Инна Фохт
Писательские экскурсии
Дополнительный стимул
Анастасия Данилова (ник в инстаграм @an_astasiia1387)
Самира возлежала на бархатных подушках. Тонкие пальцы лениво перебирали крупные ягоды винограда. Взгляд устремился в одну точку, а мысли старались проникнуть в такие дали, о которых мало кто мог помыслить. Образ брата на миг возник на безоблачной ниве воспоминаний.
Иссиня-чёрные брови грозно нахмурились. Пальцы сжали спелую ягоду. Приторно-сладкая мякоть, пачкая ладонь, устремилась к тонкому запястью. Нежная кожа ощутила жёсткость маленьких семян.
– Шайтан, – прошептала красавица, отряхивая кисть.
Сбоку донёсся тихий шорох платья, рядом опустилась на колени наложница. Хрупкие руки аккуратно поставили золотую умывальницу.
Самира опустила испачканную кисть. Тёплая влага быстро избавила от грязных последствий злости. Затем поднялась с лежанки и направилась к открытому окну.
Лёгкое дуновение ветра принесло с собой не только терпкий аромат приправ, но и звуки флейты. На миг Самира прикрыла глаза и позволила себе улыбнуться. Флейта. Значит, ожидаются добрые вести.
«Скорее бы. Как бы Назым не пронюхал».
Словно отвечая на её мысли, послышались торопливые шаги.
– Моя госпожа, – гонец опустился на одно колено и склонил голову, – прибыл караван…
Самира, недослушав, поспешила на улицу. Наложница бледной тенью следовала за ней, держа в руках хиджаб.
– Ну, что там? – нетерпеливо воскликнула она, сбегая по ступеням.
Окружающие быстро отводили взгляд: смотреть на благородную каралось смертной казнью.
– Накинь хиджаб, Самира! – с белоснежного коня спешился могучий воин.
– Прости, Повелитель, я слишком долго вас ждала, – Самира потупила взгляд и позволила служанке накинуть на себя плотную материю.
Воин одобрительно кивнул и, передав поводья слуге, направился к лестнице.
– Пойдём, мне есть что тебе рассказать.
– А сестра?
– Потом, – бросил мужчина через плечо, продолжив подниматься.
Самира устремилась за ним:
– Подготовь умывальню для господина, – прошептала она наложнице.
Мужчина шагал по просторному залитому солнцем коридору, напряжённо думая, как прошла экспедиция. Зайдя в свою комнату, замер.
– Джамиль?.. – прошептала Самира.
– Замолчи! – грубо отрезал воин.
Звонкая пощёчина нарушила хрупкую тишину. Девушка неизящно приземлилась на пол и воскликнула от неожиданности. Горячие слёзы без спроса оросили щёки. Правую начало пощипывать от солёных дорожек.
– Ты ведь знала… знала! – прошипел мужчина, склонившись над побледневшей Самирой.
– Но…, – она не успела договорить, как вторая пощёчина заставила дёрнуться хрупкое тело.
Воин грубо ухватился за тонкие запястья и притянул дрожащую Самиру к себе.
– Ты заплатишь за ложь, – прошипел он, швыряя её на ложе.
***
– Поднимайся, – грубая ладонь шлёпнула по оголённому бедру.
– Не хочу, – буркнула Самира в подушку.
Джамиль расхохотался:
– Вот чего мне не хватало во время поездки. Но ты правильно поступила, что осталась дома. Там бы я свернул твою шейку, а потом бы горевал об этом, – жёсткие пальцы сжали покрасневшие ягодицы. – Шайтан тебя побери. Я снова хочу тебя.
– Как знаешь, – безучастно донеслось из подушек.
– Ну что ты за человек такой? – мужчина рывком перевернул Самиру. – Ты плачешь?
– Нет, – хрипло выдавило девичье горло.
– Прости, – сухие губы прижались к мокрым щекам. Шершавый язык принялся слизывать соль. На этот раз он был нежен, как мог. В этот раз он с маниакальностью впитывал в себя её стоны, хрипы, восклицания. И хрипел, и стонал вместе с ней.
– Так вы привезли её? – поинтересовалась Самира спустя час.
– Да, – лениво бросил он.
Самира обернулась. Джамиль только что выбрался из умывальни. По могучему телу стекали ароматные капли. Белоснежное полотенце подгоняло их вниз. Девичий взгляд завороженно следил за движениями рук, воды.
«Он никогда не позволит тебе», – раздражённо подумала Самира и прогнала непрошеные недозволенные мысли:
– Куда её поместили? Хочу глянуть на выбор брата.
Воин хмыкнул:
– Калих тебя проводит, и не даст наделать глупостей.
Самира дёрнула плечом, делая вид, что сказанное нисколько её не касается. Джамиль громко рассмеялся.
– Ты меня не одурачишь, Самира, – жёсткая ладонь аккуратно легла на щёку. – Я вижу тебя насквозь.
– Тогда зачем согласился помогать, Джамиль?
– Мне никогда не нравился Назым, – пожал плечами мужчина. – Да и потом, как не помочь любимой жене. Мы ведь давали клятву. Помнишь?
– Разве я могу забыть? – Самира дерзко смотрела на мужа. На губах застыла кривая усмешка.
– Хорошо, – воин улыбнулся. Он любил эту непокорную женщину. Удивлялся чувству. Порой возникала жажда крови. Или она специально пробуждала её? Бывали моменты, когда оба почти срывались в чёрную бездну. Единственное, что останавливало обоих – флейта. И никто не понимал, откуда исходила мелодия, но она успокаивала, возвращала к свету.
Джамиль задумчиво следил за неспешными движениями Самиры. Она проводила гребнем по роскошным волосам. Затем поправила браслеты на тонких запястьях. Небрежным движением расправила складки широких шаровар.
– Где там твой Калих?
– Ждёт у дверей. И без глупостей, Самира, – прилетело в спину выходящей жены.
– Как скажешь, повелитель, – Самира нарочито низко поклонилась и выплыла в коридор.
– Ну что за сучка? – хмыкнул Джамиль, заваливаясь на подушки.
***
Небольшая перегородка отодвинулась, пропуская в тёмную комнату крупицы света. На простой лежанке угадывался девичий силуэт. Спутанные белые волосы скрывали лицо. Измятое несвежее платье довершало картину. Создалось впечатление, что перед взором не живой человек, а скульптура из-за льда.
– Северянка? – брезгливо поинтересовалась посетительница.
– Да.
– Докатился, брат, – фыркнула Самира и с громким щелчком закрыла перегородку.
Лежащая в темноте фигура вздрогнула. Глаза распахнулись, но легче не стало. Солёные ручейки устремились по щекам, но пленница постаралась взять себя в руки.
Больше к ней никто не приходил. Лишь в узкий проём внизу двери просовывали миску с водой. Поначалу она пыталась разговорить того, кто был за дверью. Ей никто не отвечал. Тишина и мрак давили. Абигайль потеряла счёт времени. Чтобы не сойти с ума и не впасть в уныние, старалась спать или вспоминать Назыма. Не так давно он учил проникать в чужие мысли.
«Проще всего это делать, если есть эмоциональная связь, – мягкий голос с восточным акцентом завораживал. – У нас это должно получиться. Я уверен».
Девичьи щёки заалели, совсем как тогда.
– Назым, – тихо прошептали губы в темноте. – Назым.
Абигайль провалилась во мрак. Неспешное покачивание успокаивало. Она знала, куда несут её волны. Лёгкая улыбка расцвела на губах.
– Я знала, что ты найдёшь меня, – то ли прошептала, то ли подумала Абигайль. – Забери меня.
– Где ты?
– Кажется, у Самиры.
Темнота стала гуще. Холод сковал душу Абигайль. Её начало трясти
– Назым?
– Я скоро приду. Жди меня.
Тьма рассыпалась осколками. Абигайль резко распахнула глаза и села на лежанке. Было холодно. Но надежда теплилась глубоко внутри. Надежда, что любимый успеет.
***
Тяжёлая поступь кованых сапог разлеталась по пустынным коридорам. Толстый узорный ковёр не смог поглотить надвигающуюся безысходность.
В тёмных углах коридора попадались искорёженные тела защитников. Он шёл молча. Не обращал внимания на знакомую и любимую в детстве обстановку. С уходом матери из жизни это всё потеряло ценность. Только она могла остановить сына от мести. А, может, и старшую дочь.
Ему сообщили, где держат пленницу. Он хмыкнул.
Из-за угла выскочила пятёрка воинов с саблями. Назым не обратил на них внимания, продолжил идти к своей бывшей комнате. Лязг металла догнал у следующего поворота. Его люди отлично справлялись.
Перед поворотом Назым помедлил, сам не понял почему. На миг показалось, что Абигайль позвала его с другой стороны. Мужчина повернулся, но никого не увидел. Коротко кивнув своим мыслям, пошагал дальше.
Дверь из чёрного дуба с вырезанным рисунком битв предков становилась ближе. Сердце ускорило бег.
Щёлкнул замок.
Луч света выхватил из тьмы хрупкую фигуру, прикованную к стене. Голова опущена на грудь. Спутанные светлые волосы прятали лицо.
«Успел», – пронеслось по венам.
Три торопливых шага, и Назым упал на колени рядом с любимой.
– Абигайль, – прошептал мужчина, осторожно прикасаясь к волосам.
Пленница вздрогнула и медленно подняла голову.
– Здравствуй, братец, – расхохоталась Самира, висящая на цепях.
– Где она? – рык заставил звуки затихнуть и прятаться по углам и щелям.
– Обернись, – прошипела сестра.
В другом конце коридора, откуда он только что пришёл и что так хорошо просматривался в дверном проёме, стояли двое. Впереди женская фигура, едва достававшая до могучей груди великана, тянущего вниз светлые волосы. Беззащитная шея и тонкая пульсирующая вена впечатались в память Назыма. И кривой нож, давивший на бледную кожу.
Время застыло. Назым понимал – не успеет. Абигайль смотрела прямо на него и впитывала в себя любовь с примесью боли. Пересохшие губы дрогнули. Назым скорее понял, чем услышал «люблю тебя».
Хлопок.
Джамиль полоснул холодным металлом по горлу пленницы. Алая река потекла по серому миру.
Щёлкнули оковы, удерживающие хохотавшую Самиру. Назым без сожалений свернул ей шею и отшвырнул безжизненную куклу в тёмный угол.
Джамиль обнажил саблю двинулся на противника. Бешенство и жажда крови плескались в серых глазах.
Назым освободил из ножен свою саблю.
На середине пути воины встретились. Звонкое «цанг» разлетелось по дворцу. Мужчины легко кружились в смертельном танце, не уступая в мастерстве друг другу.
Цанг!
Каждый выискивал слабость у другого.
Цанг!
Фигуры прижались друг к другу. Глаза Джамиля сверкали злобой. Губы изогнула кривая усмешка. Чёрные очи Назыма переполняла пустота, грозившая поглотить всё вокруг.
Противники разошлись и принялись кружить дальше, примеряясь к следующему удару.
Данг!
– Ха! – кончик сабли Джамиля поцарапал предплечье Назыма.
Никакой реакции не последовало. Назым лишь сделал зарубку на будущее, чтобы не допускать подобной ошибки.
Цанг!
Цанг!
Данг!
Сабли встречались и разбегались. Танец ускорился. Противники понимали, что скоро усталость накроет волной и тогда жди беды.
Цанг!
Данг!
Цанг!
Ца…
Хриплое бульканье прервало песнь сабли. Брови нахмурились, не веря в произошедшее. Давление усилилось, и голова шлёпнулась на затоптанный ковёр.
Перешагнув через завалившееся тело, Назым устремился к Абигайль. Алый и серый. Серый и алый царили кругом.
– Прости, – прошептал Назым и осторожно поднял Абигайль на руки.
Он шёл, не останавливаясь. Воины, выстроившиеся шеренгой, склоняли головы в знак почтения и скорби. Назым бережно уложил Абигайль в повозку.
– Запечатай, – бросил он подошедшему магу и направился к своему скакуну.
– Назым! Стой!
По лестнице быстро спускалась девушка. Стража было перегородила ей путь, но Назым покачал головой.
– Что тебе нужно, Эсмира? – холодно бросил он.
– Пощади нас, брат, – прошептала она и упала на колени.
– Мне нет до вас никакого дела, Эсмира. Вы для меня мертвы. Вы не поняли моих стремлений тогда, не поняли и сегодня. Аллах вас рассудит, Эсмира. Но больше не попадайтесь на пути. Милосердия не будет, – Назым взобрался на коня. – Едем.
Назым не оборачивался на бывший дом. Всю дорогу смотрел прямо. С каждым шагом лицо превращалось в безэмоциональную маску.
По вечерам в шатре он скрупулёзно изучал книги, допытывался у мага возможно ли осуществить то, что он задумал. Маг лишь пожимал плечами, говоря, что никогда не сталкивался с таким.
– Возможно Хранитель обладает нужными знаниями, – проговорил старик, покидая шатёр.
– Значит, у меня появилось больше поводов стать Хранителем.
Часть 2. Сила музыки
Воспоминания порой стоит отпускать. Согласны? Хорошие они или плохие. Но нам нравится в них погружаться, так же как и в музыку.
И ведь она на нас действует. Но как? В чем ее сила? Что она открывает, на что толкает? На эти вопросы ответят истории в нашем втором зале. Здесь мы услышим не только аккорды, но и силу любви к человеку, искусству, которая может вытянуть из… Что же имелось ввиду узнаете из рассказов.
А чтобы погрузиться в атмосферу – представьте, что вы нашли граммофон. И на время остались одни. Читая истории, включайте ту самую музыку, которая вдохновила авторов и погрузитесь в ее магию, посмотрите на рассказы этой части как на концерт. Или особое представление.
Петерменнхен
Инна Фохт (ник в инстаграм @innafocht80)
Ночь тихонько опустилась,
В небе ярких звёзд ковёр.
И огнями осветились
Остров, замок, гладь озёр.
Двери заперты и окна,
До утра закрыт ШверИн.
Только кажется, что в замке
Заиграл вдруг клавесин.
Показалось, будто в башне
Свечи жёлтые зажглись.
От окна к окну всё дальше
Свечи шли, спускаясь вниз.
Тихо лестницы скрипели.
Тапки мяли ковролин.
Клавесин и скрипки пели,
Эхом вторил им ШверИн.
Добрые сюиты Баха
Наполняли тронный зал.
В тапках и в ночной рубахе
Петерменнхен танцевал.
Он кружил в спокойном вальсе,
Представляя рядом женщин
Тех, с которыми встречался
В своей жизни Петерменнхен.
Век за веком пролетает,
Всё меняя, в вихре дымном.
Он же в замке проживает
Приведением незримым.
Днём прозрачной невидимкой
За туристами летает.
Знает, о его поимке
Каждый, кто пришёл, мечтает.
Но не раз он не был пойман,
Хоть с людьми всегда он рядом.
Вместе с ними в зале тронном
Хвастает своим нарядом.
И у гида за спиною
Слушает он про ШверИн.
Или в герцогских покоях
Залезает на камин.
Он же дух, ему всё можно:
Красить стены мягкой кистью,
В оружейной осторожно
Пистолеты, ружья чистить.
Знает в замке каждый угол,
Сколько комнат, сколько башен.
Часто маленький хитрюга
Здесь пугал людей бесстрашных.
В сад гулять идёт он после
Иль в конюшню, иль во двор.
Облетает целый остров,
Что лежит меж двух озёр.
Красота!.. А ночью тёмной,
Когда опустел ШверИн,
Когда город спит огромный,
Петерменнхен вновь один.
Музыку включает Баха,
«Возвращаясь в забытье»,
И вальсирует без страха
В залах, в спальнях и в фойе.
И сегодня Петерменнхен
В тронном зале танцевал.
– Я считала, что ты меньше! —
Голос призрак услыхал.
Видит, вышла из-за трона
Девочка лет десяти.
– Анхен я. Будем знакомы.
Ты напуган? Ну, прости.
Растерялся Петерменнхен,
Руку девочки пожал.
И воскликнул:
– Доннерветтер!
Как тебя я прозевал?!
Анхен? Что же, рад знакомству.
Ты пришла меня поймать?
– Не поймать, увидеть просто.
Может быть, расколдовать.
– Ах, ты чары снять не сможешь, —
Призрак сделал реверанс. —
Но в другом ты мне поможешь:
Приглашаю Вас на вальс.
Голову в ответ склонила,
Скромно улыбнулась Анхен.
И под Баха закружились
Девочка и Петерменнхен.
Утро солнышком рассветным
Зал огромный осветило.
По старинному паркету
Девочка одна кружила.
Двери в замке отворились.
Мать бежит навстречу дочке.
Словно в небе, растворились
Злые чары этой ночью…
Золотым огнём сияют
Пики башенных вершин.
Вновь туристы приезжают
В город небольшой ШверИн.
Восхищаются: «Красиво!
Статуй множество древнейших!»
…В барах подаётся пиво
Под названием «Петерменнхен»…
Большое маленькое счастье
Элла Чак (ник в инстаграм @ellabookwriter)
Год назад в консульстве я познакомилась с будущим мужем Хенриком. Когда его контракт закончился, мы переехали в Швецию, пожить годик в Стокгольме.
Душа тянулась к прекрасному, и я вышла на работу экскурсоводом в музей группы АББА. Поп-группа семидесятых за десять лет существования изменила музыкальный мир Скандинавии, продав триста пятьдесят миллионов дисков.
Руководство музея позволило превратить пустующее помещение в стилизованный временем диско-зал. Когда вместе с туристами мы попадали внутрь, над головами зажигались звёзды зеркального шара. Звучали популярные хиты. Туристы танцевали, напевая слова знакомых песен.
Незаметно наступил декабрь. За ночь выпал снег. Один раз и на всю зиму, которая заканчивается в Швеции в конце апреля. В России снег хрусткий, звонкий, общительный. В Стокгольме такой же, как горожане. Давишь его, молчит. Не поддаётся. Держит нейтралитет в общении и скуп на эмоции, заметая следы бестактного вмешательства свежим сугробом. Познакомиться с кем-то сложно. Здесь не принято угощать соседей пирогом, приглашая на чай, или одалживать соль. Друзей я не завела, радуясь одним коротким встречам с «моими» туристами.
Вбежав в музей, стряхнула с шапки снежный нимб, торопясь согреться чаем. В подсобке застала Туве, стажёра из института искусств. Угрюмый парень с синими волосами. Я лепетала ему о встрече с соотечественниками в первой утренней группе, толком не понимая, слушает он меня или музыку в беспроводных наушниках. Синяя шевелюра Туве снова напомнила о шведских сугробах, окоченевших душах горожан, сравнимых с восковыми экспонатами музея.
Туристы прибыли вовремя. Розовощёкие с мороза они сдавали пуховики, спрашивали про туалет и сувениры. Я ждала, пока пройдёт возбуждённая суета и мы сможем начать экскурсию. Только группа не торопилась.
Подружки блондинки, одинаково одетые и причёсанные, уселись в кресло, согнувшись над телефонами. Мать зачитывала сыну подростку скучнейший путеводитель. Внимание парня отвлекал неспешно плывущий ледоколом серый трамвай, разбивающий носом снежную гладь. Супружеская пара в красных свитерах, скрестив руки, нервно поглядывала на часы.
– Вы готовы начать экскурсию? – жестами я приглашала группу подняться с кресел.
– Не-а, мы ждём! – произнесла блондинка, не подняв головы от смартфона.
– С нами в группе девушка, – принялась объяснять мать подростка, – она с палочкой. Не может быстро ходить.
– Всегда ждём этих Королёвых! – Обернулась от окна дама в пуловере. – Третий день экскурсий проходит вот так! Стоя в предбанниках!
Я поспешила к центральному входу, может, потребуется предложить пандус для подъёма? Через прозрачную дверь увидела худенькую невысокую посетительницу, лет шестнадцати. Мама держала её под локоть, аккуратно делая короткие шаги вместе с дочкой. Девушка подняла голову. Из-под широкой розовой шапки виднелись пики чёрных прядей. Кожа бледная настолько, что Стокгольмский снег на её фоне переливался ямайским загаром. Под глазами неловко замазанные синяки. Про неё хотелось сказать «обнять и плакать». Так подумала и я… до тех пока не встретилась с ней взглядом.
Мне тридцать пять, удалось повидать многое. Дурное и радостное. Но никогда я не смотрела на мир, как она. Никогда во мне не было столько силы, принятия и воли. Упрямые синие глаза под прозрачными веками уставились, словно якорь тонущей в буре лодки, схватившейся за вытянутую руку рифа. По канатной нитке, что соединила нас, девушка продолжила подниматься по лестнице. Она потянулась к ручке двери. На тонком запястье мелькнул фиолетовый браслет с медицинским крестом в шесть лучей и надписью «epilepsy». Эпилепсия.
– Здравствуйте, – вытянула она руку и я аккуратно пожала торчащие из обрезанной варежки тёплые пальцы. – Я… Даша… простите… что задерживаю… группу, – медленно произнесла юная посетительница, опираясь на трость. Мама торопилась помочь ей с курткой, сняла с дочери шапку, протянула пластиковые очки.
– У нас много времени, не беспокойтесь. – ответила я. – Слева туалет, можно делать фотографии. Экспонаты древние, мы их не трогаем.
Я улыбнулась как можно естественней и юркнула в подсобку, набирая номер Туве.
– Алло, Туве! У меня в группе девушка! Ей нужен стул! Принеси, пожалуйста, во все залы!
– Чего?..
– Стулья тащи! – заорала я, – зачёт хочешь или нет?!
Старый добрый язык шантажа понятен любому, несмотря на мой неидеальный шведский.
– А… Бегу! Но у нас всего два стула в подсобке!
– Значит, переставляй, пока будем идти! И так, чтобы группа не видела!
Помня о Даше, я на ходу меняла план повествования и скорость передвижения, давая ей больше времени на знакомство с экспонатами. Не из-за моего особого к ней отношения. Из-за её иного видения.
Девушка с фиолетовым браслетом ловила каждое слово. Я замечала, как она шепчет губами ответ, пока я пыталась расшевелить туристов вопросами или шуткой. Улыбалась и кивала, если мои рассуждения совпадали с её. Даша внимательно рассматривала поношенную золотистую бахрому на концертном костюме, пересчитывала царапинки на виниловом диске, водила пальцами по лицам фигур участников группы. Заметив пристальный взгляд дамы в красном, Даша смущённо отодвигала руку. АББА значила для неё нечто большее, чем геометка с фоткой в инстаграме двух блондинок.
– Её любимая музыка. – Подтвердила мою догадку мама девочки.
Женщина села на стул, который Туве таскал из комнаты в комнату, ни разу не попав в поле зрения. Я решила поставить ему отлично за практику.
– Мы приехали в Швецию-то только ради Аббы этой. Подарок Даше на семнадцать лет. Так упрашивала! Всё из-за песни какой-то… особенной.
– Ваша дочь занимается музыкой? – спросила я.
– Танцами. Занималась. Пока не заболела. Ей опасно стоять-то без опоры, не то что танцевать. Приступы случаются неожиданно. Она уже столько костей переломала.
Я поняла, почему на Даше пластиковые очки. Если упадёт лицом вниз, осколки не поранят глаза.
Женщина поднялась со стула, на который её дочь не села ни разу.
– Погоди, Даша, я помогу тебе с дверью.
Дверью! Я не собиралась сегодня сворачивать в диско-комнату! Зачем мучить девушку, которая не может танцевать!
– Боже… что за чудо… – услышала я голос Даши. – Какое волшебство…
Её обогнули подружки. Одна разлеглась на полу, укладывая полукругом длинные волосы, чтобы сделать фото, бегающих по ним серебряных искр. С какой лёгкость девушка могла лечь и снова подняться на ноги. Понимает ли она своё счастье? Простых и незаметных повседневных движений: плавных сгибаний локтей и коленей, ставших для Даши непозволительной роскошью.
– Этот зал ещё не готов. – Придумывала я на ходу.
– Что здесь… будет? – спросила Даша, загипнотизированная зеркальным шаром.
– Пока думаем.
Одна из блондинок надавила плей на музыкальном центре. И кому я говорила, что нельзя прикасаться к экспонатам!
Заиграла песня «Dancing Queen».
– Моя… любимая… – прошептала Даша. – Мама, ты слышишь… это настоящее чудо… моя песня… играет!
Даша закрыла глаза, угловато покачиваясь в такт мелодии. Мать подбежала к ней:
– Пожалуйста, опирайся на что-нибудь! Упадёшь!
– Нет! – отбросила она трость, – музыка… меня… поймает!
– Не поймает! Снова сломаешь руку! Забыла про три перелома?!
Людям с эпилепсией сложно соблюдать равновесие. Я волновалась за Дашу не меньше её матери, а потом… потом старенький музыкальный центр зашипел, и песня оборвалась. Никогда я так не радовалась поломке оборудования.
– Техника старая, – успокоилась я, что девушка не упадёт в попытке танца, – идёмте дальше.
Группа потянулась на выход.
Одинокая тонкая фигурка замерла в оглохшей темноте с валяющейся под ногами тростью. Даша была рада одному, что никто не видит падающих с её подбородка слёз.
«You are the Dancing Queen, young and sweet, only seventeen. Dancing Queen, feel the beat from the tambourine.
You can dance, you can jive, heaving the time of your life. See that girl, watch that scene, dig in the Dancing Queen»
Девушка обернулась на подростка в дверях. Парень держал телефон с включенной песней. – Ты можешь потанцевать…
– Нельзя ей, – обернулась мать. – Она упадёт! – женщина прикоснулась к руке дочери, пытаясь её увести. – Идём, родная, ну же, давай. – Тянула она заплаканную Дашу к выходу.
– Стойте!
Заметив происходящее, одна из блондинок кивнула подруге, – я кое-что придумала!
Вернувшись в зал, девушка приблизилась к Даше, – она не упадёт, если мы встанем кругом и подстрахуем её!
Мать парня поспешила присоединиться, – а как нужно встать?
– Вокруг Даши! Протяните ладони, вот так! – командовала блондинка, показывая, что делать.
Я поспешила к группе, оборачиваясь на пару супругов. Мужчина в пуловере вздохнул и потащил свою даму в кружок, – пошли, поможем им! Ты разве не видишь? Это круг большого маленького счастья!
В тот день я решила заняться изучением психологии. Всякий раз удивляюсь, проживая неповторимую историю с очередной экскурсией, с людьми, которых называю «моими». Эмпатия, казалось бы, замкнутого парнишки, находчивость самовлюблённой блондинки, мудрость эгоцентричного мужчины. Сколько ещё открытий предстоит совершить, если за истекший час моя душа уже разбилась эмоциональным калейдоскопом?
Звуки наполнили зал. Вытянутые мягкие ладони придерживали Дашу, пока она находилась в центре плотного кружка. Внутри безопасности, внутри танца, не скрывая слёз счастья. Она медленно вращалась, совершая угловатые движения. Мы все пели Dancing Queen и плакали. Дашу держала музыка и наши осторожные прикосновения.
Туве заглянул в зал. Он заметил валяющуюся в стороне трость и кружок туристов. Каких только танцев не случалось в диско-комнате. Нашу интерпретацию зарёванного хоровода он принял за сентиментальный обряд язычников. Стажёр всё же дёрнул в сторону уголком губ, заряжаясь искрой.
Что произошло с нами на самом деле, не объяснить словами. На какие чудеса способна музыка, человеческое прикосновение и сила танцующей королевы, теперь знают наши пылающие сердца.
