снискать усердьем привлечен.
Прошу позволения выписать биографические черты служителя, тем более что в них будут и поэтические черты господина, с примесью нескольких его домашних обстоятельств; все это, надеюсь, не наскучит читателям. Мы так мало знаем свою старину, мы так спесиво с нею обращаемся (и право не знаю, из каких доходов [спесивиться бы нам]), что я всегда рад изъявить ей свидетельство моего внимательного почтения и вместе показать, что я не слишком чванюсь тем, что многие с такою важностью и с таким самодовольствием называют ныне. Как будто вслед за этим ныне не придет завтра, которое также в свою очередь разжалует наше настоящее в давнопрошедшее. Вот что говорит поэт о своем артисте доморощенном:
Лишь шибкую черту Бушера он узрел,
К плафонну мастерству не тщетно возгорел.
Мне в роде сих трудов оставил он приметы:
В двух комнатах верхи ево рукой одеты.
Овальную ль кто зрит; иль мой квадратный зал:
Всяк скажет! Зяблов здесь всю пышность показал!
Рачитель строгих дум, достойный слез теченья!
Списатель моего ты был изобретенья…
Премерзостнейший вид… то лихоимства смрад,
С которым в мир свою к нам дщерь изрыгнул ад?
Ко омерзенью в свет что первым мной явленну:
Чрез кисть твою там зрят в плафоне оживленну.
К которому свой взор сколь крат не возведут,
Проклятие и честь столь кратно ж воздадут!..
Но есть ли в Божий храм Царя Царей кто всходит,
Тот Бога в существе присутственна находит?
Везде с политры там рассыпан фимиям!
[(Довольно смелый, но живой и выразительный стих.)]
Надзором под ево и сей созижден храм.
Подобно весь мой дом, в котором обитаю;
Я дело рук ево повсюду обретаю.
Внутри! с наружи ль что; пленить коль может взор