Хорош и твой Милон!
Изволька посмотреть, отвесил он
Какой поклон! –
названы не эпиграммою, как прочие стихи такого рода, а «епиг». Это застенчивое усечение мило до крайности, и советую многим из наших эпиграмматистов перенять его при случае. И у них эпиграммы часто без конца, как переломленные стрелы.
От г-на Струйского столетия прошедшего перейдем к его соименнику нашего столетия. Только не бойтесь, любезные читатели: зная, что наш век гораздо быстрее на ходу, чем старый, пробегу с вами наскоро новое произведение и сам не засижусь с «Аннибалом на развалинах Карфагена». Каково кажется вам это заглавие? Вы, может быть, скажете, что Аннибал не видал развалин Карфагена, что этот город подвергнулся роковому обречению настойчивого Катона уже в третью Пуническую войну, что Аннибал погиб до нее, что, следовательно, он не умер на развалинах Карфагена, как умирает во второй раз прямо насильственною смертью в поэме г-на Струйского; все это так, по истории, но, во-первых, уже сказано: не всякому слуху верь; во-вторых, в этом заглавии есть вымысл поэтический, а наших поэтов именно и упрекают в бедности вымысла. Поэт хотел пощеголять своим, назло товарищам, и преобразовал жребий Аннибала по-своему. Драматическая поэма разделена на три отделения: в первом Аннибал говорит сам с собою и потом с супругою своею Бериссою; во втором разговор Сципиона с Аннибалом похож в некотором отношении на разговор Триссотина с Вадиусом, начатый мадригалами и конченный эпиграммами. В третьем Аннибал увещевает своих воинов идти на освобождение Карфагена, но воины отнекиваются, и тем кончается, что Аннибал вынимает яд и поспешно его выпивает. В числе многих рифм, употребленных поэтом произвольно, замечательна одна, также по вымыслу, рифма на анаграмму: Рима и мира. На нашем языке; бедном рифмами, может быть и эта попытка не лишняя.