Пиня Копман
Ненормальные стихи
Круг замкнулся в юдоли земной.
Глупость, спесь и враньё,
как в болотах гнильё,
стали верой и жизни ценой.
Во дворцах, в конурáх,
сквозь измены и страх
вам влачить жалкий жребий во зле.
А на лунных горах
на пушистых коврах
мы воскурим свои наргиле.
Мы не ангелы, мы вне божественной власти,
пусть как все мы в болоте земном рождены.
Чужды низости, чаяньям мелким и страсти
Мы почти и не люди. Мы дети Луны.
Здесь, под сенью ночной,
где ни холод, ни зной,
лишь объятья блаженного сна,
пусть мы тьме преданы́,
но лишь дети Луны
в вечном кайфе без края и дна.
Жажда-голод не тут,
боль и страх не гнетут,
Демон гибели замкнут в кольцо.
Шрамов нет и морщин,
для стыда нет причин
если небо скрывает лицо.
Мы не ангелы, нами утеряны крылья.
Но над миром в морщинах и вечно седым
мы лишь дети Луны, чьи мечты стали былью
воплотившись во всеисцеляющий дым.
Сущий недоглядел,
но достигнут предел
в человечьей измене добру
Будет пламя и лёд
и на Землю падёт
Небо, тем завершая игру.
Царь и раб, стар и мал,
нам никто не внимал,
В сердце зло, на глазах пелена.
Потому мы ушли
из пределов Земли.
Нам приют даровала Луна.
Мы не ангелы, только свободны как птицы.
И в виденьях своих же мы растворены.
В небесах бесконечных дано воплотиться
нам, бессмертие принявшим детям Луны.
Лунный клоун
“Tis some visitor entreating entrance at my chamber door-
Some late visitor entreating entrance at my chamber door; -
This it is and nothing more.”
«Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость-и больше ничего»
Эдгар По. Ворон Перевод М. Зенкевича, 2002.
Из мерцанья мути ртутной, из приютов неуютных,
словно дух, не упокоен в черный час кончины дня,
из оконных дыр-промоин возникает лунный клоун
отражений липкий воин, блик лампадного огня.
Этот глупый, вздорный клоун беспардонен, беспокоен,
нагло мнит, что он достоин восхищенья моего.
В упоеньи самомненья он коверкает движенья,
размножая в отраженьях неживое божество.
Он лопочет и хохочет, от меня чего-то хочет,
роет землю, словно кочет, то рыдая, то браня…
Кто ты, клоун, шут безумный? Что в зрачках твоих латунных?
Но витрины в бликах лунных отражают лишь меня.
И в рассветный грай вороний я бреду бульваром сонным,
Где за гранью дыр оконных зарождается возня.
Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным.
Уползают с тихим стоном тени прочь при свете дня.
Вот такая вот фигня.
Страна Чудес зовет болванщиков
Болва́нщик (англ. Hatter, буквально Шляпник) – персонаж из «Приключений Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла; такое имя носит в популярном в СССР переводе Н. Демуровой.
Если мир вокруг качает,
резь в глазах и в горле ком
приходи и выпей чаю,
непременно с молоком.
И раскроется кулиса,
и погаснет в зале свет
Скажет девочка Алиса
–Чистых чашек больше нет!
И уйдет по сказке дальше
дверь захлопнув невзначай.
Ты поймёшь, что ты Болванщик,
и терпеть не можешь чай.
И, отбросив прочь опаску,
дерзновенный мушкетёр,
ты нырнешь с разбегу в сказку,
как в колодец трех сестер.
Велики, малы ли двери,
просочишься и пройдешь.
Победишь любого зверя,
разберешь любой картеж.
Что нормально для мужчины,
из одних амбиций лишь,
высочайшие вершины,
насмехаясь, покоришь.
Как герой по биссектрисе
с Джомолунгмы съедешь вниз…
Но на барышне Алисе,
умоляю, не женись!
Для Алисы, милый мальчик,
даже сотню лет спустя,
так и будешь ты Болванщик.
Полоумное дитя.
Нарисуй мне барашка, пожалуйста!
Мир сложнее хромосом
и раскручен колесом.
Слов свинец в нем давит Землю
и взлетает невесом.
Кто свободен в нем, – чужой.
Кровь с клинка стекает ржой.
Он себя приносит в жертву,
заплатив за кровь душой.
По текучей по воде
бродят призраки в Нигде
и затертый образ бога,
был присыпан в борозде.
Но весною тает лёд,
солнце рыжее встаёт.
То, что было – проходило.
Завтра – новому черёд.
Непонятный, непонятный, непонятный мир
Мир безжалостен снаружи
как наждачный жесткий круг.
Совесть трет, привычки рушит,
пашет душу словно плуг.
Чтобы ты притерся к прочим,
