Первым, кто привел в своем сочинении название «Pусь», был среднеазиатский географ Муса аль-Хорезми. В «Книге картин земли», написанной в первой трети ІХ в., он называет реку Друс (Данапрос – Днепр), которая берет начало в горах Джабал-Рус, а также «землю славян» (al-Sacliba).
Большей конкретностью обладают сведения персидского автора Ибн Хордадбеха, содержащиеся в его «Книге путей и стран», первая редакция которой, как считают востоковеды, увидела свет в 847–848 гг. В ней содержатся известия о стране славян (ас-Сакалиба), реке (Волге), которая течет из страны славян и впадает в море Джурджан (Каспийское), а также о купцах ар-рус. «Если говорить о купцах ар-рус, то это одна из разновидностей славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных[48] славян к Румийскому морю. Владетель ар-Рума взимает с них десятину. Если они отправляются по Танаису-реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу… Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах. Переводчиками для них являются славянские слуги-евнухи. Они утверждают, что они христиане, и платят подушную подать»[49].
При описании пути руских купцов (ар-розанийа) Хордадбех отмечает, во-первых, что они говорят, в том числе, и по-славянски, а во-вторых, ходят также и в страну славян. Месторасположения ее Хордадбех не дает, но то, что из нее купцы попадают в город Хамлидж и далее в море Джурджан (Каспийское), свидетельствует о ее нахождении где-то в Волго-Донском междуречье. По мнению Т. М. Калининой, исходя из топографии находок восточных монет конца VIII-Х вв., земли восточных славян находились на Северском Донце и на Дону[50].
Как видим, Ибн Хордадбех совершенно определенно говорит, что купцы русы являются одной из разновидностей славян. Свои товары они собирают в стране славян, везут их по славянской реке Танаису-Дону на черноморские и каспийские рынки, пользуются переводческими услугами славянских слуг. Согласно А. Я. Гаркави, показания Хордадбеха о торговом пути славян и русов являются совершенно самостоятельными и превосходят все позднейшие свидетельства арабских авторов. Объясняя словосочетание «из отдаленнейших стран славян», он полагал, что здесь могут подразумеваться новгородские словене, кривичи, дреговичи и северяне, купцы которых отправлялись к Черному морю, а оттуда могли следовать и в Малую Азию. Второй маршрут проходил по Волге в хазарскую столицу Итиль и далее в Каспийское море[51]. Примечательно, что у Хордадбеха, единственного из ранних арабских авторов, содержится славянское слово «князь». «Царь славян[52] кнадзь (кнадъ)»[53].
Что касается утверждения, что русы являются племенем из славян (или одной из разновидностей славян), то оно, по существу, очень близко к утверждению руского летописца о том, что «словеньскый языкъ и Рускый одно есть». Как утверждал один из крупнейших знатоков арабской историко-географической литературы Б. Н. Заходер, только особой предвзятостью можно объяснить факт непризнания за русами Ибн Хордадбеха руского, в подлинном смысле этого слова, происхождения[54].
Близкие сведения о славянах и русах содержатся также в «Книге стран» Ибн ал-Факиха (903 г.), которая, по мнению историков-востоковедов, основана, в значительной мере, на труде Ибн Хордадбеха. «Что касается купцов славян, то они везут шкурки лисиц и бобров из окраин[55] славян – и приходят к Румийскому морю… или следуют от моря Славян в эту реку, которая называется рекой Славян, пока не достигнут пролива Хазар, и берет с них десятину властитель хазар»[56].
При сличении текстов названных авторов, нетрудно найти в них и значительные различия. Купцы-русы у ал-Факиха названы купцами славянами, и ходили они не только к Румийскому и морю Джурджан, но и к морю Хазар. Об этом их пути сказано, что он проходил от «моря славян» в «реку славян» и до пролива хазар[57]. Не исключено, что под последним, как предполагает Т. М. Калинина, следует подразумевать море Азовское, из которого можно было попасть в Черное и Средиземное моря. Что касается «моря славян», то у ал-Факиха речь идет, скорее всего, о Балтийском море[58].
Необычную интерпретацию сведений Ибн Хордадбеха и ал-Факиха предложил О. Прицак. Согласно ему, ар-Рус и ас-Сакалиба – это одна и та же торговая корпорация, находившаяся в Южной Франции, а наиболее отдаленные окраины Сакалиба – это не земли славян, а Северная или Средняя Европа[59].
Чрезвычайный интерес для данной темы представляет рассказ арабского автора середины Х в. ал-Масуди о Черном море, которое названо у него морем булгар и русов. В «Книге предупреждения и пересмотра» читаем. «Четвертое море – море Понт, это море булгар, русов и других народов»[60]. Как тут не вспомнить содержательно близкое утверждение руского летописца, помещенное в недатированной части «Повести временных лет». «А Днѣпръ втечеть в Понетьское море жереломъ, еже море словеть Руское»[61].
«Словеть» означает «называется» или «известно». Разумеется, летописец не мог знать свидетельства арабского автора, но оказывается, что на Руси то же самое представление о Черном море сохранилось в народной памяти. Это еще один аргумент в пользу южного происхождения народа рос-русь, ибо, если бы его родиной был скандинавский север, тогда название «Руское» должно было получить Балтийское море.
В заключение обзора арабских известий о русах и славянах обратимся к свидетельству наиболее цитируемого арабского автора Ибн-Фадлана. По мнению сторонников норманнского происхождения названия «Pусь», именно у него содержатся убедительные доказательства этому. Согласно Фадлану, прибывшие в Итиль (или Булгар) по торговым делам русы «имеют при себе неразлучно меч, нож и секиру; мечи же их суть широкие, волнообразные, клинки франкской работы… Каждая же их женщина имеет на груди прикрепленную коробочку из железа ли, из меди ли, из серебра либо из золота… Они приходят из своей страны и бросают якорь в Итиль, которая есть большая река, и строят на ее берегу большие деревянные дома»[62].
Приведенное описание не оставляет сомнения в том, что в Итиль (или Булгар) прибыли варяжские купцы. В пользу этого свидетельствует также и рассказ Фадлана о похоронах знатного руса, осуществленных по обряду, характерному для норманнского севера.
Конкретное тождество русов и варягов здесь не может быть поставлено под сомнение. Но, как это ни покажется странным, оно ровным счетом ничего не говорит о происхождении этнонима русь. События, описанные Фадланом, имели место около 922 г. К этому времени Русь с центром в Киеве уже заявила о себе миру походами на Константинополь и каспийские города. Установила договорные отношения с Византией и Хазарией. Русами стали не только варяжские князья, но и все подданные Киевского государства. В том числе, по-видимому, и люди, прибывшие по торговым делам в Булгар или Итиль.
Как полагает польский исследователь П. Урбаньчик, свидетельства арабских географов позволяют нам подвергнуть сомнению мысль о доминировании в Восточной Европе скандинавов, которые активно эксплуатировали ресурсы населенных пассивными славянами земель. Что касается этничности русов, то, согласно ему, русы были смешаны с финнами и балтами, но, прежде всего, со славянами. Присутствие славян в отрядах руси хорошо засвидетельствовано в наблюдениях Ибн Хордадбеха[63].
Логично предположить, что если бы русы были тождественны варягам, тогда это должно было найти свое отражение не только в статье 962 г., совершенно путаной и противоречивой, но и в других. Прежде всего, в статье 882 г., рассказывающей о походе Олега на юг. Казалось, летописец должен был сообщить о приходе в Киев руского князя или просто русов. Но в ней ничего этого нет. Летописец пишет: «Поиде Олегъ, поимъ воя многи, варяги, чюдь, словѣны, мерю, весь, кривичи»[64]. Овладев Киевом, он заявил, что «Се буди мати градомъ русьскимъ». Дальше летописец уточнил, что с этого времени руской стала и пришедшая с ним дружина. «И быша у него варязи и словѣни и прочи прозвашася русью»[65].
Из последующих летописных известий можно сделать вывод, что это новое название меньше всего закрепилось за варягами. В походе Олега на греков 907 г. они названы своим прежним именем. Правда, в перечне участников похода нет еще и руси. Но вот в походе Игоря на Константинополь в 944 г. русь уже присутствует, но это вовсе не варяги, которые фигурируют под своим именем. «В лѣто 6452. Игорь же совокупивъ вои многи, варяги, русь и поляны, словѣни, и кривичи, и тивѣрцѣ, и печенѣги ная, и тали у нихъ поя, поиде на Греки»[66]. Владимир Святославич, бежавший за море из-за опасения разделить судьбу брата Олега, погибшего в конфликте с Ярополком, возвращается в Новгород с варяжской помощью. «В лѣто 6488. приде Володимиръ съ варяги Новгороду»[67]. По-видимому, эти же варяги помогли ему овладеть и Киевом. В перечне участников похода на Киев они названы первыми.
Чрезвычайный интерес в плане обретения общего имени Русь представляют известия о борьбе за Киев Святополка и Ярослава. Узнав об избиении киевским князем братьев Бориса и Глеба, Ярослав в 1015 г. выступил в поход на Киев. В его войске была тысяча варягов и четыре тысячи «прочих», по-видимому, словен, кривичей и представителей других северных племен. Навстречу ему выдвинулся Святополк «пристрои бе-щисла вои, русь и печенѣгъ»[68]. После утверждения на киевском столе уже Ярослав становится обладателем руской дружины. Для похода против Святополка и Болеслава Польского он «совокупивъ русь, и варягы и словѣнѣ»[69].
В приведенных свидетельствах важными являются два обстоятельства. Во-первых, летописец не отождествляет варягов с русью и, во-вторых, обнаруживает последнюю только в дружинах киевских князей.
В Повести временных лет, в статье 898 г., содержится еще одно примечательное известие, которое редко участвует в дискуссиях о происхождении названия «Pусь». Между тем, представляет несомненный интерес. Говоря о народах, у которых «бѣ единъ языкъ словѣнескъ», летописец называет среди них и полян, которые теперь именуются русью. «Поляне, яже ныне зовомая Русь»[70]. Трудно сказать, какое точно время датирует данная фраза. С определенностью только можно утверждать, что не начало ХІІ в. К этому времени уже все восточнославянские племена стали русью, и не было никакой нужды особо выделять в этом плане полян. Да и сами племенные названия давно вышли из употребления, их заменили производные от названия городов: кияне, новгородцы, смоляне, полочане и т. д.
А. Н. Насонов, исследуя вопрос о Руси в узком смысле слова, полагал, что она, как территориальное и политическое образование, сложилась в эпоху ослабления хазарского каганата, которое приходится на ІХ в. Категорически не соглашаясь с отождествлением русов с варягами, он утверждал, что последние получали это название, только попав на юг. В целом «Русскую землю» А. Н. Насонов отождествлял с теми славянскими племенами, которые находились в зависимости от хазар[71].
К значительно более раннему времени отнес формирование Руской земли Б. А. Рыбаков. Согласно ему, народ рос или рус угадывается в сирийском источнике VI в. («Церковной истории» Псевдо-Захарии) о неких богатырях hrоs, соседствовавших с амазонками и обладавших огромным ростом. Географически область народа pос должна соответствовать юго-восточной окраине антских племен, где распространена культура пальчатых фибул. Совпадение ареала последней с летописными данными о Руской земле позволило Б. А. Рыбакову отождествить данную культуру с древностями русов[72]. Что касается происхождения названия «Pос», то оно, возможно, восходит еще ко временам готского историка Иордана, упомянувшего «вероломное племя росомонов». В V–VI вв., после гуннского разгрома, название «Pос» или «Pусь» наложилось на имя Полян, а затем и вытеснило его[73].
Со славянами-антами отождествляли росов сирийского источника Н. В. Пигулевская и М. А. Дьяконов[74]. Этот вывод разделял также О. Н. Трубачев, показавший, что на Причерноморских землях наряду с иранским этническим элементом длительное время сохранялся и индоарийский[75]. В пользу иранского или индоарийского происхождения этнонима русь высказался также лингвист В. И. Абаев. Согласно его изысканиям, этноним «русь» соответствует персидскому ruxs, что означает сияние, или осетинскому ruxs-roxs – светлый[76]. Согласно М. И. Артамонову, росы Псевдо-Захария – это сармато-аланы Среднего Поднепровья. В VII веке они были разгромлены Хазарией, после чего на освободившиеся земли пришло славянское население, которое и унаследовало имя «Русь»[77].
Последовательным сторонником южного происхождения термина «русь» был М. С. Грушевский, который склонен видеть в нем исконно славянское слово. Согласно ему, «Русь было специальным именем киевской окрестности, Полянской земли, и если все попытки вывести его от иных, чужих народов, северных и южных, до сих пор не удаются, то не будет слишком смелою мыслью считать его просто местным известным именем киевской округи»[78].
Когда произошла окончательная замена полян на русь, сказать сложно. Не исключено, что уже в первой половине Х в. Последний раз имя «поляне» упомянуто в перечне племен, принимавших участие в походе Игоря на Византию в 944 г. Хотя и в конце ІХ в. название «Русь» было, по-видимому, достаточно известным в Среднем Поднепровье. Подтверждением этому может быть знаменитая летописная фраза, вложенная в уста Олега, провозгласившая Киев «матерью городам руским». Примечательно, что такой чести удостоился не какой-либо северный восточнославянский город, Новгород или Ладога, где варяги появились на несколько десятилетий раньше, а южный. Да и сам Олег с дружиной стали рускими только в Киеве.
О том, что Русью первой половины Х в. было только Среднее Поднепровье, свидетельствует, в частности, летописный рассказ об убийстве древлянами князя Игоря в 945 г. «Рѣша же древляне: «Се князя убихомъ рускаго; поимемъ жену его Вольгу за князь свой Малъ»[79]. Из этой фразы явствует, что сами древляне тогда еще не были русью. И может быть, поэтому они не были участниками похода Игоря на Византию в 944 г. Хотя к этому времени Русь, как государство, территориально уже далеко вышла за пределы своей прародины. Видимо, в нее входило все пространство вдоль пути «из варяг в грекы», где проживали кривичи, словене, западные северяне и поляне.
Можно предполагать, что где-то в это время определилась и содержательная двойственность термина «русь». Отчетливо об этом говорится в трактате Константина Багрянородного «Об управлении империей», где присутствует термин «Внешняя Русь». «Приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немограда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта России».
В исторической литературе часто можно встретить, что именно к Константину восходит деление Руси на «внешнюю» и «внутреннюю». В действительности о внутренней Руси в его сочинении ничего не говорится, что повергает в смятение некоторых исследователей. Однако ничего загадочного здесь нет. Если была «Внешняя Русь», то вполне логично предполагать, что была и «Внутренняя Русь». При этом, судя по всему, это не столько географическое понятие, сколько политическое. Центральное средоточие государства Русь. Для Константина это был регион, куда сходились моноксилы и откуда они отплывали в Константинополь. Буквально, – пространство между Киевом и Витичевым.
Б. А. Рыбаков, осуществивший раскопки двух из перечисленных Константином городов – Любеча и Витичева, полагал, что именно они определяют границы Внутренней Руси. Думается, что при установлении пределов собственно Руской земли, не следует всецело полагаться на свидетельство византийского императора. Его знания исторической географии ранней Руси были весьма относительными. Здесь больше оснований доверяться более поздней летописной традиции.
В ней Руская земля выступает в двух значениях: широком, обозначающем все государственное пространство, и узком, указывающем на земли между Киевом, Черниговом и Переяславлем. Вот только несколько примеров.
Юрий Долгорукий, собираясь занять киевский стол, выступил из Ростово-Суздальской земли «в Русь». Обиженный за сына Ростислава, которого выгнал из Киевской земли Изяслав Мстиславич, он воскликнул: «Тако ли мнѣ части нѣту в Руской земли». После убийства Андрея Боголюбского владимирские бояре говорили: «Князь наш убьенъ, а дѣтей у него нету, сынок его в Новѣгороде, а братья его в Руси». Михаил и Всеволод Юрьевичи находились в то время в Чернигове. После неудачной попытки закрепиться во Владимире-на-Клязьме Михалко «поѣха в Русь». Позже, уже будучи владимиро-суздальским князем, Всеволод заявил киевскому князю Рюрику Ростиславичу протест из-за того, что тот не дал ему волости в Руси: «А мнѣ еси части не учинилъ в Руской землѣ».
После основания города Переяславля в Суздальско-Залесском крае суздальские летописцы стали называть Переяславль Южный Руским (Русьским, Рускым). «Того же лѣта (1198 г. – П. Т.) посла благовѣрный и хрестолюбивый князь великий Всеволод Гюргевич, Павла на епископьство в Русьский Переяславль»[80].
Тождественной Киеву была Русь также и для новгородцев. В летописной статье 1135 г. говорится: «Иде в Русь архиепископ Нифонт». Перед поставлением архиепископа Ильи в Киев было отправлено новгородское посольство во главе с игуменом Юрьевского монастыря Дионисием. «В то же лѣто ходи игумен Дионисий съ любовью в Русь»[81].
Киев и Киевщина были Русью также и для Смоленска. В рассказе об обмене подарками в 1148 г. между братьями Изяславом Киевским и Ростиславом Смоленским читаем: «Изяславъ да дары Ростиславу, что отъ Рускыи землѣ и отъ всихъ царьскихъ земель, а Ростиславъ да дары Изяславу что отъ Верхнихъ земль и отъ Варягъ»[82]. В 1197 г. смоленский князь Давид Ростиславич отправил «сына своего Константина в Русь… брату своему Рюрикови на руцѣ»[83].
Не принадлежали к исконно Руской земле Волынь и Галичина. Князь Изяслав Мстиславич, периодически терявший киевский стол, уходил из Руской земли на Волынь, а оттуда снова возвращался в Русь. Дружины киевского князя Всеволода Ольговича, осадившие в 1144 г. город Звенигород, названы «Рускими полками», тогда как дружины Володимирка Галицкого наименованы «галичанами». В 1152 г. Володимирко принял решение поддержать Юрия Долгорукого, «идуча в Русь, поиде к Кыеву»[84]. Встретив киевского посла Петра Бориславича возле церкви св. Спаса и удивившись, что тот еще не уехал из Галича, Володимирко грозно воскликнул: «Поѣха мужь Рускый»[85].
Из летописной статьи 1146 г., рассказывающей о борьбе князей за Киев после смерти Всеволода Ольговича, как будто следует, что к коренной Руси не принадлежала и Северщина. Брат покойного Святослав, княживший в Новгород-Северске, предложил занять киевский стол Юрию Долгорукому. «А поиди в Рускую землю Киеву… а азъ ти сдѣ… буду ти помощникъ»[86]. Из сказанного следует, что для Святослава Руская земля это Киев, а помощником Юрию он обещает быть не в ней, а «сде», т. е. на Северщине.
Однако, если основываться на свидетельстве арабского автора середины ХІІ в. Идриси, особо отрекомендовавшего Северский Донец «рекой Русией», можно предположить, что северяне имеют непосредственное отношение к древнейшей Руской земле. Б. А. Рыбаков уверенно относил к городам первичной Руси города Новгород-Северский, Курск, Глухов, Стародуб[87].
Примеров, подобных приведенным выше, в летописи, как говорится, великое множество, и все они показывают Русь в узком значении слова в Среднем Поднепровье: между Десной на севере, Росью и Тесминем на юге, Сеймом и Сулой на востоке, Горинью на западе. Для летописцев ХІІ-ХІІІ вв. это своеобразная сакральная земля, где некогда существовала их общая прародина Русь. И не суть принципиально, образовалась она в ІХ в., как полагал А. Н. Насонов, или в VI–VII вв., как утверждал Б. А. Рыбаков, отождествлявший ее с областью распространения культуры пальчатых и антропоморфно-зооморфных фибул, важно то, что не будь этого явления в реальной жизни, не было бы и такой долгой и стойкой памяти о нем в народе.
Сторонники северного происхождения названия «Русь» в качестве одного из аргументов приводят наличие там топонимов с корнем «рус». Например, город Русса. Но на юге восточнославянского мира таких топонимов и гидронимов значительно больше. Это реки Рось, Росава, Роставица на правом берегу Днепра, река Рось, приток Сейма – на левом, населенные пункты Рославичи, Ростовец, Русская поляна. Кроме них, Б. А. Рыбаков называл еще несколько топонимов с корнем «рус», которые, как он утверждал, находились на границе земли русов: Русский Орчик (южнее Полтавы), Русское Лозовое (севернее Харькова), Русская Буйловка на Дону. Известно также, что Росью называлась река Оскол[88]. Как полагал известный российский лингвист О. Н. Трубачев, исследовавший Днепро-Донской регион архаических славянских гидронимов, именно здесь начал шириться этноним «рус» – «русь»[89].
Все сказанное выше не оставляет и малейшего сомнения в том, что летописные свидетельства ХІІ-ХІІІ вв. очертили именно то первичное ядро, которое положило начало формированию Киевского государства и его территории.
В некоторых исторических исследованиях, особенно украинских, можно встретить утверждение, что только эта центральная часть Киевского государства и была Русью. Все другие земли ХІІ-ХІІІ вв. этим именем не назывались. Разумеется, это не так. Достаточно внимательно прочитать летопись, чтобы убедиться, что название «Русь», по мере окняжения восточнославянских племенных объединений, распространялось из Среднего Поднепровья на другие регионы. Уверенно можно утверждать, что это имело место уже во времена княжения Владимира Святославича, когда киевская власть дошла до всех восточнославянских племен, и управление над ними сосредоточилось в руках единой княжеской династии. К этому времени вполне руской.
К примеру, жители западных княжеств во внутригосударственных событиях, как правило, именуются в летописи терминами «галичане», «владимирцы», «лучане», однако, если речь идет об участии их в составе объединенных сил, сражающихся с половцами или самостоятельно осуществляющих военные походы на Польшу, Венгрию, Литву, они неизменно именуются «Русью». «И ударишася Ляховѣ с Русью и потопташа Ляховѣ Русь, и победи Межько Романа, избиша в полку его руси много»[90]. Здесь речь идет о военном конфликте волынского князя Романа Мстиславича с поляками в 1195 г. Аналогично названы галичане и владимирцы в статье 1211 года. Общую победу над боярином Володиславом и союзными ему венграми летописец подытожил словами: «И одолѣша Ляховѣ и Русь»[91]. Когда в 1219 г. Мстислав Мстиславич победил венгров и поляков, летописец записал: «Тако бо милость от Бога Рускои землѣ»[92].
Изгнанные из Галича мятежный боярин Судислав и венгерский королевич обратились к королю Андрею с требованием немедля выступить на Данила Галицкого. «Изыидитѣ на Галичь и приимите землю Рускую»[93].
С такой же ситуацией мы сталкиваемся и на северо-востоке. Всеволод Большое Гнездо, обращаясь к сыну Константину, произнес такие слова. «Не токмо Богъ положилъ на тебѣ старѣищиньство в братьи твоеи, но и въ всей Русскои земли»[94]. Рассказывая об участии жителей Владимиро-Суздальского княжества в различных внутренних конфликтах, летописец пользуется терминами, производными от названий городов: «суздальцы», «ростовцы», «владимирцы» и др. Однако, если речь идет о взаимодействии их с иноплеменниками, они неизменно именуются общим словом «русь». Болгары (волжские. – П. Т.) поидоша на Русь, одержать победу над ними «поможе Богъ Руси», полки Всеволода Юрьевича названы рускими: «Болгарѣ же, видѣвше множьство Рускихъ полковъ»[95].
Удивительно, но менее всего название «Русь» и «Руская земля» употреблялись по отношению к Новгородщине, где, казалось бы, исходя из утверждения о северном происхождении термина «русь», должны были бы быть наиболее органичными и встречаться особенно часто. Однако, при чтении новгородских летописей создается впечатление, что новгородцы не очень-то и идентифицировали себя с русью. Такое название они охотно употребляли по отношению к Киеву.
И, тем не менее, в ряде летописных текстов свою связь с русью они таки определили. Рассказывая о смерти новгородского архиепископа Нифонта в 1156 г., летописец отрекомендовал его как поборника «всеи Рускои земли»[96], а значит и Новгородщины. В сообщении о втором хождении Александра Ярославича к хану Батыю Новгородская земля названа Русью. «В лѣто 6754. ѣзди Александръ другое к Батыю, и Батыи отпусті его на Русь съ честію». Аналогичной формулой пользуется летописец и в рассказе об участии Александра в отражении литовского вторжения. Одержав ряд побед, он «самъ прииде здравъ и дружина его на Русь»[97].
Приведенные примеры убеждают, что, несмотря на родовую рускость Южной Руси, предстающей в летописях этнополитической сердцевиной всего восточнославянского пространства, уже во времена Владимира Святославича рускими были и все остальные его регионы.