Павел Сергеевич Иевлев
Хранители Мультиверсума. Книга шестая: Небо над дорогой
– Ну как, легче тебе?
– Да, спасибо, – ответила Настя, вытирая свои белые, как снег, волосы полотенцем. – Болит ещё, но уже не так сильно. И трясёт почему-то. То жарко, то холодно.
– Гормоны. Знаешь, что это такое?
– Да, нам рассказывали. Спасибо вам, я запаниковала.
– Не за что, дело житейское. Всё нормально теперь?
– Не знаю…. наверное, но…
– Что такое?
Девочка явно колебалась, стоит ли рассказывать. Мне, в общем, до чужих секретов дела нет, но, пока она на моем попечении, лучше бы знать, какие ещё неприятности из этого последуют. Что последуют – я почему-то ничуть не сомневаюсь.
– Со мной… что-то не так. Мне хочется… всякого. Странного.
– Огурцов с вареньем?
– Нет, – фыркнула она, – не огурцов. Мне хочется куда-то идти и что-то сделать. Но я не знаю, что именно и зачем. Хотя это кажется очень важным, и одновременно – я понятия не имею почему. Как будто я с ума сошла, понимаете?
– Скорее чувствую.
– Простите, это, наверное, из-за меня. И Эли теперь меня боится. Я не могу это контролировать, со мной что-то не так!
Её опять затрясло.
– Мне страшно!
Мне тоже стало не по себе. Очень некомфортно быть рядом с истерящим эмпатом.
– Давай будем считать, что это гормоны и это пройдёт, ладно? Я не знаю, как действует половое созревание на юных эмпаток, может, именно так. Надеюсь, скоро вернётся твой папахен и дальше это будет его проблемой.
– Вы ему не скажете? Ну, что я его… немного…
– Использовала? Заставила? Шантажировала ложным чувством вины? Манипулировала отцовскими чувствами? Проехалась на нём…
– Не надо! Я не… Простите, простите меня! – вот, опять слезы.
– А я-то чего? Мне тебя прощать не за что.
– Я больше так не буду! Я всё поняла!
Ну да, ну да. Так я и поверил. Вот прямо вижу перед собой женщину (ладно, будущую женщину), которая добровольно откажется манипулировать окружающими. Это из разряда розовых фей и какающих радугами единорогов. Но это, опять же, не моя проблема.
– Я не скажу. Он, вроде, с виду совершеннолетний, сам должен голову на плечах иметь. Но на твоём месте я бы хорошо подумал. Нечестность в отношениях не работает в долгую. Когда-нибудь аукнется.
– Я расскажу ему… потом.
Не верю ни единому слову. Но мне плевать. У меня своих заморочек хватает.
Отвёл наверх, уложил спать. И сам пошёл, дело к ночи.
Хотя умотался за день прилично, спал отвратительно – снилась какая-то тревожная муть, просыпался в поту с порывом куда-то бежать и ощущением, что забыл что-то важное и мне теперь за это что-то будет. Как будто дедлайн по работе провтыкал. Мерзкое ощущение. Но потом ко мне пришла сонная Эли, заползла подмышку, свернулась калачиком, устроилась головой на плече, и такая она оказалась уютная и приятная, что меня отпустило. Обнял её как котика и уснул. Эмпаты, оказывается, не только вредны, но и полезны.
А утром, аккурат после завтрака, когда я покормил свой контактный зоопарк молочной кашей и напоил чаем, заявилась та, кого я давно ждал – Ольга. Я сразу, как Артёма на УАЗике увидел, понял – этот визит неизбежен. Не знаю, что он там себе про неё думает, но я ещё тогда, когда мы на троллейбусе гоняли, подумал: не отпустит она его так просто. Не та порода. Он ей, может, и не нужен уже – но, что было её, то другим не отдаст. Первостатейная сука.
Настя с утра выглядела лучше, но только в физическом плане. Температуры нет, живот болит, но не сильно, аппетит хороший. А вот ментально от неё так и шибало. Всё утро ходил нервный и дёргался, самое то гостей встречать.
Гости дорогие припёрлись пешедралом, то есть, надо полагать, от Чёрной Цитадели шли. От тамошнего репера. Ольга, Андрей, и этот, забыл, как его. Еврей с пулемётом.
– Здрасьте, давно не виделись, – сказал я неласково, – чего надо?
– Где он, – с места полезла в залупу рыжая, – где этот козёл?
– Это вы, – говорю, – барышня, репером промахнулись. У меня тут не скотобаза и не выпас. Выход, если что, там.
И рукой махнул в сторону Цитадели. Типа она не в курсе.
– Так, – отчеканила Ольга, – шутки кончились. Мне нужна моя винтовка. Мне нужна машина с резонаторами. Мне нужны пропавшие дети. Мне нужен беглый дезертир, который всё это приволок сюда. И мне это нужно СЕЙЧАС!
Под конец сорвалась на крик. Глаза лютые. Всерьёз её разобрало.
– Иди в жопу, дура старая.
Развернулся и в башню ушёл. Спокойным таким шагом, как так и надо. Ворота закрыл за собой, а в них без штурмового тарана стучать без толку.
– Что там? – спросила Настя.
– Да так, явление рыжей бестии.
– Ольга! Я её боюсь, она…
– Наверх иди, сиди там тихо. И Эли прихвати.
Я же взял коммунарскую электроружбайку, залез изнутри на окно правого крыла и присел там так, чтобы меня снизу не видно было. Винтовку включил на всякий случай, хотя воевать не собираюсь. Хрен я её отдам. Ольга в прошлый раз мою заиграла, так что это компенсация.
– Ну и что теперь? – спросил недовольно еврей-с-пулемётом. – В осаду садиться? Так он там может год просидеть, если еды хватает.
– Зря ты буром попёрла, – добавил Андрей.
– А ты вообще заткнись, тебя не спросила!
Вот о чём я. Это не многомудрая глава внешней разведки сейчас внизу командует, а оскорблённая баба на говно исходит. И я это понимаю, и подчинённые это понимают, и даже она это каким-то краем понимает, но её несёт. Потому что пока отвергнувший её Артём уныло сидел в Коммуне и был в шаговой доступности, ей было на него как бы плевать. Всё равно в её власти, что хотела с ним, то и делала. А когда он взбрыкнул, повёл свою линию, да ещё и обрёл трёх юных красавиц в жёны – вот тут она клина и словила.
Впрочем, я её недооценил. Шипела, ругалась и ножкой топала она всего-то минут десять. Потом взяла себя в руки. Двери пару раз пнула, ногу отбила и успокоилась. Ох, не любит она меня сейчас! Но мне как бы и похуй. Я тоже к ней без восторга. У меня вообще телефон лежит в готовности. Смс-ка условная набрана, один тап – и уйдёт куда надо, сеть через гараж подключена. Отослать? Или не надо?
– Эй, как там, тебя, Зелёный! Я знаю, ты меня слышишь!
– Тебя глухой услышит, так орать-то.
Покрутила головой на звук. Я показался в проёме окна, винтовку не прячу. Они у меня тут как на ладони, а из этой штуки слепой ребёнок не промахнётся.
– Мне нужны…
– Моя одежда и мотоцикл, я уже понял. Пойди ещё дверь попинай и подумай.
– Причём тут мотоцикл? – спросила она у Андрея.
Тот только плечами пожал.
– Кино такое. Цитата, – коротко пояснил пулемётчик.
– Ладно, поняла. Извиняюсь, была неправа, больше не повторится. Нервы, погода, обстановка…
– Климакс… – добавил я тихо.
– Не нарывайся!
– А то что?
Ольга подошла и ещё пару раз пнула дверь. Помогло.
– Давай начнём сначала. Здравствуй, Зелёный. Если тебя не затруднит, не мог бы ты уделить нам немного своего времени?
– Весь внимание, барышня.
– Внутрь не пригласишь?
– Мне и отсюда прекрасно слышно.
– Боишься?
– Боюсь, – честно признался я. – Меня вообще легко напугать, я по жизни ссыкло. Вот, на холмике кресты в линеечку, видишь? В основном это люди, которых я испугался. Нам, трусам, надо как-то выживать, это вам, героям, всё легко даётся.
– Всё-всё, хватит, – примирительно сказала Ольга, – я, правда, осознала и успокоилась. Я не права, ты нам ничего не должен. Давай договариваться.
– Озвучивай предложение.
– Что мне надо – ты уже слышал. Что ты хочешь взамен?
– Давай по пунктам. Номер раз – винтовка. Не отдам. Или мою верни. В твои руки что попало – то пропало, мне через вас сплошной убыток.
– Чёрт с ней. Дальше.
– УАЗик. Он вообще мой. Могу ПТС показать, там моё фамилие вписано и штамп ГИБДД стоит. Что вы там на него навешали – ваши проблемы. Кому хочу, тому и даю кататься. И, кстати, он всё равно уехал.
– Дальше.
– Артём. Он, конечно, дурак дураком, но так-то уже большой мальчик. Я ему не сторож.
– Просто скажи, куда он поехал. Я почему-то не вижу его больше с Дороги. Видела, видела – и нету.
– Печально слышать. Он так ничего был парнишка, хотя и клинически наивный. Эх, пропал УАЗик…
– Он жив, я бы почувствовала.
– Ну, если объявится, передам ему привет.
– Куда. Он. Поехал!
– Упорхнул на крыльях любви. У него там – слыхала? – три жены, одна другой краше. Предаётся, небось, нехитрым радостям полигамии, султан хулев. Я так понял, что одна из них тоже рыжая. Только помоложе.
– Куда именно?
Надо же, не отреагировала на толстый троллинг. Видать, и правда, взяла себя в руки.
– Вот тут я без понятия, честно. У него какой-то маячок был, но я в ваших стрёмных путях не разбираюсь. Что-то ещё? А то мне обед пора готовить, да и вам путь неблизкий.
– Дети.
– Какие ещё дети?
– Настя Миленская, воспитанница Коммуны.
– Воспитанница, значит, не «контингент»?
– Я не люблю это слово, – поморщилась Ольга, – зря его используют. Но тем не менее. Настя и… Как там её. Впрочем, постельную грелку эту можешь себе оставить. Продезинфицировать перед употреблением не забудь.
Эка её цепляет, поди ж ты. Ох, женщины-женщины…
– А чего она Миленская?
– По фамилии курирующей воспитательницы. Это важно?
– Нет. Просто спросил.
– Она здесь? Или этот лишенец-педофил её в гарем уволок? Четвёртой?
Злится, злится рыжая. Ух, как злится!
– Здесь, – не стал врать я, – но назад в ряды «контингента» не рвётся. И я её, в целом, понимаю.
– С ней всё нормально? Ничего странного, необычного, пугающего?
Интересно девки пляшут…
– С чего такие вопросы?
– Есть одна гипотеза. Могу я её увидеть?
– Моё доверие к вам, мадам, безгранично, но только до тех пор, пока вы там, а я тут. И винтовка у меня.
– Я зайду одна и без оружия. Я просто поговорю с девочкой. Я не буду пытаться захватить её силой, заставить, запугать и так далее. Она мне не нужна.
Чёрта с два бы я согласился, если бы не состояние Насти, которое меня пугает. Однако Ольга вполне может знать, в чём причина. Она куда больше меня знает так-то. Только вот верить ей особо не стоит.
– Настя, спустись, пожалуйста. И не бойся, ничего она тебе не сделает. Я прослежу.
И всё равно, страхом от девочки фонило так, что даже Ольга передёргивалась.
– И давно она так сифонит?
– Со вчера. Месячные начались и понеслось.
– Гормональный шторм, – кивнула рыжая, – сработал как триггер. Могу я с ней поговорить наедине? Чисто о женском?
– Настя?
– Я справлюсь.
– Если что – я рядом.
– И тебя она зацепила? – ухмыльнулась Ольга.
– Нет, – покачал головой я, – у меня черепная кость толстая. Это рассудочное решение.
– Блажен, кто верует…
Ну да, ну да. Я им обеим не сильно доверяю, но, если выбирать, то поверю Насте. У неё опыта меньше.
Вышел во двор, оставил их в зале. Поздоровался с Андреем.
– Бывшую твою видал.
– Эвелину? Серьёзно? Как она? Как ребёнок?
Ишь, распереживался.
– Ребёнок на тебя похож, не повезло. Мог бы быть красавчик, в маму.
Пулемётчик, не стесняясь, заржал.
– Как они? Как там? Что с ними? Всё хорошо?
– Да не особо.
Рассказал ему про ребёнка, про то, как ему альтери в голову насрали, а теперь забрать хотят.
– Вот бляди! – забегал кругами Андрей. – Какие же бляди, боже мой! Скажи ей, чтобы ни в коем случае не соглашалась! Ни за что! Ты знаешь, что они с ним сделают?
– Нет.
– То же самое, что со мной собирались.
– Ты охренел? – поразился я. – Это же ребёнок! Он же не виноват ни в чём!
– Ты не понял, да? Дело не в том, что он или я виноваты. Дело в другом. У Альтери с тех пор, как там «Дело молодых», проводников нет. Потому что ментальная коррекция калечит всех, в ком есть талант. Не совместима она с ним. В Коммуне детей до процедуры тестируют. И тех, у кого есть способности, отбирают в спецгруппу, через машину не пропускают, по старинке дрессируют. Эвелина из таких. А альтери так не умеют. При этом соседние срезы они осваивают только вперёд. Ты думаешь, как?
– Не думаю я об этом.
– А зря. Они берут проводника и делают с ним… Вот это.
– Да ну нахуй? – поразился я. – Зачем?
– Получают таким образом… биопрепарат. Мозги в банке. Управляющую часть портала. И искалеченные дети для этого тоже отлично подходят. Как и мы с тобой. Так что ты им лучше не попадайся. И Эвелине скажи – пусть не отдаёт моего сына! Я придумаю, как их вытащить! Она примет от меня помощь, как ты думаешь? Расстались мы не очень…
– Она, я думаю, от чёрта лысого теперь помощь примет. Но есть одна засада – меня туда больше не пускают.
Я рассказал Андрею про свой позорный конфуз с кавалерийской атакой на «Ниве». Он ещё немного побегал по двору кругами, поматерился, потом решился-таки.
– Помнишь мой дом в Кендлере? В городе Йири? Ты туда приходил как-то.
– Помню, – подтвердил я.
– Там есть проход в подвале.
– Я догадался. Но что толку, если меня с той стороны сразу примут?
– Нет, ты послушай. Там раньше мои ребята сидели, в гаражах альтерионских. Канальчик мы там держали, импорт-экспорт, всё такое.
– Контрабанда.
– Разумеется. Так вот, сейчас там никого нет, но есть моя заначка. Для себя держал, на всякий случай. Проходишь в смежный бокс через дверку за стеллажом, там стоит такси-автономка. На подзарядке, батареи должны быть полные. Фокус в том, что машина хакнутая. Она не сдаст тебя системе, для системы её нет. Голосовой помощник отключён, вобьёшь адрес с клавиатуры. Ты же умеешь на альтери?
– Умею.
– Доедешь невидимкой. К самому дому не подъезжай, подай там сигнал, что ли… Придумай что-нибудь. Соберёшь своих, Эвелину с сыном – и назад. Тесно будет, машинка маленькая, но потерпите. Вещи все бросайте, чёрт с ними… Сделаешь?
– Попробую.
План выглядел сомнительным.
– О, мадам командир возвращается. Не говори ей ничего! Я ещё вернусь, притащу планшет Эвелины. Он у меня спрятан в одном месте. С ним она сможет куда угодно, не достанут.
Ольга имела вид крайне недовольный, и, пожалуй, встревоженный.
– Так, собираемся, надо срочно в Коммуну, – это своим.
– Давай отойдём, разговор есть, – это мне.
Отошли, присели на лавочке у берега. Красиво тут – море, солнце, чистый горизонт. Но проблемы везде достанут.
– У девочки был внедрённый комплекс.
– Ну, вы же его всем…
– Не наш. Его наложили до того, как она к нам попала. Наш лёг поверх, и всё было почти гладко. Она показала небольшие отклонения на тестировании, но не настолько, чтобы переводить в спецгруппу. За ней приглядывали, но так, вполглаза. Среди контингента попадаются дети с разными способностями, в Мультиверсуме чего только ни бывает. Но стресс вызвал гормональный выброс, и её программа активировалась. Криво, со сбоем, но запустилась.
– Программа чего?
– Она спящий агент Комспаса. Мы недавно только начали подозревать, как они ухитряются к нам кротов засылать, при том, что у нас постороннего внедрить очень сложно. Оказывается, накладывают программы детям. Массово. Потом сливают их работорговцам, которые с нами работают. Какая-то часть детей гибнет, какая-то сходит с ума, но некоторые к нам попадают. Возможно, с этим связан и внезапно выросший процент брака при наложении мотивационного комплекса – конфликт программ. Но сколько-то проходит все проверки, и закладка не конфликтует. Возможно, и у Насти всё было бы штатно, если бы не стресс и бурный пубертат.
– И что теперь с ней будет?
– Без понятия. Мне плевать. Это твоя проблема. Моя – придумать, как выявить других таких же. Так что мне пора.
– Эй, а что мне делать-то?
– Что хочешь. Разве что совет – давай снотворное. Пусть больше спит, пока месячные. Потом уровень гормонов упадёт, она вернётся в норму. Насколько это для неё возможно.
– Ну офигеть теперь…
– Да, есть ещё одно предложение. Башню продать не хочешь?
– Это шутка такая? После какого слова смеяться?
– Я серьёзно. У тебя в подвале – зарядная станция. Она, помимо прочего, заряжает акки. У нас есть своя, расположенная удобнее, но у неё два недостатка. Во-первых, про неё знает Комспас. Они уже однажды пытались её отбить и могут попробовать снова. Во-вторых, у неё, похоже, кончается ресурс.
– Разве они не вечные?
– Нет ничего вечного. Там такие кубические кристаллы в основании. Они срабатываются. Сначала выдают меньше и меньше энергии, а потом – просто рассыпаются в пыль. Наши уже начали деградировать.
– И вы хотите отжать башню у меня?
– Да, – сказала она честно. – Хотим. Всё равно её у тебя кто-нибудь отожмёт. Ты включал маяк, это многие засекли. Не сразу, но тебя найдут. И мы готовы что-то дать взамен, а они – не факт. Подумай над этим. Ещё увидимся.
– Вот блядство, – сказал я, рассеяно глядя ей вслед. Красивая задница, кстати. Но новости эта баба всегда приносит поганые.
Может, и зря не отослал смс-ку.
ГЛАВА 2. ЭЙФОРИЧЕСКИЙ МИЗАНТРОП
– Зря вы не отослали смс-ку, Сергей.
– Да как-то, знаете, не было подходящего момента, Анатолий Евгеньевич, – повинился я, – люди с оружием, нервная обстановка, всё так внезапно.
Вот откуда они узнали, а? Как? Буквально через пять минут позвонил мой личный куратор в штатском. Жучок у них, что ли, тут где-то стоит?
– Значит, говорите, ушла, но обещала вернуться?
– Да, чисто Карлсон. Очень внезапная дама.
– Ольга – опасная женщина… – голос в трубке стал таким задушевным и вкрадчивым, что я немедленно напрягся.
– Сергей, я ценю наше сотрудничество и хотел бы обезопасить вас на случай вот таких внезапных визитов агрессивных людей с оружием. Давайте мы разместим у вас пару наших сотрудников? Они никак вас не стеснят, обещаю. Вы их даже не заметите.
Ну конечно. Всю жизнь мечтал, чтобы у меня дома обреталась парочка «совершенно незаметных сотрудников».
– Нет-нет, Анатолий Евгеньевич, это лишнее! – добавил в голос идиотического оптимизма. – Я сам прекрасно справляюсь!
– Смотрите, Сергей, если вы в следующий раз при визите Ольги – или кого угодно другого – снова не сможете вовремя отправить сообщение, мне придётся настаивать на размещении наших сотрудников. Нам слишком важна ваша безопасность.
– Ой, что-то вы пропадаете, связь…
Я махнул рукой в сторону прохода, закрывая его. Даже если тут действительно жучок, он не сможет ничего передать, пока не открою обратно. Надо заканчивать практику держать открытые проходы, даже если это означает потерю связи и, как следствие, проблемы на работе. Опасаюсь, что в следующий раз моего согласия на «размещение сотрудников» вовсе не спросят. Чёрт, поле возможностей всё сильнее сужается. Почему нельзя оставить меня в покое?
Риторический вопрос. Ответ – «по кочану».
– Как ты себя чувствуешь, немочь бледная?
– Хорошо, совсем ничего не болит.
Дал ей волшебную таблетку из альтерионской аптечки. Теперь ей можно ногу оторвать – и ничего болеть не будет. И никаких побочек, что самое удивительное. Крутые они ребята, альтери. Даже жаль, что такие гондоны.
– Ольга сказала, что я…
– Мне она тоже это сказала.
– Как же теперь?
– Кверху каком, юная леди.
Фыркнула, сбавив градус трагизма. Уже лучше, а то фонит. Такой излучатель депрессии надо на вражеские военные базы сбрасывать. С парашютом. Пока приземлится, все враги уже будут лежать, плакать и звать маму.
– Во-первых, Ольга брешет как дышит и даже чаще. Так что я бы не слишком доверял сказанному. Во-вторых, даже если ты была спящий агент Комспаса, рептилоидов или лысого чёрта – то ты уже проснулась, а значит и вреда от тебя теперь никакого. Раскрытый шпион – это уже почти сотрудник. Сама подумай, ну что такого важного ты можешь передать в Комспас? Меню школьной столовой? Я думаю, все эти внедрения рассчитаны на то, что ты вырастешь, займёшь высокое место в Коммуне – и тут-то тебя активируют. Игра вдолгую. А ты соскочила. Радоваться нужно, а не хандрить!
– Ну да, наверное.
Врать юным девочкам предосудительно, да. Но жить в одном помещении с психотронным оружием тоже как-то не очень. Пусть успокоится для начала.
– Ольга предлагала накачать тебя снотворным и держать овощем, пока не пройдёт. Но это на твой выбор. Я могу потерпеть.
– Не надо, пожалуйста. Я не хочу. Я очень стараюсь себя контролировать, и у меня уже начинает получаться. Кажется…
Я бы не сказал. Но, с другой стороны, если её каждый раз глушить таблетками, то она точно никогда не научится. Испытывать не свои эмоции – так себе удовольствие, но я толстокожий, переживу. Тем более, Эли здорово помогает. Когда Настя в очередной раз начинает убиваться: «Как же так, жизнь кончена, я никчёмная, никому не нужна, никто меня не любит, я всех предала и подставила», – Эли прибегает и прижимается ко мне. Меня сразу попускает. Наверное, её тоже. Она загадочное существо, кажется, вообще неспособное существовать без хозяина. Такой её сделали неведомые живодёры – неавтономной. Сейчас её хозяин – я, за неимением лучшего, вот она и отрабатывает, как может. Интересно, можно её по хозяйству приспособить? Посуду мыть, например? Или она чисто декоративная, как канарейка? Ох, лучше бы Артём вернулся, ей-богу. Сгрузить ему этих двух и заняться уже своими проблемами.
Поздно вечером над дорожкой замерцал портал – пришла Криспи. Портал, на который я смотрел с надеждой, сразу за ней погас. Глупо было бы думать, да. У меня никогда ничего не бывает просто, всегда через одну жопу к следующей. Таковы мои причудливые отношения с Мирозданием.
– Привет, Сер, – сказала гостья, – рада тебя видеть.
– Привет Кри, я тоже. Отлично выглядишь.
Не соврал, она похорошела с тех пор, как перестала таскаться у меня в приёмышах. Нашла себя, наверное. Определилась со своим местом в жизни, обрела уверенность – и расцвела. Впрочем, по свидетельству жены, косметическая медицина у альтери такая же волшебная, как клиническая. Но хочется верить в лучшее и в естественность красоты.
– Спасибо Сер, мне важно слышать это от тебя.
– Обращайся.
– Мы можем где-то сесть и поговорить? У меня важные новости.
– Пойдём в башню. Есть хочешь? Могу пожарить сосиски в камине, как раньше.
– Я не голодна, но чаю попью с удовольствием. И камин растопи, если тебе не сложно. Мне всегда нравилось смотреть, как он горит.
О, мы сегодня на волне ностальгии, надо же. Будь я проницательным душеведом, я бы предположил, что у барышни неприятности – раз уж она грустит по временам, когда обреталась тут в статусе приблудного котика, и мы решали за неё. Но я хреново разбираюсь в женщинах.
Камин всё-таки растопил, мне несложно. Настя, истрепав за день нервы себе и мне, уснула наверху, а Эли пришла и тихонько уселась рядышком с нами. Уставилась в камин своими большими, как у героев манги, глазами.
– Кто это? Или что?
Ах да, Крис же ещё не в курсе.
– Отчего-то Мироздание считает, что у меня тут бесплатный приют для брошенных котят, щенят и хомячков. Пристроили вот на передержку. До наших разговоров ей дела нет, так что не стесняйся.
– Красивая какая…
– Для тех, кто не наигрался в куклы, наверное. Но хлопот с ней, впрочем, немного, грех жаловаться.
– Ты добрый.
Да, конечно. «Добрый» – это последнее, что я бы сказал про себя. Просто у некоторых планка занижена. Не бью – вот уже и добрый. Но спорить не стал. Добрый – так добрый. Главное, не проверять границы моей доброты. Возможны сюрпризы.
Крис сначала косилась подозрительно на Эли, но та просто пялилась в огонь и была сама индифферентность, так что вскоре привыкла к её молчаливому присутствию и перешла к делу.
– Альтерион не настроен отдавать тебе семью. Органы опеки мехути мзее считают, что вы злоупотребили доверием и создали социальную задолженность. Формально они правы.
– Крис, ты прекрасно понимаешь, что это разводка. Мы не давали никаких обязательств и не подписывали никаких бумаг, нас никто не позаботился поставить в известность о последствиях.
– По законам Альтериона это не имеет значения. Вся информация по социальным статусам открыта, вы имели возможность с ней ознакомиться.
– Не зная, как устроена ваша информационная система, ознакомиться с тем, о существовании чего даже не подозреваешь?
– Я понимаю, что это может быть не совсем честно по отношению к мигрантам-мехути, но у Альтериона здесь свой интерес. Кроме того, всех обычно устраивает, ведь их дети становятся Юными альтери. А Юным принадлежит мир.
– Ты мне скажи – их могут заставить насильно? Если жена скажет категорическое «нет»?
– Заставить – только в крайнем случае. У нас не любят открытого насилия. Но подталкивать к этому решению будут очень настойчиво. Очень.
– Что это значит?
– Для начала – режим социальной изоляции. Он уже действует. Это ограничение мобильности – они не могут использовать общественный транспорт, ограничение информационной свободы – их отключили от сети, запрет социальных взаимодействий – они не смогут пойти развлекаться или на общественный праздник.
– Не бог весть какая потеря, – пожал плечами я.
– Для твоей жены. Она мало включена в общественную жизнь. А для дочери?
Да, тут сложнее. Машка контактная и весёлая, она общается с детьми на всяких детских движухах альтери. Для детей всё бесплатно же.
– Потерпит.
– Это только первый этап. Затем им ограничат потребление, прекратят выплаты пособия. Голодом не уморят, но останутся только социальные продуктовые пайки. Могут выселить из дома в жильё ниже классом. И постоянные беседы о том, как неправильно они себя ведут. К ним ходит курирующий психолог, занятия с ним обязательны.
– Хреново. Что я могу сделать, чтобы их вернуть?
– Ничего. Сейчас – ничего.
– Здесь должно по смыслу быть какое-то «но». Иначе бы ты не пришла.
– Верно. У меня есть для тебя предложение.
Так я и думал. Все хотят что-то с меня поиметь. Даже Криспи. А какая хорошая девочка была, как они с Машкой играли! Кажется, у меня тоже приступ ностальгии по тем временам. Мне тогда казалось, что я очень умный и всё отлично устроил. А вот хрен там.
– Сер, Альтерион, как ты любишь говорить, «в глубокой заднице».
– Я люблю говорить «в глубокой жопе». Но ты продолжай, это интересно.
– Политика «Дело Молодых» казалась отличным выходом из идеологической стагнации общества. И сначала прекрасно работала. Активность социума резко выросла, мы освоили несколько срезов, расширили ресурсную базу, подтянули за их счет демографию, сбросили туда социальный балласт…
О, а вот этого я не знал. Интересно, какой такой «социальный балласт» и как именно «сбросили». Надо будет при случае уточнить. Для отчета Конторе – им такое нравится.
– …Но сейчас она себя исчерпала. Пассионарный порыв угас, осталась только вялая инерция, а уровень принимаемых управленческих решений заметно упал.
– А вы всерьёз думали, что можно всё поручить толпе малолетних долбоёбов, и квалификационный потолок элит не рухнет на их пустые головы? – поразился я. – Тогда этот «уровень принимаемых управленческих решений» у вас упал уже очень давно. Как упал, так и валяется, заплёванный, на полу. Возможно, кто-то им даже жопу успел вытереть.
– Сер, я это понимаю. Мы с тобой много разговаривали об этом, я всё помню. И про конформизм, и про стагнационный порог, и про социальную зависимость…
…И про аномию Дюркгейма даже. Чего только ни наговоришь со скуки и от отсутствия собеседников. Я вот для Криспи ликбез проводил. Должен же в их Совете Молодых быть хоть кто-то умнее утюга? Кажется, сейчас мне это аукнется. Всякое доброе дело должно быть наказано.
– …Но это понимаю я одна. Есть ещё несколько человек, но они мзее, их никто слушать не станет. А меня просто не хотят. Меня в Совете считают странной занудой и терпят только как пострадавшую в операции по спасению Йири. Считают, что я немного умом подвинулась, так что можно выслушать, покивать, выкинуть из головы эту муть и идти развлекаться. Мы сваливаемся в новую стагнационную яму, но никто этого не видит! Да, моя инициатива по реадаптации Йири была глупой, непродуманной и опасной, я это сейчас понимаю. Но она была! За последние пять лет в Совете ни одного нового проекта, кроме развлекательных. Сфера общественных развлечений растёт, но и только. В общем, Сер, это надо менять. Альтерион нуждается в срочных реформах! Юные лишь развлекаются, Молодые Духом увязли в интригах и делёжке Вещества, полностью устранившись от управления.
– Я думал, Вещество – это Страшная Тайна.
– Не такая уж страшная. У нас вообще с тайнами не очень. Тем более, сейчас, когда у Коммуны какие-то проблемы с поставками, возник дефицит. Как ты говорил, что в мешке не утаишь?
– Буратино.
– А что это?
– Нечто вроде ваших Юных. Шустрое, наглое, с тупой деревянной башкой, вечно норовит что-нибудь на халяву отжать.
– Я хочу спасти Альтерион, Сер.
Ну вот, так я и думал. Жанна, твою мать, Д’Арк. Наглядный пример того, до чего политика доводит хороших девочек. Но Криспи про неё не слышала, разумеется.
– Крис, давай по-честному. Неловко о таком спрашивать девушку, но… Сколько тебе лет?
– Двадцать семь. Пять потерянных мне не списали, увы.
– То есть, через три года тебе стукнет тридцатник и, опаньки, ты – мзее. В вечно молодые засранцы тебя, с учётом дефицита Вещества, скорее всего, не позовут. Так?
– Да, это так, Сер. Но дело не в этом…
Я пристально и скептически посмотрел в карие глаза.
– Ладно, не только в этом, – призналась девушка, – мне действительно очень обидно будет всё бросить и уйти из Совета. Я не вижу себя мзее, моё место – там! Но я вижу, что Дело Молодых пора отменять. Надо увеличивать возраст ответственности, расширять права мзее, менять взгляды общества на развитие науки. Надо честно рассказать всем, что мы стагнируем, а Альтерион в опасности!
Святые методологи! Что я слышу? Perestroyka и Glasnost, клянусь лысиной Горбачёва! Чёрт бы побрал мой болтливый язык.
– Крис, девочка моя, – сказал я по возможности мягко, – мы с тобой много-много разговаривали об устройстве общества, так? Я рассказывал тебе, что такое устойчивые стратификации, что такое общественный договор, что такое институционализация и элитный консенсус?
– Да Сер, я очень тебе благодарна…
– Так какого ж в анус драного Хранителя ты ни хрена не поняла?
Сидит, глазами лупает. Аж слёзки от обидки выступили. Эли заёрзала, словила эмоцию, закрутила головёнкой вопросительно – кто, мол, девочку обижает?
– Но, Сер…
– Крис, то, что ты сейчас предложила, – это социальный суицид. Ты хочешь выбить из-под общества все базовые константы, разрушить все общественные договорённости и вывалить кишками наружу все общепринятые умолчания. Потрясая над головой обосранным бельём элит. Знаешь, что будет?
– Что?
– Говно с него разлетится куда дальше, чем ты можешь себе представить.
– Но ведь это плохие константы, дурные договорённости и отвратительные умолчания. Так быть не должно!
Эли не выдержала, прижалась к ней, обняла ручонками и зафонила примирительно-ласково, успокаивая. Не выносит эта мелочь конфликтов.
– Крис, ты права. Но это так не работает. Ты, сама того не понимая, планируешь революцию. А революция мало того, что пожирает своих детей, она ещё и высирает их огромной вонючей кучей на обломки рухнувшего общества. И потом несколько поколений потомков разгребают это дерьмо, проклиная тех, в чью голову пришла такая замечательная идея.
