Оскар де Мюриэл
Темные искусства
Я с облегчением удостоверился, что слуга был цел и невредим, разве что вымок и весь извозился в грязи.
– Ну надо же! – торжествующе провозгласил Макгрей, поднимая мужчину за грудки, словно тот был еще одним псом. – И ведь сегодня еще даже не Рождество!
– Я все могу объяснить! – заныл тип, пряча лицо, будто все еще опасался нападения мастифа. – Я все могу…
– Ох, заткнись уже! У тебя будет на это время.
– Кто вы такой? – спросил я.
– Х-холт. Александр Холт, – заикаясь, произнес он.
– Лакей полковника?
– Камердинер, вообще…
– Фрей, отвези его в Городские палаты. Я сам закончу осмотр дома.
Я чуть было не предложил ему поменяться ролями (в конце концов, грубой силой из нас двоих отличался именно Макгрей), но один лишь взгляд на тот дом заставил меня передумать. Ни за что не признался бы в этом вслух, но мне совсем не хотелось бродить по тем мрачным комнатам одному.
Да что же со мной творилось?
8
Проклятые газетчики все еще шныряли вокруг Городских палат, когда я туда вернулся. После нескольких часов под дождем вид у них был жалкий, но глаза их осветились радостью, когда они увидели, что я веду помятого слугу.
– Мистер Холт! – хором закричали они. – Вы признаете вину? Вы же говорили, что виновата цыганка!
В этот момент констебль Макнейр подоспел ко мне на помощь и избавил меня от необходимости прокладывать себе дорогу локтями.
– Да будет тебе известно, что когда-то к полицейским относились с почтением! – проворчал я Макнейру, как только мы вошли в здание. Сухопарый рыжий офицер повел мистера Холта в камеру. – В кебе еще остался тяжелый мешок, – сказал я ему. – Пусть кто-нибудь занесет его ко мне в кабинет.
Я поспешил в подвал прямиком к столу Макгрея, где он держал виски. Я сделал большой глоток прямо из бутылки. Готов был поклясться, что все еще чувствовал тот мерзкий холодок, пробравший меня в доме Гренвилей, и только жгучее спиртное смогло прогнать это ощущение.
Кто-то вошел в кабинет именно в тот момент, когда я снова поднял бутылку.
– Не обращайте внимания, – сказал я, прочистив горло перед вторым глотком. – Это для лечебных целей.
Обернувшись, я увидел худощавого мужчину средних лет с каштановыми волосами и глубокими складками вокруг глаз. Он стоял, переплетя пальцы на груди, как священник, и наблюдал за мной, приподняв бровь.
– Инспектор Фрей, полагаю?
В ту же секунду в кабинет вошел молодой клерк, неся мешок с добычей Холта. Он положил его на стол Макгрея и, прежде чем покинуть комнату, кивнул этому мужчине.
– Суперинтендант.
Именно в тот миг, когда я осознал, что смотрю на нового главу шотландской полиции, капля виски сползла у меня по подбородку. Слегка покраснев, я стер ее платком и отставил бутылку в сторону.
– Суперинтендант Тревелян, – произнес я, также склонив голову, но не заботясь о том, чтобы звучать услужливо. – Рад знакомству.
Он бросил критический взгляд на виски, но комментариев на эту тему не последовало.
– Улики? – спросил он, кивнув в сторону мешка.
– Да. И мы взяли еще одного подозреваемого.
– Хорошо. Надеюсь, не еще одну гадалку. – было сказано без доли юмора. Этому мужчине, несмотря на его мирный вид, явно было не до шуток. – Я попросил клерка подготовить для вас эти документы, – продолжил он, указав на мой стол. Только тогда я заметил на нем стопку бумаг.
– Официальные документы всех жертв. Свидетельства о рождении, о заключении брака и тому подобное.
Я был ошарашен. Толковый суперинтендант – и, более того, шотландец – не вписывался ни в одну из моих привычных парадигм.
– Спасибо, сэр. Как вы узнали, что мы…
– Знать – моя работа. И я хочу, чтобы вы проявили деликатность во время расследования. На мой вкус, вокруг этого дела и так уже многовато шумихи. Мне пришлось отправить пару офицеров разогнать толпу на Кэттл-маркет. Люди хлынули в пивоварню той цыганки, будто это какая-то святыня. – Он вздохнул. – Завтра на предварительном слушании нас ждет балаган. Надеюсь, вы с этим справитесь.
Я кивнул.
– Мне уже не впервой, сэр. Возможно, вы видели мои отчеты, я возглавлял обвинение в деле серийной убийцы по прозвищу…
– Милашка Мэри Браун, – перебил он меня. – Да. Хотя некоторые офицеры поговаривают, что вы слишком уж любите рассказывать эту историю.
Даже если это была еще одна попытка пошутить, то на лице его она никак не отразилась. Он шагнул чуть ближе ко мне, и я почуял, что, несмотря на внешнее спокойствие, внутри его звенит напряжение.
– Что касается других дел, – сказал он, чуть понизив голос, – сообщил ли вам инспектор Макгрей, почему вы двое до сих пор здесь служите?
Я набрал воздуха, подготовившись к изнурительному расспросу.
– Сообщил.
Несмотря на выжидающий вид инспектора, больше я ничего не добавил. Он терпеливо подождал некоторое время, но в конце концов перешел к сути.
– Полагаю, вы не сможете пролить свет на подоплеку подобного запроса? Или на то, почему приказ исходит от… подобной персоны?
Он не решился даже вскользь упомянуть вмешательство премьер-министра. Я вспомнил схожий разговор с предыдущим суперинтендантом. С той поры не прошло и года, однако мне казалось, что минула целая жизнь. Мое отношение к службе изменилось, скажем так, кардинальным образом. Всего пару месяцев назад я попытался бы хоть как-то объясниться; сегодня же мне было все равно, и в любом случае решение оставалось за премьер-министром, а этот человек не обладал полномочиями меня уволить.
– Именно так, сэр, – таков был мой немногословный, но искренний ответ. Я не собирался давать ему доскональный отчет о мрачных подробностях ланкаширского дела.
Тревелян изучающе воззрился на меня. Интересно, каким тоном он бы разговаривал с Макгреем. К моему изумлению, он решил не пускаться в дальнейшие расспросы, только заговорил еще тише:
– Я закрою глаза на детали этого дела, но если однажды понадобится моя помощь…
Мы молча взглянули друг другу в глаза. Какая же чудная вышла беседа: так мало сказано, так много неизвестных, но столько очевидных намеков.
– Вы знаете, где меня найти, – заключил он.
С этими словами он обратился ко мне не как к подчиненному. Уходя, Тревелян кивнул мне, как своей ровне.
Я решил, что он мне нравится.
Сперва я осмотрел вещи, которые пытался стащить мистер Холт.
В мешке обнаружились несколько дорогих кожаных аксессуаров, пара карманных часов, два толстых пальто и кое-какое охотничье снаряжение, присутствием которого объяснялись размеры и тяжесть мешка. Эти вещи, пусть и не безделушки, не показались мне особенно ценными. Я думал, что увижу деньги, облигации или украшения миссис Гренвиль. Найденное же скорее выглядело набором памятных вещиц.
Я чуть было не отпихнул мешок в сторону, но тут кое-что привлекло мое внимание. Крошечный черный сверток, почти затерявшийся в складках мешковины. В нем была тонкая цепочка, на которой висел довольно необычный кулон: золотой самородок размером примерно с ноготь. Шероховатый и тусклый, он выглядел так, будто его только что добыли из прииска.
Я рассмотрел его и спрятал в свой стол. С этим можно разобраться позже.
Затем я занялся документами семейства. Их досье оказались более чем содержательными, чем я ожидал, и нарисовать семейное древо было проще простого. Проведя семейные связи, я подчеркнул имена всех скончавшихся и обвел имена тех шестерых, что погибли в пятницу. Картина начала проясняться.
Бабушка Элис действительно была замужем дважды и родила пятерых детей – троих в первом браке и двоих во втором. Лишь одна из них – мать миссис Гренвиль – до сих пор была жива. Судя по датам, ей было пятьдесят шесть лет, и я сделал вывод, что именно ей досталась опека над тремя осиротевшими детьми полковника.
Столь же удивительно было и то, что в живых остались только двое внуков Элис, и между ними наблюдалась странная симметрия: одного звали Уолтер Фокс – он был единственным сыном старшей дочери Элис (которая умерла несколько лет назад). Второй, Харви Шоу, приходился сыном младшему ребенку Элис, Ричарду, также покойному. Уолтеру и Харви было тридцать восемь и тридцать два года соответственно. Я подозревал, что мы, скорее всего, увидим их на предварительном слушании.
Когда я решил в последний раз взглянуть на проделанную работу, в кабинет ворвался Девятипалый. Вымокший до нитки, он притащил с собой огромную рыбину, завернутую в промасленную газету. К моему изумлению, следом за ним вошли два пса. Маккензи и Такер, свесив языки, прыгали у него под ногами, а Макгрей забрасывал им в пасти ломтики рыбы.
– Ты что, пешком сюда из Морнингсайда шел?
– Ох, нет, конечно, ты умом тронулся? Только из «Энсина». Там же льет как из ведра.
Макгрей плюхнулся за свой стол, задрал ноги и забросил пригоршню жареной картошки к себе в рот.
– Я забыл с утра поесть. Проголодался как черт!
Мне пришлось заткнуть нос.
– Ты нашел что-нибудь?
Он взглянул на меня с тем своим загадочным видом, за которым обычно следовали его глупые комментарии.
– Что-то недоброе было в том доме, Фрей.
– Ты повстречался с призраком бабушки Элис?
Макгрей не нашел в этом ничего смешного.
– Ты же тоже это почувствовал. Я видел твое лицо.
Я шумно выдохнул.
– Не буду отрицать, мне было… слегка не по себе. Но вовсе не из-за снующих там призраков.
Макгрей прожевал кусок и проявил невиданную доселе учтивость, заговорив лишь после того, как проглотил еду. Его сочувственный взгляд снова меня разозлил.
– Фрей, я не прошу тебя изливать душу, но я понимаю, что ты все еще горюешь по своему дяде. Тебе показалось, что ты заново переживаешь тот кошмар?
Я отвернулся в другую сторону, но Макгрея это не остановило.
– Некоторые призраки это умеют. Оживляют в тебе худшие…
– Да плевать мне на них! – сорвался я. Подскочили даже собаки, развалившиеся было на полу. – Все это полная чушь! Единственное, что меня интересует, это нашел ли ты в том доме что-нибудь существенное. Если нет, то будь добр, заткни свой рот этой отвратительной…
– Ладно, ладно! Не кипятись! Да, я кое-что нашел. И тебе это понравится.
Он порылся в нагрудном кармане и швырнул что-то на мой стол. Это был небольшой узкий предмет, завернутый в грязную тряпку.
Я брезгливо ее развернул – она была вся в жире и налипшем тесте – и чуть не задохнулся от увиденного. Нож с коротким лезвием.
– Это тот нож, который они использовали для подношения?
– Видимо.
Его лезвие, несмотря на малый размер, было острым как скальпель, а рукоятка вырезана из слоновой кости. Светлый оттенок ее сильно контрастировал с багряным цветом свернувшейся крови, засохшей вдоль острия.
– Дорогая вещица, – пробормотал я, осторожно приподняв нож. Макгрей подошел ко мне и схватил лист с семейным древом.
– Где ты нашел этот нож? – спросил я. – Мне он не попадался.
– Прямо под аппаратом. Тот, видимо, упал прямо на него.
Я откинулся на стуле и переплел пальцы.
– По словам Катерины, полковник снова пустил себе кровь во время сеанса. Должно быть, он выронил нож прямо перед тем, как Леонора рухнула и опрокинула аппарат. Вероятно, полковник уже умирал, пока она… Девятипалый, будь любезен, не пачкай своим мерзким ужином мою работу!
Я выдернул у него уже изрядно заляпанное семейное древо.
– Ох, да что это, черт возьми, меняет? – И он снова выхватил лист, чтобы подробно его изучить.
Я стал заворачивать нож обратно в тряпку.
– Надо поместить его к остальным уликам. Не знаю, что мы… – И тут я замолк, изогнув шею и поднеся нож поближе к глазам.
– Что там? – спросил Макгрей. Он заметил, что я разглядываю острие ножа. Я держал его всего в дюйме от глаз.
– Они все использовали этот нож?
– Не знаю, но это могло бы объяснить, почему умерли только те шестеро засранцев. Что могло послужить причиной? Мышьяк?
Я кивнул.
– Это один из вариантов. Нужно, чтобы Рид поскорее провел те пробы. Если он слишком занят, я могу попробовать сам.
– Нет уж, – заявил Макгрей, выхватив у меня маленький сверток. – Слишком многое на кону. Я не хочу, чтобы чертов зануда-прокурор отклонил результаты, если ты где-то перемудришь. Я сейчас же поговорю с Ридом. Втолкую ему, как это срочно.
– Как хочешь, – сказал я отчасти с облегчением.
Я хотел последовать за ним, но Макгрей меня остановил.
– Нет, Перси, подожди тут. Парнишка от одного твоего вида закипает.
И снова я вздохнул с облегчением.
Девятипалый вернулся через каких-то десять минут с невыносимо самодовольным видом.
– Готово. Он постарается дать нам ответы завтра утром, может, и до слушания успеет.
У меня не было настроения слушать, как он хвалится своими успехами, так что я быстро сменил тему и кратко рассказал ему об улове Холта.
– Этот тип все еще у нас в камере, – заключил я. – Хочешь, сейчас его допросим?
Макгрей потер руками.
– О да. Возможно, он – спасение для Катерины.
9
Комната для допросов и так представляла собой угнетающее зрелище – голые кирпичные стены, убогая обшарпанная мебель и узкое окно, которое почти не пропускало свет. Но сегодня в грязное стекло бился дождь, и комнатушка выглядела еще мрачнее.
Когда мы вошли, Холт грыз ногти и обливался потом. Позади него сидел клерк, готовый записывать показания мужчины.
Макгрей сел лицом к Холту. В комнате был еще один стул, но я предпочел вести записи, стоя за Девятипалым. Я старался не допускать прикосновения своей одежды к здешним грязным стульям.
– Мистер Холт! – произнес Макгрей. Даже не видя его лица, я знал, что Девятипалый улыбается. – Стоит ли мне сообщать вам, сколь глубоко в дерьме вы оказались?
– Я могу все объяснить, – в очередной раз сказал Холт.
– Ой, неплохо бы. Судя по тому, в каком виде была спальня полковника, и по вещам, которые наш денди обнаружил у вас в мешке, я бы сказал, что вы положили глаз на имущество господина. Часы, одежда, добротное итальянское ружье. Зачем вы все это взяли?
Холт вдавил ладони в стол в попытке усмирить их дрожь.
– Все эти вещи мне были обещаны. Полковник знал, что они мне нравятся. Он много раз говорил, что они достанутся мне, если с ним что-то случится.
Девятипалый прыснул.
– Ага, конечно, так он и сказал.
– Клянусь! Он…
– Вы доказать это сможете? – вмешался я. – Кто-нибудь из приличных людей хоть раз слышал, как он об этом говорил? Он где-нибудь оставил об этом запись?
– Да! Ну… по-моему, оставил. Он сказал, что впишет это в свое завещание.
Проверить это было нетрудно, но я не стал об этом говорить. Просто уставился на него с откровенным недоверием. Я давно убедился, что такой взгляд иногда срабатывает лучше, чем грозные расспросы.
– В этом доме полно вещей, куда более ценных, чем эти! – не выдержав, крикнул Холт. – Я взял лишь то, что мне полагалось. Клянусь.
Я кивнул, все еще изображая сомнение.
– Предположим, вы говорите правду. Тогда зачем вы унесли эти вещи именно сейчас? Почему не дождались, пока огласят завещание? Тогда вы спокойно…
– Знаю я, как это все бывает, – перебил он меня. – Я по уши в долгах! Мне семью надо кормить! У меня маленькая дочка и больше нет работы – если я не заплачу за жилье, малую придется отдать в приют.
Он спрятал лицо в ладонях, видимо, чтобы скрыть слезы, и я ощутил прилив сочувствия. Но даже если это правда – опять-таки, удостовериться в этом не составляло особого труда, – его поведение все равно выглядело весьма подозрительным.
– У вас были свои ключи от дома, – сказал я. – Почему вы не сдали их полиции?
Холт почесал седую бороду.
– Запасной комплект я держал дома. У меня не было его с собой, когда туда пришли полисмены. И я ничего не сказал, потому что хотел забрать то, что мне причиталось. – Он с мольбой взглянул на Макгрея. – Но я пошел прямиком в комнату господина! Я ни в жизни не осмелился бы украсть что-то у него из дома, особенно из комнаты, где он погиб!
– Точно? Вы точно ничего не взяли из гостиной, в которой проходил сеанс?
– Точно-точно!
Макгрей пронзил его взглядом, и Холт тихонько заскулил.
– Совсем ничего? – повторил Макгрей.
Скулеж стал чуть громче, и я представил, что голова Холта – это воздушный шар, который вот-вот лопнет. В конце концов, почти так и вышло.
– Я… да – но… я не брал!
Мы с Девятипалым одновременно произнесли:
– Что ты, черт тебя дери, несешь?
– Может, объяснитесь?
Холт опустил взгляд.
– Ну, я…
Макгрей треснул ладонью по столу.
– Эу! В глаза мне смотри.
Холт взглянул на него, не поднимая головы.
– Я не заходил в гостиную, клянусь. Мне было страшно! Особенно после…
– После чего?
Мужчина облизнул губы.
– Я направлялся в спальню господина. Прошел мимо двери в гостиную. Она была приоткрыта. Я… увидел на полу подвеску мисс Леоноры – ту, с золотым самородочком…
Мы с Макгреем переглянулись, вспомнив этот предмет.
– То есть она просто там лежала, – сказал Макгрей полным подозрения голосом.
– Ага. Полисмены, видать, обронили его, когда забирали… юную мисс.
– Зачем вы ее взяли? – спросил я. – Вы же говорили, что не решились бы на кражу.
Холт густо покраснел, и на миг мне показалось, что он сейчас прослезится.
– Это… – начал он, но затем прикрыл рот кулаком, будто пытался подавить рвотный позыв. – Это было так просто.
Бровь Макгрея поползла вверх.
– Откуда ты знал, что это была вещь мисс Леоноры?
Румянец на лице Холта стал ярче.
– Она всегда ее носит. В смысле… всегда носила. – Его голос понизился до шепота. – Я подумал… что она ей больше не понадобится.
Макгрей явно хотел расспросить его подробнее, но тут вмешался я.
– Думаю, мы достаточно узнали о сегодняшних событиях. Меня больше интересует прошлая пятница. А также несколько дней до того.
Холт откашлялся.
– Постараюсь помочь…
– Зачем они обратились к цыганке? – оборвал я его.
– По семейному делу.
– И какому же?
Холт покачал головой.
– Я не знаю. Мне так никто и не сказал.
Макгрей усмехнулся.
– Ой, умоляю! Ты точно что-то слышал.
– Я не имею привычки подслушивать, о чем…
– Вы точно что-то слышали!
Резкость моего окрика поразила меня самого. Холт вздрогнул от моего возгласа, затем сглотнул.
– Они… они что-то искали.
– И что же?
Холт перевел взгляд с Макгрея на меня.
– А что вам цыганка сказала?
Макгрей подался вперед.
– Вопрос тебе задали.
– Я… Я-я не знаю. Я…
– Похоже, твой господин искал что-то в том доме. Что именно?
– Я вам сказал уже, я не знаю!
Макгрей сжал кулаки, готовясь сделать из него отбивную. Мне пришлось погладить его по плечу, как успокаивают рассвирепевшего пса.
– Вы служили у полковника камердинером, – сказал я. – Сколько лет?
– Пять… шесть лет.
– Чистили его вещи, помогали ему одеваться, приносили ему еду…
– Да.
– Значит, вы точно видели, как они что-то ищут. Мы заметили доски, вырванные из стен и полов. За одну ночь столько не успеть. Я думаю, что вы им в этом даже помогали.
– Нет! Мои господа занимались поисками. Я – нет.
– И все же вы не имеете представления, что именно они искали.
– Я сказал уже вам, это было семейное дело! Они не делились секретами с такими, как я. Меня это устраивало.
Я поднял уголки рта.
– Как показывает мой опыт, мистер Холт, слуги все равно обо всем узнают. Даже не желая того.
Он хмыкнул.
– Значит, вам служили только пронырливые сплетники.
– Ясно, – вздохнул я, – давайте поговорим о миссис Гренвиль.
– Что насчет нее?
– Мы обнаружили на ней ужасные кровоподтеки. Вы когда-нибудь слышали, чтобы полковник… был с ней груб?
Холт передернул плечами.
– Да. Было дело, но в семейной жизни всегда так: то ладно, то прохладно. Большей частью она казалась счастливой. – Он отвел глаза. – Хотя скажу вот что: ее матери не нравилось, что они с мужем ссорятся.
– Как мать относилась к полковнику? – задал вопрос Макгрей. – Он ей нравился?
– О, совсем нет. Она всегда нервничала, когда господин был поблизости.
Я вспомнил, как ее звали: Гертруда. Все еще здравствует. Я сделал себе пометку побеседовать с ней.
– Вернемся к событиям того дня, – сказал я. – Мы также нашли ссадины на руках вашего господина. Он с кем-то подрался?
– Вроде нет, сэр, но меня почти весь день с ним не было.
– Почему?
– Я доставлял гостей – почти всех, включая цыганку.
– Понятно. Вы помните, в какое время и в какой очередности их привозили?
– Ага. Мисс Леонора была первой. Я забрал ее из дома мистера Уилберга, ее дяди. Это было где-то в полдень.
– Так рано? – удивился я.
– Ага. Ей нужно было купить что-то для фотоаппарата, поэтому я сначала отвез ее на Принсес-стрит. После этого я привез ее в Морнингсайд, и она сразу начала готовить гостиную к сеансу. Я помогал ей, но полковник велел мне ехать к миссис Элизе.
– К миссис Элизе? – спросил Макгрей.
– Родные так ее зовут, хотя после смерти бабушки ее следовало бы звать миссис Шоу. Она мать мистера Бертрана, кузена миссис Гренвиль. Он-то все жил вместе с младшим братом и матерью. Господи, бедная миссис Элиза, наверное, убита горем!
Я заглянул в свои предыдущие записи.
– Полагаю, что за старым мистером Шоу ехать не пришлось, поскольку он жил в одном доме с полковником и его женой.
– Ага.
– Значит, последним, кого вы доставили, стал второй мужчина, Питер Уилберг.
– Ага.
– Почему вы не забрали его вместе с племянницей, Леонорой? Она ведь жила с ним с тех пор, как умер ее отец.
Я заметил, что у мистера Холта задрожала губа.
– Мистера Уилберга не было дома. Мисс Леонора сказала мне, что у него дела и что за ним придется вернуться позже. Что я и сделал – я высадил его в Морнингсайде в начале девятого.
Макгрей присвистнул.
– Многовато поездочек для одного дня! Мистер Уилберг жил возле Ботанического сада – я видел адрес на жетоне собаки. Это ж на другом конце Эдинбурга.
Холт развел руками.
– Такая у меня была работа, инспекторы.
– И после этого вы поехали на Кэттл-маркет, – продолжил я.
– Да. Я должен был забрать цыганку в половине девятого. Я приехал чуть раньше, но ее лакей – или как она там называет того жирного парня, который торгует у нее пивом, – сказал мне, что она все еще с клиентом. Я прождал почти два часа. Аж задница устала сидеть. В начале двенадцатого она наконец вышла. Я запомнил время. Знал, что господин крепко рассердится.
– Мадам Катерина как-то объяснилась?
– Нет, сэр. Она просто села в коляску и строго наказала мне поторапливаться. Я даже лица ее не видел. На ней была такая черная вуаль. И от нее разило. Думаю, она была пьяная.
При этих словах Макгрей сжал кулаки. Как и клерк, я записал эту деталь и подчеркнул ее, прежде чем перейти к следующему вопросу.
– Кто-нибудь из гостей показался вам странным?
– Нет… ну, мисс Леонора была очень взбудоражена, как всегда с ней бывало, когда она занималась всеми этими оккультными делами. Мистер Уилберг был слегка на взводе, но он вообще всегда такой… Все были очень напряжены, когда я уходил.
Я попросил его в подробностях описать комнату, и его рассказ сошелся с картиной, которую мы там застали.
– Значит, после этого вы их покинули, – сказал я.
– Да. У меня был приказ: уехать и вернуться с первыми лучами, до того как придет остальная прислуга.
– Что вы делали той ночью?
Его ответ прозвучал вполне уверенно.
– Зашел в наш местный паб на пару стаканчиков, а потом прямиком домой, к жене.
– Кто-нибудь может это подтвердить? Помимо жены и пропойц из вашего паба?
– Да! Хозяин паба меня вспомнит. И мой домовладелец, конечно. Я поругался с ним, когда вернулся домой.
– В такой час? – спросил я. – Это же была глубокая ночь.
Холт снова покраснел.
– Кхм… Скорее, раннее утро, сэр. Шестой час, кажется. Он надеялся стрясти с меня ренту. Я… я скрываюсь от него уже несколько месяцев. Он грозился нас выселить. Я сказал ему, что у меня нет денег.
– Потому что ты спустил все на пенное и крепкое, – добавил Макгрей, от чего Холт совсем сник.
– Я… я и пабу задолжал, – едва выдавил он из себя, крепко сцепив руки на коленях.
Я спросил его адрес, название заведения и адрес его домовладельца.
– И после этого вы пошли к себе?
– Да. Чуток отдохнул – сколько жена дала, она та еще надоеда, – а потом умылся и поехал обратно в дом.
– Ясно. Он был заперт?
– Да, сэр.
– Но ключи были только у вас и у ваших господ.
На этих словах Холт сглотнул и сумел лишь кивнуть. Я сделал пометку и продолжил допрос.
– Не создалось ли у вас впечатления, что кто-то проник в дом, а потом сбежал?
– Нет, совсем нет, сэр.
– Вы уверены?
– Д-да! Я по сторонам не смотрел, сэр – понимаете, у меня было сильное похмелье, – и я помню, что видел только следы собственной коляски. Было очень слякотно, и я обратил внимание, как глубоко в грязь ушли колеса.
Я нахмурился. Доказать это было невозможно. С другой стороны, зачем Холту признавать, что посторонних вторжений в дом не было? Это только усилило бы подозрения по отношению к нему.
– А теперь, – сказал Макгрей, подавшись вперед, – расскажи-ка нам, в каком виде ты нашел тела. Кто где был? И давай во всех подробностях.
Холт с усилием сглотнул. Цвет его лица сменился с пунцового на зеленоватый, и он засучил руками. Казалось, что он пытается стереть с них собственную кожу.
– Бедная мисс Леонора… – начал он, борясь со слезами, – лежала на фотографическом аппарате. Все было разбито вдребезги. И на лице у нее был ужас, как будто… будто она узрела саму преисподнюю.
Стараясь не расплакаться, мужчина надавил себе на веки, да так сильно, что я запереживал, не лопнут ли у него глаза. Затем он откашлялся и снова на нас взглянул – со слегка пристыженным видом.
– Молодой мистер Бертран лежал рядом с ней с тем же выражением на лице. Стул его был опрокинут. Я думаю, он упал назад. По другую сторону стола лежали миссис Гренвиль с дедушкой, оба на полу. Бедная леди так вцепилась в рукав старика. Не знаю почему, но у нее был такой вид… как у ребенка, который тянется к родителю… Полковник и мистер Уилберг были по обе стороны от цыганки. Они… тоже лежали на полу, но… – Холт уставился в никуда и целую минуту молчал.
– Но что? – подсказал Макгрей.
Холт вздрогнул, будто внезапно очнулся ото сна.
– У всех был испуганный вид – но только не у этих двоих. Они выглядели сердитыми.
– Сердитыми, говоришь?
– Да. Они хмурились. И челюсти у них были крепко сжаты.
Это я тоже записал.
– А что насчет цыганки?
– О, она все еще сидела на своем месте. Только она была на своем месте.
– Но она же была без чувств, так ведь? – встрял Макгрей.
– Да… голова у нее была запрокинута. Я… – Холт содрогнулся. – Я подумал, что она мертва. Из всех них она выглядела самой что ни на есть мертвой. Рот у нее был открыт, эта вуаль черная. Я не помню, дышала ли она… Она выглядела… как труп.
– И признаков борьбы вы не заметили. Вообще ничего, что указывало бы на то, что там произошла стычка или побывал чужак?
– Ничего такого, сэр. И сегодня не заметил. Все в доме было на тех же местах, как и в тот самый день.
– То есть… по-вашему, они просто упали замертво? Ни с того ни с сего? Убитые злым духом?
Он, с глазами на мокром месте, сумел лишь кивнуть и больше ничего не сказал. Я заговорил, как только записал все показания.
– И вы сразу же отправились в полицию?
– Да, сэр. Немедленно.
– Вы, наверное, пару минут приходили в себя, прежде чем ушли.
– Все… все как в тумане, сэр. Кажется, меня стошнило. Я… Я чуток оцепенел, но, как только очухался, сразу же оттуда выбежал и позвал на помощь.
– Вы что-нибудь трогали?
– Н-нет! Конечно, нет!
– Вы даже тела не попытались встряхнуть? Проверить, нет ли среди них живых?
– Нет! Я… – он хватал воздух, все сильнее волнуясь. – Я никого не трогал. Я не решился!
– Ничего страшного, – сказал я примирительным тоном. – Зрелище было жуткое. Я не вменил бы вам в вину, если бы вы кинулись к телам и…
– Не трогал я! – взревел он, грохнув кулаками по столу, и закрыл ладонями лицо. Некоторое время он жалко всхлипывал, и мы дали ему время успокоиться.
Макгрей заговорил первым.
– Боюсь, нам придется тебя задержать.
– Что? Вы сбрендили? Я же только что вам сказал, что у меня!..
– Это ты сбрендил, если думаешь, что мы тебя сейчас отпустим. Ты вломился в дом, пытался украсть вещи, сопротивлялся при аресте, унес вещь с возможного места преступления… – Он перевел дух для драматического эффекта. – Доказать, что ты не испортил картину произошедшего в той комнате, прежде чем позвал полисменов, невозможно… И, если уж честно, ты, по-моему, мерзкий лжец.
Я вздохнул.
– Макгрей…
– Вороватый, охочий до чужого, ушлый говнюк. Я думаю, что все это твоих рук дело.
Холт снова переменился в лице – на сей раз побелел как снег.
– Что?
– Я думаю, что это ты их всех убил.
– Что? Зачем мне убивать своего господина? Я вам уже говорил, я по уши в долгах! Можете проверить все, что я сказал! Спросите людей, которые видели меня той ночью. Спросите миссис Элизу или…
Макгрей наклонился к нему.
– Я знаю, что ты что-то от нас утаиваешь. По лицу твоему вижу.
Холт моментально смолк – вряд ли даже удар в живот от Девятипалого сработал бы лучше.
Я уже готов был ему поверить, но возникшее на его лице выражение вновь пробудило мои подозрения.
– Предварительное слушание завтра утром, – сказал я. – Там у вас будет масса возможностей объясниться.
