Платон Абсурдин
Garum Regius
– О! Вот за это – спасибо!
Я решил действовать.
– Палермское вино – лучшее вино в мире! – крикнул я.
Красс и Кайсар обернулись, а ко мне подбежали солдаты, сбили с ног и принялись колотить.
– Остановитесь! – сказал им Кайсар.
Солдаты подчинились начальнику и поставили меня на ноги.
– Кто такой смелый? – спросил Красс. – Отвечай, либерная харя!
– Марцеллус Писец, – сказал я и сплюнул кровью.
– Писец? Почему Писец? – спросил Кайсар. – Грамотный?
– Ещё как! Могу писать на латыни, читать по-гречески, и хорошо считаю деньги!
– Послушай, Марк, а давай-ка я заберу этого с собой!
– Зачем он тебе? Мы же договорились, что распнём всех либеров к чертям собачьим!
– Понимаешь, мне нужен грамотный помощник. Оформим его рабом, а ты закроешь на это глаза.
– Но Кайсар…
– Я куплю его у тебя.
– Сколько?
– Сотня!
– Это несерьёзно, Гай! Он же пишет на латыни, читает по-гречески… Пятьсот! И не ассом меньше!
– Хорошо. Три сотни, но остальных – на кресты!
– Ох, Кайсар… Ну что мне с тобой делать… Триста и ту испанскую кобылу, которая мне понравилась. Ну, помнишь?
– Конечно, помню. Я согласен, Марк. Мы ведь друзья! Я не могу отказать своему другу! По рукам!
Кайсар жестом подозвал меня.
– Сегодня твой день! Благодари богов! Я отдал за тебя лучшую лошадь, поэтому если что-то мне не понравится – не взыщи – будешь распят вместе с остальными. Теперь ты – мой раб. Полагаю, это лучше, чем болтаться на кресте и молить богов о скором конце.
Я согласился и пообещал быть отличным рабом, а меня за это отмыли и переодели в чистую одежду.
Меня позвали на завтрак Красса и Кайсара в шатёр полководца, но выделили мне отдельный стол и приказали прислуживать.
Я не привык быть слугой, но старался исполнять новые обязанности с безупречностью.
На завтрак подали жареную рыбу и фазанов.
Я расставил блюда, налил вино в кубки и сел за свой небольшой и скромный столик.
Еды мне на дали – рабу предлагалось доесть то, что останется от господских блюд. Но я не унывал, а со смирением ждал окончания завтрака.
– Надо сказать, рыба сегодня удалась! – сказал Красс.
– А вот фазанов не прожарили! – сказал Кайсар. – Я же говорил, чтобы до корочки! Никому нельзя доверить!
– Кстати, Кайсар, о фазанах. Как твоё термопольное дело? Фазаньи крылья приносят ли доход?
– Растём понемногу. На прошлой неделе открыли десятый термополий в Риме. Фазаны по моему рецепту идут на ура. Теперь, когда либерам заткнули глотки, будем окучивать Сицилию и Кампанию – Сенат дал добро. Только вот с гарумом…
– А что такое с гарумом?
– Никак не могу найти надёжного поставщика. Те, что есть, предлагают откровенное дерьмо. Нет, Марк, мои фазаны требуют гарума наивысшего качества! Иначе не оценить их вкуса!
– Да. Понимаю тебя, друг мой, – сказал Красс и отпил из кубка. – Вино отличное! Когда-то я так же долго искал подходящее железо. Я тогда подрядился вооружить три легиона, получил деньги из казны, собрал лучших мастеров, а меня чуть не засудили, потому что мои гладиусы, видите ли, гнулись, как бронзовые! Говорили, что, мол, я ставлю под угрозу безопасность целой республики! А плевать я хотел на республику!
– Тише, Марк…
– А что я мог сделать, если железо – гавно?! Хорошо, что брат жены моего управляющего посоветовал купить руду у германцев. А вообще, пора уже расширяться, Гай. Чего стоит государство, если оно не расширяется?
– Да, республика переживает не лучшие времена.
– По мне, так лучше один сильный правитель надолго, чем ежегодные выборы двух мудозвонов, которые зачастую ни на что не способны! Отсюда и гражданские войны, и либерские бунты! Сколько этот Спарма… Спард…
– Спартак.
– Сколько этот мудень гонял армию? Два года, Гай! Два! Куда это годится?! При диктатуре никто бы ему не позволил! И в армии пора навести порядок! Распустились, суки! В атаку приходится самому гонять!
– Опасные разговоры, Марк. Проскрипции ещё никто не отменял…
– Надоело молчать! Накипело!
– Эй, Писец, ты ничего не слышал! Понял? – сказал мне Кайсар.
Я кивнул.
– Налей-ка нам вина! – сказал Красс.
Я наполнил кубки.
– Давай-ка, напишем письмо в Сенат, раз теперь у тебя есть Писец. Пускай отрабатывает свою пайку. Заодно и посмотрим, как он пишет, – сказал Красс.
Кайсар согласился и приказал выдать мне папирус, чернила и перо.
– Пиши! В Сенат от Великого полководца Марка Лициния Красса доклад, – сказал полководец.
– Нет. Не доклад. Они подумают, что ты перед ними заискиваешь. Доклады пишут низкие подчинённые. Великий полководец не может докладывать. Нужно дать им понять, что ты делаешь им одолжение. Пускай почувствуют твою силу. Пускай боятся!
– А как тогда?
– Уведомление.
– Точно! Уведомление! Пиши! В Сенат от Великого полководца Марка Лициния Красса уведомление.
Кайсар кивнул, откинулся на спинку своего кресла и закрыл глаза.
– Сим письмом уведомляю уважаемый Сенат, что бунт рабов подавлен мною окончательно. Десять тысяч либеров уничтожены.
– Пятнадцать.
– Ты прав, друг мой. Двадцать тысяч либеров уничтожены моими легионами. В плен я взял несколько… тысяч боевиков. По моему приказу пленных распнут вдоль дороги в Рим в знак назидания сочувствующему населению. Что ещё?
– Про главаря, – сказал Кайсар.
– Главарь бунтовщиков по имени Спарта… Как?
– Спартак, – подсказал я.
– Молчи, раб! – сказал Красс и швырнул в меня свой кубок. – Будешь говорить, когда позволят! Спартак не найден!
– Плохо, Марк, – сказал Кайсар.
– А что?
– Получается, что ты упустил главаря боевиков. Чтобы он снова собрал себе банду. Да тебя заклюют!
– Вот суки! Что ты предлагаешь?
– Я предлагаю выбрать подходящего либера из пленных, взять его голову и отправить её в Сенат как голову Спартака. Там вряд ли его кто-то видел.
– Вот за что я тебя люблю, Гай, так это за твою изобретательность. Из тебя бы мог получиться грамотный диктатор. А ну-ка, раб, тащи сюда мой кубок! И наполни оба!
Я сделал всё так, как приказал Красс.
– Так и поступим, пожалуй. Сколько ему было лет?
– Не больше тридцати, – сказал я. – Ну, может, тридцать два…
– Вот. Выберем примерно такого возраста и…
– А пусть Писец и выберет, – предложил Кайсар. – Он же видел Спартака. Подберёт нужную голову.
Эта идея так понравилась Кайсару и Крассу, что они закончили завтрак и повели меня выбирать голову Спартака для отправки в Рим.
Пленных либертарианцев построили в один ряд, и мы втроём пошли вдоль этого строя.
– Эй, Писец, тебе нужно выбрать похожего! Ты не понял? – сказал Красс и за волосы поднял мою голову. – Смотри на их морды!
Я глянул на пленных, но один из них плюнул мне в лицо.
– Продался, гнида! – сказал он.
Красс достал из ножен свой гладиус и проткнул недовольного либертарианца. Тот осел, изо рта его пошла кровь, и он забился в судорогах.
– Так будет с каждым, кто плюнет или вякнет! – сказал Красс.
Мы прошли весь строй, но у меня так и не поднялась рука, чтобы на кого-нибудь указать.
– Что? Нет похожего? Или ты показываешь нам двойника, или я отсеку тебе руки! – сказал Красс.
– Но тогда он не сможет писать! – вступился Кайсар.
– Тогда ноги. Ходить Писцу не обязательно! Пошли обратно!
Я подумал, что пора заканчивать эту неприятную процедуру, и указал на самого невзрачного либертарианца. Я решил, что ему всё равно не жить, а умереть без мучений выгоднее, чем на кресте.
– Этот?
Я кивнул.
– Что-то не верится, что Спартак был таким… Ты ничего не перепутал, Писец?
– Этот не пойдёт, – сказал Кайсар. – Главный бунтарь не может быть с такой незначительной харей. И маленькой головой, к тому же. Нас не поймут! Решат, что ты хочешь обвести всех вокруг пальцев!
– Суки! Давай тогда этого! Этот побольше. Да и морда у него выразительная! – сказал Красс.
– Нет. У него страх в глазах. Вот! Вот кто нам подойдёт! Смотри, с какой ненавистью он смотрит! Прямо-таки готов разорвать нас и съесть без гарума! То, что нужно!
– Отличный выбор, Кайсар! Эй, отделите голову и принесите мне!
Солдаты схватили выбранного Кайсаром пленного и потащили выполнять приказ, а я выдохнул с облегчением.
Мы дописали письмо в Сенат и упомянули в нём, что Спартак повержен Крассом в кровавой схватке, что полководец, хоть и получил серьёзные ранения, совместимые с его драгоценной жизнью, но сумел-таки лишить главного либертарианца головы одним ударом своего позолоченного гладиуса.
– Ну-ка, дай поставлю подпись, – сказал мне Красс, когда я нарисовал жирную точку.
Красс прочитал то, что я написал.
– Ну что же, хорошо. Мне нравится. Если и есть ошибки – не беда, главное – почерк красивый и понятный. А не то, что у сенатского секретаря – сразу не поймёшь, что он там нацарапал – всем легионом разгадываем, – сказал он. – Поздравляю с отличным приобретением, Гай!
Кайсар с удовлетворением кивнул головой.
Красс капнул расплавленного сургуча и перстнем пропечатал на письме свой знак.
– Ты куда теперь, Гай? – спросил Красс. – Если в Рим, то захвати моё письмо в Сенат, и голову Спартака заодно. Тебе доверяю, как себе!
– Хорошо, Маркус. Чего не сделаешь для друга!
– Я закончу с либерами – и тоже в Рим. Пускай готовят венок и консульский курулис!
Они обнялись.
Кайсар доверил мне везти голову Спартака – её упаковали в ящик и закинули на тощую кобылу, которую выделили мне как кайсарскому Писцу.
– За голову либера ответишь своей! – сказал мне Кайсар, когда мы отъезжали из лагеря Красса.
Полководец помахал нам рукой и пожелал счастливого пути.
12
До столицы доехали без приключений.
Город поразил меня своей грандиозностью – здания были огромными, в особенности храмы с величественными колоннами.
Многоэтажные белые инсулы и узкие грязные улицы – вот, пожалуй, основные римские черты.
А ещё толпы людей резали мои глаза – на узких улицах прохожим, порой, было не разойтись. А повозки могли встать в пробке, если у какой-нибудь из них отваливалось колесо.
Телохранители разгоняли прохожих матерными криками, а в сложных случаях прикладывались своими плёточками.
Когда мы, наконец, добрались до дома Кайсара, уже стемнело.
Дом был на удивление небольшим и стоял в Субуре, а встречать Кайсара вышла его жена в сопровождении двух служанок-негритянок. Она не была красавицей, но её знатное происхождение было заметным даже в темноте. Даже низкий рост женщины не мог сбить с толку внимательного наблюдателя.
– Почему так долго, Гай? – спросила она.
– Навещал Красса. Он покончил с либерами.
– Не удивительно. Красс – дельный плебей!
Кайсар спешился и поцеловал супругу.
– Сейчас будем ужинать, – сказала она.
– Что на ужин?
– Твоё любимое.
– Фазаньи крылья, надо полагать?
– Они.
– Отлично. А это мой новый раб. Он – Писец, – сказал Кайсар.
Супруга посмотрела на меня с любопытством.
– Хорошо пишет?
– Его почерку позавидует сам Кикеро с его Тироном! Мой слог, да его почерк – и мои письма будут лучшими во всём Риме! Это – Помпея, моя жена. Её приказ – мой приказ! Понял?
Я кивнул, и мы пошли в триклиний на ужин.
– А это что? – спросила Помпея.
– Это голова Спартака. Ну, того раба, что два года Риму покоя не давал. Везу от Красса в подарок сенаторам.
– Ух ты! Дай-ка посмотреть!
– Писец, покажи моей жене голову Спартака!
Я достал из ящика голову и положил её на стол.
– Не красавец, конечно, но симпатичный, – сказала Помпея.
Кайсар и Помпея легли на аккуратные диванчики, а меня посадили за столик в углу – на этом настояла супруга. Вероятно, она хотела изучить нового раба.
Негритянки принесли огромное блюдо с жареными фазаньими крыльями, вазы в фруктами и большой кувшин с вином. Вино разлили в кубки – мне тоже дали небольшой бокал. А пару-тройку крыльев мне уложили на тарелку.
– Что с гарумом? – спросил Кайсар.
Помпея махнула своей маленькой ручкой.
– Так себе. Я думаю, что мы не будем продлевать контракт с этим сицилийским мошенником. Пускай сначала научится делать как следует! Он думает, что нам можно продать даже его дерьмо. Тем более за такую цену!
– Да. Цена кусается.
Кайсар взял самое большое крыло.
– Ты права, дорогая. Этот не годится. Нам нужен лучший гарум! Я бы сам занялся, да времени нет!
– Виктория говорила, что в Африке можно найти. Забыла, как город называется…
– А можно ли этой дуре верить?
– Она, может, и дура, а пожрать любит! И о еде она знает больше всех! И стол у них ломится, хоть её муж всего лишь помощник квестора!
– При таких должностях не только столы ломятся, но и хари трещат!
В своём углу я уплетал фазаньи крылья.
– А ты что скажешь, Писец? Тебе нравится? – спросил он.
– Обожаю фазанов! – ответил я.
– Я про гарум спрашиваю! Фазаны в нём замачивались!
– Гарум прекрасен!
– Откуда ему знать вкус настоящего гарума, Гай? Он же раб, – сказала Помпея.
– Ты права, дорогая, – сказал Кайсар и вздохнул. – Впрочем, как всегда.
Кайсар задумался. Он пил вино, а Помпея налегала на фрукты,
– Возьми себе ещё крыльев, Писец, если хочешь, – сказал Кайсар.
Я поблагодарил его и положил в свою тарелку не менее десятка сочных крылышек.
– И вина налей! – сказала Помпея.
Я налил всем вина.
– А что слышно про Илония? Так и сидит на двух точках? – спросил Кайсар супругу.
– Да. В Риме ему не разрешают открываться, а он упёрся и говорит, что, мол, пока не покорит Рим своими булками, в провинцию не пойдёт.
– Дурак этот Илоний! Без связей в Риме делать нечего. А на покупку сенаторов денег у него нет!
– Это же надо додуматься – свиное вымя зажимать булками! Он всерьёз думает, что покорит этим Рим?
– Он глуп, и не понимает, что мало прожарить вымя на гриле и положить его между булок. Отдадим ему должное – жарит он хорошо, да и вымя у него нежное. Но всё дело – в гаруме, а он у него хуже нашего! Берёт его в Далмации. В Далмации брать гарум – себя не уважать!
– Зато дёшево!
– Так и будет две точки окучивать! А с хорошим соусом можно даже ослиное дерьмо продать по цене брундизийских устриц! Выпьем за наш успех, Помпея! За Сицилию с Кампанией! За «Жареные крылышки Кайсара»!
Они ударились своими кубками и выпили за успех.
Я тоже выпил и почувствовал, что захмелел.
– А Кретиний опять попался! Спёр мою любимую золотую фибулу! – сказал Помпея.
– Ту, что я подарил тебе ко дню нашей свадьбы?
– Её!
– Сука! Эй, зовите Кретиния! Сейчас я ему покажу!
– А за неделю до фибулы пропали мои белила!
– Они всё равно из крокодильего дерьма!
Помпея подавилась вином.
– Ты знаешь, сколько белила стоят?! Они хоть и из дерьма, но любая римлянка душу за них продаст!
В триклиний вошел грузный человек. Он был до неприличия громадным и с длинными, но редкими и немытыми волосами. Толстяк источал неприятный запах пота вкупе с мочой.
– Как же от тебя воняет, Кретиний! Почему ты не моешься? Термы открыты для всех! Даже для таких, как ты!
Большой раб молчал и смотрел на Кайсара с безразличием.
– Молчишь. Помпея говорит, что ты снова попался на воровстве. Я тебя предупреждал, скотина!
Раб не реагировал, а продолжал смотреть на Кайсара, как баран.
– Мало того, что ты жрёшь барабульку за пятерых, воняешь как долбаная клоака летом, да ещё и воруешь! У кого воруешь?! У меня! У меня, скотина!
Кайсар вскочил на ноги и дал толстяку по морде.
Большой раб и бровями не повёл.
– Помпея, я не знаю что с ним делать! Он меня достал!
– Продай его к чертям собачьим!
– Кто его купит? Ты посмотри на него! И принюхайся! У тебя насморк, что ли? И потом, он лучше других умеет сворачивать фазанам головы, а это, знаешь ли, большое искусство! Ты видела как он это делает? Это просто песня! Не поверишь, но те фазаны, с которыми поработал Кретиний, лучше прожариваются и вкуснее получаются!
– Ну, ты преувеличиваешь, дорогой.
– Нисколько! Боги даровали ему талант!
– Если всё оставить, как есть, то он со своим талантом вынесет из дома даже твои фамильные веночки! И пойдём мы с тобой по миру!
Кайсар вздохнул.
– Ты права, Помпея.
– Раз его не продать, нужно его куда-нибудь деть, но с выгодой! Не выбрасывать же его на Долиолуме!
– Да. Но куда выгодно деть?
– Ты хотел писать рекламацию на гарум.
– Я и теперь хочу. Но что с того?
– Напиши, что качество гарума настолько отвратительное, что даже рабы дохнут от его употребления.
– Точно! Пускай возместит его стоимость! Так! Зовите Фаллакуса и Теребиния! И пускай они притащат амфору с гарумом из последней партии!
Кайсар потёр ладони.
– Ох, Помпея, как мне с тобой повезло! Эта скотина заплатит мне за своё дерьмо!
Явились два здоровенных раба с амфорой. Один из них был ярким африканцем, а второй был рыжим и смахивал на германца.
– Хватайте Кретиния и валите его на пол!
Здоровяки замешкались, но Кайсар пнул одного из них ногой.
– Что, оглохли?
Рабы схватили толстяка, но повалить его оказалось делом не простым.
– Эй, Писец, помоги им! – крикнул мне Кайсар.
Я вскочил, запрыгнул на спину Кретиния и схватился за его необъятную шею своими руками.
Наконец, толстяк был повержен.
– Держите его! А ты, Писец, наливай мне гарум из амфоры в кувшин.
Я вскрыл амфору и принялся выполнять приказ.
– Открой рот, скотина!
Кретиний рта не открывал.
– Я прикажу выпороть тебя, долбаный воришка! А потом Фаллакус с Теребинием вскроют твоё брюхо и нашпигуют тебя фазаньими крыльями! А потом они прожарят тебя…
– Гай, не так, – сказала Помпея, подошла к толстяку и склонилась над ним. – Говори, толстомордый, куда дел мои белила!
Кретиний с ужасом смотрел то на женщину, то на Кайсара.
Рабыни-негритянки стояли в дверях и прикрывали свои белозубые рты руками.
– Говори, где белила, жирная тварь! Говори! Говори! – кричала Помпея.
– Я не брал! – вымолвил раб, наконец.
– Где белила, Кретиний? Где они? Куда ты их дел? – вопила обиженная женщина.
– Я не бра-а-ал! – закричал толстяк.
– Лей, Гай, лей! А ты – открой рот, если не брал!
Кретиний открыл рот, а Кайсар принялся вливать в глотку толстяка гарум.
Когда Кретиний начинал захлёбываться, Кайсар переставал лить соус, и в дело вступала Помпея.
– Где белила? Где они? Кретиний, говори!
Толстяк снова заявлял своим криком о невиновности, а Кайсар опять лил соус в его глотку.
Таким образом в Кретиния было влито три с половиной кувшина гарума. Перестали наполнять толстяка лишь когда соус начал выливаться из толстяка.
– Их взяла Ангелия, – сказал Кретиний и испустил дух.
– Ангелия? Сучка! Где она? – крикнула Помпея и выбежала из триклиния.
Служанки-негритянки последовали за ней.
– Ну вот. Фаллакус, зови лекаря! А ты, Теребиний, сгоняй за судьёй Дредусом!
Рабы убежали выполнять приказ, а мы с Кайсаром выпили ещё вина.
Пришёл лекарь – пожилой уже человек, но с умными и добрыми глазами.
– Что случилось, Кайсар? Я думал, что ты при смерти, раз меня требуют посреди ночи! А ты…
– Не сердись, старина, – сказал Кайсар и дал лекарю пару звонких монет.
– Что это? – сказал старичок и кивнул на тело Кретиния.
– Этот раб подавился гарумом.
– Он мёртв?
– Конечно. Ты бы тоже отдал концы, если бы попробовал это дерьмо.
– По-моему, он не только попробовал, но и выпил не меньше половины амфоры. У него только из ушей гарум не льётся.
– Увлёкся, собака. Сейчас сюда явится судья Дредус – мне нужно заключение о том, что причиной его смерти стал этот соус.
– Зачем тебе, Кайсар? Это же раб. Спиши на внезапность и непредсказуемость, да и пёс с ним!
– Так нужно, – сказал Кайсар и дал лекарю ещё пару звонких монет.
– Ну, нужно – так нужно! Давай папирус и чернила. Перо ношу своё!
Старичок нацарапал что-то на папирусе и поставил свою печать.
– Ну, если я больше не нужен, то пойду. Спать хочу, Кайсар. В моём возрасте сон – это…
– Да, да, конечно, старина. Иди. Вот тебе ещё. Добрых снов!
Лекарь ушёл, а Кайсар с заботой скрутил папирус и положил на стол.
– Ну, где этот Дредус? Всю ночь его ждать? Всего лишь судья, а важности как у претора! Писец, неси ещё вина!
Я принёс вина, и мы с Кайсаром выпили.
Судья всё не приходил, но вернулась довольная Помпея.
– Что с белилами? Нашла? – спросил Кайсар.
– Нашла! Ангелия прятала их между ног! Дура! Думала, что меня так просто можно взять и обвести вокруг пальцев! Дура! Налей мне вина, Писец!
Я налил Помпее вина, а она выпила половину своего кубка за пару глотков.
– Хорошо! – сказала она.
– Что ни говори, а ноги у Ангелии красивые, – сказал Кайсар. – Таких стройных и длинных ног у патрицианок не бывает! Не растут! У них либо длинные, но кривые; либо стройные, но короткие. Я не понимаю, в чём дело.
– В таком случае, я позабочусь о том, чтобы у Ангелии ног больше не было!
– Помпея, ты как всегда…
Семейный спор прервал подошедший, наконец, судья. Он выглядел сонным, но весёлым.
– Дорогой Кайсар, рад тебя видеть!
– Приветствую тебя, Дредус! Как дома? Жена не болеет?
– Она умерла месяц назад.
– Я не знал, Дредус. Соболезную.
– Я говорила тебе, Гай, – сказала Помпея.
Кайсар махнул на неё рукой и дал судье свой кубок с вином.
– Отчего она умерла?
– Про такие болезни не говорят вслух, Кайсар, – сказал Дредус, засмущался и выпил вина.
Помпея ухмыльнулась.
– Да что ты! Изменяла?
– Да. Сука! Лекарь нашептал мне по секрету о её… Ну, ты понимаешь!
– А ты-то как? Здоров?
– Я к ней с того дня больше не прикасался.
– Повезло.
– И не говори. Но что у тебя за дело?
– Да вот, раб сдох.
– Я вижу. Это бывает, Кайсар. Но зачем тебе я? Это же раб! Зарой его за городом – и дело с концом. Оформи как смерть от переедания – смотри, какой жирный! Ух!
– Ты с ума сошёл! Да меня засмеют – мол, рабы у Кайсара дохнут от переедания! Я любые выборы проиграю!
– Ну тогда…
– Лекарь уже дал заключение, что причиной смерти стал некачественный гарум. Я хочу, чтобы ты вынес судебное решение в мою пользу. Хочу требовать компенсацию у производителя ядовитого соуса.
– Кайсар, ты мне друг, но побойся богов! Если бы от соуса помер какой-нибудь патриций, или, скажем, богатый плебей, или даже какой-нибудь задрот, но с римским гражданством, тогда – без вопросов. Но тут раб! Кайсар, я…
– Да какая разница? Это моё имущество! Я потерял своё имущество, Дредус!
– Но будет прецедент!
– Плевать! Зачем сейчас думать о том, что, может быть, когда-нибудь будет?!
– Кайсар, я не знаю…
– Зато я знаю, Дредус! И я поделюсь с тобой своим знанием, – сказал Кайсар и сунул в судейскую руку серебряные монеты.
– Как-то… не удобно… мне…, – сказал судья и покраснел.
– А так? – спросил Кайсар и сунул ещё монеты.
– Хорошо. Зайди ко мне завтра в магистрат – я подготовлю бумаги. Давай заключение лекаря!
Кайсар отдал судье лекарский папирус.
– А заодно запишешь на меня этого раба. Это мой Писец. Приобрёл его у Красса.
– Зачем тебе Писец, Кайсар?
– За тем, что я собираюсь поступить на ответственную должность.
– Наконец-то! Понял, наконец, что на крыльях состояние себе не сделаешь?
– Как знать, Дредус! Как знать!
– А тут и знать нечего! Твой Красс не стал бы магнатом, если бы не занимал ответственных должностей! На одних только проскрипциях три виллы и шесть ферм нажил!
– Красс скоро вернётся в Рим, так что ты язык-то прикуси! А то у него четвёртая вилла появится!
– Ты прав, Кайсар. Что-то я разболтался. Приболел, наверное. Пойду полежу! До завтра!
Дредус кивнул Помпее и ушёл.
– Ну вот, Помпея! Я затребую такую компенсацию, что этот засранец разорится! А Кретиний войдёт в историю как «золотой раб». Зато теперь будут знать, суки, как делать дерьмовый гарум!
13
Меня подселили в комнату к Фаллакусу с Теребинием.
В нашей комнате стояло два лежака с матрацами, которые были набиты соломой, мелкий стол и горшок.
– Будешь спать на полу, – сказал рыжий Теребиний. – Завтра получишь матрац – набьёшь его соломой. На наш горшок не ходи – тут за углом – публичный сортир.
Я не стал спорить с рослыми соседями и лёг на пол, а парни заняли свои лежанки и затушили свечу.
– Кайсар – добрый хозяин, – сказал Фаллакус.
– И справедливый! – добавил Теребиний.
– Да. И справедливый. Он обещал дать нам свободу, если будем хорошо служить ему.
– Да, винт… винтигацию обещал нам устроить!
– Виндисакцию, дурень!
– Может, и тебя отпустит. Ты делай, что тебе говорят, и главное – не спорь и не переспрашивай.
– Да. Они этого не любят. Особенно Помпея.
– Да. Однажды она приказала зажарить в домашнем очаге одного испанского перца за то, что он замешкался и захотел спросить разрешения у Кайсара показать ей своего крепыша. Да и крепыш-то был, как выяснилось, – так себе… Потому, видать, и разрешение спрашивал – боялся расстроить хозяйку.
– Да. А я тогда устал дрова таскать – хреново горел, сука! Потом вонь в доме неделю стояла!
– А что вы ещё делаете, кроме как занимаетесь очагом? – спросил я.
– Да всё подряд! На стройке работаем – кирпичи таскаем.
– Кайсар дом решил переделать.
– Да. На рынок ходим за харчами. Хозяйку в паланкине таскаем – она по Риму сама не ходит. В термополиях хозяйских помогаем – фазанов душим, ощипываем.
– Рабов порем, если борзеть начинают.
– Да. Завтра, похоже, Ангелию пороть будем! Доигралась, дура!
– Да. Помпея ей белила не простит.
– Не простит! Запорем до смерти!
– Жаль. Ноги у Ангелии красивые. Жопа большая, а сиськи – уж больно мелкие! Как фиги!
– А по мне так в самый раз!
– Да тебе всё равно, что жопа, что сиськи! Кидаешься на всё живое без разбора! Негритоски уже не знают, куда от тебя прятаться!
– Ха! От меня не спрячешься! – сказал тёмный Фаллакус. – А ты напрасно брезгуешь, Теребиний! Они сочнее многих!
– Кого?
– Хозяйки, например.
– Помпея – ненасытная сучка! Не даёт расслабиться!
– Да! Я, бывает, по два дня за негритосками не гоняюсь после прогулки с ней.
Я почувствовал удар по лицу и открыл глаза.
– Это обсуждается только в этой комнате! Понял, Писец? – сказал Теребиний.
Я ответил, что всё понимаю, и беспокоиться не о чем.
– Если узнаю, что болтаешь – отрежу тебе язык и засуну в твой же зад! А Кайсару скажу, что ты его сам себе откусил!
– Ага! В порыве страсти! Твоему заду мы найдём применение!
– Тьфу! Опять ты, Фаллакус! Я не буду в этом участвовать!
– Привередливый ты, Теребиний!
В тот момент я, наконец, понял, что если мои соседи исчезнут навсегда, то я вряд ли пожалею об этом.
Утром я пришёл к Кайсару и попросил поселить меня всё равно куда, лишь бы не с крепкими приятелями-мордоворотами.
– Да я и сам думал об этом. Всё-таки Писец должен мыслить не только фаллосом, – сказал Кайсар. – Твою голову будем беречь. Я избавлю тебя от этого общества.
Кайсар позволил мне переселиться на чердак.
Фаллакусу с Теребинием моё переселение не понравилось.
– Брезгуешь нашим обществом? – спросил меня Фаллакус на завтраке, когда я чистил себе единственное фазанье яйцо.
– Думаешь, если ты Писец, то умнее нас? – добавил рыжий Теребиний.
– Ты ещё пожалеешь об этом! – пообещал Фаллакус.
Теребиний ударил меня жареной барабулькой по лицу.
В тот день Теребиний с Фаллакусом всё-таки запороли Ангелию до смерти.
Прошла неделя или две.
Я со старанием писал для Кайсара письма, отправлял его распоряжения в термополии, с особенной тщательностью проверял финансовые отчёты, с выражением читал ему статьи Кикеро, и нареканий по службе не имел.
Я даже стал надеяться на виндикацию, хотя Кайсар даже не заикался о моём освобождении. Но я верил в то, что боги помогут мне обрести свободу.
Кайсар получил компенсацию за смерть Кретиния и решил отметить это важное для него событие.
Я прочитал, по его приказу, решение суда Помпее.
– Вот, Помпея, я разорил его, как и обещал! Не корысти ради, но в назидание другим! Теперь поедем в Африку налаживать деловые контакты! А сегодня будем гулять! Я пригласил Дредуса и Квинтлиния в попин! Напьюсь! Ох, напьюсь! Ты не против, если я оставлю тебя вечером, дорогая?
– Не против. Ты молодец, Гай. И напейся! Не каждый день бывает таким удачным! И не забудь купить мне подарок!
– А что ты хочешь в подарок?
– Нового раба. Взамен Кретиния.
– Ну… Помпея, это дорогой подарок. Мы ещё не вышли в ноль, да и на должность я ещё не поступил. А новый раб – это ещё один рот. А рты у рабов, порой, больше хозяйских!
– Не только рты. А, по-твоему, я не заслуживаю дорогого подарка?
– Я не то…
– А барабулек на откорм ещё одного раба, полагаю, у нас хватит!
– Помпея, наступит день и я подарю тебе десяток рабов на любой вкус! Дай мне немного времени!
– Хорошо, Гай! Но тогда подари золотую фибулу!
– Отличный выбор, дорогая! Завтра же пошлю за ней!
Кайсар ушёл отмечать с друзьями выигранное дело, а меня позвали к Помпее.
Хозяйка сидела в полупрозрачной шёлковой тунике в своей спальне, а на её лице блестели дорогие белила из крокодильего дерьма.
– Тебе нравится у нас, Писец? – спросила Помпея.
– Да, госпожа. Так хорошо мне не было нигде и никогда! – сказал я.
– Кому ты принадлежал раньше?
– Крассу.
– Красс – жестокий рабовладелец. У него не забалуешь!
– Ты права, госпожа! Впрочем, как всегда! – ответил я с солдатской чёткостью и искренностью.
– Не подмазывайся, красавчик! Лучше покажи мне своего крепыша!
Я тут же вспомнил рассказ добрых парней о зажаренном в очаге испанском перце и без лишних слов выполнил приказ хозяйки.
– Ну что ж, недурно, – сказала Помпея.
Помпея встала, скинула с себя тунику и подошла ко мне.
Мне пришлось ей отдаться.
– Иди! – сказала мне Помпея под утро. – Кайсар знать не должен!
Я вернулся на свой чердак и уснул, потому что силы мои были на исходе.
Проснулся я лишь к обеду и испугался, что меня накажут за длительное отсутствие – спать рабам днём запрещалось. Но обо мне, к счастью, не вспоминали.
Кайсар уже вернулся с ночной гулянки, лежал в триклинии на своём диванчике и пил вино.
– А это ты, Писец… Где ты был?
– Я… Я…
– Научись ясно докладывать. Что ты мычишь?
Кайсар махнул на меня своей рукой и зевнул.
– Из термополий отчёты приходили?
– Нет ещё.
– Как придут – сразу ко мне! Нет. Пожалуй, отложим до вечера.
Кайсар снова зевнул.
– Налей себе вина, Писец!
Я выполнил распоряжение хозяина и сел за свой столик в углу.
– Дредус рассказал мне, что в Этрурии можно купить карлика. Видел когда-нибудь карликов?
Я ответил, что видел.
Я тогда вспомнил, что Крикс говорил о рабовладельце из Этрурии, который поставил производство карликов на поток.
– Вот, думаю, приобрести на потеху. Чёрные рабы у меня есть, мордовороты есть, даже грамотный Писец есть, а карлика нет. Да и Помпею побаловать хочется. Вместо фибулы ей подарю. Этих фибул уже полный дом! Карлики же не много едят? Как думаешь?
– Думаю, что прокормить карлика проще, чем Теребиния с Фаллакусом.
– Ха-ха! С этим не поспоришь! Кстати, где эти бездельники? А ну-ка позови-ка их сюда!
Я нашёл добрых парней во дворе – они играли в кости и с неохотой пошли в триклиний к Кайсару.
– Где вы болтаетесь? Опять в кости играли? Я вчера вам что приказал?
– Наказать раба, – ответил Фаллакус.
– Вы наказали?
– Да, хозяин.
– Да? А его сегодня видел, когда возвращался домой. И выглядел он ненаказанным! Совсем уже оборзели!
– Ну… Мы вырвали у него зуб и выпороли – всё как обычно. Он просто крепче остальных, видать!
