Ольга Шемякина
Раз, два, Шри
Красивые картинки
Наша красивая картинка гласила – «уютный дом на три с половиной спальни». «Полспальни» оказались предбанником перед туалетом. Муж прекрасно разместил там коврик для утренней йоги. Одна спальня была нормальной – со светлым окном, тумбочкой, сушилкой для вещей и столиком из ламелей неизвестного назначения. Ее мы и заняли.
Вторая комнатушка была еще меньше нашей, окно ее выходило на бочку с водой и на нем была решетка из крупных горизонтальных прутьев, в которую при желании смогла бы залезть целая кошка. Ее мы планировали сдавать, чтобы разделить расходы на жилье.
Мы думали сдавать и третью. Пока не увидели ее воочию. Третья комната была с окном, но оно выходило – тадам! – в хозяйскую пристройку, где жил наш дедушка-хозяин из Коломбо, когда приезжал к нам, иногда без предупреждения, иногда на несколько дней. К тому же дедушка плохо владел английским, и мы не могли объяснить ему, что с этой комнатой не так. Ну и что, что там темно, душно и пахнет соляркой от его газонокосилки? Он же сам так живет с другой стороны окна. Включает вентилятор на всю ночь, а вечером на всю ивановскую заводит ланкийское радио и громко разговаривает с женой по телефону. Чего ж нам не живется?
Дедушка у нас хороший, добрый, улыбается и долго-долго пересчитывает наши 500 долларов в месяц, выданные ему в рупиях и завернутые мужем в бумажку. У дедушки кнопочный телефон и он ездит в Коломбо на поезде. Из города он приезжает к нам в рубашке и брюках, а здесь переодевается в свой старенький саронг (такой кусок тряпки, мужская юбка) и косит газон. Еще ездит куда-то в город платить за наш модемный интернет на ржавом велосипеде. А на обратном пути привозит Эрику курд в глиняном горшочке и бутылочку разливного кетула (пальмового меда). Курд Эрик не ест, а кетул через неделю забродил.
Дедушка будто вышел из другого времени. Будто в его Велигаме нет йогурта в пластиковых контейнерах. Будто нет оплаты картой. При этом в его каморке через окно без занавесок видна старая рекламная вывеска этого дома, засунутая между бетонной стеной и кроватью без белья. Написано White House, и выглядит все вполне достойно. Так-то вот, мы живем в Белом Доме!
На самом деле, когда мы приехали, это мы были из другого времени. И совсем ничего не понимали в особенностях ланкийского быта и в ланкийцах.
В первый приезд мы видели страну только как туристы. Мы жили в отелях, ели карри в кафешках, ездили по острову на арендованной машине и увезли с собой милые сердцу фотографии и воспоминания о дружелюбном народе и дешевых фруктовых смузи.
Так что и в этот раз ожидали чего-то подобного, но вместо этого получили «дом после реновации» и двор с «не хотите ли свежий манговый джем прямо с дерева?», как было написано в рекламной статье на сайте. Что было до реновации – сложно вообразить. После реновации унитаз шатался, краны плохо поворачивались, шланг стиральной машины явно был воткнут в слив под раковиной позже, чем установили саму раковину.
На второй день муж ползал с тряпкой по тухлой воде – у нас случился засор раковины. А я бегала по жаркому городишке за средством от засоров. Показывала продавцам телефон и картинку засора в трубе, мне предлагали ершик или «Доместос». Наконец удалось купить кусок жесткой проволоки и порошок типа «Крота». Прибежала со всем этим домой, подергала шланг от стиралки, оказалось, он просто был сильно засунут в трубу и механически перекрыл слив. Вытащили его, и все починилось. Под унитаз муж подложил пластиковую крышку из-под йогурта, и тоже все починилось.
Старенький душ у нас еле-еле цедил водичку через обогреватель, но этого по картинкам и видео не заметить. И когда одна девушка в поисках комнаты написала мне: «А пришлите видео душа, мне нужен хороший напор воды», я уже не крутила пальцем у виска. Здесь бывает всякое.
Кто-то приходил к нам и радовался, что есть бортик у душевой кабинки. Про шторку для душа не спрашивал никто. Такой роскоши на виллах не найти. Зачем? Зачем вообще душ в доме, зачем белым горячая вода? Нормальные люди моются нормальной водой в нормальном уличном душе. И туалет есть на улице. Чистенький, с краником и ведерком для смыва.
Поначалу мы сильно страдали из-за ланкийской вентиляции в доме – через деревянные балясинки вверху каждого окна свободно гуляли комары, муравьи и ящерки. Они были у себя дома, а мы – у них в гостях.
Вентиляция – это еще и слышимость всех собак, павлинов, семафоров или соседского барбекю. Так что создавалось ощущение, что мы живем на улице. От комаров не спасали ни спирали, ни электрический фумигатор, они проникали даже под антимоскитный балдахин на кровати. И мы ходили все запшиканные спреем с маслом цитронеллы.
В какой-то момент не выдержали – купили рулон антимоскитной сетки, гвоздики и молоток, да и забили все эти дырки. Гордо показали дедушке, когда он приехал. Он не понял, к чему это все, но головой из стороны в сторону покачал. Мол, не возражаю.
С дедушкой у нас так и не сложилось понимания ни по одному вопросу за те полтора месяца, которые мы у него прожили. В один из его приездов мы не смогли ему объяснить, что у нас переливается верхняя бочка с водой. Для меня это было проблемой, для него нет. Чтобы заснуть, только мне в нашей семье нужна тишина. Ребята могут вырубиться и под звуки, если очень хотят спать. К неустранимым уличным звукам я быстро привыкла. Да и район у нас оказался очень спокойный, не туристический – в 21:00 уже тишина. А вот в 4:50 – по всему городу разносятся экспрессивные молитвы муэдзинов на разные лады. После них – монотонные мантры буддистов, но тоже в матюгальник. В 5:50 – динь-динь-динь – первый поезд на Коломбо проезжает мимо семафора. Семафор звенит, поезд гудит. Под все это отлично спится. Из утреннего теперь я стала слышать только буддистов, а остальное перестала. Совсем.
И вот тооолько со сном все наладилось, я слышу среди ночи шум воды. Лежу и думаю, может кто-то пришел в соседний дом и моется среди ночи в уличном душе? Ну помоется – выключит. А он все моется и моется. Ох, думаю, а вдруг в нашей развалюхе трубу прорвало? Встала, проверила – в доме все хорошо, а звук где-то рядом и напоминает водопад.
Вышла на улицу, обошла вокруг дома, а там – реальный водопад сверху. У нас две бочки с водой, одна над другой, и из самой верхней льет потоком. Пытаюсь найти рубильники на тонких хлипких вертикальных трубках. Перекрываю все, что вижу. Бегу в дом – открываю кран на кухне, воды нет. Уф, перекрыла. Говорю мужу:
– Надо звонить дедушке.
– Что, в 3 часа ночи?
– Ну, давай щас поспим, а утром напишем ему в ватсап, что у него бочку прорвало и что нам нужен слесарь.
– Угу, спи.
На утро открыли один кран и вода в кранах появилась, а бочка перестала переливаться. Решили дедушке не звонить. Через несколько дней вода закончилась. Теперь уже везде. Это мы, получается, перекрыли верхнюю бочку, а оставили нижнюю, и в ней тоже кончилась вода.
Потом мы включили все вентили. Потом выяснили, что вода из города подается в наши бочки через день и обычно по ночам.
Однажды я снова проснулась от водопада. Уверенным движением сбегала отключила верхнюю бочку. В общем, намучались мы с этим переливом, и когда дедушка приехал, показываю ему наверх, тычу в бочку, мол, переливается по ночам, сломалась. Показываю, что я вентиль отключила.
– Йес, йес, – невозмутимо эдак отвечает дедушка и поворачивает все вентили как было.
Типа ну да, я в курсе, 50 лет переливается.
И только когда я увидела, что у соседей такая же фигня, и у других соседей льется, то догадалась, что действительно, чего это я. Это всего лишь значит, что воду из города подали, а истратить не успели. И все бегут перекрывать. Или что-нибудь срочно поливать.
Так мы случайно спасли от засухи наше пресловутое манговое дерево. Проблема была в том, что наше дерево каждый день сбрасывало огромное количество листьев, и мы только и делали, что подметали. Двор еще ничего, а вот «австралийский газон» с мелкой, специально посаженной травкой, совсем не выметался метлой и там приходилось собирать листья руками.
В какой-то момент мы решили, что у нас такая ежедневная практика:
Не знаешь, что делать, – собирай листья.
Не знаешь, как жить – собирай листья…
А потом стали это дерево поливать, потому что воду было девать абсолютно некуда. И – о чудо! – дерево перестало сбрасывать листья. Мы поделились этой радостью с дедушкой.
– Смотрите, мы спасли ваше дерево! Оказывается, его надо было поливать.
– Что, поливать деревья? Нет, не слышал. Но не возражаю, – дедушка, как обычно, покивал головой из стороны в сторону.
ЧАСТЬ 2
Исполнение желаний
Мету двор и размышляю о жизни. Каждое утро начинается с шороха метлы слева, потом через дорогу, днем – ширк-ширк раздается слева. Запах сжигаемых листьев доносится то слева, то справа. И когда я слышу соседское ширк-ширк, я тоже берусь за метлу. И мы тоже жжем собранную листву на пятачке у наших старых темно-зеленых ворот. Метем, жжем, вешаем белые постиранные простыни на веревку, здороваясь с соседями через забор, – полное ощущение своего хозяйства и дома.
Мы мечтали о доме давно. Я хотела окна в пол и небольшой дворик, где можно было бы посадить цветочки. И еще я хотела сосну на участке. И вот он – практически наш дом мечты. И окна почти в пол (ничего, что с массивными рамами из темного дерева), и небольшой участок с низкой травкой «австралийского» газона, и древнее манговое дерево вместо сосны.
Шри – такая страна, она исполняет практически все твои мечты, но чаще всего немного не так, как ты себе представлял.
В Москве я мечтала о белой кухне, потому что в какой-то момент обнаружила, что у нас вообще нет белого цвета, кроме как на потолке. И окна у нас были покрашены – на кухне рамы были зелеными, а в маленькой комнате – темно-фиолетовыми, и даже холодильник на нашей оранжевой кухне был не белым, а серебристым. А здесь у нас – будто все наизнанку. Наш яркий и теплый оазис московской квартиры теперь снаружи, а внутри – все белое. Белые стены, белая крупная плитка на полу, белый Будда в белой алтарной нише.
На дворе декабрь. Белый дом наполняется машинками, картинками, рождественскими огоньками, звоном кастрюлек и хлопаньем холодильника. Дом просыпается. Дом понимает, что его любят и заботятся о нем, и отвечает тем же. Мы починили ему качающийся унитаз, прочистили засор в раковине, заменили газовый баллон. В самом начале я обожглась спичкой, когда зажигала плиту. Сера прилипла к пальцу и горела на нем вместе с кожей. Через неделю мы купили пьезозажигалку, а еще через день мы нашли у нашей газовой горелки автоподжиг. Сдали зажигалку обратно в магазин.
Шри показала и продолжает показывает картинки из прошлого и мечт. Она перенесла нас в более комфортное место для новых мечтаний.
И вот мы сидим на двух пластиковых стульчиках в сторону заката, пьем свежий чай из любимых чашек – у меня новая, белая, фарфоровая, у мужа – стеклянная, из Москвы. Мы смотрим на темно-зеленую древнюю стену забора справа, на кусочек закатного неба над воротами, а как стемнеет – на светлячков в нашем огромном манговом дереве справа. И все вокруг кажется нам чудесным, каким-то эльфийским миром, в котором возможно абсолютно все, что пожелаешь. Главное, желать. Но желать правильно – без спешки.
Ромис
Relaх и balance – два слова, которым нас учил ланкийский серф-инструктор Ромис. Мы не искали инструктора, мы просто однажды пошли по неприметной тропинке в высоких кустах к пляжу и вышли прямо к нему – долговязому жилистому «индейцу» средних лет.
Ромиса звали как-то иначе, но он сказал, что Ромис – понятнее всего для иностранца. Вот он смотрит на волны, а я украдкой на него. Его длинные черные волосы и горделивый орлиный нос выглядят как профиль с обложки какой-нибудь книжки. Ромис не красив, но харизматичен, от него веет силой и мудростью, и когда «релакс» и «бэлэнс» советовал он, то к его словам хотелось прислушиваться.
И мы прислушивались, пытаясь серфить не только в океане, но и в жизни.
Релакс нужен не только когда ты стоишь на доске как бревно, у которого не гнутся ноги и руки торчат словно палки.
Релакс нужен и в мыслях – чтобы не упираться рогом в свои идеи и представления, не прикладывать лишних усилий. Чтобы удержаться на волне, нужно быть мягким и алертным.
А белэнс нужен не только для того, чтобы удержать равновесие на доске, но и чтобы поймать волну, вовремя вскочить на нее. Белэнс нужен не только в пространстве, но и во времени.
Муж два раза в неделю седлал волну с Ромисом, а я отчаянно трусила серфить. Смотрела теорию дома, отрабатывала технику вставания на доске, утыкаясь носом в белый кафельный пол, но идти в океан – боялась. Муж через несколько занятий вышел с пены (начального уровня) на «грин вэй» (туда, где даже двухметровый шланг Ромис уже не мог стоять и держать доску, запуская ученика на волну). Муж тогда пришел с ошалевшими глазами и выдохом:
– Там вообще другой океан и другие ощущения, и волна реально зеленая, и она под тобой…
Мы с ребенком ждали папу дома и рисовали волны, Эрик вырезал серф из бумаги, и мы играли в путешествие по волнам на моем рисунке. Я так и не увидела зеленой волны, но 31 декабря решила сделать себе новогодний подарок и преодолеть свои страхи. И я встала на серф!
Несколько раз падала. До тех пор, пока Ромис не сказал:
– Не смотри вниз, смотри на горизонт.
Гениально! С первого раза сработало. Как только я перестала наклонять голову и рассматривать волну под ногами, а стала смотреть просто вперед – так сразу и поехала вперед.
Мы едем туда, куда смотрим.
Как эту истину напоминать самому себе день изо дня? На каком потолке написать ее, чтобы вспоминать прямо после пробуждения?
Мы идем в ту сторону того, о чем думаем. Думаем, что упадем – падаем. Мы формируем свое будущее каждой своей мыслью, каждым прикосновением своего внимания…
– И вместо того чтобы думать о страхах, нужно думать о будущем, непременно прекрасном и светлом! – примерно с такими мыслями я въехала в наше светлое будущее, все больше забывая о старом мире, все слабее чувствуя боль от вырывания своих корней из привычной московской почвы, от расставания со своими ценностями, от мертвого дедушки и живых бабушек.
Бабушки к нам ехать не хотели. Одна ни разу не летала на самолете и у нее не было загранпаспорта, другая – облетела весь мир и все у нее было, но обе сказали, что им жарко в таком климате и они тут не выживут. Мы обещали им, что уехали, пока у Эрика не началась школа, а дальше пока не знаем. Так им было менее тревожно.
А мы – едем туда, куда смотрим. А если будем оглядываться – упадем.
Мама – Анархия
Решила я как-то сделать чапати к супу. Пришла на кухню. Но вместо того, чтобы что-то делать, села на стульчик перед открытым окном и размышляю. Очень меня радовало это окошко. Оно было небольшим проемом над раковиной, с толстыми вертикальными прутьями, а за ним виднелся кусочек неба, кусочек черепичной крыши соседа – мистера Нила – и кусочек круглой спутниковой антенны. Иногда в кадре появлялись тощие дикие кошки. И почему-то, когда я смотрела в него, как в телевизор, по которому передавали пейзажи Шри-Ланки, мне хорошо мечталось. И вот сижу, размышляю о том, где же баланс между моими желаниями, между моим личным временем и интересами ближних, и почему я могу быть собой, только когда мне никто не мешает…
Приходит Эрик. Садится мне на коленки и прижимает всем своим весом к пластиковому стульчику. Я глажу его свежебритую голову, вижу грязьку в глазу:
– Дай вытру.
– Что, я плохой? Мне уйти?
– Да нет, котеночек.
Но сколько раз мы говорили своему котеночку, что он нам мешает. И он решил, что он плохой. И что родители его не любят. Стараюсь почти каждый день, ложась спать, гладить его по спинке и говорить: «Я тебя очень люблю, ты мой самый драгоценный».
И однажды он ответил: «Взаимно».
И все равно уходит с коленок, а я начинаю делать лепешки-чапати.
Самое сложное – сделать простое. Без яиц, без масла, без рисовой муки. Из обычной муки и подогретой воды. И потом на сухой сковородке подольше. А если еще подержать над открытым огнем щипцами, то лепешки вздуваются и становятся хрустящими шариками. А, еще добавить соль забыла. Так, вот теперь получилось!
И я чувствую себя параллельной версией себя, своим штрихом – Аней Анархией.
Аня уехала жить в Непал, вышла там замуж и родила сына, такого же позднего, как у меня. 20 лет прошло с тех пор, как мы с рыжей солнечной хиппушкой Анархией бегали по Москве босиком, залезали по черной лестнице на крышу с видом на храм Христа Спасителя и болтали о жизни.
Последнее же, что я помню – это ее фото в «Фейсбуке». Немолодая и располневшая, но все такая же солнечная, Анархия сидит на корточках в непальской хибарке рядом с глиняной печью и делает чапати. Рядом бегает 4-летний сын. Эрику тогда было 3. Помню, как мы переписывались с ней:
– Как ты там поживешь? – спрашивала я.
– Да ничего, только ребенка страшно отпускать погулять перед домом, в кустах могут быть ягуары. А папы у нас часто нет дома. Он проводник, водит в горы.
Я даже помню, как она уезжала. Одна. Бросив школу в Ясенево, где работала много лет учителем. Бросив все свое прошлое и укатив в священные горы. Потом были фотки ее и тощенького симпатичного непальца и скромная свадьба. Потом они приезжали рожать в Москву и снова уехали.
– Как ты там живешь? – спрашивала я в другой раз в соцсетях.
– Ничего, только ходить в интернет далеко, мы живем высоко в горах, идем в одну сторону почти час. Интернет у нас на почте. А там сын начинает рисовать на стенах черным фломастером и не слушается меня, когда я говорю «нельзя».
И вот однажды захожу к ней на страничку в «Фейсбук», а там: «Вечная память!», «Нам будет тебя не хватать». Чтоооо???
Ничего не поняла, спросила у общего знакомого.
– А ты не знала? Она поехала в Непал, когда у нее обнаружили «нехорошую болезнь». А лечиться не захотела.
Господи, боже мой, Аааанечка.
И я вспоминаю последнюю переписку. Она ничего, ничего об этом не говорила никому. И на мое «Как там у тебя дела?» отвечала:
– Ничего, только теперь мы живем в доме с плоской крышей, и на ней нет ограждения, а ребенок играет там, пока я там стираю руками в тазике и вешаю белье.
Анархия больше не ходит на почту, а ее сына держат на руках папины белозубые молодые сестры.
Господи, милая Анечка, ты была таким светлячком. Ты освещала мне путь своей смелостью бросить все и поменять свою жизнь к лучшему. И вдруг – тебя больше нет. А я стою на своей ланкийской кухне со своим сыном и раскатываю лепешки. Спасибо тебе, лучик! С возвращением обратно к Солнцу.
А в моей жизни – декабрь, и мы с ребенком в этом году не в больнице, не в гриппе, не в ингаляциях с беродуалом… Я по старой привычке проглядываю московский районный мамский чат, а там обсуждают поликлинику, физиотерапию и врачей, клянут экологию и продолжают водить детей в садики, чтобы они… заболели. Ведь надо выработать иммунитет к школе.
Я пыталась, я честно пыталась делать, как все, но как это было трудно – жевать полиэтиленовую еду, дышать невоздухом и лежать в больничных палатах на железных кроватях и запахом мочи с хлоркой. Как вообще можно выжить в этом невыносимом? Да еще и зима. Зима по полгода, которая радует только в январе, когда солнечно и снег блестит на утреннем солнышке. По этому коротенькому кусочку переливающейся радости я буду скучать, по остальному – нет.
В Мириссу
Только-только мы вошли в ритм жизни. Я стала рисовать на листах ватмана формата А2, сидя на полу веранды у дома. Там было светлее всего, и я была бы не против рисовать на столе, но стол у нас был один на весь дом и на все нужды. Когда мы въехали, овальный старинный стол стоял в гостиной и был накрыт клетчатой тряпкой и толстой клеенкой, мы все это сняли и согласились смотреть на его натуральное коричневое лицо с морщинами царапин и ожогами от спиралей от комаров. Стол был дедушкой, и его честная красота нас радовала больше клетчатой тряпочки.
В углу гостиной муж сделал себе рабочее место, на другом конце стола мы ели, принося тарелки с кухни и ставя их на купленные подстилки с изображением фруктов. В гостиной было темно, как и во всем доме, а картины просились наружу. Они хотели явить себя, они вынуждали меня рисовать их так, будто у меня дедлайн, будто я обещала сделать их к какому-то сроку, будто как в сказке про братьев-лебедей, которым нужно связать рубашки, чтобы успеть расколдовать их.
Так родился портрет Зеленой Тары в мозаичной технике. На голове ее красовался венок из крупных цветов (и от этого она была похожа на андрогинную Фриду Кало), а на уровне шеи был изображен то ли пальмовый лист, то ли серф.
Второй из меня выпрыгнула абстракция в стиле метафорических карт. В центре была изображена некая фемида, она смотрела на мир пятью глазами, нарисованными на повязке. Еще одна картинка была водой, волнами в трех направлениях. Это – из наблюдений мужа за реальной волной. У берега волна имеет 3 направления. Одна – к берегу, другая – от берега, а третья иногда идет траверсом, по диагонали, и смешивается с первыми двумя.
На четвертой играли друг с другом абстрактные инфузории и яйцеклетки в волнах вселенского бульона. А вот пятая – картина с нашим велигамским домом – так и осталась чертежом, хорошо сделанной карандашной копией. Единственным реалистичным объектом в моем правополушарном мире. И он не проявился в моей реальности.
Только-только через творчество я стала тянуть вырванные из старой почвы корешки в новую землю – и снова переезд. Мы еще из Москвы забронировали вторую виллу – в Мириссе. Но она была занята в ноябре, и в Велигаму мы посилились всего лишь для ожидания двухэтажного дома с 4 комнатами, который мы планировали сделать коливингом.
Конечно, не зря мы оказались в Велигаме. Именно здесь мы смогли совершить посадку на планету нашего будущего, именно здесь смогли хотя бы слегка прийти в себя от смерти прошлого мира. Здесь мы изучали продуктовый алфавит страны и учились складывать из него слова «карри», «чапати», «роти», «коту», «курд», «кетул»…
Однажды мы две недели не могли купить яйца. Мы колесили на байке от рыночка к палаточке, от одного магазина к другому (а их в Велигаме три) – и нигде их не было. Зато потом какая радость была добыть их и дома развернуть полиэтиленовый пакет, выложенный соломой, на которую продавец бережно уложил наш десяток.
И всю эту нарождающуюся новую реальность пришлось сворачивать опять в три чемодана, к которым прибавилось еще несколько полиэтиленовых белых пакетов с продуктами и игрушками.
Было ощущение, что снова меня будто выкорчевывают из десны, как врастающий имплант. Сворачивание мира стало уже делом привычным. Если в Москве на это ушло два месяца, то теперь нужно было сложить всего лишь три чемодана. Управились за два дня. Но было грустно так, будто мы живем здесь уже не 2 месяца, а год или больше.
Переезжали мы так: сначала съездили на байке и приняли дом у «Нипуны».
Риэлторы дали нам телефон хозяина, написано было «Нипуна». Мы решили, что это дяденька. И когда подъехали к нашей вилле и обнаружили закрытые ворота, то сначала кричали и стучали, а потом начали звонить. В черном проеме открытой входной двери мы услышали наш звонок. И увидели, как в телефону подошла женщина. «Мы ваши жильцы, мы приехали». «Окей, окей», – сказала она. И ушла вглубь дома. Мы стали опять кричать через ворота. Она вернулась и открыла нам. Мы ей: «Здрасьте» – и идем в дом. Она не понимает, но проводит нас в дом. Мы ей: «Это мы звонили, мы ваши гости». И тут до нее дошло, что это мы. Заранее мы написали, что будем в 4 pm, а она решила, что это ночью. Да еще и без вещей приехали. Мы ей:
– Вы Нипуна?
– Да, в договоре Нипуна, а я – Индра, – улыбается и качает головой из стороны в сторону.
Мы ходили с Индрой по дому и нахваливали его. Холодильник здесь был больше нашего, это ничего, что не такой новенький, как на фотографии. В комнатах резная ланкцийская вентиляция была заделана листами прозрачного оргалита, чтобы охлажденный кондеем воздух не вылетал наружу. Дааа, здесь были кондеи в комнатах! И итальянская стиральная машинка с подогревом воды! Диковинка, в местных и индийских машинках нет такой функции. И это ничего, что наша итальянская прыгала как бешеная, когда отжимала белье, и один раз сама себе вырвала шланг с отводом воды и грязная вода залила кухню… Здесь был балкончик на втором этаже, и душ лил воду нормальным потоком… Ну, не было большого телевизора, который был заявлен на картинке гостиной второго этажа. От телевизора здесь осталась только черная подставка на черном стеклянном столике. Зато здесь был оптоволоконный интернет! И вроде как безлимитный тариф. «Вы пользуйтесь, пользуйтесь, когда закончится, я вам счет принесу»…
Ну что ж, мы взяли ключи и попытались съездить за вещами в Велигаму. Прошло 2 месяца жизни на Шри, но мы все еще были наивными и доверчивыми туристами, которые почему-то подумали, что в Мириссе могут работать приложения такси. В Велигаме не работали. А тут ведь «город», и быстрый интернет (у дедушки был интернет через симку в модеме, медленный и печальный). В общем, мы пытались вызвать такси через Pick me и Uber. И даже вызвали. Водитель позвонил и попросил отменить заказ, мол, я приеду, но не через приложение. Ну хорошо, отменили. Сидим ждем его дальше. Они звонит опять: «А пришлите точку». Послали. Еще немного посидели на пластиковых стульчиках во дворе. Уже изнывая от скуки и укусов комаров. Водитель опять звонит: «Не могу найти». Мы послали ему скрин карты. Еще немного подождали. Потом плюнули, сели на байк и поехали в Велигаму. Если позвонит еще раз, то скажем ему, что уже не надо. Не перезвонил.
А в Велигаме муж на байке сгонял к супермаркету и приехал оттуда один, но договорился с туктукером, у которого был большой грузовой тук-тук и неплохой английский. Тукер сказал, что приедет через 10 минут. И приехал.
Эрик орал, что хочет кататься на тук-туке, я говорила, что тогда мне нужно его там держать, а я хочу ехать с папой на байке. Дедушка и туктукер не понимали, почему ребенок плачет и убегает в дом… Папа злился, ему было стыдно за нашего ребенка, я спокойно ходила за Эриком, ждала, когда успокоится. В итоге он проплакался и поехал со мной и с папой на байке, а туктукер обещал, что приедет в Мириссу и бесплатно покатает Эрика на тук-туке в другой раз. Искренне обещал. Потом даже звонил нам и хотел приехать, а Эрик уже давным-давно забыл.
