Полина Сутягина
За границей Восточного Леса
Глава 6. Жрецы
– Скажи, ты ведь убил его? – спросил в один из вечеров соучастника по побегу Ригзури. Они уже несколько дней бродили по степям, стараясь удалиться от плантаций на безопасное расстояние и запутать возможные поиски.
Топорик только повернул грызуна на палочке-вертеле над маленьким костерком, запрятанном в ямке. А потом угрюмо сказал:
– Я бы и ее придушил, если бы она на пути попалась.
– Кого? – не сразу понял юноша.
– Дрянь эту расфуфыренную, которая нас купила, – и он крутанул добычу, хотя это было не нужно, – знаю я таких, как она – им принадлежат самые большие наделы земли в Государстве, и их голос звучит громче, чем других. А остальные либо прислуживают им за мелкую монету, либо вовсе…
– Но как это, я не понимаю… – сказал юноша, – в чем разница между нами, почему одних можно ловить, как зверей, в силок, и сажать на цепь, а другие свободны?
– Ну, брат… Смотрю я, ты совсем ничего не знаешь. И откуда же вы такие сваливаетесь?.. Свободны… Никто здесь не свободен. А что касается рабов, ну официально – это преступники, например… Но вот тебе вопрос – кто, думаешь решает, что есть преступление и каково наказание за него? И почему одно и то же преступление носит разные имена, если его совершают люди из разных сословий?
В тот вечер Ригзури не все понял из слов друга. Но почувствовал, что места, куда занесла его судьба, нравятся ему все меньше, если это, конечно, вообще было возможным после всего приключившегося.
***
Прошло уже довольно много дней их скитаний, когда они, наконец, стали безбоязненно разводить костер, не зарывая его в яму и не туша сразу же после приготовления пищи. В тот вечер они зажарили несколько пойманных грызунов и, напившись воды из ручья, сели у огня, как у маленькой импровизации домашнего очага, которого оба были лишены.
– Расскажи мне про жрецов, – попросил Ригзури товарища по побегу.
Топорик поднял на него взгляд зеленых глаз. Странный цвет для глаз, думалось Ригзури, таких людей не бывало в Лесах, впрочем, практически ничего, с чем столкнулся теперь Ригзури, не видел он на своей родине. Не мог он понять и мотивации живших на Равнине людей, поступавших с собственными сородичами так жестоко. Были ли они вообще людьми?.. Но любой из этих вопросов затмевала сила боли и вины. За сестру…
Небо озаряли мириады ночных светил. Вокруг царил треск каких-то насекомых, негромко похрустывали сучья в костре. Ночь казалась безмятежной в своей летней теплоте и легкой свежести. Но ее очарование было словно разорвано вопросом юноши, как будто скрежетом перстня о стекло.
– Что ты хочешь знать о них? – вопросом ответил ему Топорик.
– Кто они такие? Отчего власть их в этих землях так велика? И зачем им… девушки, – закончил он уже тише.
– Жрецы… хм… – Топорик поерзал немного, усаживаясь. – Как это лучше объяснить… Я говорил, что они правят здесь – это не совсем верно. Они являются мощной силой и поэтому обладают властью. Сила их особенная. Говорят, на ней держится мир. Я этого не знаю. Однако любой, выросший в этих землях, вряд ли поставит силу жрецов под сомненье.
– Если они – жрецы, – сказал Ригзури задумчиво, – они должны кому-то приносить жертвы. Кому? И что?..
– Я не знаю, – пожал плечами Топорик.
– Но почему их так называют?
Топорик снова вздохнул, ему явно не нравилась тема, однако он понимал, как это важно для юноши, и старался отвечать. Но объяснить то, чего не знаешь, просто с этим всегда живешь, было очень сложно, особенно человеку из совсем иного мира. Раньше Топорик не встречал людей, не знавших о жрецах. Они были квинтэссенцией этой земли, но с ними особо не взаимодействовали простые люди, о жрецах знали мало, больше догадывались. Порой жрецы покупали дорогие товары для Монастыря, но даже их поставщики мало что могли сказать о своих покупателях в бурых и серых плащах. Как становились жрецами, никто не знал, не знали и откуда они приходили. Обычно их корабли появлялись со стороны холодных морей. Воды там были непредсказуемые и дикие, и другие мореходы туда не ходили. Что было там, кроме холодного и бушующего свинцового моря? Но говорили, именно там и находился Монастырь. Об обитателях Монастыря знали еще меньше. Но по несчастливой случайности Топорику кое-что все-таки было известно. И, видимо, пришло время поведать об этих тяжелых воспоминаниях другу.
– Помнишь, я говорил тебе о своей матери, – начал бородач, проходя взглядом по лицу Ригзури и, видя его молчаливый кивок, опуская взгляд снова в костер.
– Никто толком не знает, зачем они забирают девушек и молодых женщин и по какому признаку их выбирают. Но я слышал, что существуют не только жрецы, а там, в холодных водах, куда они уходят, в Монастыре живут жрицы. Они не приходят обычно на материк, и неизвестно, что они делают. Однако раз в год жрецы приходят совсем на ином корабле, большем, и больше по числу. Они ничего не покупают. Они сопровождают нескольких персон в замок. Этот замок – принадлежит одному знатному вельможе из правящих. Я бы никогда, наверное, не знал обо всем этом, если бы не мой отец. Понятия не имею, как он изначально смог что-то выведать. Я тогда был еще совсем маленьким. Когда исчезла мать, мне было около трех лет. Год отец потратил на ее поиски. И каким-то образом он узнал об этой церемонии. Смог проследить, и найти возможность увязаться за ними.
Топорик перевел дух, встал и подошел к ручью, чтобы снова напиться. Ригзури ждал, боясь любым неверным словом или знаком спугнуть мгновение той важной для него откровенности друга.
– Он не рассказывал мне подробностей, да и я даже в более старшем возрасте не очень выспрашивал. Этой темы мы дома старались особо не касаться. Отец сказал мне тогда, что ему как-то удалось приблизиться к ним, когда процессия подошла к замку. Ров они преодолевали на лодках по трое. В одну из лодок зашли те двое, что были под сопровождением, и жрец. Отец настиг их в воде. Под плащами оказались две женщины. И одна из них была моя мать.
Топорик выдохнул и продолжил, стараясь быстрее расправиться с этой историей:
– Отец говорил, что, несмотря на внешнее сходство, это была словно иная женщина. Сопровождавший жрец даже не пытался отделаться от него, ни ударить веслом, отпугнув пловца от лодки. Возможно, он ждал приказаний. Но их не последовало. Отец назвал ее по имени, но та, что когда-то была его женой, посмотрела сквозь него, будто бы его никогда не было в ее жизни. Он оцепенел от увиденного. Вторая женщина кивнула слегка, и жрец продолжил грести. Отец с трудом выбрался на берег. Вернулся домой сам не свой. С тех пор с ним стало непросто общаться. Он сделался нелюдим. Впрочем, хлеб это ему добывать не помешало. Он был отменным кузнецом.
– Когда ты виделся с ним в последний раз? – спросил Ригзури неожиданно для себя.
– Давно, – ответил Топорик, – я ушел из дома, когда мне было шестнадцать.
Глава 7. Дни по уставу
Остров, на котором стоял монастырь, находился удаленно, окруженный ледяными клокочущими морскими водами. Здесь редко стояла спокойная погода. Черные волны перекатами неслись и разбивались о каменистые гребни островных отрогов. Это был небольшой скалистый участок суши посреди владений океана. Но, несмотря на непростые погодные условия, за стенами монастыря царил будто иной мир. Сюда не врывался холодный влажный ветер, а на грядках, возделываемых жрицами, росло все, что было необходимо для поддержания жизни в монастыре. Труд на земле являлся ежедневной обязанностью всех обитателей этих стен, вне зависимости от их ранга.
Расписание дня в монастыре было достаточно плотным. Вставали жрицы незадолго до рассвета. Утро проводили в упражнениях и созерцании своего внутреннего состояния и ума. Потом носили воду в резервуары, работали в саду. После завтрака часть жриц проводило время в библиотеке за обучением, часть продолжало работы в саду и огороде, потом они менялись. После обеда им предоставлялось несколько часов для отдыха или самостоятельного обучения. Эти часы Римьяна стала проводить за прогулками. Несмотря на то, что она находилась здесь еще совсем недолго, ее легко отпускали за стены монастыря.
К острову почти невозможно было причалить. Пристань располагалась в малозаметной с моря лощине между скал, но хорошо обозримой со стен монастыря. С этой нелегкой задачей справлялись лишь умелые монастырские мореходы на специальных кораблях, хорошо приспособленных для хождения в северных водах.
Во время одной из своих прогулок по обветренным скалам девушка зашла вглубь острова, где вдали от свирепых морских ветров, укрытых извилистым хребтом, поддерживая друг друга в мощи и великолепии, росли деревья. Римьяна сразу узнала эту гребневатую кору, трепет по краю волнистых листьев… Это были дубы! Да, те самые дубы, что росли на ее родине. Впервые за это время она увидела знакомые деревья.
После того, как девушка обнаружила эту небольшую дубраву, она стала каждый день приходить сюда. В любую погоду хотя бы ненадолго Римьяна старалась выпорхнуть из каменных стен и провести время среди казавшихся ей даже теплыми стволов исполинов. Она сидела под их кроной, обнимала жилистую шершавую кору.
Дни на острове тем временем становились холоднее и дождливее. Как и на ее родине, здесь имели место смены времен года. И солнце катилось к холодным дням. Но даже когда с неба сыпали колкие капли дождя, Римьяна, укрывшись плащом, уходила вечером в дубраву. Даже когда завывал ледяной ветер, срывая с ее родных деревьев желтеющие листья, девушка тихонько садилась под их сень, прижималась мокрой от дождя щекой к их шероховатой коре и закрывала глаза. В эти моменты она могла представить себя не здесь, на оторванном от всего мира острове, но, будто гуляя невдалеке от дома, присела отдохнуть под сенью деревьев. Зов ветра возвращал ее в реальность, и слезы прокладывали влажные дорожки по ее щекам.
По вечерам жрицы садились читать толстые в мощных переплетах книги. В зале горели свечи и светильники. Девушки учили новые странные языки, которыми были написаны эти книги. И необычные вещи, изложенные там. Какие-то из них Римьяне казались знакомыми, благодаря рассказам, слышанным еще дома, но многое было новым. Здесь она узнавала, в том числе, о географии и истории мест, где оказалась.
Римьяна всегда хорошо ориентировалась в лесу, даже на большом расстоянии от деревни. Детей леса достаточно рано отпускали бродить одних, зная, что до границ Леса они все равно не доберутся, а Лес и все поселения в нем дружественны. Девушка легко определяла части света, знала, как добыть пищу, оставшись одной на несколько дней в лесу. Старшины деревень немного рассказывали о тех землях, что лежат за пределами Леса, и о народах отделенных просветом Большой Равнины. Среди жителей лесов встречались и путешественники, которые уходили на годы, а вернувшись, рассказывали невероятные истории. Но раньше Римьяна не могла представить, как и где все то, о чем они говорили, располагалось в действительности. А здесь, в Монастыре, она познакомилась с картами, узнав, как можно отобразить гигантские пространства на небольших в сущности отрезах бумаги, ткани и выделанной кожи. Нритта объяснила новой послушнице, как читать их и разбираться в навигационных картах. Здесь было очень много изображений водных пространств и тонкими линиями нанесенных на них путей, по которым могли следовать корабли. Римьяна увидела, что ее родные леса простираются куда дальше на север, чем она предполагала, и чем кто-либо из ее знакомых мог заходить. Карты лесов не несли отметок деревень, а просто покрывали единым слоем пространство, зачастую совсем не размеченное. Видимо, тот, кто чертил их, не был хорошо знаком с этими землями. В противоположность Лесам, Равнина была достаточно подробно картирована, с точным нанесением всех поселений и крупных городов. В северных морях, куда лежал путь, через огибание западных берегов материка, отмечена была лишь одна точка суши – монастырский остров, в южных же, куда можно было добраться напрямую по морю от материка, в том числе от страшного портового города, где Римьяну разлучили с братом, лежал архипелаг и несколько отдаленных от него островов. Какие-то из них были столь малы, что отмечались практически точками. Обучение захватывало Римьяну, отвлекая ее от печальных мыслей.
Работа в саду и на огороде, которую выполняли все без исключения, даже Старшая Жрица, ничем в этом вопросе не выделяясь среди остальных, давала девушке возможность для раздумий. Но особенно тяжелыми бывали утренние и вечерние часы, когда все жрицы садились в общем зале и погружались внутрь себя. Часы проходили в молчании, и казалось, лишь воздух трепещет рядом с ними. Тогда Римьяна точно еще не знала, что они делали, сидя так неподвижно, а также какие практики жрицы выполняли в одиночку. Этого девушке пока не давали и не объясняли. Перед первым собранием в зале утром, после необычной разминки, которая, впрочем, Римьяне, привыкшей к активной жизни, давалась легко, Нритта подошла к ней и пояснила следующее.
– Пока просто садись поудобнее, можешь даже пока расположиться у стены. Отстройся, как на упражнениях, и для начала пробуй только наблюдать за процессом дыхания до мельчайших деталей. Опускайся вниманием в тело. Старайся улавливать движение жизни в теле, перемещению всех токов. Не волнуйся, если придут мысли, отвлекающие тебя. Заметив это, просто возвращайся к наблюдению.
И мысли приходили. Воспоминания. Мучения прошлых дней. Мысли о брате…
Порой Римьяне с трудом удавалось остаться на месте, чтобы с криком не выбежать из зала. Тяжелым было и вечернее время, когда девушка оказывалась одна в своей келье.
Старшая Жрица незаметно для девушки внимательно наблюдала за происходившим с ней, но никогда не вмешивалась. Что должно случиться – не минует: знала она.
Глава 8. Куда податься беглецу
Над степями возвышалась полная луна. Уже пол ее лика сменилось, пока они бродили по пространствам, где царствовали шакалы и вороны. Те терпеливо ждали, когда двое людей станут слабы и падут жертвами бескрайней степи, став кормом для ее обитателей.
– Надо все-таки решаться и пробираться к морю, – сказал в эту ночь Топорик, – нет нам другого пути. Здесь мы либо сами сдохнем, либо станем добычей каких-нибудь полоумных кочевников. Кто знает этот народ степей? А сами степи? Вряд ли нас сейчас активно ищут. Если сами не нарвемся, то и не поймают.
Ригзури не смотрел на друга, ему нечего было возразить, он не знал ни этих земель, ни людей, их населявших, но если его сестру забрали в то место, о котором рассказывал Топорик, то моря ему точно не миновать.
– Слушай. Я тебе не так и много рассказывал про мою жизнь. Но одно ты, наверное, уже уяснил, мне эти дела не в новинку… – Топорик подсыпал сухой травы в слабый огонек их костра.
Ригзури сдержанно кивнул, и бородач продолжал.
– Беглым рабам в этом мире не так много мест, куда податься. Однако я знаю таких ребят, которые тебе в зубы, как лошади, не смотрят. И лишних вопросов не задают. А ценят тебя честно, по твоему делу. Причем ценят золотой монетой. Я бывал с такими ребятами. Они лихие, но с теми, кто с ними честен, тоже честны. В свое время я немало лет провел в море среди их братии. И если бы обстоятельства не изменились, то возможно был бы там и сейчас.
– Или был бы пошел на корм морским рыбам… – добавил Ригзури, начиная понимать, к чему клонит его друг.
– Или так. Но все лучше, чем сдохнуть от кнута надсмотрщика! – парировал тот. И с усмешкой добавил: – ты спрашивал меня о свободе. На берегу ее точно нет.
– Хочешь сказать, что она есть среди разбойников? Не так ли ты впервые попал под кнут надсмотрщика?
– Слушай, выбор у тебя все равно небольшой. А ты как попал? Разбойники не всегда те, кого так называют… А тот, кто тебя и сестру твою на площадь отправил, в этих землях разбойником не зовется. Смотри, загадка какая… Так вот я не вижу зазорного, чтобы при случае подобной дряни и живот подпороть… Что глазами своими светлыми меня буравишь? Не поквитался бы с таким за сестру? Я вот поквитался так с одним… – он зло отвел глаза, а когда он снова посмотрел на юношу, во взгляде бородача было больше печали, – думал защитить, думал, семью заведем… Да что уж там. Не вышел из меня человек семейный, вышел – бродячий. Видать, так уж суждено – одним мельницу крутить – другим пыль месить.
Он замолчал. От грызуна на костре слегка пахло горелым. Они сняли добычу с палки и разделили.
– Хорошо, – сказал Ригзури после скромной трапезы, – к тому же… если ее увезли морем…
– Правильно. Думаешь, как найти сестру?
– Да, – сказал Ригзури, смотря, как догорает трава в костерке.
– Мы попробуем, – и Топорик положил ладонь на плечо другу, – Обещаю тебе.
Ригзури поднял на него глаза и слабо улыбнулся:
– Спасибо.
Наутро они выдвинулись обратно к побережью. Это было рискованно, так как здесь их могли заметить и опознать как беглых рабов. Но Топорик знал, что делал. Они пробирались к окраине портового города. Там в бедных кварталах можно было относительно безопасно завербоваться на полуофициальное судно, а с ним добраться до южных островов, где, как рассказывал Топорик, уже совсем другие законы. И там можно будет попасть и на пиратское судно.
Ригзури этот план казался достаточно иллюзорным, но поскольку иного он предложить не мог, то придерживался рекомендаций друга. Под покровом ночи они договорились с одним корабелом пойти на его судно матросами. Тот лишних вопросов не задавал, скорее всего, понимая ситуацию. И, возможно, именно поэтому он не собирался в дальнейшем платить им обещанную сумму, считая, что и так оказал им услугу, давая возможность уйти с материка. Вначале их отправили на погрузку. Когда же пузатое потрепанное судно простилось с берегом, им досталась самая тяжелая работа.
Как только они отчалили, Ригзури сразу вспомнил, почему с самого начала что-то внутри него сопротивлялось этому плану. С первой же качкой у него началась тяжелая морская болезнь. Но на этом судне матросам было не до слабостей. Либо работаешь, либо за борт. Топорик добыл какой-то едкий корень и давал ему жевать время от времени. Даже от маленького укуса у Ригзури крутило желудок, однако тошнота отступала. Неизвестно, к чему бы привело двух спутников это плаванье. Возможно, вскоре кто-то из них за лишний взгляд или словцо попал соседу под нож, или просто бы помер от какой-нибудь болячки в грязном трюме, питаясь червивыми сухарями и гнилой водой. Но одному странному стечению обстоятельств предстояло изменить судьбу этого судна и его команды.
Корабль шел своим обычным курсом, везя незамысловатый груз с материка на ближайший из южных островов. Такие суденышки редко становились объектом внимания морских искателей удачи, да и так близко к Материковому Государству вольная братия не часто рисковала подходить. Однако погоня за знатно нагруженным торговцем привела двухмачтовый легкий пиратский корабль к материку куда ближе, чем капитан того судна планировал. К тому же корабль был слегка потрепан прошедшим ночью штормом. И настроение у капитана и его команды было скверное. Догнать казавшуюся такой уже доступной добычу не представлялось возможным. Торговцу посчастливилось ускользнуть от них под прикрытием грозовых облаков и шквального ветра. Пора было поворачивать в более безопасные воды да с пустыми руками.
Как раз когда капитан размышлял об этом досадном обстоятельстве, ему донесли, что замечены туго натянутые паруса идущего на попутном ветре суденышка. Это было хоть и слабое утешение, но все же что-то. Капитан сразу скомандовал переложить галс и выйти наперерез добыче. Несмотря на то, что пиратам пришлось идти почти в бейдевинде3, корабль, обладавший хорошим парусным вооружением и быстроходностью, стал неумолимо приближаться. Этот маневр не остался незамеченным на стареньком судне. Там спешно поднимали все дополнительные паруса. Но еще до того, как они успели развить хорошую скорость, прозвучал первый залп, снесший часть левого фальшборта, следующий же залп обрушил на матросов обломки рей, и опасный треск возвестил о скором падении грот-мачты.
На судне, где оказались двое беглых, шли далеко не военные, и отнюдь не смельчаки. Поэтому сразу после абордажа они сдались. Все ценное содержимое было быстро перегружено на пиратское судно, а команде отдана шлюпка и бочка воды. Дальнейшая судьба этих людей пиратам была не важна. Покореженный и лишенный большей части рангоута бриг так же не привлек интереса предводителя пиратов и подлежал затоплению.
Уже перед уходом с завоеванного судна произошло странное событие, заинтересовавшее капитана. Из толпы угрюмых грязных моряков, готовящихся к спуску в шлюпку, вышли двое. Они отличались горделивой и твердой походкой. Это привлекло внимание капитана, и он сделал движение рукой преградившим им путь пиратам. С будто бы равнодушным видом миновав пиратов, двое оборванцев прямиком двинулись к капитану. Эта дерзость вызвала усмешку на лицах нескольких морских бродяг и легкое недовольство на лицах других, но по распоряжению капитана никто не препятствовал.
Один из них был невысокий загорелый коренастый мужчина в потертых штанах из мешковины и драной рубахе. Рыжая борода скрывала часть его загорелого и обветренного лица, а волосы были заплетены в засаленную косицу. Мужчина слегка прихрамывал, но шел бодро. Рядом с ним, чуть бледнее, но тоже загорелый, шел белобрысый юноша. Он смотрел прямо и твердо на капитана глазами цвета штормового моря. Двигался легко и грациозно, словно лесной кот.
– Это что еще за выступление?! – воскликнул капитан пиратского судна. Среднего возраста крепкий мужчина, закаленный в морях и сражениях, он грозно, но в душе с одобрением, смотрел на подошедших.
Рыжебородый мужичок заговорил первым:
– Мы хотим присоединиться к братству! – без лишних предисловий заявил он, – я и мой друг – опытные моряки. Надо будет – хоть с морским змеем сладим!
Капитан только хмыкнул. Члены команды, что были неподалеку, гулко расхохотались.
– Раз вы такие смельчаки, – сказал капитан, – то как окончили свой путь на этой посудине?
– А ты что, всегда на этой красотке что ли плавал? – не смущаясь, ответил коренастый. – Я-то гляжу, теперь на южных островах верфи никак появились!
Капитан хмыкнул еще раз, но уже одобрительней.
– Ладно, полезайте на борт, посмотрим, на что годитесь. Но если вы окажетесь не теми, за кого выдаете себя, живо на корм рыбам отправитесь!
