я вернулась с кладбища, чтобы немножко поспать, а Игорь увидел на мне черную кепку и стал выпрашивать – дай, мол, прогуляться в ней, чтобы шею не выворачивать. Проклятый старик! Ты что, в первый раз про такое слышишь? Ах, как здорово быть новорожденным!
За домами, повторявшими слабый изгиб улицы, открылась величественная картина явно публичного сооружения, полукругом вгрызавшегося в скопление жилых строений. Возвышаясь над ними на целую половину своей высоты, оно хищно впитывало закатные лучи, одаривая в ответ окрестности мягко-оранжевым сиянием. Над невидимым амфитеатром – его наличие неуловимо угадывалось по гулу голосов и особой, аляповатой, предназначенной именно для таких общественных мест архитектурой – витал дух зрелища. Он неудержимо повлек Берга прямо к самому входу, обильно облепленному людьми. Посетителей, возникающих из высоких, многостворчатых дверей, было существенно меньше, чем исчезающих за ними: похоже, вскоре должно было начаться некое представление.
– Как он тогда об стену! – шамкая и брызгая слюной, завопил прохожий, древний старик с редкой бородой своему приятелю, такому же чахлому гражданину на костылях.
– Точно, – под перестук звонких набалдашников о брусчатку отозвался тот. – Но вираж был крутой. Не всякий из него вывернется.
Берг подергал Вику за локоть. Ему хотелось знать одновременно все, и в гортани крутились сонмы любопытствующих возгласов, но выбрал он тот, что продолжал тему их беседы – о головном уборе.
– Он отнял у тебя кепку? Как он мог обидеть сестру?
Она остановилась и прижала губы прямо к его уху, и жаркие слова полились в него, возбуждая жалость и желание помочь:
– Я покажу тебе его, я знаю, где он обычно с приятелями сидит. Ты уж попробуй отнять у него мою кепочку, а я… ну, потом мы можем пойти к тебе, – заключила она с волнующим смешком. – Если дойдем, конечно. У тебя есть своя постель?
– Не знаю. – Мысли Алена путались от тепла, овладевшего всеми его членами. – Наверное.
Плотность человеческих голосов нарастала, и возле самых дверей, настежь распахнутых в приглашении, она буквально плескались в воздухе, истекая с высоких, людных трибун. Их изогнутые, почти заполненные ряды стали видны за несколько метров до открытого пространства, пролегающих под высоким покатым сводом. Тут бурлил неиссякаемый поток тел, омывая пробирающихся вперед Берга и Вику; повсюду стучали протезы, скрипели громоздкие коляски инвалидов, раздавались бессвязные крики и ругательства граждан. Густой запах возбуждения забивал ноздри, заставляя подчиниться коллективному сознанию масс.
Через минуту друзья вынырнули под открытое небо и направились вдоль нижнего ряда, наступая на вытянутые ступни и спотыкаясь о потертые палки.
– Проходи, не мешай! – непрерывно горланили посетители арены. – Ты прозрачный? Давай, двигай дальше, кретин!
Какая-то древняя гражданка больно ткнула Алена в бок длинной и острой клюкой, чуть не пропоров ему кожу. Кажется, все сидящие на первом ряду, возле самого выхода люди пришли сюда только затем, чтобы препираться с прочими посетителями, настолько они были поглощены руганью с протекающим мимо них узким ручейком сограждан. Их седые брови злобно изгибались над сверкающими в ажитации глазами, а оголтелые вопли страстно рвались из дряблых глоток.
– Здесь все сделано для развлечения людей, – пояснила Вика, отвлекшись от выкрикивания ответных оскорблений в адрес проходимцев, занявших лучшие места. – Здорово, правда?
Тут они неосторожно напоролись на лезвие встречного потока, их раскидало в разные стороны крупной вереницей родственников, которые, держась за руки, гуськом буравили толпу.
– Вика! – в ужасе вскричал Берг. Ее платье замелькало в просветы между телами, оттуда же раздался ее злобный визг и затем – несвязные всхлипывающие вопли. Ален рванулся сквозь строй родичей и пробился к подруге ценой оторванной пуговицы и нескольких увесистых пинков. Подняв подругу за волосы, он подхватил ее вялое туловище левой рукой и повлек дальше: теперь они сдвоенной массой легко буравили чужую шевелящуюся плоть. Заметив неподалеку проход между рядами, Берг протащил Вику туда и выволок на несколько ступеней вверх, усадив с краю.
– Здесь сидеть нельзя, – сварливо заявил гражданин, к которому прислонилась девушка. Он заплел свои седые космы в несколько косичек и теперь гордо тряс ими, сметая с мятого пиджака ошметки перхоти.
– Заткнись, урод! – озлился Ален, сам удивившись вскипевшему в нем раздражению. – Не видишь, ей отдавили пятки?! И на руках ссадины, смотри!
Отовсюду раздался недружелюбный смех, кое-кто скрипуче заулюлюкал, но, к счастью, внимание толпы отвлек чей-то зычный возглас:
– Летят!
Вика встрепенулась и вскочила, словно не она только что закатывала глаза.
– Пошли наверх. – Теперь уже она чуть не тащила Берга за собой. Наконец они выбрались на относительно свободное от зрителей пространство и уселись на незанятой скамейке, неподалеку от края амфитеатра. Ален смог отдышаться и рассмотреть, ради чего народ так азартно давился на трибунах и под ними.
Большая часть дальней части амфитеатра напрочь отсутствовала, замененная на высокую серую стену, всю в неопрятных потеках и пятнах. Казалось, неведомый великан давил на ней гигантских клопов, разбрызгавших окрест литры густой крови. В самом низу стены имелся черный провал хода, из которого сейчас выбегали парами крылатые люди, все как один напомнившие Алену летунов Витора и Макса. Оказавшись под открытым небом, они расправляли великолепные черные крылья и резко уходили вверх, рея на фоне глубокого синего неба угловатыми быстрыми тенями, подсвеченными солнцем.
Граждане непрерывно верещали, визжали и топали ногами, так что Берг стал опасаться за сохранность сооружения. Гулкая дрожь здания передавалась телу, заставляя криком подхватывать общий экстаз толпы.
– Вот он! – внезапно крикнула ему в ухо Вика. Вцепившись потными пальцами ему в подбородок, она развернула его голову направо и ткнула в произвольном, как показалось Алену, направлении. Во всяком случае, ничего необычного там не наблюдалось – десяток-другой вопящих граждан, и только. – Видишь, черноволосый, в темно-красной рубахе! – Ей приходилось напрягать связки, чтобы молодой друг услышал ее. – Вот что, малыш, – жарко забормотала она, приникая к Бергову уху, – помоги мне мою кепочку выручить, а уж я тебе отплачу.
Берг присмотрелся, хотя ему отчаянно хотелось полюбоваться летунами. В компании двоих товарищей там сидел и подскакивал от восторга указанный Викой гражданин. Его приятели вели себя не менее экспрессивно. Однако никаких головных уборов ни на ком из них не имелось.
– Где же кепка? – удивился Ален.
– В кармане, где же еще? – негодующе прошипела Вика. – Ты что, мне не веришь?
– Просто я не понимаю, как можно ее схватить, если она не на голове.
Пока девушка осмысляла проблему, Берг смог переключиться на летунов. Как он догадался уже через минуту, те всего лишь совершенствовались в летном искусстве – выписывали в небе виражи и петли, камнями обрушивались вниз и крутились штопорами. Каждый удачный финт вызывал дополнительный всплеск радости среди граждан, наводнивших амфитеатр. Вскоре какие-то люди в серых халатах выволокли из тоннеля несколько тел – судя по легкости, с какой они перетаскивали и устанавливали их, это были простые муляжи, – и летуны принялись поражать их серебряными стрелами, стараясь проделать это во время сложного пируэта.
– Я придумала, – сказала Вика и вновь погрузила губы в самую ушную раковину Берга, как будто в таком гаме их кто-нибудь мог подслушать. Ален не стал спорить и корректировать ее план: недавняя стычка с черным Максом придала ему изрядной уверенности в себе.
Но отвлекаться от зрелища не хотелось. Он представлял себе, как сам поднялся бы в небо, подталкиваемый снизу мощным гулом толпы, как лихо промчался бы над простыми согражданами, одаривая их широкой улыбкой. Кожа между лопатками зачесалась, будто под ней завелась колония юрких червей. Но Вика не дала Бергу помечтать и поволокла его вниз, перескакивая через полупустые скамейки. Вслед понеслась брань, самые дерзкие зрители вновь употребили подручные средства, но Вика была непреклонной, приближая цель. Очевидно, пресловутая “кепочка” гвоздем сидела у нее в голове, не давая забыть о себе. Берг подумал было, не возмутиться ли ему тем, что подруга постоянно таскает его за собой, будто он к ней приклеен, но потом вспомнил о ее пышном теле и промолчал.
– Стоп, – выдохнула она. Сев за спиной брата, она дернула спутника за рукав и заставила того упасть рядом. На макушке у Игоря красовалась аккуратная круглая лысина, почему-то обильно запотевшая. Наверное, он перенапрягся, выкрикивая бессвязные слова в адрес великолепных летунов. Те в своей программе уже дошли до того, что со всего разгона направляли тела в стену и за метр-другой от нее сворачивали в сторону – кто вверх, кто вниз, а кто и вбок. Берг пожалел, что не подобрался поближе к центру событий, и недовольно покосился на подругу.
– Зачем тебе это нужно? – хмуро спросил он. Игорь не вызвал у него антипатии: одет тот был вполне гармонично и даже со вкусом, багровые пятна на обнаженных участках его морщинистой кожи симпатично сочетались цветом с его рубахой. Кричал Игорь тоже довольно мощно, а неудачи летунов переживал искренне, с душевным надрывом.
– Да ты не понимаешь, что ли? – возмутилась Вика и тотчас испуганно зажала ладонью рот – ее реплика попала в яму повального молчания и прозвучала словно набат среди секундной тишины. Игорь вздрогнул и обернулся, все еще по инерции разевая гораздо более беззубый, чем у сестры, рот. Глубокие морщины усеяли его вытянутое и плоское как ладонь лицо. Приятели Игоря, заметив движение товарища, замолкли и тоже посмотрели назад. Кажется, парочка заговорщиков их нисколько не заинтересовала, разве что Вика на пару секунд задержала их внимание своим волнующе рыхлым телом.
– Сестра! – воскликнул Игорь, как-то натянуто улыбаясь. При этом он наполовину развернул туловище, отдалив от нее левый бок – видимо, он и в самом деле прятал трофей в кармане.
– Брат! – отозвалась Вика и повалилась на него, охватив белыми руками шею Игоря и стискивая ее будто клещами. Похрюкивая и пуская слюни, словно “неожиданная” встреча вызвала у нее горячую радость, она пнула Алена пяткой по голени, понуждая того к активным действиям.
Видимо, такие сцены тут не были редкостью, поскольку почти никто не обращал на страстно слившихся родственников никакого внимания. Ободренный этим наблюдением, а также пинком, Ален наклонился и запустил руку в дальний карман чужих штанов, тотчас наткнувшись пальцами на свернутый в трубку головной убор. Выдернув его, похититель моментально переместил трофей в свой собственный карман, и сразу же Игорь, заметивший утрату, неистово замахал руками и завопил:
– Грабят! Воры! – но голос его почти тонул в мощных телесах сестры.
Сейчас он разительно напоминал потерявшего управление летуна – то же хаотичное трепыхание конечностей.
Какая-то бабка в двух шагах от них свирепо взмахнула клюкой и приложилась ей к спине Игорева приятеля, сопроводив свое агрессивное действие словами:
– А вот я вам!
– Ну, держись, карга, – оправившись от удивления, зловеще рыкнул тот и бросился на старуху, подминая ее сморщенное тело и заталкивая его в проход между рядами. Тут Вика выпустила брата и вцепилась в Берга, переползая через скамейку и прячась за него. Слева разгорелась нешуточная потасовка, под которой уже и не видно было зачинщицу с клюкой: только ее корявая, жилистая нога, облаченная в полосатый чулок, торчала из глубин и порой пинала подворачивающихся сограждан.
– Держи вора! – во всю мощь легких завопил Игорь, перекрыв даже обычный уровень шума в амфитеатре. Рука его нацелилась прямо в грудь Бергу. Кажется, часть зрителей все-таки отвлеклась от летунов и маловразумительной свалки со старухой и стала надвигаться на похитителей – со всех сторон обозначилось явное движение, и дружелюбия в нем почти не было.
– Это он! – оглушительно возразила Вика, возвращая брату указующий перст. – Он сам украл! Это шпион Свена! Режь его!
Оба врага – Игорь и его товарищ – с невероятным проворством вскочили на скамью и прыгнули на Алена, так что он не успел защититься или увернуться.
– Я тебе покажу шпиона! – шипел кто-то в ухо упавшему Бергу. – Ты сам шпион!
Кто-то завизжал так громко, что он едва не оглох; свет вокруг резко померк, потому что над ним сгрудилось сразу множество подоспевших граждан. Видимо, часть из них перетекла от старухиной кучи, поскольку, разгоряченные дракой, они тут же принялись отвешивать всем подряд тумаки. Напрягшись, Берг оттолкнул от себя навалившегося противника, и тот пропал в водовороте свалки. Рядом мелькнула знакомая потная нога Вики, и Ален ухватился за нее, одновременно ухитряясь прикрываться от наскоков буйных зрителей, и с треском рвущейся ткани вытащил подругу наружу.
Оставаться в эпицентре сражения было опасно, и он поволок ее по проходу между рядами, в сторону и от сумасшедшей бабки, и от Игоря с его приятелями. Несколько раз ему ударили по голове и бокам чем-то увесистым и даже угловатым, но занятый своим делом Ален не ответил на выпады, и к нему быстро потеряли интерес.
Оттащив Вику на порядочное расстояние, куда долетали лишь отзвуки сражения и где народ азартно смаковал культурное зрелище, Ален прислонил бесчувственную подругу к скамье и встал перед ней на колени. Уже во второй раз за время их знакомства Вика впадала в ступор. Почему-то ему было одиноко и страшно среди гула толпы, будто граждане являлись не живыми, населившими амфитеатр индивидами, а какими-то подвижными элементами архитектуры. Безумно захотелось очутиться дома, в тишине, среди родных Бергов.
Осторожно орудуя обеими руками, он вставил Вике выпавшую челюсть и со щелчком вогнал ее на место. Она вздрогнула и открыла глаза, и вновь Ален поразился, насколько быстро она восстанавливала контроль над свои сознанием.
– Кепка? – Она ухватила товарища за рукав, тревожно заглядывая ему в глаза. Он хлопнул по карману и с обмиранием сердца обнаружил, что тот пуст. – Потерял? – взвизгнула Вика.
– Обронил в давке, наверное, – пробормотал Ален. Он обернулся: на месте побоища уже было все тихо, даже слишком, и несколько особо пострадавших зрителей отлеживались в проходах. Над ними реял летун с длинным бичом, его рука все еще вздрагивала, будто порываясь хлестнуть самого буйного человека. Игорь в клочковато обвисшей одежде стоял, задрав голову, и что-то яростно выкрикивал, указывая в сторону Берга.
– Бежим, – сдавленно выкрикнула Вика. Очевидно, увиденное донельзя испугало ее, и когда Ален повернулся к ней, она уже мчалась куда-то вправо и вниз так резво, будто не ее только что потрепали в жестокой схватке. Ален кинулся вслед за ней, с ужасом слыша за спиной приближающийся шелест крыльев; в следующую секунду лопатки обжег иззубренный кончик хлыста. Рубашка с хрустом порвалась, затрепыхавшись рассеченными краями. Ален споткнулся и покатился по скамье, сбивая невинных сограждан, однако ему удалось подняться и проскочить скопление тянущихся к нему крючковатых рук. Вика уже почти достигла выхода из амфитеатра.
Новый удар настиг его в нескольких метрах от зияющего проема в трибунах: на этот раз конец хлыста обвился вокруг его шеи и опрокинул Берга на доски. В глазах у него завертелось небо, обрамленное краями трибун – вскинутые руки зрителей, их встопорщенные волосы, и все это замешано на живом интересе толпы к избиению зрителя летуном.
…Непонятная, пугающая реальность наложилась на зрение Берга, вытеснив собой все: он вдруг увидел потный, блестящий бок лошади, все еще по инерции бьющей копытами пыльную землю с высохшими кустиками трав и узкую петлю поводьев, тенью стрижа в океане сини порхающую над ним. Резко ныл ушибленный локоть, снизу давили кочки, и громкий испуганный голос приближался к нему – он одновременно и кричал на зверя, сбросившего Алена с себя, и успокаивал мальчика. “Больно?” – проговорили бледные губы в рамке желтоватых волос, жесткая ладонь протиснулась в ложбину между кочками, и небо стало ближе, выдавив за границы своей глубины оскаленную морду животного, но приняв в себя потный рыжий воротник потрескавшейся куртки большого и знакомо пахнущего человека. Мир был огромен и чужд, и Ален знал, что он – лишь мельчайшая, растерянная частица плоти…
Лицо его окатила волна прохладного воздуха, смыв с глаз видение, обзор закрыла черная громадная тень от крыльев. Он схватил пальцами тонкий хлыст, словно удавкой сжавший его шею, но ослабить захват не смог – хрипя, он чувствовал, как сильные руки летуна все туже затягивают петлю.
– Кто мне попался, – услышал Берг протяжные, холодные словно кладбищенская земля слова. Он покосился влево и наткнулся на хищно перекошенное лицо Макса. Тот медленно склонился над Аленом, широко раскрыв рот с длинными рядами потертых, выщербленных зубов серовато-желтого цвета – кажется, он вознамерился отгрызть у врага часть его тела.
– Макс! – резко крикнул кто-то в закрытом крыльями небе, и черный летун нехотя ослабил захват и выпрямился. Его челюсти с треском захлопнулись, сквозь полуоткрытые губы на лицо Берга высыпалось несколько мелких осколков треснувшего зуба. – Минута на сбор!
Злобно скривившись, враг оторвался от земли, до последней возможности следя за распростертым на скамье Аленом. Длинный конец хлыста волочился по телам зрителей, но никто и не подумал шутя подергать за него. Вскоре вереница летунов скрылась за воротами – там же, откуда они и появились получасом раньше.
Берг перевернулся на живот и вытянул руки, отрывая отяжелевшее тело от заплеванного каменного ложа, где он оказался, сползя со скамьи. Зрители сдержанно гудели, некоторые провожали Алена равнодушными взглядами, пока он пробирался вслед за пропавшей подругой. Перед глазами у него все еще кружился осколок неба между сложенными крыльями Макса, острыми суставами проткнувшими синеву. Вся его удаль и бездумная смелость, родившаяся в нем после уличной драки над Бранчиком, вдруг развеялись в нем почти без следа, оставив лишь ощущение беспомощной слабости перед могучим человеком, покорившим небо.
“Я еще совсем ребенок”, – потрясенно размышлял он, проталкиваясь через отдыхающих в перерыве граждан.
Никакого желания сидеть на трибуне без Вики и ожидать следующей группы летунов у Берга не было; он вошел под своды тоннеля, который должен был вывести его за пределы амфитеатра. Этот проход был несколько уже, чем тот, через который он проник на арену. Позволив толпе нести его наружу, Берг, скорбно понурясь, предавался печали по поводу своей слабости и невозможности взлететь и на равных схватиться с врагом.
– Вот он! – вскричал кто-то поблизости, едва Ален очутился на улице. Он вздрогнул, но знакомый тембр голоса удержал его на месте. В нескольких метрах от зева амфитеатра, продолжавшего всасывать и выплевывать граждан, стояли Мари и Авраам, и последний уже протягивал руку, чтобы выдернуть молодого родича из людского потока. Подмышкой он держал небольшой сверток, прижимая его к себе с такой силой, что прохожие даже не пытались вырвать его.
На Мари была черная кожаная кепочка, изящно развернутая козырьком к затылку. Над ее шейным платком, чуть пониже мочки уха виднелся краешек лилового рубца.
Не сдержавшись, Берг прижался к плечу Авраама и всхлипнул.
– Что случилось, малыш? – спокойно спросила Мари. Он ощутил в своих волосах ее прохладные пальцы.
– Меня чуть не покусал летун, – сказал Ален, отстраняясь от родственника и вытирая рукавом противные ручейки слез, посолившие кончики губ. – Мы с Викой выручали ее черную кепку, но потеряли в драке, а Майкл остался на кладбище, Игорь сказал, что я – шпион Свена, потом прилетел Макс и сбил меня хлыстом, и я видел ужасное животное и какого-то громадного человека, но имени его не вспомнил. Но я знал, что у него есть имя! И что он привел меня в свой мир.
– Все хотят иметь такую кепку, – улыбнулась Мари. Авраам ласково похлопал Алена по плечу сказал, обращаясь к ней:
– Я пойду, сниму Сержа с поста. А то он уже, наверное, истомился у южного входа. Вы в Пепельный парк?
Мари кивнула и повлекла Алена прочь от скопления людей. Они свернули на боковую улочку, где дома жались вплотную друг к другу, закрывая весь светлый край небосклона и накидывая густую тень на камни мостовой. Удивительно, но во тьме и прохладе Бергу стало легче – наверное, он перестал бояться, что будут заметны его слабость и влажные потеки слез на щеках. Они уже, впрочем, подсохли.
В череде домов обнаружился просвет, Мари мягко подтолкнула его к нему и прошла следом. Светлые пятна высоких скульптур, выхваченные из тьмы стелющимися лучами солнца – здесь им дали волю – приковали внимание Берга, поразив его своими пропорциональными формами. Масса прекрасных, гармоничных людей, застывших каждый в своей естественной позе, серыми фигурками окружала островерхий домик без окон. Лишь одна маленькая дверь виднелась в его покатом боку, бурым прямоугольным пятном зияя в белой стене. Повинуясь жесту Мари, Берг сел рядом с ней на одну из гладких гранитных скамей, истертых миллионами посетителей – но сейчас в парке было совсем немноголюдно, лишь три глубоких старика прохаживались между статуй, подолгу застывая возле каждой и произнося губами неслышимые слова. Четвертый торопливо входил в часовню.
И вдруг Ален заметил, что кроме человеческих, тут имелись и другие скульптуры: совсем рядом с ними стояла на трех ногах, согнув в колене четвертую, такая же точно “лошадь”, с какой он упал в своем видении!
– Ты знала! – восхищенно воскликнул он. – Ты поняла, о чем я сказал.
– Конечно, малыш, – ответила Мари.
Она полуобернулась к своему юному родственнику и положила ладонь ему на бедро, и в глазах ее, оттененных потрепанным краем головного убора, плескалась жалость. Велика была внутренняя сила этой пожилой и прекрасной женщины, но поддерживала она сейчас только ее собственное, лишенное сердца и потому смысла существование. Так что лишь едва заметную толику этой силы, призвав ее по зову родственного долга, дарила она мятущемуся Бергу.
– Что это было? – прошептал он. – Что я видел там, лежа на трибуне с удавкой на шее?
– Свою прежнюю жизнь, – просто ответила она. – Одну из них, если говорить точно. Какую именно, не скажет тебе никто, даже Теофраст, помощник Свена. Может быть, последнюю, а может – отстоящую от нынешней на сотни рождений. Это – проклятие всех Законнорожденных.
– Но я был совсем маленьким! – ужаснулся Ален.
– Ничего странного, бывают и такие люди. Разве ты не встречал на улицах маленьких людей? Что в этом удивительного?
– Но почему я знаю, как называется этот страшный зверь?
– Оглянись, милый мальчик, и всмотрись в предметы, окружающие тебя. Откуда ты знаешь, как они называются? Дом, дерево, человек – все эти слова пришли сюда вместе с тобой, это твой багаж, наследство, оставленное тебе твоей прежней жизнью. И постепенно, с годами, она будет частями возвращаться к тебе: во сне, на прогулке или при страшных и волнующих событиях, как сегодня, например. А когда придет черед умирать, ты вспомнишь все, но в тот же миг дух твой покинет наш мир, чтобы вернуться в него уже другим.
Ален внимал нежному голосу Мари и следил за едва заметным шевелением листочков на ветвях ближайшего куста. Косая полоса желтого света согревала ему щеку. И еще одно пятно тепла овладевало им – там, где его касалась рука женщины, но тепло это было не физическим, нереальным, будто вместе со словами ее проникала в него сама любовь. Ужасные воспоминания об амфитеатре отступили.
– Ты, наверное, хочешь знать, почему у тебя не такая кровь, как у остальных родичей? – спросила Мари вполголоса, мимолетно осмотревшись. Но все посетители парка находились далеко, и большинство медленно, словно на невидимой цепи, направлялось в часовню. – Обычные граждане помнят свое прежнее имя, и у них красная кровь. Ты принадлежишь клану Свена – клану безымянных людей, носящих крылья. Они правят нашим миром, они решают, кто заслужил право на истинное рождение, они вынимают из достойного гражданина сердце и жалуют ему такую вот кепочку.
Она сняла ее с головы и протянула Бергу. Тот провел пальцем по шершавым складкам, прорезавшим ветхий материал.
– Но почему тогда я тоже помню свое имя?
Она пожала плечами.
– Узнаешь у Теофраста. Пойдем, – сказала Мари. Она взяла Алена за руку и повела к строению в глубине Каменного парка, в котором только что скрылся какой-то хромой старец.
Чтобы пройти в дверь, ему пришлось пригнуть голову, и когда он поднял ее, то поразился тому, что несмотря на отсутствие окон, здесь было светло. Оказалось, крыша состояла из помутневших, присыпанных листьями стеклянных пластин, скрепленных узкими, почти незаметными планками. Преломляясь и рассеиваясь, свет пятнами ложился на каменную чашу посреди круглого зала, со всех сторон окруженную чисто выметенными, белыми плитами.
– А где же люди, которые вошли сюда? – воскликнул Берг.
– Смотри, – коротко ответила Мари, отступая в сторону от центрального круга ближе к стене, в блеклую тень. Тотчас на пол лег прямоугольник света, и в часовню вошел скрюченный, с утомленным лицом человек, явно очень старый и мудрый. Хоть Берг стоял прямо на его дороге, шел старик так, будто никого в мире не существовало – только он сам и цель его пути. Он снял с седой головы черную кепку и протолкнул ее в узкую щель черного рундука, стоявшего в шаге от двери, возле стены.
Ален тем временем отошел сторону и, пораженный, наблюдал за тем, как посетитель вскарабкался в чашу, помогая себе всеми четырьмя конечностями – впрочем, это было нетрудно, высота ее позволяла забраться внутрь даже самому маленькому ребенку – и подогнул под себя ноги, устраиваясь в самой середине. Еще несколько секунд он невидяще смотрел перед собой, затем поднял руки к груди и скрестил их.
В то же мгновение невесомое облачко праха осыпалось вниз: человека не стало.
Ален приблизился к чаше и заглянул в нее. В центре ее темнело узкое отверстие, в которое, видимо, и ссыпался невесомый прах. На стенках чаши не осталось ни единой его частицы.
– Через пять с половиной месяцев я приду в такую же часовню, – сказала Мари. Берг последовал за ней к выходу, то и дело оглядываясь – ему казалось, что тонкий пепел на дне шевелится, исторгая отзвуки десятков жизней рассеявшихся в воздухе людей. – Возле нашего дома тоже есть Пепельный парк. Сердце без тела хранится совсем недолго. И когда оно погибает, вскоре приходит конец и телу.
Она взяла его под руку и повела по дорожке, прямо по резким линиям света, насытившим парк. Тихая музыка шелеста листьев и праха звучала в ушах Алена, и шаги их были как ритм для нее, а солнце – как ее воплощение в образах мира.
За воротами их ждал Авраам.
– Мари необходимо спасти, – жестко произнес он, пристально всматриваясь в лицо молодого родича. Тяжелое, какое-то исступленное отчаяние просвечивало сквозь его слова.
– Оставь, брат, – глядя в сторону, проговорила она. – Я не хочу остаться незаконнорожденной навсегда.
– Ты поверила в эти сказки! – Авраам был потрясен. Сдержавшись, он остановился и сказал сестре: – Отправляйся домой, я провожу Алена. Простись с малышом.
– Уже?
Когда Берг прикоснулся к ее талии, чувствуя холод ее лишенной сердца груди – три сломанных ребра ее срослись неровно, ощущаясь чужеродным бугорком – у него закружилась голова. Приторный, сладкий запах обреченной плоти дурманными змейками проник в его ноздри. И вновь так же, как на стадионе, он на несколько секунд потерял реальность, утонув щекой в ее колком локоне, откуда вдруг словно фиолетовый бутон распахнулась темнота, проткнутая звездочкой свечи. Тьма! Это понятие вошло в него вместе с внезапным и скоротечным бредом. Это та субстанция, в которой растворяются огненная нежность и буйство ласки, так не похожие на холод тела, окаймленного закатным солнцем.
Берг испуганно отшатнулся от Мари и уперся спиной в ладони Авраама.
– Опять! – вскричал он. – Я был там!
– Твоя истинная жизнь – в прошлом. – Она провела пальцами по его локтю, утешая. – Взамен ты получил крылья и вечную жизнь. Мне же только предстоит родиться.
– Я не знал, что ты поддалась на пропаганду, – зло сказал Авраам.
– Это правда, я чувствую…
– Сердцем? – насмешливо продолжил брат и осекся. – Извини. Мы вернем его тебе, обещаю, и ты станешь прежней.
Мари только покачала головой, будто журя нерадивого ребенка за непослушание.
Идя за Авраамом, Берг несколько раз оглянулся, видя все более уменьшающуюся фигурку Мари, порой заслоняемую прочими гражданами. Она шла медленно, будто нехотя переставляя ноги. Поворот улицы окончательно скрыл ее от родственников.
Слева вновь возвышалась громада амфитеатра, вновь оттуда неслись мощные, многоголосые выкрики граждан – наверное, свежая партия летунов или просто междоусобная стычка завладели эмоциями зрителей. Ален специально рассматривал прохожих, но черных кепок почти никто не носил. Наверное, приговоренным к смерти было уже все равно и они думали о новой, предстоящей им жизни, а не о тренировках летунов.
– Куда мы идем? – спросил он.
– Ты должен быть со своими, – помолчав, ответил спутник. – Я нарочно не стану тебе ничего рассказывать, чтобы ты не вызвал подозрений своей осведомленностью. Да, по правде говоря, я и не знаю ничего, – смутившись, добавил он. – Помни только о своей миссии, и этого будет довольно. Ты никому не должен рассказывать о нашей семье.
– Я должен спасти Мари?
Они вошли в тень капитального здания без окон, длинным и приземистым коробом тянувшегося вдоль улицы, и встали позади выщербленной колонны, так что Авраам почти закрыл долговязым телом своего молодого родственника.
– Переодевайся, – сказал он, разворачивая сверток; это оказался серый халат, выданный Бергу в родильном отделении.
Ален, болея душой, расстался с приличной одеждой и напялил на себя жесткий балахон. Тот все еще пах сырыми гробами.
– Попытайся вернуть ей сердце, – горячо зашептал Авраам. – У тебя примерно пять месяцев, прежде чем по приказу Свена оно будет съедено Законнорожденными. И вот тогда Мари умрет по-настоящему.
– Заговор? – шепеляво каркнул некто в долгополом плаще и надвинутой на брови шляпе, высовываясь из-за колонны. Вся его одежда была исполнена в особом коричнево-сером цвете. Свободно прогуливающихся граждан почему-то сразу стало заметно меньше: видимо, этот тип отпугивал их. – Коварство замышляете?
