В этот миг в коридоре раздался крик. Эхом отразился от голых стен, разбух, словно брошенный в лужу бинт. Ему вторил голос сестры милосердия:
– Митенька, не трогайте свой живот, Христа ради! Вы только хуже делаете. Пятна всё одно не сотрутся – это пороховой ожог. Французские зуавы подкрались, когда вы стояли на часах и выстрелили в упор, понимаете?
Некрасов поднялся и, качнувшись, вышел вон. Подальше от надоедливой свечи, в блаженную тень коридора.
– Пойду, торопиться надо.
Дважды по пути к лестнице он натыкался взглядом на пустые кровати. О присутствии в них бывших пациентов напоминали забытые вещи: бритва, молитвенник, грязное белье. Всё это вызывало чувство одиночества. Сводило с ума.
С потолка, затянутого серебристыми нитями паутины, капала вода. Деловито. Равнодушно.
Кап… Кап…