Петр Рингсон
Душа бабочки
– Я не только волшебно красива, но и чрезвычайно храбра, – успокаивала она себя. – Вот обзавидуются Фабрина и Софи, когда меня провозгласят королевой бала, и самые прекрасные кавалеры будут вздыхать и страстно просить моей руки! Впрочем, я буду неприступной и отдам свое сердце только самому достойному!
Наконец дрожащая и перепуганная девушка заглянула в маленькую лавку, неожиданно вынырнувшую из сумрака. В лавке сидел угрюмый и неприветливый бородач.
– Чего надо? – громко прорычал он. Мадмуазель де Же чуть не упала в обморок.
– Ты, мужлан, – высокомерно проронила она, – да как ты смеешь так обращаться к первой фрейлине двора! – На самом деле первой фрейлиной девушка не была, она даже не состояла в свите королевы, но надо же было показать этому грубияну его место!
– Ах, дамочка, извините, – лицо бородача скривилось в некрасивой ухмылке, – так что же вам надо?
– Не надо, а изволите, – произнесла Манон, обрадовавшись, что вразумила нахала.
– Ой, пардон, – противно захихикал продавец. – Так чего же вы изволите?
– Скорее всего, ничего особенного, – пробормотала Манон.
– Почему же, почему? – отталкивающе улыбнулся незнакомец. – А вот поглядите-ка!
И он извлек из-под прилавка платье. Манон замерла. Это было прекрасное, необычайное платье, которое ей не могло присниться даже в самых волшебных снах, ведь оно было настолько легко и прозрачно, будто его шили в далекой стране сказочных Фей!
– Я хочу его примерить, – быстро сказала она.
– О, прекрасная дама! Неужели вы унизились до того, чтобы изъясняться как простая крестьянка? – воскликнул бородач.
Щеки Манон зарделись. Но она лишь процедила:
– Ах ты мужлан, не тебе учить меня!
– Так вы берете платье? – грубо перебил ее продавец.
– Я бы хотела …
– Вы берете платье, или я ухожу, поздно уже, спать пора, и вам тоже.
– Беру, – выкрикнула Манон.
– Отныне оно твое, – крикнул мужчина и улыбнулся еще раз.
Манон взглянула на бородача и подумала:
– Он не такой уж и противный, говорит прямо и открыто. А руки? Какие у него сильные руки? А глаза? Ах, как я устала от этого лживого света, как мне это все надоело, я хочу быть с честным, благородным рыцарем, жестким, твердым, но справедливым!
Только сейчас Манон заметила, что последние слова она произнесла вслух. Это грязное животное, казалось, ничуть не удивилось. Оно подбежало, извиваясь, к ней и схватило своей грязной лапой ее нежную, благородную, белую ручку. На секунду в глазах Манон потемнело. Она уже готова была броситься в объятья этой обезьяны, но благоразумие взяло верх:
– Сколько я вам должна? – проронила она.
– Душу бабочки и все, что имеешь, хотя можешь оставить что-то на хлеб и воду, – омерзительно захохотал нахал.
– Вы невоспитанный грубиян!
– Ну, тогда я закрываюсь, – деловито пробубнил бородач.
И тут на благородную Манон что-то нашло. Она подскочила к этому чудовищу и начала вырывать платье. Платье неожиданно легко поддалось, и Манон оказалась на мостовой, вылетев из дверцы отвратительной дыры.
Быстро поднявшись на ноги, госпожа Манон бросилась в ночь, крепко сжимая платье в руках. Добежав до дома, она крикнула на лету служанке: «Мари, меня не тревожить!», – не обращая внимания на переполох, ведь ее уже давно искали, захлопнула дверь своей комнатки и принялась рассматривать волшебное платье в большом зеркале во всю стену.
Обычно довольно разговорчивая Манон на этот раз ограничилась лишь блаженным вздохом. Сказочное платье казалось сотканным из лучей заходящего солнца, небесного эфира или душ праведников … Красавица, повидавшая на своем веку множество прекраснейших нарядов, сейчас просто онемела от счастья.
Всю ночь Манон любовалась платьем, потом с утра и до самого вечера наряжалась, поправляя его и рассматривая свое волшебное отражение в зеркале. И лишь когда бал уже был близок, мадмуазель Манон заметила туфельки, сиротливо лежащие в углу.
Она замерла, ведь эти туфли были во много раз прекраснее платья! Манон, обнаружив их, пришла в неописуемое волнение и, не удержавшись, лишилась чувств. Очнулась она спустя несколько минут. Взглянув на часы, госпожа де Же воскликнула: «Я опаздываю на бал!» – торопливо надела туфли и выпорхнула из дома, приказав служанке: «Мари, если будет приходить противный бородач, выкинь его из дома!»
Волшебный бал пролетел как одно сладостное мгновенье и, наконец юная госпожа возвратилась домой.
– Так вот какие вы, мои прекрасные чудо – туфельки, – пропела девушка и с любовью посмотрела на свое сокровище. Однако надо бы ложиться спать, чтобы вечером опять увидеть Пьера!
– Как я только до этого доживу! – тихо промурлыкала Манон.
Госпожа де Же с двойным упорством продолжала стягивать туфельки, но они намертво присосались к коже.
– Ну все, негодные! – воскликнула Манон и схватила нож. Она медленно начала срезать верхний слой кожи так, чтобы туфельки остались целыми. Ей это удалось, но ее пятки превратились в сплошную рану и сильно болели. Наконец, отчаявшись, Манон позвала служанку.
– Мари, не могла бы ты помочь мне?
Мари прибежала на зов и, увидев кровь, изумленно вскрикнула, но Манон, не обратив на это никакого внимания, пробормотала:
–Мари, помоги мне!
Служанка смазала раны кремами и снадобьями и уложила бедняжку спать.
На утро, пробудившись, Манон сразу бросилась к туфлям и, не увидев их, закричала не своим голосом:
– Мари, где мои туфельки! Мариииии! Если этих туфелек не будет, я сойду с ума!
Служанка, прибежав на зов, сказала, что туфли плохие, и она хочет их выкинуть.
– Не смей, – грозно сказала Манон, – знай свое место!
Увидев, где лежит ее сокровище, мадмуазель де Же натянула его себе на ноги. Ноги ужасно болели, но неужели Манон должна идти на свидание с Пьером босой?! Она снова надела изумительное платье и выбежала из дома. Ногам было очень больно, весь вечер Манон ходила, как на ходулях, но она вытерпела. Если не считать досадной боли, вечер был сказочным и восхитительным! Пьер, наконец-то, сделал Манон предложение, и они долго целовались под луной.
