Хотя едва ли я обратила бы на это внимание, если бы не тот, наш единственный, но ставший самым увлекательным в моей жизни, поздний разговор.
Я впервые сидела к ней так близко.
Она была вся тонкая, почти прозрачная. С худыми запястьями и узкими ладонями. Ногти – нервно обкусаны. Она не носила ни часов, ни браслетов, ни колец. Тонкие локти терялись в рукавах рубашки, которая была ей явно велика.
Она постоянно вздрагивала и непрерывно отстукивала пяткой неизвестную мелодию, которая звучала только в её голове.
Я не помнила, чтобы хоть раз видела её улыбку – только однажды она заливисто хохотала на мой вопрос о свидании в кофейне.
Даже во время разговора её вечно прищуренные глаза пытались что-то разглядеть в темном окне.
Мне не было интересно ни её имя, ни возраст. Только – что она всё время записывает в свою пухлую тетрадку.
На вопрос она задумалась.
– Я, знаешь кто?.. Я – вроде как проститутка, только идейная.
Я смутилась.
Она, заметив это, не засмеялась – улыбка мелькнула только в её глазах, хотя губы остались неподвижны.
– Я продаю свои идеи.
Из маленького обтрепанного рюкзачка она достала свою тетрадь.
Между страниц выглядывали измочаленные края захватанных салфеток.
Она откинула обложку.
В тетради были не записи, как я всегда считала, а крохотные кривые рисунки. Чем-то это напоминало наскальную живопись, чем-то – детские ребусы.