Петр Заспа
Нунин

Полная версия

Глава четвёртая

Туман полз блёклыми волнами, и, выбравшись из норы, Аяк оглянулся в поисках Гада. Вокруг было пусто, и тогда он решился уйти к Небывалым развалинам. Небывалыми их называли потому, что нигде в лесу больше таких не было. Это не был привычный камень, как и сложенные рядами стволы тавои, из которых делали укрытия от ветра рядом с Инкубатором. Местами развалины даже казались похожими на части Инкубатора. Особенно если разделить его на фрагменты, затем вытащить из главной норы на поверхность и дать волю ветрам да лесным побегам. Стены Небывалых развалин были сплошь опутаны ветками и корнями тавои, но там, где они открывались солнцу, блестели ярко и загадочно, преломляя и отражая свет. Удивительное зрелище. Загадочное и непонятное.

Аяк прислушался к звукам леса. Шелестел запутавшийся в кронах деревьев ветер да потрескивали сухие ветки. Это всё не то. Где-то далеко, осторожно раздвигая камни, рыл нору обосновавшийся на границе с пустыней рактор. И, кажется, это был его старый знакомый, уже довольно долго не покидавший их лес. В другой раз Аяк обязательно потренировался бы на нём в тогу, но сейчас лишь бросил в его сторону мимолётный взгляд и отвернулся. Прислушиваясь, он боялся пропустить шаги Гада. До захода голубого солнца Гад должен покинуть лес и уйти на поиски носителя. Его время пришло. На рассвете хранитель Хорхе провозгласил, что обучаемая им особь готова ассимилироваться, и, поднеся ко рту Гада корень тавои, дрогнув панцирем, торжественно произнёс:

– Съешь то, чему ты обязан жизнью. Впитай сок, наполнивший тебя и подготовивший к новому существованию. – Дождавшись, когда Гад сделает укус и на срезе выступит алый сок, хранитель нарисовал корнем на его лице четыре линии, направленные в разные стороны. – Пусть тебе будут доступны все четыре пути! Пусть тебе подчинится всякий носитель. Пусть твой разум возобладает над его разумом. Повзрослевшая особь Гад, я, приглядывающий за тобой хранитель жизни Хорхе, обоснованно утверждаю: отныне ты готов. А теперь уходи! Мы изгоняем тебя в большой мир!

После чего хранитель Торен, особь, некогда ассимилировавшаяся с архитером, вытащил из свалявшейся шерсти сохранившие дееспособность руки и, положив их на плечи Гаду, подтвердил:

– Я тоже заявляю: ты готов. Уходи!

За ним подполз хранитель Сигур и, обвившись вокруг Гада, положил человеческую голову ему на грудь.

– Соглашаюсь. Больше тебе здесь делать нечего, – клацнул он клещами сорокапута. – Готов. Уходи!

Подходили, подползали, всячески подступались другие хранители и, оглядев Гада, торжественно соглашались с Хорхе. Ни один из них не выразил сомнения, что он готов ассимилироваться. После этих слов, произнёсённых хранителями на восходе голубого солнца, у Гада оставалось время до его захода. Обычно его использовали, чтобы попрощаться, вместе подавить страх перед неизвестным будущим, выслушать последние наставления и принять ценные напутствия хранителей. Обойти всех остающихся с Инкубатором особей и, в свою очередь, сказать каждому последнее слово. Но Гад неожиданно поступил иначе. Он заявил, что оставшееся у него время посвятит тому, чтобы разделаться с Аяком. И теперь Аяк прятался у Небывалых развалин.

Как же он ненавидел Гада! Каждой клеточкой скрытой под листьями кожи. Каждым своим приглушённым вздохом и движением мысли. Ненавидел и его, и себя – за то, что вынужден скрываться и считать мгновения до захода солнца, когда Гад должен будет исчезнуть. Ненавидел за то, что прятался вместо того, чтобы выйти и дать последний бой. Аяк глядел на едва пробивающийся сквозь облака диск и проклинал его медленный ход. В том, что Гад, не обнаружив Аяка рядом с остальными особями, отправится на его поиски, он не сомневался. Первым делом Гад пойдёт к камню Аяка. Не найдя его у камня, станет разыскивать у дальних нор, где особи бывают редко и, забравшись в наполовину обвалившуюся заброшенную нору, можно пролежать незамеченным до заката. Такое развитие событий Аяк тоже просчитал и потому ушёл к Небывалым развалинам. Прочесав дальние норы, Гад наверняка заглянет и сюда. Но к тому времени Аяк уже уйдёт к границе леса, затем вернётся к камню, и так, переходя с места на место, будет прятаться, пока не наступит закат. К поискам Гад подключит своих подхалимов Нэда и Опара. Знал ли Аяк об этом? Конечно, знал! Но был уверен, что они не будут так прилежны, как были прежде. Время Гада истекает, и они это понимают. Когда Гад уйдёт, Аяк отыграется на его помощниках, а потому Нэд и Опар сделают всё, чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах Аяка.

С треском ломая сухие ветки, взмыл в воздух прыгающий сатан. На этот раз в противоположной стороне от рактора. Если бы не Гад, Аяк обязательно бы за ним погнался. Сатан не привязывается к одному месту. Особенно если чувствует, что рядом в лесу есть кто-то ещё. Подпрыгивая на пружинных лапах, он расправляет перепончатые крылья и долго планирует между деревьями, преодолевая огромные расстояния. Так он путешествует от одного леса к другому. Аяк ему завидовал и не раз мечтал о таком носителе, но теперь отвернулся и снова прислушался к звукам у главной норы. Там, кажется, назревали какие-то события. Голоса хранителей чередовались с выкриками особей. Приложив к ушам ладони, Аяк напряг слух. Использовать тогу, чтобы увидеть сквозь деревья, он не решился – Гад его тут же почувствует. Но если полностью обратиться в слух, то можно узнать многое. Совсем рядом резвились юные особи, лишь недавно появившиеся из Инкубатора. Играя, они кувыркались, а хранитель Сигур безуспешно пытался призвать их к порядку, чтобы научить разыскивать питательные корни тавои. Затем, в другой стороне, он услышал голос Нэда. А там, где Нэд, рядом и Гад. Аяк сжал виски, обостряя слух, и вдруг ощутил, что не может дышать носом. Проведя по нему ладонью, он увидел на пальцах кровь. От её алого цвета у него перехватило дыхание. Произошло то, чего всегда ждёшь, но никогда не будешь готов. На мгновение Аяк позабыл о Гаде и, нервно запустив пальцы в ушные раковины, поднёс к глазам. Ещё не так много, как под носом, но уже и в ушах кровь оставила запёкшиеся следы. Он лихорадочно принялся ощупывать веки, язык, запустил палец глубоко в горло. Там пока что крови не было, но и той малости в ушах и носу оказалось достаточно, чтобы понять главное – в его организме начали происходить кардинальные изменения. Это оказалось так не вовремя – он был уверен, что у него впереди ещё целый цикл! Но, к его ужасу, процесс уже начался. Каждая его часть, каждый орган, каждая клетка, пропитанная соком тавои, преображается для того, чтобы ассимилироваться с чужим организмом. Эти изменения пока что проявляются почти незаметно, но вскоре скрыть их станет невозможно, и его выгонят. Прогонят в большой мир, как сейчас изгоняют Гада. Наверняка Гад тоже боится, как боялся до него каждый, покидающий родной лес с уютным Инкубатором, заботливыми хранителями и тёплым влажным туманом. А там, за лесом, ты или выживешь, или погибнешь. Третьего пути не будет. Но для того, чтобы выжить, тебе должно несколько раз повезти. Во-первых, необходимо выследить носителя. Хотя бы какого-нибудь. Но если ты уверен в себе, то можешь рискнуть: не торопиться и искать такого, к которому лежит сердце. Затем всё зависит от того, насколько ты преуспел в сиги и как цепко сможешь поначалу заинтересовать, а потом и привлечь будущего носителя. И третье, самое существенное, – это то, что у тебя в голове. Главный вопрос: победишь ли ты чужой разум или станешь его придатком, которым носитель будет распоряжаться, как ему заблагорассудится? Если победа останется за тобой, ты получишь новое тело и ничем не ограниченные возможности в бескрайнем и удивительном мире за пределами своего леса. Если же нет, то тебя ждёт сумеречное существование, с редкими проблесками разума, позволяющими на короткое время вспомнить, кем ты был, испить горечь поражения и снова погрузиться в чёрное небытие. Но случается, что оба разума уживаются и превращаются в неплохой союз, работающий на выживание симбиоза ассимилировавшихся тел. И всё же такие случаи были редки, так как чаще происходила борьба разумов до полного подчинения одного из них.

Аяк расспрашивал всех хранителей, но у каждого это случилось по-своему. Хранитель Хорхе рассказывал, что у него всё произошло довольно просто. Подвернувшийся на пятый день синего солнца носитель вахтан словно ждал его и совсем не сопротивлялся. Разум его оказался податлив, точно мох в лесу. Хорхе подавил лёгкое сопротивление быстро и бесповоротно. А вот хранитель Торен боролся со своим носителем несколько циклов кряду. И даже сейчас неугомонный архитер нет-нет, да и пытался вырваться из-под контроля чужого разума. В такие мгновения Торен становился молчалив, на его впечатанном в тело архитера бледном лице отражались следы напряжённой борьбы, человеческие руки судорожно сплетались с волосатыми лапами, зубы сдвоенной пасти глухо постукивали и скрипели. В такое время к хранителю Торену лучше было не приближаться.

Аяк вытер ладони о листья на груди и снова приложил к ушам. Ему показалось, что кто-то выкрикивает его имя. И, судя по тонкому визгливому голосу, это был Даво. Хилый, хрупкий Даво, пасующий даже перед слабыми особями. И как всегда в подобных случаях бывает, ищущий себе среди старших особей защитника. Аяк взял его под своё покровительство лишь потому, что об этом из сострадания попросила Ушу.

Аяк прислушался и по обрывкам фраз представил картину, происходившую от него за добрую сотню шагов. Даво рыдал и сквозь рыдания громко звал на помощь Аяка. Звал, потому что так от него требовал Гад. Гад не стал бродить по лесу, тратя оставшееся время на бесполезные поиски, как того ожидал Аяк. Гад поступил хитрее, зная о такой слабости Аяка, как жалость. И теперь он играл на этом, избивая беззащитного, хлипкого и жалкого Даво.

Аяк распластался на траве и, подражая рактору, извиваясь, пополз к поляне за Инкубатором. Преодолев двадцать шагов, снова замер, обратившись в слух. Он слышал, что за стеной кустов собралось много особей, но, на беду Даво, не было ни одного хранителя. Никакой хранитель не позволил бы старшей особи избивать младшую. Смешавшись с толпой и ещё не понимая, что происходит, радостно верещали малыши. Особи постарше шумно обсуждали шансы Даво выскользнуть из хватки Гада и спастись бегством. Но в это мало кто верил, так как цепкая хватка крепких пальцев сводила все шансы к нулю. Как бы там ни было, Даво приходилось туго: то и дело раздавались восторженные крики в ответ на каждый удар кулака Гада, и ни одного возгласа в защиту его жертвы. И вдруг Аяк услышал голос Ушу. Она говорила тихо, и он никак не мог расслышать её слов. Тогда Аяк стремительно прополз оставшееся расстояние и, раздвинув ветки, выглянул на поляну. Ушу оказалась единственной, кто осмелился вступиться за Даво. Бесстрашно раздвинув плотный круг, она не раздумывая схватила Гада за волосы и запрокинула ему голову так сильно, что его затылок едва не коснулся спины. От такой выходки Гад опешил, но быстро пришёл в себя. Бросив через спину Даво, он вмиг оказался напротив Ушу. И не успел ещё Даво распластаться на земле, как сбитая с ног Ушу уже летела вслед за ним. Силы были явно неравны. Ушу и Даво лежали рядом, разделив печальную участь побеждённых. Исход был понятен всем, и обычно драки особей на этом заканчивались. Но Гад очень хотел крови. Он брезгливо пнул ногой Даво, затем склонился над Ушу.

– Вставай.

И к удивлению всех, от мала до велика, вместо того, чтобы не двигаться, изображая потерю сознания, как это обычно делала проигравшая особь, Ушу встала. Встала и даже снова попыталась дотянуться до длинных волос Гада. Хороший приём, которому её научил Аяк. Но не в этот раз. Словно растягивая удовольствие, Гад медленно отвёл её руку, выверенно прицелился и вложил в удар всю свою силу. Ушу рухнула плашмя, даже не пытаясь смягчить падение. По её неестественно расслабленной позе и разбросанным в стороны рукам Аяку стало понятно, что на этот раз изображать потерю сознания ей нет никакой необходимости. Ушу была в глубокой отключке.

Больше прятаться Аяк не мог.

– Ты только и способен, что драться со слабыми особями?

Он встал в полный рост и, расправив плечи, вытянулся, чтобы казаться шире и выше. Но, кажется, на Гада это не произвело впечатления. Он удивлённо оглянулся, затем его лицо растянул безумный оскал, от которого Аяку стало жутко.

– Так, так, так… – только и смог произнести изумлённый Гад.

Не веря в свою удачу и опасаясь, как бы Аяк снова не исчез в туманном лесу, он двинулся наперерез, блокируя противнику путь в густые заросли тавои. Но Аяк и не думал убегать. Он осознал, что на этот раз ему придётся дать бой. И эта драка будет не чета тем, которые случались между ними раньше. Гад это тоже понял. Он даже на мгновение остановился, заметив в глазах Аяка решимость, которую прежде не видел.

Неожиданно за его спиной, слегка пошатываясь, появилась Ушу. Казалось, появление Аяка её не удивило, скорее разозлило. Она размазала по лицу кровь и недовольно заявила:

– Я сама могу за себя постоять!

Но ни Гад, ни Аяк уже её не слышали. Теперь Гад был само внимание и расчётливо продумывал очередной выпад. Он был ниже своего противника, к тому же Аяк занял позицию на куче сваленной коры. Аяк, в свою очередь, отслеживал каждое движение Гада и пытался предугадать следующее. Будь он на месте Гада, бросился бы сопернику в ноги, чтобы, повалив, лишить его преимущества в росте.

Именно так Гад и поступил. Всем своим видом показал, что метит в голову, а бросился в ноги. Встречный удар коленом, казалось, его потряс. И Аяк в это поверил. Гад рухнул на четвереньки, и он не удержался, чтобы не наброситься сверху. А когда понял, что это ловушка, было уже поздно. Извернувшись, Гад стиснул его словно клещами, затем, пользуясь преимуществом в весе, подмял под себя. А дальше произошло то, что Гад любил делать больше всего. Не давая противнику опомниться, он работал кулаками наотмашь, стараясь попасть в самые болезненные точки. Удары сыпались на голову Аяка, будто катившиеся с горы камни. Он изворачивался, рвал защиту из листьев на груди Гада, пытался достать открывшееся горло, но всё напрасно. Каждый удар отзывался в голове тревожным звоном, всякий раз предвещавшим роковой исход. Но, к удивлению зрителей и даже своему собственному, Аяк всё ещё держался. Поймав занесённую руку Гада, он впился в неё зубами, с лёгкостью прокусив и листья, и кожу. Его рот заливала кровь, и непонятно было, своя или Гада. Он мотал головой, пытаясь закрываться ею как щитом и при этом вонзать зубы всё глубже и болезненней. А потом случилось то, чего Аяк ожидал меньше всего. Гад вдруг дёрнулся всем телом и повалился навзничь.

В глаза ударил свет. Никогда ещё Аяк так не радовался неожиданно увиденным низким тучам. Они ползли над лесом, а он глядел на них и не мог оторвать взгляд. Прежде Гад закрывал их, а теперь они снова плывут. И это было самое прекрасное зрелище. А затем он подумал, что этому счастью должна быть причина. И этой причиной оказалась Ушу. Она стояла с задумчивым видом и смотрела на лежавший рядом с головой Гада огромный камень. Ещё раз поднять его она смогла бы едва ли. Все силы ушли на единственную попытку. Аяк оттолкнул Гада, привстал и, стерев с лица кровь, хотел поблагодарить Ушу, но она вдруг исчезла. Тогда он снова переключился на Гада. Аяк подполз и схватил его за ногу. Грубая потрескавшаяся ступня теперь маячила рядом с его лицом. Аяк вывернул её едва ли не в противоположную сторону, и тогда Гад застонал. Он взбрыкнул ногой и, освободившись, пополз прочь. Нет, так просто Аяк его отпускать не хотел. Тяжело поднявшись, он пошёл следом. Но теперь уже и Гад смог встать. Он шёл, не разбирая дороги, с невидящим, устремлённым в одну точку взглядом и, путаясь в собственных ногах, едва не падая, спотыкался на ровном месте. По наблюдавшей за дракой толпе пробежал восхищённый ропот. Если после такого удара Гад смог подняться, то он словно уже ассимилировался с будвизером, и его голова закрылась хитиновым панцирем. После обрушившегося на неё камня голова точно должна была расколоться. Только этого не произошло. Казалось даже, что Гад вот-вот придёт в себя и с удвоенной силой возьмётся за Аяка. Но Гад всё так же, раскачиваясь, шёл вперёд, а следом, шаркая по листьям ногами, тяжело плёлся Аяк. Так они и брели, ни на шаг не сокращая и не увеличивая разделяющую их дистанцию. А когда, сопровождаемые толпой, покинули поляну и вошли в лес, Гад вдруг остановился. Он обернулся, и Аяк ещё раз поразился его гримасе. На этот раз Гад корчился от боли. В его глазах то вспыхивал яростный огонь, то веки судорожно сжимались, а вместе с ними и губы, словно стараясь подавить готовый вырваться стон. Задыхаясь, Гад выплюнул кровавый сгусток и ткнул в Аяка пальцем:

– Верю, что у нас с тобой ещё ничего не закончено. Мы встретимся там, где никто не сможет нам помешать. С кем бы ты ни ассимилировался, я буду рад схватиться с тобой снова. Я хочу, чтобы мы непременно повстречались и обязательно узнали друг друга. Там, за лесом, я всегда буду ждать тебя. Мой вечный враг, Аяк, помни об этом!

Не оглядываясь, Гад уходил. Аяк смотрел ему в спину и не нашёлся, что сказать вслед, хотя бы для того, чтобы последнее слово осталось за ним. Должен был, но не было ни сил, ни мыслей. Кровь обильно текла из носа по подбородку, затем стекала по листьям на грудь и, смешавшись с пылью, превращалась в грязный бурый ручеёк.

– Гад его отделал очень сильно, – услышал он за спиной шёпот Нэда. – Ему нужна помощь хранителей.

Нет, только не их! Любой хранитель сразу же поймёт, что кровь не от ударов Гада. Она от того, что Аяк дозрел до ассимиляции. К нему тут же приставят приглядывающего хранителя жизни, тот не станет тянуть, так как перезревшая особь, не ассимилировавшись, рискует погибнуть, и, наскоро проверив знание Аяком приёмов тогу и сиги, его выставят вслед за Гадом. Но Аяк хотел ещё потянуть время, чтобы подольше побыть рядом с Ушу. И чтобы никто не сомневался, что кровоточащий нос – дело рук Гада, Аяк потрогал измазанную переносицу и скривился от мнимой боли. Ему поверили. Теперь можно было вспомнить и о спасительнице Ушу. Он оглянулся, но в притихшей за спиной толпе её не оказалось. Тогда Аяк старательно обтёр лицо листом тавои и направился в главную нору. Если она где и могла быть, то только рядом с Инкубатором. Рядом с ним она проводила всё свободное время. Инкубатор её притягивал, когда ей было тяжело, и так же влёк к себе, когда было радостно. А ещё Ушу с особым восторгом отслеживала каждое появление новой особи. У Аяка этот процесс никогда не вызывал интереса, но она боялась пропустить хотя бы мгновение. Прильнув к прозрачной оболочке, Ушу пыталась угадать, какая появится особь – сильная или слабая. И почему-то всегда радовалась вдвойне, если появлялась слабая.

Согнувшись и втянув голову в плечи, Аяк вошёл в главный вход. Мимо, не удостоив его даже взглядом, проковылял хранитель Крак. Ассимилировавшись с триэктором, он получил массивное чёрное тело с тремя горбами, каждый из которых завершался острым рогом. Передвигаться в норах ему было сложно. Особенно в дальних – тесных и узких. Поэтому Крак чаще находился или снаружи, или у главного входа. Аяк почтительно склонил голову, пропуская хранителя вперёд. Гибкий, завершавшийся ядовитым шипом хвост лишь слегка коснулся его ног, но Аяк явственно почувствовал, какой он упругий и сильный. Триэктор – завидный носитель. Доведись Аяку ассимилироваться с триэктором, Гад уж точно не был бы ему страшен, пусть даже тот сольётся с будвизером или рактором. Гад сказал, что верит: они ещё встретятся. Теперь в это уже начинал верить и сам Аяк. Тогда ему понадобится сильный носитель. А о прыгающем сатане придётся забыть. Такой носитель хорош для бегства, но не для боя.

Из узкой норы, соединявшей Инкубатор с главным входом, показалась слабая особь Эмма. Она очень удивилась, увидев его лицо в следах засохшей крови, и Аяк поспешил объяснить:

– Прощались с Гадом. По-другому у нас не получается. Ушу там? – кивнул он в сторону Инкубатора. – Наверное, стережёт появление новой особи?

– Нет, – удивила его Эмма и, не вдаваясь в подробности, прошла мимо.

– Нет? – переспросил Аяк.

Он ей не поверил. Привычно сомкнув веки и адаптировав глаза к темноте, пригнувшись, Аяк юркнул в нору, ведущую к Инкубатору. Наполовину прозрачная, наполовину матово-белая, гладкая и круглая сфера покоилась в центре просторной пещеры, а рядом с ней впал в спячку хранитель Хорхе. Шар Инкубатора плавно переходил в узкий шурф, исчезавший в каменной стене, и сейчас он тускло подсвечивался серым светом. Если должна была появиться новая особь, он вспыхивал зелёными огнями, а по лесу разносились предупреждающие сигналы. Пока что сигналы хранителя не беспокоили, так как рождение новой особи было явлением довольно редким, поэтому Хорхе, подобрав ноги-корни, тихо вздрагивал, погрузив в сон и свой разум, и разум носителя. Аяк обошёл его по кругу и взглянул на ту часть Инкубатора, где сфера вплотную подходила к стене и можно было скрыться от посторонних глаз. Но и там Ушу не оказалось. Покинув пещеру, Аяк направился в лес. У входа он наткнулся на Нэда, которого эта встреча, похоже, очень испугала. От неожиданности он вскрикнул и шарахнулся в сторону зарослей, решив, что лучше сбежать, потому что пришла пора поплатиться за дружбу с Гадом, но Аяку было не до него. Он искал Ушу.

Поначалу Аяк бессмысленно бродил вдоль деревьев у главного входа, затем его озарила догадка. Как он не подумал об этом сразу! Аяк хлопнул себя по лбу и пошёл вдоль тропы к плотно сомкнутым зарослям. Конечно, Ушу ждёт у его камня! Она, смущаясь, захочет послушать без свидетелей похвалу за свою смелость. Ему не терпелось поблагодарить её за помощь. А потом они взахлёб обсудят их общую победу над Гадом.

Аяк вырвался из цепких ветвей тавои и озадаченно уставился на пустой камень. Странно. Он был уверен, что уже хорошо изучил Ушу. Да, она плохо успевает в тогу, ещё хуже в сиги, но Ушу никогда не станет от него прятаться, даже если затаила обиду. Тогда Аяк вернулся на поляну, где они дрались с Гадом. От кучи коры, на которой он возвышался в начале драки, не осталось и следа. Кувыркаясь, они расшвыряли сухие ветки и мох далеко вокруг. Шаг за шагом Аяк пережил всё снова. В тот переломный момент он лежал на спине и, извиваясь, видел попеременно то чёрный вход в нору, то мутное небо. Ушу зашла с камнем за спину Гаду, и незаметно исчезнуть она могла, если только ушла в полосу зарослей в противоположной стороне от главной норы, где туман был особенно густой. Ещё не сформировавшись во что-то определённое, в душе шевельнулась неприятная догадка. Тогда, заметив наблюдавшего из кустов юного Роя, он поманил его пальцем.

– Ты видел, куда пошла Ушу?

– Туда! – охотно откликнулся Рой, подтвердив его смутные опасения.

Он показывал в самую густую часть леса, куда особи забирались редко, не желая повредить защиту из листьев об острые сучья. Но зато оттуда ближе всего была граница леса. Как раз это и насторожило Аяка. Он бросился в заросли, заметив по пути пару надломленных веток. Именно здесь она и прошла. Оставила обрывки листьев, перебираясь через поваленный ствол, и целеустремлённо пробиралась дальше сквозь спутанные ветви, не жалея ни себя, ни защиту на плечах. Аяк остановился, затем закрыл глаза. Прощупать лес на своём пути с помощью тогу не составило труда. Но ни в одном месте, куда он смог достать направленным сознанием, Ушу не было. Теперь им овладел страх. Он вдруг вспомнил её слова и понял, что они не были пустыми. Ещё боясь признаться себе в своих опасениях, он бросился, не разбирая дороги, к границе леса. Последний ряд деревьев выстроился прямой стеной, будто чётко зная, что дальше нельзя. Аяк вырвался из хватавших за плечи веток и остановился как вкопанный. Дальше начиналась пустыня. Пустыни Аяк боялся ещё больше, чем Гада. Набрав ладонь убегающего сквозь пальцы песка, он поглядел на него с тоской и пошёл вдоль границы, цепляясь ногами за торчавшие наружу корни. Её следы он нашёл, не пройдя и двух десятков шагов. Узкие ступни оставили глубокие вмятины на песке далеко друг от друга. Ушу бежала. Она боялась, что ей могут помешать, и торопилась покинуть лес. Аяк до боли в глазах всматривался в горизонт вдоль вереницы следов, но Ушу уже исчезла. Она пропала, оставив лишь следы, которые скоро сотрёт ветер. Ушла туда, где садится красное солнце, туда, где живёт опасность, туда, откуда нет возврата. А он… он боится броситься за ней следом. И вот теперь его обуял безумный ужас.