Ольга Яблочкина
Я хочу вернуться туда…
Они продолжали жить втроем, и Минкё добился того, что его лишили места в общежитии. Сам он не особо горевал, ведь у него был целый дом. Больше убивался по нему Уилл, без конца сострадая Минкё, что ему теперь негде жить. Минкё так и не смог его убедить в том, что у него есть местечко получше.
– Такое ощущение, что нам остается готовить один рис, да подавать его с нурунчжи*, – сказал одним днем на исходе месяца со дня открытия кафе Минкё.
– Может, наскребем до следующей подачки, – ответил Чонсу.
Деньги от Лу Чаошена он воспринимал не иначе, как подачку, и с большим доверием относился к тем центам, что доставались от кафе. Он так и не привык доверять «этому китайскому аферисту», как он выражался сам.
Был ли Минкё провидцем – неизвестно, но спустя еще два дня после местной огненной катастрофы Чонсу позвонили и снова предложили сняться в эпизодической роли, но теперь уже более важной. Это был тот же самый режиссер, который только что закончил работать над прошлым проектом и теперь взялся за новый. Он говорил быстро, ведь каждая минута была на вес золота, так что Чонсу понял только половину из всего того, что хотел сказать режиссер, поэтому быстро согласился, только потом спросив Минкё, что это значит.
– Да ты у нас айдол**! – вместо ответа сказал Минкё, хлопнув друга по плечу.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Чонсу. – Ты лучше скажи, что значат его слова.
– Ну ладно… Так, слушай сюда. Тебя пригласили на вторые роли, половина фильма будет сниматься в Нью-Йорке. Будешь играть друга главного героя, который плохо говорит по-английски, так что с языком тебе заморачиваться не стоит…
И объяснения в этом же духе продолжались еще с пятнадцать минут, хотя речь самого режиссера заняла всего пару минут. С постоянными комментариями и порой притворными причитаниями по поводу того, что сниматься берут именно Чонсу, а не его, Минкё, признанного актера, он справился с объяснением всего лишь за каких-то полчаса. Но если взглянуть на предстоящую работу по покраске и отделке большой территории, то его можно было понять, потому что он всего лишь отлынивал от работы, к которой уже давно приступили Майкл и Йи-фэй. Юэ тоже красила стены, надев на себя медицинскую марлевую повязку, за которой сбегала в аптеку. Она и для других запаслась этим сокровищем, но Майкл просто напросто сказал, что ему нравится запах краски, а Йи-фэй просто отвернулся, продолжив водить растрепанной кистью по стене. Юэ пожала плечами и отложила маски в сторону.
Покончив с объяснениями, Минкё наконец взялся за надлежащую работу, прихватив так кстати лежащую на покрытом целлофаном столе медицинскую маску. Так же сделал и Чонсу, потому что на съемки надо было явиться только завтра.
– Айа… – вдруг воскликнула Юэ.
– Что такое? – Минкё нехотя оторвался от работы и подошел к ней. Одновременно с ним подбежал и Чонсу с немым вопросом в глазах. Остальные двое продолжали работать, не отвлекаясь на всякие пустяки.
Оказалось, Юэ нечаянно уронила кисточку, на которой была краска, и, как следствие, ее нос и правая половина лица были покрашены в бежевый цвет.
– О, что ж ты за растяпа… – произнес Минкё, доставая платок из своего кармана и принявшись вытирать ей нос.
– Ничего страшного, все в порядке, – сказала Юэ и отодвинула руку Минкё от своего лица одним красивым движением. Через секунду она отправилась к раковине в уборной. Минкё и Чонсу только переглянулись и одновременно пожали плечами, снова принявшись за свою работу. Как только Юэ вернулась обратно, они посадили ее отдыхать, потому что она «уже кисточку нормально держать не может», как выразился Минкё.
*айдол – восточноазиатская звезда шоубизнеса
Денег катастрофически не хватало, что было, в принципе, их обычным состоянием и к чему они уже успели привыкнуть. Жара громадного мегаполиса, который гудел, бряцал и пыхтел, потихоньку отступала, и уже не все ночи можно было назвать теплыми. Минкё снова начал ходить в университет, стараясь изо всех сил ради того, чтобы получить стипендию и сократить свои расходы в три раза, но все осложняло то, что он был так занят в своем кафе. Йи-фэй устроился подрабатывать вечерами на автозаправке, отговариваясь, что это для того, чтобы заработать себе на мопед, а на деле ради того, чтобы купить новых шурупов и проводов. Одному Майклу было безразлично, что здесь творится. А Чонсу на следующий день отправился на съемки.
Этот день оказался тяжелым. Ему буквально всучили сценарий, особенно с ним не церемонясь и сказав, что через полчаса он уже должен участвовать в репетиции первых сцен. Впервые столкнувшись с такой круговертью более менее главных актеров, Чонсу сначала растерялся, даже не зная, что делать сначала: читать сценарий или пытаться привести себя хоть немного в порядок. Но то только сначала. Кое-как соорентировавшись, Чонсу отправился на первую репетицию. Теперь он намного меньше испытывал трудностей в языке, хотя все равно было сложно. Порой он клял себя за то, что не учил достойно язык в школе. Но сделанного, а точнее не сделанного, не воротишь, и приходилось выпутываться из всего этого своими силами. Притом что его роль ему очень подходила, этот герой тоже испытывал трудности в языке, и пара сцен была построена на недопонимании главного героя и Чжин Су, героя которого играл он. К тому же деньги, которые он заработает, будут составлять ощутимый достаток их кафе, а их должно быть в разы больше, чем в прошлый раз. С этими мыслями Чонсу и отправился на репетицию. Для него все это было в новинку, и он не знал, что делать и что говорить. «По сценарию», – говорят ему, и он тут же смешался от такого приказа, но через несколько минут понял, что надо только читать с бумажки, что он и сделал. Из-за своего акцента он удостоился только похвалы, впервые за все его пребывание в Америке. С каждой минутой он чувствовал себя все увереннее, из-за того ли, что роль ему подходила, из-за похвалы ли режиссера, а может, из-за чего-то еще.
Репетиция проходила хорошо, и вот-вот должны были начаться съемки. Чонсу стало казаться, что именно для этого он приехал в Америку, для съемок и всяких разных вещей из этого же рода. Но вдруг ему вспомнились трудовые будни в их кафе, вспомнилась истинная цель, ради которой он здесь. Все сразу встало на свои места, стерев временное помутнение. И, тем не менее, все проходило довольно удачно. В этот же день Чонсу познакомился с исполнителем главной роли, за которым фанатки носились и днем и ночью. Сам же он его нисколько не знал, на что Джейк Брайт, главный актер, выразил сначала крайнее удивление, которое ему плохо удалось скрыть, а потом и вовсе неприязнь, хотя на экране они выглядели закадычными друзьями, будто и не Минкё был ему лучшим другом, а Джейк.
Фильм был комедийным, что вполне пришлось по душе Чонсу, ведь он сам был не прочь порой посмеяться у экрана телевизора. Теперь снимался сам. И это было довольно весело, если не учитывать постоянное игнорирование его Джейком. Но это было не так тяжело. У него появился свой личный гример, которого он первое время стеснялся и спрашивал, не помочь ли чем. Эта милая женщина совсем не привыкла к такому обращению, что заставляло смущаться ее саму.
А еще Чонсу стал замечать взгляд, устремленный только на него. Вот уже сколько времени, начиная с первого дня на него смотрела девушка в простой футболке и джинсах, с маленькой сумкой, накинутой через плечо. С блондинистыми волосами средней длины и европейским типом лица, примерно одного возраста с ним самим, или немножко младше, она все смотрела на него, если того позволяли съемки. Сначала Чонсу не замечал, но заметив, стал чувствовать себя не в своей тарелке. Кто она? Может, сталкер, как назвали бы ее в Японии? Чонсу передернул плечами. Она просто молча смотрела на него. Но через несколько дней решилась подойти, только закончились съемки.
– Здравствуйте, – тихо произнесла она. Видимо хотела сказать еще что-то, но вдруг испугалась собственной смелости и замолчала.
– Здравствуй, – поздоровался с ней Чонсу. – Ты что-то хотела?
– Я… – совсем тихо сказал она. – Я хотела сказать, что я ваш поклонник.
Последнее она выпалила со скоростью пулеметной очереди и теперь стояла, будто ожидая приговора, с опущенной головой и плечами. А Чонсу только примерно представлял себе значение слова «поклонник», имея только общие представления на эту тему. Он удивленно смотрел на девушку и совсем не знал, что можно сказать в таких ситуациях.
– Мне очень приятно… – наконец нашелся он.
Девушка посмотрела на него своими сверкающими глазами.
– Не могли бы вы дать мне свой автограф?
Тут Чонсу пришел в замешательство. Что это такое он вовсе не знал, и ему пришлось только сохранять на своем лице глупую улыбку. Словно поняв, что Чонсу не знает этого слова, девушка уточнила:
– Расписаться.
При этом она показала в воздухе, будто что-то пишет. Этот жест Чонсу понял и взял бумажку, которую ему протягивала девушка. И тут настала новая задача. Он не знал, как это делается. Пораздумав немного, он просто напросто написал свое имя хангылем, потому что так и не выучился английской транскрипции своего имени.
– Меня Оливия зовут, – сказала как бы между прочим девушка.
И Чонсу добавил по-английски: Оливии. Не совсем понимая, что сейчас происходит, Чонсу отдал листочек обратно. Девушка все не уходила, зачарованно смотря на неизвестную для себя письменность.
– Ладно, я, наверное…
– Да-да, конечно, – спохватилась Оливия. – Извините, я вас задержала…
И она убежала, оглянувшись перед тем, как повернуть за угол здания, и помахав рукой. Чонсу помахал ей в ответ, немного улыбнувшись.
Все это время Чонсу приходил домой, словно выжатый лимон. Как бы это все и не было весело, но отнимало много сил. Он приходил домой, и его встречал такой же выжатый Минкё, потому что разрывался между работой и учебой, что было неподъемно сложно, если не невозможно. И только одна Юэ оставалась энергичной. За время проживания у них она стала выглядеть совершенно по-другому, повеселела и оживилась. Иногда Чонсу забывал обо всем, просто наблюдая, как Юэ порхает, протирая столики. И было в этом что-то легкое и непринужденное. И только через несколько дней он заметил такой же взгляд Минкё. Они вдруг переглянулись, но тут же уставились в разные стороны. Юэ словно не замечала обоих.
Съемки проходили удачно, от Чонсу не требовали высокопарных фраз по-английски, а акцент только приветствовался. Он уже и не мыслил себя без этих съемок и этой площадки. Из дома, а кафе он считал не иначе, как домом, он уходил очень рано и возвращался затемно. Все, что он делал дома – это подкручивал оставшиеся шурупы, если оставались силы, а потом падал спать на самодельную постель, которая тут же заставляла вспомнить его проживание у Сэхёка. Казалось, это было так давно! Но на деле прошел всего лишь год. Редко когда он поспевал к розыгрышу кресла.
На следующий день после знакомства с Оливией, он снова заметил девушку. После секунды раздумий помахал ей издалека, когда выдалась свободная минутка. Она помахала в ответ, а потом смущенно отвернулась. После этого ее не было еще несколько дней. Чонсу уже успел забыть о ней, все его сознание занимали съемки и, к чему лукавить, легкие движения Юэ, чего никогда не было с его прошлой девушкой. Здесь было что-то… нет, он бы не смог дать этому определение. Иногда она его раздражала, но порой завораживала. Он ничего не знал о ней, кроме того, о чем она сообщила сама. Иногда ему хотелось прикоснуться к ней на секунду, и он уже почти сделал это, когда пришел позже обычного, и все уже спали. Он долго смотрел на нее, спящую и беззащитную, потом протянул руку к ее руке, но в последний момент отдернул ее, вовремя опомнившись. Со скоростью ветра он покинул комнату, ей отведенную, осторожно прикрыв за собой дверь, но не совсем – нужно было оставить щелочку, чтобы проникал свежий воздух.
А на следующий день все заново. Эти съемки занимали дольше времени, ведь как никак он играл важную второстепенную роль. Он уже успел соскучиться по нелегким трудовым будням в их кафе, хотя будни на площадке были не менее сложными. Через несколько дней за ограждением съемочной площадки снова появилась Оливия, теперь уже менее застенчиво махающая Чонсу, как только его взгляд упадет на нее, случайно или намеренно. В конце дня у него появилась неожиданная идея, которую он тут же и воплотил в жизнь, только съемки для него закончились. Он был очень благодарен своей первой и единственной поклоннице, поэтому тут же подошел к ней.
– Сегодня снова пришла? – сказал он, слегка улыбаясь. Все же ему было приятно внимание хоть одной, но поклонницы, несмотря на то, что он по-настоящему снялся только в нескольких минутах предыдущего фильма.
Оливия только кивнула, еще несколько секунд посмотрела Чонсу в глаза, а потом, опустила голову, заставив притом немного смутиться и Чонсу. Непривычно ему было такое внимание, ведь куда более возможным ему казались замечания режиссера или выговоры Минкё.
– Знаешь, неплохо было бы нам сходить вместе куда-нибудь, – справившись со смущением, сказал Чонсу. – Ты ведь моя первая поклонница, поэтому я тебе очень признателен. Ты как?
Оливия снова посмотрела на него, теперь с некоторым интересом и немного заинтригованно.
– Буду только рада, – с некоторым запозданием сказала она, улыбнувшись.
Сегодня она была одета нарядней, в темно-синей юбке и замысловатой полупрозрачной блузке, будто знала, куда ее приведет конец вечера. Было довольно поздно, так что Чонсу не придумал ничего лучше, как отвести ее в кафе. Только не в свое. Там Юэ. Он еще не вполне понял, что именно он чувствует к ней, но очень не хотел, чтобы она увидела его с другой девушкой, хоть она и была всего лишь его поклонницей.
– Обалдеть, я иду в кафе с… – восторженно сказала Оливия. Последнее слово Чонсу так и не понял, а переспросить постеснялся. Хоть уровень его английского и улучшался, с молодежным сленгом он не дружил, чего так не хотел показывать перед своей первой поклонницей. Казалось, она и не верит своему счастью, хотя для Чонсу было вовсе не понятным, что это за счастье такое – сходить с ним в кафе.
Они разговаривали о многом. В основном Оливия, или Олли, как она сама попросила ее называть, выспрашивала все подробности жизни Чонсу. Где он родился, где вырос, как жил, как приехал сюда. Чонсу отвечал не вполне охотно, многое пришлось умалчивать, например, свое неудачное поступление в университет или свое приключение с Кангом, что составляло немалую часть его недавней биографии. Оливия верила в то, что скоро Чонсу станет знаменитым, ведь слава следует за ним уже по пятам, и тогда она напишет самую лучшую первую статью о молодом актере, ведь сейчас она на первом курсе журналистики в колледже. Чонсу только тихо посмеивался над ее уверенностью.
На этой приятной ноте они и расстались на станции метро – ей нужно было в одну сторону, ему – в другую. Было без малого половина одиннадцатого.
Домой он, как всегда, вернулся довольно поздно, хотя все его постоянные обитатели еще бодрствовали, протирая столики и подметая полы. Чонсу незаметно улыбнулся, увидев такую умиротворяющую картину. Юэ напевала себе что-то неизвестное и трудно идентифицируемое под нос, а Минкё тихо повторял свой завтрашний доклад. Будто Чонсу и не отсутствовал целый день неизвестно где.
– А вот и наш айдол пришел! – воскликнул Минкё, только услышал, как захлопнулась дверь. – Возвращаться к нам не собираешься?
Чонсу только хмыкнул в ответ на это. Сняв куртку и не тратя время на отдых, он принялся протирать окна, которые уже давно требовали внимания со своей стороны. Это занятие его всегда успокаивало и привлекало простотой своих действий. За время выполнения этих нехитрых движений можно было обдумать все на свете: от квантовой механики, если имеешь о ней хоть малое представление, до завтрашнего меню. Но времени было не настолько много, чтобы подумать обо всем, и оно быстро утекало, так что уже через полчаса пришлось бросить это умиротворяющее занятие, чтобы накопить энергию на следующий день.
– Ты в окнах дырку собрался протереть? – отвлек друга Минкё от важного занятия. – Подожди, они нам еще пригодятся.
– А… – начал было Чонсу. – Это я так.
Спустя еще несколько фраз было решено отправляться на боковую. Юэ уже давно исчезла, ее отсутствия даже не заметили. Вроде как была, а вроде – уже и нет. Как всегда разыграв вакантное место в кресле, которое и на этот раз досталось Минкё, что заставило убедиться Чонсу в том, что тот все-таки мухлюет, друзья пошли спать.
Они спали без снов, и даже если они были, то ни один их не запомнил. Относительная тишина нью-йоркской ночи убаюкивала, не давая обращать внимание на что-либо, кроме своих собственных звуков: полицейской сирены и громкой музыки из машины за два квартала.
На следующее утро, благодаря ли пролетающего мимо небольшого метеорита или выхода нового фильма с участием давно надоевшей звезды, но друзья поменялись местами. Сказав, что ему позарез нужно побывать на первых двух лекциях, к которым к тому же добавился очень важный семинар, Минкё как можно скорее собрался в университет. Можно было бы и не спешить, но он опаздывал, причем настолько, что на дорогу у него оставалось всего десять минут. Чонсу же должен был присутствовать на съемках со второй половины дня, поэтому первую половину он без зазрения совести посвятил кафе. Он бы и вовсе остался в нем на весь день, но его съемки уже подходили к концу, оставалось всего несколько финальных сцен, и он надеялся расправиться с ними как можно быстрее. По этому поводу он взял давно забытый фартук и надел на себя.
День начался. Как всегда Юэ кружилась вокруг столиков, и только ей было известно, как она успевала обслужить столько людей сразу. Как всегда Йи-фэй пару раз чуть не поругался с одним посетителем в старомодной шляпе, за что был удален на пять минут на кухню, откуда, тоже как всегда, доносились обрывки песен, распеваемых Майклом. А Чонсу просто стоял около кассы, делая капучино или помогая разносить заказы, если не хватало рук.
Все бы ничего. Кроме одного НО, принявшего очертания высокого бритоголового парня, державшего руки в карманах до тех пор, пока не высунул их для совсем необъективных действий. Он достал нож, заставив застыть на месте всех посетителей и работников кафе.
– Все деньги сюда! – крикнул он, вполне недвусмысленно угрожая Чонсу ножом, потому что он находился в непосредственной близости от кассы.
– Успокойтесь, пожалуйста… – Чонсу поднял руки в обезоруживающем жесте.
– Молчать! Деньги, говорю.
Вдруг все события почти годичной давности вспомнились вновь. Только теперь это была не ночь, а день, с длинным ножом в шершавой руке. На секунду Чонсу захотелось повторить все те трюки, которые он выполнял перед камерой, но это только на секунду. В жизни оказалось все серьезней, и он просто был под острием ножа, не особо вдохновляющего на подвиги. Это лезвие, этот острый кончик заставлял смотреть только на него, не обращая внимания на все остальное, сосредотачивая всю сущность вселенной только в одной единственной точке, из которой было невозможно выпутаться. Вдруг перестало существовать все: и это кафе, и эта касса, и немногочисленные посетители, которые точно так же застыли в ожидании развязки. Чонсу не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни даже моргнуть.
– Быстрее! – поторопил его бритоголовый парень.
Чонсу пожалел, что в свое время они с Минкё не установили сигнализацию, напрямую соединяющую их с ближайшим отделом полиции, просто потому, что это было дорого, и они решили, что район самый что ни на есть спокойный, и ничего такого тут случиться не может. Проклиная Минкё за это сейчас, Чонсу против своей воли открыл кассу.
– Не здесь, – немного устало сказал парень. – У вас все деньги в другом месте.
– Больше нет…
– Ты мне еще тут пререкаться будешь?.. Да я… Ауч!
Многозначительная речь парня была прервана внезапным ударом со спины, да так, что он согнулся пополам, чуть не выпустив из рук нож. Сзади него возникла хрупкая фигурка Юэ, вставшая в одну из тех поз, которую раньше Чонсу доводилось видеть только в кино. Бандит не растерялся и уже через секунду выпрямился, повернувшись лицом к Юэ. Она следила за каждым его движением, и только он наставил нож на нее, она ногой выбила этот нож из его рук. На секунду он растерялся. Юэ совершенно преобразилась из маленькой хрупкой девушки в, по меньшей мере, мастера кун-фу – так красноречива была ее стойка. Только бандит полез в карман, Юэ в долю секунды оказалась за его спиной, заведя обе его руки за спину, чтобы он не смог пошевелиться.
– Так ты позвонишь в полицию? – как само собой разумеющееся спросила она Чонсу, спокойно удерживая парня, что вскорости ей надоело, и она несильно нажала на место под ухом парня. Через две секунды он повалился на пол, словно мешок со старым хламом.
Чонсу опомнился далеко не сразу. Опомнившись, схватил телефон и набрал уже знакомый номер 911. Он коротко сообщил адрес и причину, а перед глазами все стояла эта новая Юэ, такая неизвестная и такая таинственная. Полиция прибыла довольно скоро, парень все еще валялся на полу и вряд ли собирался вставать. Юэ уже приступила к своим обычным обязанностям, будто и не было этого маленького инцидента. Посетители, которые попали на такое малобюджетное, ценой в завтрак, шоу поспешили уйти, и еще некоторое время в кафе не было никого, кроме его постоянных обитателей. Коротко взяв показания и надев наручники на бандита, двое полицейских ушли восвояси. Еще через некоторое время Чонсу также был вынужден уйти, оставив кафе на Йи-фэй и Юэ.
Он не мог забыть такую Юэ, обладающую боевыми навыками, знающую акупунктуру… Оказалось, он ее совсем не знал.
– Ты хочешь сказать, что я пропустил все самое интересное?!
В этот вечер в кафе было особенно шумно, и весь этот шум организовал один единственный человек по имени Минкё. Его крайнее недовольство было вызвано тем, что вместо того, чтобы быть в самом центре событий, где он, возможно, смог бы сыграть главную роль и повязать преступника бак о бок с Юэ, а еще лучше спасти ее из цепких лап того же самого преступника, он просиживал свое место в университете и ничего об этом не знал.
– Вы бы хоть мне позвонили бы… – уже достаточно сникнув, закончил свою тираду Минкё.
– И ждали тебя, пока нас этот тип не обкрадет окончательно? – ненавязчиво поинтересовался Чонсу.
– Да нет, не это… – сказал Минкё, а потом просто махнул на все рукой и отвернулся к окну.
Был поздний вечер, кафе уже давно закрылось. В нем оставалось только двое его владельцев. Юэ отпросилась уйти куда-то, хотя ее никто, в сущности, здесь и не держал. Некоторое время еще молчали. Минкё продолжал смотреть в окно, на пейзаж, ставший таким привычным, а Чонсу уткнулся в свою чашку, чай из которой он давно допил, но почему-то никак не хотел с ней прощаться, будто на дне ее нашел очень дорогое сокровище.
– Только вот одно не могу понять, – неожиданно пробубнил Чонсу. – Как Юэ могла… – он некоторое время подбирал слова. – Могла так уложить этого парня?
Минкё нехотя оторвался от созерцания пустой улицы, освещенной только дальним фонарем, потому что ближний вчера кто-то разбил. Его лицо вдруг приняло серьезный вид. Он посмотрел на друга.
– Сам не знаю. Судя по твоему описанию, она, по меньшей мере, ниндзя, – усмехнулся он. – С виду хрупкая, а в душе тигрица…
В ответ на это Чонсу только вздохнул. Обоим вдруг представилась Юэ, без перерыва протирающая столы и разносящая заказы, милая, хрупкая, молчаливая… И вдруг картинка эта была разрушена ею же, но донельзя сосредоточенной, владеющей боевыми искусствами. Друзья просидели так довольно долго, пока стрелки часов уже не подкрались к половине первого ночи. Она все не возвращалась.
Теперь в одночасье отношение к ней было полностью изменено. Но одно осталось таким же. Она была таинственной, завораживающей, еще более притягательной. В том, что она вернется, никто из них не сомневался. И она вернулась. Когда они уже спали, еле добравшись до постели, даже поленившись разыгрывать вакантное кресло. Она прокралась так тихо, будто ветер еле подул, даже не всколыхнув волос. Откуда? Ни Минкё, ни Чонсу не спросили ее на следующий день об этом, да и она не распространялась. Стало ясно одно – не так уж проста оказалась Юэ, как казалось поначалу. Йи-фэй стал смотреть на нее с некоторой опаской, а Майкл по-прежнему видел в ней просто официантку. Минкё часто, намеренно или случайно, ему самому было сложно в этом признаться, проводил пальцами по ее руке, когда они пересекались по пути в кухню, а Чонсу почти всегда провожал ее взглядом туда и обратно. И когда взгляды друзей встречались после этих действий, в глазах появлялось нечто вроде взаимной неприязни, чего никогда не было за многочисленные годы их дружбы. Эта дружба была настолько долгой, что они и не помнили себя без своей второй дружеской половинки. Это было нечто вроде привычки, нечто такое, что не разорвать просто так. И вот теперь что-то поменялось, надорвалась какая-то ниточка. И все произошло из-за одной маленькой и хрупкой девушки с длинными черными волосами и грацией тигрицы.
Ни один из друзей не смог бы признаться себе в том, что чувствует к Юэ нечто большее, чем просто отношения начальника и подчиненного. Когда это началось?.. Одновременно или кто-то опередил второго? Все это оставалось таким неясным и неопределенным, что они просто продолжали играть в эту странную молчаливую игру.
Съемки Чонсу закончились, и в один прекрасный день он пришел с огромным букетом, который просто не знал куда деть. После минутного замешательства он попросту положил его на стол, чем вызвал сильное возмущение со стороны Йи-фэй.
– Как ты можешь так обращаться с цветами? – тут же громогласно произнес он.
Он подлетел к букету и осторожно взял его в руки. Кафе уже закончило свою работу, и в нем царила только тишина, изредка прерываемая стуком тарелок, за которые принялась по традиции Юэ, и напеванием непонятных песен Майклом.
– А ты что, флорист у нас? – удивился Минкё.
Йи-фэй немного смутился.
– Одно время работал в цветочном магазине, – тихо объяснил он.
После этих слов он принялся за поиски подходящего сосуда для букетов из роз, гербер и… еще много чего. Наконец нашел подходящий и, набрав воду, поставил букет туда, еще с несколько секунд полюбовавшись красивыми цветами.
– Это кто тебя так? – спросил Минкё друга, который до сих пор тихо сидел за столиком, мало реагируя на действительность.
Сам он продолжал дописывать что-то в своей тетради. С недавних пор он всерьез взялся за учебу. И виновата ли была в этом стипендия, или новая симпатичная преподавательница, или, наконец, появившееся желание получить нормальный диплом, сказать было бы трудно. Но факт оставался фактом, и теперь Чонсу просто не знал, когда его другу удается спать, ведь утром – занятия, днем и вечером – кафе, а ночью – всяческие домашние задания. «В метро», – как-то раз в шутку ответил Минкё на вопрос о том, где же он все-таки спит.
– Просто дали, – пожал плечами Чонсу. – Все закончилось.
– Наконец-то начнешь нормально работать, – пробубнил Минкё.
Чонсу умолчал об одном скромном цветке, засунутом в самую середину букета, но ему не принадлежащему. Это был цветок от той самой Оливии, которая так и продолжала приходить на съемочную площадку, если это было возможно. И теперь Чонсу просто не знал, что с ней делать, потому что начал чувствовать за нее… ответственность что ли? Это было что-то новое, то, чего он раньше никогда не испытывал. Всю жизнь Минкё был для него хёном, хотя озвучено это было так мало, а старше он его был всего на три месяца. Но вот появилась она, Оливия, девчонка на год или два младше его самого, преклоняющаяся перед его талантом, насчет существования которого сам Чонсу сильно сомневался. Все это только создавало лишнюю путаницу, Чонсу никогда не любил, чтобы все было запутано. Юэ продолжала привлекать его все больше.
Цветок был спрятан в самое сердце букета, заставляя подумать о себе немного более положенного.
Постояв так, без движения, еще немного, Чонсу, наконец, положил все свои заработанные деньги на стол, даже не представляя особо, сколько там содержится хрустящих зеленых купюр. Деньги его никогда особо не волновали. В отличие от Минкё. Тот тут же подбежал к бумажкам, принявшись с энтузиазмом их считать.
– Омо… – выдохнул он, закончив счет. От восхищения он перешел на корейский, так что его мог понять только один Чонсу. – Так много!
Чонсу только пожал плечами, устало присев на первый попавшийся стул. Последний день съемок вымотал его полностью, хотя в принципе он не напрягался так, как в первые дни.
– Да наш папочка Чонсу спасает все положение, – не унимался Минкё.
– Это как? – зевая, уточнил Чонсу.
– Завтра у нас открывается японская кухня!
Заявление, сначала встреченное недоумением, вызвало впоследствии только один вопрос: почему именно японская? Минкё незамедлительно начал приготовления, ответив только через несколько минут. Он долго и нудно читал лекцию о том, что сейчас японскую кухню можно встретить и в Париже, и в Антарктиде, ведь на сегодняшний день она самая популярная и очень распространенная из всех экзотических кухонь мира, и…
– Стоп, – прервал его Чонсу, так и продолжавший сидеть на стуле. – Это я все понимаю. А может, что-нибудь менее экзотичное? Итальянскую, например?
– Она не такая популярная, – тоном, не терпящим возражений, сказал Минкё.
На это Чонсу только пожал плечами, доверив все планирование дальнейших действий своему другу, который не на шутку вдохновился своей новой идеей.
– Что? Да вы в своем уме? – было сказано на следующий день перед самым открытием.
Майкл стоял со скрещенными на груди руками, нависая над ними обоими, так что сейчас он казался Вавилонской башней, которая вовсе не собиралась падать. Чонсу и Минкё только переглянулись. Иногда Майкл казался по истине страшным.
– Вы бы хоть заранее предупредили, а не говорили это за пять минут до начала, – продолжал он. – Меню-то хоть продумали?
– Да, я набросал тут… – наконец подал голос Минкё, давая заранее приготовленные листки.
Майкл принялся просматривать их, попутно приговаривая: «не то», «а это вообще никуда не годится», «ну, это еще может быть….». Друзья с интересом наблюдали за ним.
– Ладно, – заключил Майкл. – Что-нибудь попробую сделать из вашего… творчества.
Друзья переглянулись – Минкё торжествующе, а Чонсу – с недоверием. Вообще он всегда относился с недоверием ко всяким новшествам и нововведениям. Вот и этот раз не стал исключением, даже несмотря на то, что Минкё заявил, что созданы все условия для колорита (их внешность играла не последнюю роль).
