Петр Быков
Генрик Сенкевич
Как художник, Сенкевич обладает каким-то необъяснимым секретом передавать пером то, что доступно кисти мастера живописца, – воспроизводит краски жизни и природы во всей их яркости, превосходно группировать исторические и бытовые черты известной эпохи, набрасывать сильные, колоритные картины, переносить на них вполне реальную жизнь, до тонкости улавливая иные особенности её, характерные, иногда просто технические мелочи, подробности. Относительно деталей, особенно в своих «Эскизах углем» и других небольших новеллах, он очень близко соприкасается с Диккенсом, а по объективности творчества сродни Бальзаку, подобно которому совершенно забывает о собственном я в том мире, который создала его творческая фантазия. У него сочная, широкая, твердая кисть; у него много лиризма, великолепные описания природы, чудные бытовые картины, много пластики, – черта, зависящая от особенностей его процесса творчества. Но как ни пластичны бывают у него изображения, но душевные впечатления он невольно выдвигает всегда на первый план. «В этом отношении, – говорит один из его критиков, – Сенкевич неизмеримо далек от большинства французских романистов, уделяющих, так или иначе, много места физиологическим процессам». Он отличается сильно развитым чувством меры и имеет, неотъемлемое право гордиться присутствием такта вообще и в особенности там, где ему приходится рисовать картины какой либо эпохи, о которой исторические повествователи и ученые дают мало материала веского и безусловно правдивого. В таких случаях Сенкевич чуждается вымыслов, каких бы то ни было натяжек, сосредоточивается на тщательной обрисовке действующих лиц и ярко набрасывает общий фон картины. Мастерски ведет он разговоры действующих лиц; с удивительной простотой передает впечатления и обрисовывает разнообразные состояния человеческого духа, будь это римлянин времен Нерона, поляк или малоросс эпохи Хмельницкого; он не запутывается в сложных, тягучих описаниях, а довольствуется лишь немногими чертами. Таковы в общем его приемы, как исторического романиста. Когда появилась первая часть его всемирно-известной исторической трилогии, роман «Огнем и мечем», посвященный истории восстания Богдана Хмельницкого и скорбной братоубийственной войне, соотчичи Сенкевича пришли в неописуемое волнение. Романом зачитывались и мужчины, и женщины всех возрастов, от юнца до убеленного старца включительно. Польская критика ставила роман на высоту почти недосягаемую; «нашлись критики, – говорит Пыпин: – ставившие автора выше самого Шекспира, Данте, Гете, и лишь немногие находили, что гораздо ближе можно было бы вспомнить о „Трех Мушкатерах“»… Но страсти улеглись, и на роман, помимо его громадного патриотического значения для польских читателей, взглянули как на яркое, колоритное произведение, полное интереса, в особенности внешнего. Он так написан увлекательно, что для многих читателей «вымысел становился как будто действительностью»: они обращались к автору с письменными просьбами дать пощаду тому или другому из действующих лиц романа, – настолько увлекательно было его содержание, так рельефны картины событий, похождения главных героев. Успех этот Сенкевич может приписывать не только своему огромному художественному таланту, литературной опытности, но и тщательной подготовке. Поглотив множество исторических сочинений до данной эпохе, совершив целый ряд паломничеств на места действия, Сенкевич не ограничился изучением основных исследований, но близко ознакомился едва ли не со всеми известными до сих пор мемуарами современников Богдана Хмельницкого, и это весьма нередко отражается во всей яркости даже на самом языке романа. Пламя восстания, геройские подвиги разных лиц, и мелких, и крупных, длинная вереница битв этой ужасающей кровавой трагедии, величественные фигуры гетманов, других вождей, отдельные эпизоды страшной резни, – все это как в панораме, с мастерски написанными картинами, проходит перед изумленным взором читателя. Осада под Збаражем, особенно ярко изображенная Сенкевичем, описанная эпически, на основании записок одного из очевидцев, представляет как бы ядро романа «Огнем и мечем». Главная фигура его, Играющая первенствующую роль в военных событиях, это – Иеремия Вишневецкий, представленный во весь рост, как оплот, и притом единственный в эпоху казацких войн, польской шляхты и закоренелый недруг казачества. Необыкновенно мужественный, пропитанный до мозга костей сословной гордостью, гордый и сам по себе, свободолюбивый, не желающий подчинить свою волю даже королевской власти, представитель старины, Вишневецкий в достаточной степени идеализирован автором, который сосредоточил, по-видимому, все свое внимание на этой фигуре. Тем не менее яркими вышли у романиста и другие лица романа: Скшетуский, Заглоба, Подбипента, Богун и Володыевский, в особенности Заглоба, неподражаемый природный комик, воплощенное остроумие старой Полыни, ближайший родственник несравненных типов Шекспира и Сервантеса – Фальстафа и Санхо-Панчо. И справедливо мнение одного из критиков, что «еслибы Сенкевич не создал ничего, кроме Заглобы, он оставил бы после себя имя». Отлично охарактеризованы, у Сенкевича также казак Богун и сам Богдан Хмельницкий. Русская серьезная критика, отдавая должную дань таланту Сенкевича, отнеслась очень строго к выберу темы романа «Огнем и мечем», темы, которая представляет слишком чувствительную струну в польско-малорусских отношениях.
