Доктор Шмидт берёг опиумную настойку для тяжелых случаев или высших чинов. Пришлось терпеть. Боже! Какая боль… Но физические страдания не сравнятся с душевными. Виталий Сергеевич кричал во весь голос от осознания: не бежать ему по цветущему лугу, не кружить даму в вальсе. Сердце разрывалось от натуги.
А ныне… Дуэль! Казалось, кровь должна бурлить по венам, словно шампанское. Однако Некрасов оставался безмятежен. Сколько не прислушивался к себе, ничего. Пустота и лёд. Даже обидно. Никаких чувств.
Разве что похмелье.
Скорее бы со всем этим покончить и выпить. А если суждено поймать пулю, пускай… Не будет нужды ломать голову, где достать копеечку на водку. Да и к чему цепляться за этот свет? Всё одно: не жизнь, а бессмысленная полудрема.
Когда третьего дня в ночлежку явился секундант с вызовом от Мишеля, Некрасов пожал плечами. Сатисфакция, так сатисфакция. Он заранее согласился на все условия, единственно настоял, чтобы вместо сабель были револьверы.
Калека, скачущий с железкой по льду Невы, это, извините, абсурд. Нонсенс.
Оно и по семейной традиции этак. Некрасовы привыкли отстаивать правду пистолетами. Пуля, может, и дура, но честь бережёт исправно.
Отец был отличным стрелком. На двадцати шагах клал пулю в карточную колоду. Покойный брат тот меткостью не блистал, зато верил в свою звезду, в особую планиду. Категорически отказывался от поединков на шпагах. Сетовал, дескать, уклонившись от клинка, нельзя принудить противника встать к барьеру да зарубить. Берясь за острую сталь, полагайся на мастерство и твёрдость руки. Везение в фехтовании – неважный костыль.