И мне мучительно захотелось заполнить все пустоты в его душе и жизни, как-то способствовать адаптации к мирной жизни.
«И даже неважно, будем ли мы вместе как мужчина и женщина, как пара, чисто по-человечески», – убеждала я себя.
«Ой, себе-то не ври, Сашка! Именно как пара. Ты ведь очень хочешь стать его женщиной, не так ли?» – отвечал мне внутренний голос. Так-то так. Только ни за что в этом не признаюсь. Никому. Даже себе. А уж ему – тем более.
***
Мои размышления прервал звонок от шефа.
– Александра, новости смотришь? Президентом и правительством принято решение о смягчении режима самоизоляции. Возвращаемся в Москву. В понедельник жду на рабочем месте.
«Господи, за что мне это? Не хочу, не хочу, не хочу уезжать!»
Я собирала вещи. Позвонила в дверь Сергея, чтобы попрощаться. Его дома не застала. Поняла, что номерами телефонов мы с ним не успели обменяться. Ещё несколько раз звонила в соседнюю дверь, но Сергей так и не вернулся. Я пыталась посылать ему мысленно импульсы:
«Вернись домой, вернись!»
Но безуспешно. Так и уехала, не попрощавшись.
***
Москва удивила непривычной безлюдностью. И людей, и машин на улицах мало.
Дома было относительно чисто, хотя я отсутствовала почти полтора месяца. Вытерла пыль, вымыла окна и полы. Давно уже работа по дому не приносила мне такого удовлетворения. Перед походом в супермаркет сварила кофе. С наслаждением вдыхала любимый аромат, уютно устроившись в любимом кресле. Ощутила радость от возвращения домой.
После ужина зависла в соцсетях. Одна мысль настойчиво сверлила мне мозг: Сергей. Сначала она колола виски тонкой иголочкой, потом превратилась в самую толстую иглу от бормашины, ну той, что стоят в кабинетах стоматологов.
Попыталась найти в инстаграме Сергея. Благодаря болтливости ярославской соседки моей тёти Таи – Анны Семёновны, я знаю его фамилию, довольно редкую. В инстаграме, где я бываю чаще всего, по фамилии его найти не удалось. Хотя кто знает – он здесь, может быть, какой-нибудь @polkovniky_nikto_nepichet? Засыпая, думала о том, что надо поискать его в других соцсетях.
***
Московская жизнь закружила, затянула, словно огромный водоворот. Первая планёрка повергла в шок. Шеф был рад нас всех видеть, но почему-то прятал глаза. Смотрел секунду на нас, переводил взгляд на дверь, окно, лампочки на навесном потолке, кактусы, разведённые в его кабинете делопроизводителем Алёной. Александр Иосифович обводил мизинцем правой руки рисунок дерева на своём столе – пластик он не любил. Вид имел весьма обескураженный.
Всё выяснилось, когда он предоставил слово своему заму Иосифу Шейману. Фамилию последнего персонажа всем в нашей редакции хотелось произнести по-другому: Шельман. Внешне Иосиф напоминает знаменитого продюсера – своего тёзку. Он невысокого роста, лысый, похож на похудевшего Шрека. Глаза хитроватые, голос вкрадчивый, общее впечатление от Аркадия: если он встретит человека семи пядей во лбу, то и такого объегорит.
Когда он начал вещать, все сразу поняли, почему Александр Иосифович вёл себя так необычно. Дело в том, что до коронавируса шеф настаивал на честности в отношениях с нашими авторами. Он говорил, что сотрудничество должно быть взаимовыгодным.
«Талант не должен быть голодным, – заявлял он тогда, – он должен заработать на кусок хлеба с маслом, да ещё и с икрой. Если он живёт в приличных условиях, имеет хорошую машину, обеспечивает лучшее образование своим детям, ездит отдыхать туда, куда хочет, а не туда, на что хватает денег, то он и шедевр родит нам в срок».
Не все с ним соглашались. Мировая литература знает множество примеров, когда бестселлеры написали авторы, находящиеся в весьма стеснённых условиях. Начиная с множества российских писателей XIX века, с трудом сводивших концы с концами, неделями питавшихся лишь хлебом и чаем, творивших в тёмных и сырых каморках, в углах, покрытых плесенью, и до Джоан Роулинг, например. Она писала свои книги о Гарри Поттере в кафе, потому что у неё не было денег на то, чтобы оплачивать отопление своего скромного жилья.
Иосиф Шейман начал по-другому.
«Уважаемые коллеги! Жизнь заставляет нас менять политику нашего издательства. Книжные магазины закрыты, продажи упали почти до нуля. Мы должны зарабатывать! Ищем на Литресе, Ридеро, прочих ресурсах, в инстаграме, молодых, интересных авторов! Предлагаем им сотрудничество. Заключаем договоры. Никаких пунктов о выпуске бумажных книг. Права на их электронные версии должны стать нашими. И ещё мы должны создавать аудиоверсии. Люди охотно слушают аудиокниги в машине», – излагал он новую политику издательства.
Всё больше моих коллег хмурилось.
– Но это же обман! Ни за что не буду предлагать этого Егору Л., – сказала Кира.
– Где мы возьмём столько молодых и талантливых? – спросил Сева Игнатьев.
– Где – я уже сказал, – кипятился Шейман. – Читайте больше! Я вот за две недели наметил целый список.
– И что, много накопали? – Сева всё сильнее нарывался на неприятности.
– В инстаграме: Настя Б., Наталья Л., Любовь К., Александр Г., Александра Д., Татьяна Ж., Жанна Д., Ольга Г., Анастасия Д., Евгений М., Анастасия С. – все они должны быть нашими! – заявил Иосиф.
– Почти обо всех впервые слышу, – не унимался Сева.
– Вот, на днях ещё нашёл: Ирина Ломакина.
– Ломакина уже немолода, – Сева кого-то всё же читал.
– Бес-то-лочь! Дело не в возрасте, а в перспективности автора! Да, тётка немолода. Но пер-спек-тив-на-я! Слог неплох, сюжетов – море, пишет в разных жанрах, быстро, каждый день.
– Ну, уж прямо, вторая Донцова?
– Донцова – не Донцова, а работать с ней надо! – сказал Иосиф.
– Александра! Ты возглавишь новое направление! – обратился он ко мне. – Мы будем авторов о-бу-чать! Проведём платный марафон. Цену на первый раз поставим символическую. Наша задача – чтобы на удочку клюнуло как можно больше народу. А мы потом: «Бах!» Цену поднимем и будем в шоколаде. Дальше предложил мне составить план обучения, набрать лекторов из наших. Пятнадцать человек намечено задействовать на этом направлении.
Коллеги вяло возражали.
– А кому не нравится – пишите заявления об увольнении. Сокращения всё равно будут. Вы должны бороться за место под солнцем, – резюмировал зам.
***
Села я этот план писать. Ничего нового придумать не удавалось. Всё уже было! Вот – вроде и повышение, а я не рада. Надо срочно советоваться с Алисой, Катей, Игорем – в них я вижу педагогические наклонности.
Роман тоже не писался.
Я полезла в «Вконтакте» и «Одноклассники». Сергеев с редкой фамилией нашлось сорок восемь. Но житель Ярославля, подходящий по возрасту, – только один. Ура! Рассматривала фотографии, скопировала себе несколько штук, загрузила в телефон. Пусть Сергей будет всегда со мной!
Три дня думала, что ему написать. На четвёртый родила странное: «Ты ли, чо ли? Привет!» Затем спросила про Настю – поправилась ли она. Сергей ответил быстро. Написал, что тоже искал меня, но безрезультатно. Тут я поняла, что меня, вообще-то, хрен найдёшь. Я ж везде регистрировалась без фамилии. В логинах указывала только, что я – Александра, редактор.
Сергей рассказал, что с дочкой уже всё хорошо, хотя это был явно коронавирус. Он разговаривал с девочкой по скайпу, та сказала, что перестала чувствовать запахи, смеясь, носилась по квартире, распыляя мамины французские духи, и совсем не чувствовала запахов. Понравилось, что Сергей интересовался моими московскими делами и не скрывал, что рад нашему общению.
«Саш, приезжай на выходные в Ярославль», – написал он вскоре.
Я призадумалась. А почему бы и нет?
Я собиралась ещё несколько недель. Приехала в конце августа. У Сергея в этот день была заранее назначена встреча с дочерью. Сначала мы вместе пошли в магазин, выбрали ей для школы сарафанчик в серо-бордовую клетку, плиссированную юбку, белую блузку и новый рюкзачок с единорогом. Девочка была очень довольна покупками. Все вещи она выбрала размера 146, хотя её мама говорила про 140. «Я же расту!» Удивительная практичность для маленькой девочки.
Потом мы пошли гулять в историко-архитектурный музей-заповедник на территории бывшего Спасо-Преображенского монастыря. Я не приходила сюда несколько лет. С удовольствием посетили музеи. Насте особенно понравилась карета бывшего ярославского губернатора, действительно классная антикварная вещь, изготовленная в Париже на заказ. Только жалко, что посидеть в ней не разрешают.
Но потом мы пошли на звонницу, девочке там разрешили позвонить в колокола, то-то было восторга! Медведица Маша – символ Ярославля ей тоже понравилась. А я не люблю животных в клетках.
Но вообще на территории музея-заповедника мы чувствовали себя очень хорошо. Цвело много цветов, пахло спелыми яблоками. Продавались сувениры. Мы нашли симпатичное кафе, в котором кормили вкусно, недорого, предлагали свежую выпечку.
Мне понравилось общаться с Настей. Вечером, когда её забирал отчим, я поняла, что она и с ним ладит. Девочка смогла принять развод родителей как данность.
***
А потом была та ночь, лучшая в моей жизни. Проводив девочку, мы поднялись ко мне. Сергей меня поцеловал. А потом нас так закружило… Не помню, как мы оказались в постели. Но так хорошо мне никогда в жизни ещё не было. Каким-то непостижимым образом мы чувствовали друг друга каждой клеточкой. Раньше я думала, что любила Мишку. Тогда я не знала, что такое любовь.
Мы не спали всю ночь. Страсть сменялась нежностью, нежность – страстью. Почти весь следующий день провели в постели. Вылезали, пили кофе, готовили яичницу с беконом, заказывали суши и опять оказывались в постели. Я собиралась вечером ехать в Москву, но осталась ещё на ночь. Выехала в пять утра.
Несмотря на то, что принимала душ, я всю неделю чувствовала на себе руки любимого, его губы. Жила, как будто в чудесном сне, это как наваждение, но оно восхитительно. Мне хотелось бросить всё – работу, квартиру, и уехать в Ярославль. Мы ежедневно созванивались, а в пятницу он сам приехал в Москву. Выходные провели в ярославском режиме: постель, ласки, кофе, яичница с беконом. И мы опять любили друг друга, и заказывали суши.
В воскресенье вечером Сергей мне сказал, что утром у него назначено собеседование по поводу работы в Москве. В подробности он не стал вдаваться, боясь сглазить. Я пожелала ему «ни пуха ни пера!» И «ругала» его в понедельник: «Непутёвый, неприкаянный, милый, любимый, дорогой, ненаглядный, лучший в мире, единственный, долгожданный…»
Он вернулся домой с победой! Ему предложили работу инструктора по подготовке бойцов спецназа. Сергей был воодушевлён, чувствовал, что это его работа. Я рассмеялась: «Теперь мы будем коллегами. Ты будешь обучать бойцов, а я молодых писателей».
Сергею надо приступить к работе через неделю. Он собирался в Ярославль за вещами. Решили, что жить он будет у меня. Переживал он только за то, что если переедет жить в Москву, то будет редко видеть Настеньку.
– Да ты что? Ты же не во Владивосток собрался! Если выехать пораньше, до пробок, то до Ярославля за три часа доехать можно. Будешь часто ездить. Вместе будем. Поезда тоже идут не больше четырёх часов. И без пробок.
– Саш, ты такая у меня умница! Я так тебя люблю!
Я проводила его на поезд в понедельник. Во время рабочего дня я очень занята, но всё равно звонила ему несколько раз. А когда вернулась домой, то не находила себе места. В ванной витал запах его одеколона. На лоджии пахло его сигаретами. Его подушка пахла им.
Спать не хотелось. Я села за компьютер. Роман не писался. Тогда я стала чистить компьютер. Давно этим не занималась. Много скопилось файлов и папок, которые вряд ли когда-нибудь понадобятся.
Я наткнулась на папку «Мама». В неё я когда-то скачивала клипы для мамы. Её любимые группы и певцы. Музыка старая, её любимая. «АББА» и Тото Кутуньо, Трофим, Олег Митяев, «ДДТ». И самая мамина любимая певица – Анна Герман.
«Дурманом сладким веяло, когда цвели сады…»
Музыка заполнила комнату, а я думала о том, что моя любовь пришла ко мне в ту пору, когда яблоки созрели. И что я никогда никому не дам разлучить нас с Сергеем. Никакой красивой и смелой!
«И платье шила белое, когда цвели сады…»
Да, я хочу замуж за моего полковника! И платье белое хочу! Или кремовое, цвета шампанского или слоновой кости… Плевать, что я уже была замужем. Всё, что раньше происходило в моей личной жизни, отошло на второй план. Я смотрела на своё прошлое как бы со стороны. Мне казалось, что всё это было не со мной.
И сына я Сергею обязательно рожу. Интересно, обрадуется ли Настя братику?
Лишь к утру мне удалось уснуть. Мне приснился мальчик с ореховыми глазами, очень похожий на своего отца.
Что можно открыть? Глаза, дверь или… ох, надеюсь вы еще не устали и готовы к необычным историям об искусстве не только рукотворном. Давайте без предисловий – сразу к ним.
Инна Фохт (ник в инстаграм @innafocht80)
Всё родил Абсолют, вышло всё из Сверхсвета.
И вернётся туда, путь окончив земной.
Но умом не постичь человеку всё это.
Что даровано свыше, постигаем душой.
Свет струится везде. Протяни только руку,
В Книге Мира пиши кистью или пером.
Снова мысли твои хороводят по кругу.
Пусть идеи внутри прорастают зерном.
Зарисуй каждый лик, не теряй ни минуты!
Маслом холст оживи, опиши то, что ждёшь!
Что пока ещё спит и что видится смутно…
Я ж сегодня хочу оживить краской дождь.
Разукрасить осеннюю хмурую серость.
Дождь стекает стеной, лужи, негде ступить.
Осень в небе на тучах вальяжно расселась…
Только я не могу этот дождь не любить!
Я смотрю из окна, как бежишь ты по лужам
В ярко-красном пальто под раскрытым зонтом.
Я тебя уже жду. И никто нам не нужен.
Как за ширмою, спрячемся мы за дождём.
Ты промокла до нитки. Мы сумеем согреться.
Не ругай только зря этот бурный поток.
В моём сердце тепло разольётся, как в детстве,
Яркий свет озарит стены, пол, потолок.
Я возьму этот свет и вплету его в косы
Поздней осени нашей, чтобы скрыть седину
Её длинных волос. Самовольно, без спроса.
А потом в глубине её глаз утону.
Потому что люблю этот дождь, этот мир я!
Потому что заполнить хочу пустоту!
Слышу я, как поёт где-то нежная лира
Сквозь завесу дождя вижу в небе звезду…
Свет струится везде, протяну просто руку.
В книге мира пишу кистью или пером.
Снова мысли мои хороводят по кругу
И идеи внутри прорастают зерном!
Всё родил Абсолют, вышло всё из Сверхсвета.
И вернётся туда, путь окончив земной.
Но умом не постичь человеку всё это.
Что даровано свыше, постигаем душой.
Айса Унгарлинова (ник в инстаграм @aysa_story)
Каждый день я приходил обедать в кафе на углу Петровской. Итальянская кухня местного шеф-повара славилась на всю округу. Столик у окна в конце зала встречал только меня. Последние недели я ждал обеденного часа, как никогда. Не то чтобы хотел отведать фирменной пасты, а потому что желал увидеть её. Загадочную незнакомку.
Она приходила в кафе в полдень, как и я. Заказывала чашку кофе и пирожное. Её грустный взгляд устремлялся куда-то вдаль, поверх посетителей. Казалось, в голове теснились тяжёлые мысли, вызывая особенное выражение задумчивости. Напряжённые брови сдвигались, образуя на лбу еле заметную складку. Рыжие волосы, собранные в небрежный пучок и местами ниспадающие на плечи, придавали девушке подростковую непосредственность. Обычно она доедала пирожное и смотрела в окно, подперев ладонью щёку.
Я машинально поглощал обед и словно заворожённый, смотрел на неё. Было в ней что-то притягательное. И я не мог понять что.
В тот день я вошёл в кафе и увидел, что мой столик занят, как и все остальные. Незнакомка сидела одна, отстранившись от реальности. Хотел было уйти, но желудок угрожающе заурчал. Вдохнув побольше воздуха в лёгкие, я подошёл к девушке и спросил, не могу ли составить ей компанию. Затуманенные глаза, вырванные из параллельной вселенной, уставились на меня.
– Да. Я уже заканчиваю, – незнакомка сделала глоток кофе и приняла обычную позу мыслителя.
Официант принёс счёт. Девушка поспешила расплатиться. Она суетливо вытаскивала купюры из кошелька, будто делала что-то постыдное. Внезапно монеты выпали на стол и со звоном покатились на пол. Я бросился собирать деньги.
– Пожалуйста, – протянул незнакомке ладонь, полную блестящих рублей. – Меня зовут Герман. Обедаю тут каждый день. Вы, кажется, тоже?
– Да, – опустив глаза, ответила она.
– Сегодня многолюдно. Вы где-то поблизости работаете?
– Извините. Мне пора, – девушка встала и направилась к выходу.
«Ну вот и познакомились», – подумал я, смотря вслед незнакомке.
В окно проплыла знакомая голова с рыжим пучком.
«Я должен её догнать», – поспешил на улицу в ту сторону, куда удалялась девушка.
Поймав взглядом рыжий пучок в толпе, я почти бежал, чтобы не потерять его из виду. Незнакомка свернула в галерею и скрылась за закрытой дверью. Ловко огибая фигуры прохожих, я заскочил в здание и попал на выставку. Стены большого зала, увешанные картинами, завораживали. Огляделся по сторонам: рыжего пучка не заметил. Несколько человек с умными лицами рассматривали полотна. Ощущение, что на меня кто-то смотрит, заставило обернуться. Я и, правда, был под прицелом нескольких глаз. Странная картина сначала удивила, потом испугала. Будто я взглянул в поломанный калейдоскоп, где все детали перемешались и приобрели неправильные формы. Глаза, большие и маленькие, покачивались в разноцветных волнах и внимательно наблюдали за мной. Чем дольше смотрел на картину, тем больше она околдовывала меня.
– Удивительная вещь, не правда ли? – пожилой мужчина в сером строгом костюме незаметно подошёл ко мне.
– Да, необычно.
– Знаете, абстрактная живопись весьма интересна. Вы можете не искать в ней смысла. Его просто-напросто нет. Зато эти картины наталкивают на любопытные мысли. Есть над чем подумать, не так ли? – глаза старика страстно сверкали из-под нависших бровей.
Казалось, разговор доставляет ему огромное удовольствие. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что ответить. Никогда не был почитателем такого рода творчества и не мог описать ощущения, которые вызывает картина.
– Каждый найдёт здесь что-то своё. Автор только дал нам пищу для размышлений, – продолжил старик, поглаживая седые усы, – кстати, вы знаете, кто написал эту картину?
– Нет, случайно вошёл, даже не знал, что тут выставка.
– Хотите, познакомлю с автором? Если, конечно, вам понравилась картина.
– О да, я бы с радостью…
– Погодите минутку, – он скрылся за служебной дверью и через несколько секунд вернулся.
Речь старика продолжала литься плавно и страстно. Пожалуй, он часами мог говорить о работах художника.
– А вот и София. Позвольте вам представить – София Бельская. Талантливый художник и автор этих картин, – лицо старика расплылось в счастливой улыбке.
Мой взгляд наткнулся на рыжий пучок. Щёки девушки зарделись густым румянцем.
– Здравствуйте. Очень приятно. Я Герман, – моё сердце учащённо забилось.
– И мне, – сказала София смутившись.
– У вас прекрасные картины.
– Благодарю, – она неожиданно развернулась и покинула зал.
– Я что-то не так сделал?
– Прошу прощения. София – моя дочь. Она социофоб. Ей тяжело даётся общения с людьми, понимаете? Она страдает от собственной несовместимости с внешним миром, поэтому абстракция стала чуть ли не единственным способом примирения с действительностью, – старик тяжело вздохнул и продолжил, – ей трудно подобрать слова, а с помощью картин она выражает свои ощущения. Это непросто. Прошу прощения ещё раз.
Я молча кивал, не найдя что сказать. Глаза старика потускнели и, сам он сгорбился, сделался меньше.
– Я, пожалуй, пойду, – тихо сказал он и откланялся.
Мне стало жаль убитого горем отца, ещё недавно счастливого и довольного успехами дочери. С каким восхищением он рассказывал о её работах, с таким же сожалением покидал галерею.
Я стоял напротив картины. Десятки глаз впивались в мою кожу, пытаясь пробраться внутрь, прочесть мысли, понять поступки. Я поёжился от странного холода, охватившего тело, и понял: София смотрела на меня глазами картины. В силу своей меланхоличной натуры она не могла делать это открыто, поэтому нашла другой способ.
Постояв ещё какое-то время, я ушёл. В кафе на Петровской София больше не появлялась. А вскоре прошёл слух, что она с отцом уехала жить в деревню подальше от городской суеты, хотя, скорее всего, от людей.
Надежда Бурковская (ник в инстаграм @nadezhdasandrolini)
ИСТОРИЯ 1
19 августа 2021 года. Париж.
В кабинете известного психолога царила тишина, лишь скрытые в стене часы громко тикали, отмеряя мелодичным звоном каждые тридцать минут. Это была одна из тех шуток, что веселят только её автора. Пациенты, кто тайно, кто явно, пытались найти источник раздражающего шума, но безуспешно. А для самого Яна отлаженный часовой механизм – лучшая музыка.
Ровно в десять дверь без стука распахнулась, Алина не утруждала себя условностями. Но красота у женщины как дипломатический паспорт – обладателю прощают всё. Лишь глубокие морщины на высоком лбу выдавали возраст пациентки. В остальном ей бы никто не дал сорок лет.
Ян нажал на кнопку, и отлично вышколенный секретарь внёс поднос с традиционным кофейным набором. Прекрасная дама поглощала эту отраву в пугающих количествах, пренебрегая молоком и налегая на мёд.
– О чём бы вы хотели поговорить сегодня? – звучный баритон с чуть заметной хрипотцой с первых минут расслаблял посетителей. Но не в этот раз.
– Хватит разговоров, полгода мы только и делаем, что болтаем, а я пришла к вам не за этим, – Алина залпом выпила первую чашку и тут же налила вторую, – дикие тарифы появились не из-за терапии как у всех мозгоправов, а благодаря знаменитой методике гипноза. Давайте действовать.
– Я надеялся, что вашего терпения и благоразумия хватит ещё на месяц, но можем попробовать. Итак, прошу чётко сформулировать запрос, – Ян поправил очки и открыл ящик стола. Одновременно щёлкнул пультом, и бессмертные голоса группы «ABBA» заглушили тиканье часов.
The gods may throw a dice
Their minds as cold as ice
And someone way down here
Loses someone dear
The winner takes it all
The loser has to fall
It’s simple and it’s plain
Why should I complain
– Да сколько можно, – начала Алина, но поперхнулась своим раздражением под строгим взглядом психолога. – Ок, повторю специально для вас в сто сорок девятый раз. Двадцать лет назад я зло подшутила над любимым парнем, такой уж вздорный был, да и есть, характер. Он психанул и пошёл на мальчишник вместо нашего свидания. 19 августа 2000 года Макс ввязался в пьяный спор и разбился насмерть, упав с Чёртова моста. А я больше никого не смогла полюбить. Достаточно чётко?
– Вполне, – Ян достал старинные карманные часы, инкрустированные рубинами плохой огранки. Просто удивительно, что можно откопать на блошиных рынках Парижа. – Смотрите, солнечный луч отражается от золотой крышки, играет с вами, следите за ним, внимательней, не отводите взгляд.
Вспышка!
19 августа 2000 года. Киев.
Летнее солнце раскалило город, наполнив его плавящим асфальт жаром и сожалениями о далёком море. На пляжах Гидропарка не протолкнуться, но тёплая вода Днепра и отсутствие даже подобия ветерка сводили на нет удовольствие от процесса.
Больше всего на свете Алина хотела остаться дома в компании кондиционера и новой книги Марининой. Но Макс всё слал бесконечные грустные рожицы в смс, как миллионер. Хотя его отец точно им был, так что единственный сын ни в чём не знал отказа. Пришлось натягивать самое невесомое платье и идти в Мариинский парк. Верный Ромео назначил свидание на мосту Влюблённых.
Алину не радовали ни обманчиво тенистые аллеи, ни фигура Макса с букетом роз наперевес. Ажурную конструкцию моста заменили более практичной в далёком 1983 году. Но Алина ездила с родителями-архитекторами в музейный комплекс народной архитектуры и быта под открытым небом в Переяславе-Хмельницком. И твёрдо предпочитала прошлую модель сегодняшнему недоразумению. Мост нависал над проезжей частью, споря высотой с девятиэтажным домом. Перила уродовали, то есть украшали, бесконечные ряды замочков с инициалами влюблённых.
– Ты знаешь, что за такие шалости в Венеции положен нехилый штраф? – не здороваясь, спросила Алина, подставив раскрасневшуюся от жары щёчку для поцелуя. – Спасибо за цветы, разрешаю тебе и дальше их держать.
– Вот заноза, – рассмеялся Макс, – спорим на Венецию, что ты забыла, какой сегодня день.
Алина лишь вздохнула в ответ, солнце хоть и шло баиньки, но палило, будь здоров, не до загадок.
– Сегодня ровно год со дня нашего первого поцелуя. Ты же знаешь предание? Если кого-то поцеловать посередине этого моста, то навсегда останешься в его сердце. А я хочу провести с тобой целую жизнь.
Противная струйка пота щекотнула живот, Макс отжигал не по-детски, как и всегда. «Угораздило же меня найти последнего романтика на обоих берегах Днепра. У меня дома можно поцеловаться с гораздо большим комфортом», – вскипела Алина.
– Ну знаешь, я не…
Вспышка!
– Я не смогла бы придумать лучшей годовщины! Как понять, где тут середина? Хотя можем целоваться через каждый шаг. А тебя ребята не ждут сегодня на мальчишник?
– Да ну их, Юрка второй раз женится за два года, тоже мне праздник.
– На свадьбу мы точно идём, маман отличное платье из Милана привезла.
– Договорились! Я люблю тебя.
– И я тебя.
19 августа 2021 года. Париж.
– Алина, слушайте мой голос, я досчитаю до трёх, и вы проснётесь. Один, два, три.
– Ой, что-то у меня голова кружится, – Алина села на кушетке, потянувшись за кофейной добавкой. – Мы закончили? Я почему-то не могу вспомнить деталей, лишь свет, солнце, жара. Послушаем запись?
– Вы знаете правила, запись только на следующем сеансе, – сказал Ян, а мысленно добавил, – если он вам понадобится, что вряд ли.
– Ох, и зануда вы, доктор, но что поделать, – рассмеялась Алина, в её сумке завибрировал телефон. Удивительно молодое лицо без единой морщинки стало ещё милее. – Простите, это муж, обещал за мной заехать, у нас сегодня годовщина. До встречи, Ян! – и продолжила уже в трубку – Максик, выхожу, конечно, мы залезем на эту чёртову башню сами, никаких лифтов. Что? Не чёртову, а Эйфелеву? Как скажешь.
Дверь за счастливой пациенткой закрылась. Ян откинулся в кресле и закурил, если к глупой электронной сигарете можно применить благородный глагол. «Знаменитая методика гипноза» в этот раз сработала отлично. «Динамика позитивная, хоть патент оформляй. Хотя до моей машины времени мир ещё не созрел, остановимся на „гипнозе“, пока что», – доктор улыбнулся и принялся заполнять дневник наблюдений за экспериментом.
ИСТОРИЯ 2
5 августа 1994 года, Лондон.
Ян всегда считал, что из отеля «Парк Плаза Виктория» открывается лучший вид на Лондон. Да, это не «Шангри-Ла» в небоскрёбе Шард. Но мост Тауэр с точки обзора птиц интересовал его меньше, чем люди. «Плаза» расположен в нескольких минутах ходьбы от железнодорожного вокзала Виктория, и какие интересные экземпляры выносит на тротуар прибой из безбрежного людского океана. Многодетная мать, явно мечтающая о самоубийстве, ловкий карманник, маскирующийся под продавца сувениров, офисный клерк, прячущий под отутюженной рубашкой кровоточащее сердце.
Лондон – огромный шведский стол для гурмана-психолога, коллекционирующего наблюдения. Даже бурлящему американским задором Нью-Йорку не тягаться с городом на Темзе.
– Ваш кофе, сэр, – официант нёс серебряный поднос с такой гордостью, будто вчера самолично вынес его под пиджаком из Букингемского дворца.
Волнующе пахнущий свежими новостями «Таймс» соревновался с ароматом горячих булочек. Кофе отменным вкусом заставил бы любой «Старбакс» позеленеть от зависти. На секунду Ян так ярко почувствовал безупречную гармонию бытия, что замер, наслаждаясь моментом. А потом открыл газету.
«Трагедия на съёмках», – гласил жирный шрифт. Ян хотел перелистнуть страницу, но глаза кольнуло знакомое имя. Дзынь! Отель «Плаза» лишился чашки веджвудского фарфора.
«Вчера, в деревне Лэкок графства Уинтшир, во время съёмок сериала „Гордость и предубеждение“ лошадь испугалась взрыва на соседней базе НАТО и понесла. Телепродюсер Би-би-си разбилась насмерть», – скомканная газета отправилась вслед за чашкой. Невозмутимый официант извинился перед другими гостями за шум и со скоростью королевских жокеев ликвидировал беспорядок. Ян этого не видел.
«Хелен, как же так? Безумие! Погибнуть под копытами лошади в двадцатом веке», – Ян попытался с силой хлопнуть дверью, но проклятый доводчик не позволил. Хотя неподдельный испуг, меняющей цветы горничной, стал равноценным эквивалентом.
«Всё в руках господа, бедная Хелен. Или нет? Это случилось вчера. Ещё никто из пациентов не возвращался на день назад. Возможно ли такое? Дьявольское искушение! Мне бы и в голову не пришёл подобный эксперимент. Знак? Насмешка? Вызов?» – Ян неподвижно сидел на подоконнике, не видя ничего, кроме рубиновых всполохов на крышке старинных карманных часов. Решение принято.
Вспышка!
4 августа 1994 года, Лэкок.
Современный городок за считаные недели превратился в живописную деревню прошлого века. Жители поломались для приличия, но охотно позволили дизайнерам перекрасить дома, а также сменить двери и окна.
Режиссёр решил использовать благоприятный прогноз синоптиков и снять заранее финальную сцену – двойную свадьбу Джейн и Элизабет Беннет. Съёмки затягивались и жители туманного Альбиона по привычке не надеялись на милость октября, или, не приведи боги синемы, ноября. Утро началось превосходно, если не считать хронического недосыпа всего актёрского состава, но кого волнуют такие мелочи. Причёски, грим и костюмы доведены до совершенства, лошади запряжены в коляски. Пора начинать.
«Внимание! По местам! Дорогие гости, выйдите из кадра», – вежливо протрубил мегафон. В голове Саймона Лэнгтона крутились гораздо более нецензурные формулировки. Набежала толпа поклонников Джейн Остин, да все коллеги, не разгонишь как куриц. А так и хочется крикнуть «кыш». Ну вот, фотографируются с лошадьми. Как дети, честное слово. Баабааах! Земля содрогнулась. «Опять? Проклятые военные! Мы же отправили им график съёмок. О Боже!», – режиссёр замер, отказываясь верить глазам.
Испуганная лошадь заржала и встала на дыбы. После короткого галопа повозка перевернулась, разлетевшись на куски от удара об землю.
За 5 минут до взрыва.
– Ян? Что ты здесь делаешь? – высокая блондинка поспешно слезла с лошади и нежно обняла давно потерянного однокурсника.
– Хелен, мне далеко до твоего пыла, но я тоже люблю классику. Обворожительна, как всегда. Участвуешь в съёмках?
– Язык как медовый пластырь, – рассмеялась Хелен, – я сейчас на Би-би-си, а здесь ищу вдохновение. Мой любовный роман отвергли три издательства. Я, конечно, не Остин, но какого дьявола? Отличная же рукопись.