Пётр Левин
Ведьмины сказки
Глава 15. Волчий клык
Пока Гаррет бежал прочь из леса, в доме Хека бесновался младенец. Он истошно кричал, как будто его кто-то резал изнутри. Каждую минуту крик становился противней, и в какой-то момент Кесо захотелось вынуть меч и перерезать глотку чертенку. Но охотник гнал эти мысли. Он закрыл глаза и представил, что купается в пруду, размеренно гребя руками и ногами.
Когда Кесо отрыл глаза, то увидел, как мать дергает себя за золотые волосы и закатывает глаза. Красивое лицо женщины исказилось злобой.
Хозяин дома Хек растирал кулаками щеки и кривил обветренные губы, отчего они еще больше трескались и кровоточили. Кровь бурыми струйками растекаясь по подбородку.
Младенец не унимался. Его крик вызывал непреодолимое отвращение, как скрип железа по стеклу. Кесо прикусил щеку изнутри, изо рта потекла кровь. Охотник с ужасом понял, что еще минута – и он не выдержит и укокошит младенчика.
Желая побороть ненависть, Кесо вновь закрыл глаза. Но никакие отстраненные образы не лезли в голову. Он пытался представить себя в озере, на облаке, в горах, в лесу – но ничего не получалось. Уже не крик, а скрежет невинной малютки поднимал из потаенных мест души черную ненависть.
– Смотри, что покажу, – сказала Василиса.
Она сидела в кованой железной клетке, которая стояла на телеге. Телегу неторопясь тянули четыре лошади, запряженные по паре в два ряда. Скакунов погонял молоденький безусый кучер в жилетке и медвежьей шапке.
Сзади телеги на коне ехал Цес – огромный рыцарь в позолоченных доспехах. На нижней части нагрудника доспехов был искусно выгравирован лев. Животное застыло в прыжке. Страшная открытая пасть льва испугала ни одного противника Цеса, и многие проигрывали бой еще до того, как меч хозяина доспехов в них втыкался.
Да, это был тот самый Цес, который убил свихнувшегося Белбока.
– Куда тебя везут, Василиса? – спросил Кесо. Кто ты и почему мне помогаешь? Тебя били?
Василиса сидела на грязной соломе, подобрав под себя ноги. Ее маленькое серое платье было в грязи. На бледном веснушчатом лице выделялись ссадины и кровоподтёки. На запястьях – синяки от веревки.
– Били, Кесо, и очень больно. Но я вытерпела. Я думала о тебе, и боль проходила. Понимаешь, мы связаны с тобой невидимой нитью, – Василиса, наконец улыбнулась.
Кесо догадался, что она пока не может ему всего рассказать. Но он в душе надеялся, что когда-нибудь он узнает все тайны, если доживет.
– Но мы теряем драгоценное время. Настанет время, и ты все поймешь. А сейчас смотри, – сказала Василиса.
– Что ты там болтаешь, тварь? Зря стараешься, – гаркнул Цес.
Он вытащил огромный меч и направил его наконечник в сторону Василисы.
Девушка легла на правый бок, подложив под голову кисти рук. Закрыла глаза и перенесла Кесо в город Задар на пять лет назад.
Днем улицы города были наполнены людьми, которые спешили по своим делам. Вечером из труб валил дым, а окнах всех домов горели желтые огоньки. Город жил!
Однажды местный священник заболел. Он несколько дней лежал в горячке, кашлял кровью и молил бога о смерти. Врач Лер пускал кровь, поил травами, но ничего не помогало. Через тринадцать дней священника не стало. Его место в церкви занял Флабий, высокий и худой мужчина. Откуда он взялся никто не знал да это было и не важно. Большой желтый крест на длинной цепочке, свисающей до пупка, и белый воротничок указывали на его святость. А что еще нужно людям? Только крестик и библия в руках – и можно исповедовать.
Однажды на исповедь к священнику пришла толстая Ада. Она работала нянечкой, ухаживала за чужими детьми и давно мечтала о своем. Но Ада была некрасивой. Жирное тело, отвратное круглое лицо с маленькими глазами и большим неровным носом, – все это не привлекало мужчин.
– Святой отец, я бы хотела ребеночка, малютку. Я буду его любить. Прошу господа даровать мне младенца. Хочу родить, – прошептала Ада через решетку исповедальни.
Новый священник Флабий выслушал Аду и произнес:
– Дорогая Ада, на все ли ты готова ради рождения дитя?
– На все, святой отец! На все! – сказала Ада, широко открыв свои маленькие глаза. Она всматривалась сквозь решетку, пытаясь различить за ней черты священника.
– Вот что я тебе скажу Ада. Послушай внимательно и прими мои слова со смирением. Бог тебе ребенка не даст. Но если ты попросишь, тебе помочь смогу я. Только попроси, Ада, – голос священника задрожал, как будто в сладострастном предвкушении греха.
– Прошу, святой отец, сделайте мне ребеночка. Очень прошу!
Флабий вышел из исповедальни, стянул через голову рясу и позвал Аду. Женщина вышла из-за ширмы и увидела голого священника.
– Грех-то какой! – воскликнула Ада и со смирение склонила большую голову.
Священник был невероятно силен. Он как пушинку развернул лицом к стене тучную Аду и наклонил ее, положив тяжелую руку на спину. Ада раздвинула слоновьи ноги.
– Только не поворачивайся, Ада, только не поворачивайся, – застонал Флабий.
Ада почувствовала внутри себя Флабия.
– Не смотри на меня! – шикнул в исступлении Флабий, когда Ада попыталась повернуть голову.
Через девять месяцев Ада родила. Но пока была на сносях никто не заподозрил ее в беременности: ее итак огромный живот лишь немного увеличился в размерах.
Ада жила на втором этаже ночлежки, в крохотной комнатке с низкими потолками. Ребенок вышел из нее необычайно легко. Ада перегрызла пуповину и очистила рот красивого малыша от нечистот. Ребеночек сделал первый вдох и закричал. Да так громко, что в дверь комнаты застучали кулаками.
– Ада, кто у тебя там, ребенок что ли плачет?
– Нет, нет уходите.
Малыш почувствовал тревогу мамы и сразу же замолчал.
Ада заботилась о младенце, и он отвечал ей взаимностью. Его маленькие ручки тянулись к Аде, она брала его на руки, и малыш обнимал большую голову мамы.
– Какой же ты славный! – говорила Ада и целовала его в живот.
Однажды Ада пришла к священнику Флабию и попросила его покрестить ребенка.
– Конечно, я его покрещу, Ада. Но давай дождемся, когда у него начнут резаться зубки. И тогда я сразу крещу, – сказал Флабий, – а это для твоего малыша.
Флабий протянул Аде небольшую искусно сделанную подушечку. Ах, как хорошая была это подушечка: мягкая, с кружевами по контуру.
Через семь месяцев у младенца начали резаться зубы. С каждым днем малыш был беспокойным. Он кричал, мучаясь от боли. Крики участились и усилились.
Соседи стучали в дверь Ады и спрашивали: «У тебя там что, ребенок орет, Ада?».
Это случилось темной ночью. В ту ночь младенец истошно кричал. Из его челюсти полезли большие зубы, которыми он скрежетал, вызывая у Ады невыносимое чувство ненависти.
– Да заткнись, ты, исчадье! – в сердцах воскликнула Ада.
В дверь забарабанили кулаками. Ада схватила подушечку, которую ей подарил священник, и накрыла ей зубастое лицо ребеночка. Через минуту все было кончено.
Утром Ада принесла мертвого зубастика в церковь.
Отец Флабий завернул младенца в простынку и положил в корзину.
– Я отнесу его к себе. Я живу в избушке в лесу и держу козочек. Они дают молоко, но его некому разносить деткам. Пойдем со мной, и ты станешь молочницей. А в благодарность я сделаю тебе еще одного малыша. Там, в избушке, он может надрываться сколько угодно – никто посторонний его не услышит.
Ада согласилась и ушла с Флабием в его избушку в лесу.
– Смотри, Ада, это мои козочки, – Флабий открыл дверь сарая, который примыкал к стене дома, и поставил на землю корзинку с младенцем Ады.
Черные большие козы с красными глазами смотрели на Аду и блеяли в исступлении. «Ме-бе, бе-ме».
– Какие красивые козы, – сказала Ада.
Она протянула руку, чтобы погладить козу, но та укусила ее до крови.
– Они не любят, когда их трогают, – сказал Флабий.
Флабий достал из корзинки младенца, развернул простынку и кинул дитя в загон к козам. Животные в исступлении заблеяли и кинулись рвать зубастика своими большими похожими на человечьи зубами.
Ада смотрела завороженная и улыбалась:
– Ты же сделаешь мне еще одно дитя?
Священник повел Аду за руку в избушку. Внутри она казалась больше, чем снаружи. Дверь на пружине открылась, и глаза Ады обжог яркий свет сотен лампадок, которые ярко освещали комнату с печкой и большой деревянной кроватью, устланной клетчатым покрывалом.
Священник подвел Аду к кровати, положил ее животом на одеяло и раздвинул слоновьи ноги.
– Только не смотри на меня Ада, только не смотри.
И Ада не смотрела. Но Кесо посмотрел, как и Гаррет.
Ада стала молочницей. И носила деткам козье молоко. А еще каждому младенцу Ада дарила искусные подушечки, которые делал священник Флабий из невероятно мягкой ткани.
Умерших уродцев с большими зубами хоронили на кладбище за городом у леса. По ночам Флабий выкапывал трупики из могил и скармливал козам.
У Ады родился второй малыш. Женщина заботилась о своем чаде. В это время младенцы вокруг умирали и жители в спешке покидали город Задар.
Когда у второго ребенка Ады начали резаться зубы, и Ада захотела его убить, Флабий отнес малыша к козам. Но они не съели его. Козы заботились о малыше, кормили его своим молоком, и постепенно тот перенял их привычки. Малыш с большими зубами стал обрастать черной шерстью, челюсть вытянулась, ушки оттопырились, и он стал похож на маленькую козочку.
Ада ждала третьего малыша. Он бил маленькими ножками в ее большой живот. По ночам Ада плакала, прося господа о пощаде.
Когда она шла по городу с корзинкой молока, Флабий был не властен над ней. И в эти минуты она вспоминала первого ребенка и слезы текли по ее щекам. Несколько раз она приходила к Леру, просила оживить ее ребенка, но лекарь только разводил руками и говорил, что ей надо идти в церковь и там просить помощи.
Вот что Василиса показала Кесо.
Гаррет ворвался в дом к Хеку. Кесо спал лежа головой и грудью на столе. Кех и его жена стояли над люлькой. Гаррет приблизился и с ужасом увидел, что муж и жена накрыли подушкой лицо ребенка и в исступлении давят сверху руками. Ребенок хрипел и дергал ручками и ножками.
Гаррет оттолкнул Хека и жену, малыш глотнул воздух и душераздирающе заблеял, как блеют козы. В люльке лежал черный козленочек с красными глазами и большими человечьими зубами, которые выпирали изо рта.
Воин вонзил меч из сплава серебра в шею козленка. Животное издало последний писк и умерло.
Родители очнулись от транса. Кесо проснулся и посмотрел на Гаррета.
– Я знаю как убить паука. Мне Василиса подсказала. Надо спешить, – в волнении сказал Кесо.
Охотники выскочили из дома Хека и побежали к восточным воротам. Горбатый Юрий проводил путников взглядом.
– Ходят тут всякие, – проговорил себе под нос стражник.
Он лег на мешок с сеном и наблюдал, как слуги короля бегут в сторону черного леса по полю, освещенному звездами.
– Ты убей всех коз. А я убью паука, – сказал Кесо, когда услышал блеянье проклятых коз. Избушка была рядом. Окошко ярко светило, а за занавеской виднелась большая черная тень.
Кесо разделся до гола, вытащил из кармана куртки волчий клык и вставил его в рот. В ту же секунду охотник превратился в огромное чудище с большой похожей на волчью головой, зелеными глазами и длинными клыками.
Оборотень ворвался в комнату. На большой кровати на клетчатом одеяле сидел огромный желтый паук. Его длинные лапы, которые заканчивались саблей-когтем, были раскинуты по всей комнате. На Кесо смотрели шесть больших красных глаз. Из живота паук тянул передними лапами нити и плел из них подушечку.
Кесо кинулся на паука и начала сжимать челюсти на его голове. Паук ударил саблями в грудь оборотня, но не смог пробить. Кожа была как будто каменная. Кесо прогрыз в голове паука дыру. Черная жидкость пропитала клетчатое одеяло. Через минуту на нем лежал не паук, а голый священник Флабий с обезображенным лицом.
Кесо вынул клык.
С чердака спустилась толстая Ада. Она увидела мертвого Флабия и заплакала.
– Кто же теперь мне сделает ребеночка? – проговорила женщина. Ее душили слезы, и она захлебывалась в рыдании.
Кесо прислушался. Козы больше не блеяли. Гаррет их убил.
– Гаррет, а помнишь, какую вкусную телятину мы ели? Что-то меня наводит на мысль, что это не телятина была, а козлятина… – произнес Кесо, когда путники отъехали на сто шагов от восточных ворот Задара.
Гаррета затошнило. Он посмотрел назад. В восточных воротах ходил взад и вперед горбатый Юрий.
– Лучше уж коз, чем пауков. Я их боюсь до невозможности. Именно поэтому я сбежал из избушки, когда увидел это чудище, – сказал Гаррет и замолчал.
Впереди путников ждали новые приключения.
Глава 16. Костры на болоте
Лошади шли неспеша, наслаждаясь прохладой приходящего вечера. Песчаные поля с растущими на них колючками переходили в болота. Будто из ниоткуда появлялись небольшие озерца, покрытые ряской. Тут и там одиноко скучали низкие недоношенные природой деревца. На болотах кричал ухал, в водах булькало.
Кусал комар и овод, кружила мошка.
– Будь же проклята это ведьма, – сказал Гаррет, Хлопнув себя по шее.
Убитый комар успел напиться крови, и на руке осталось красное пятно. Гаррет недовольно хмыкнул, глянул на убитое насекомое, и затем растер комара по штанине.
– Юрий сказал, что недалеко от Задара есть деревенька. Но мы едем уже целый день – а ее нет как нет. Может мы не туда свернули? – проговорил Кесо.
Он начал ерзать в седле. Зад болел. Надо было отдохнуть.
– Да куда тут свернешь. Чертова дорога одна. А это что там? – Гаррет показал неожиданно появившиеся вдалеке огни.
По всей видимости кто-то разжигал костры. Пламя разгоралось. Послышались голоса людей.
Путники ударили каблуками под ребра коней и поскакали галопом к огням.
– Сжечь, ее, чертовку. Будь ты проклята, ведьма. Она сама созналась, – кричали голоса мужчин и женщин.
– Не иначе как ведьму поймали и сейчас жечь будут, – заволновался Кесо, когда они были в трехстах шагах от огней, – плакали наши десять тысяч золотых флоринов!
Путники увидели поляну, на которой собрались мужчины, женщины и дети, человек сто. За поляной виднелось три десятка домов с соломенными крышами. Видимо, это и была та деревенька, о которой их предупредил стражник Юрий.
В центре поляны стоял деревянный столб, обложенный ветками и соломой. К столбу была привязана полуголая старуха в лохмотья. Было похоже, что ее пытали каки-то страшным способом, и она смирилась с участью и покорно ждала, пока ее сожгут. Вокруг разложенных для казни костровища горели пять дежурных небольших костров, которые служили освещением.
Толпа расступилась и всадники оказались в центре. На лицах людей играло пламя. И Гаррету эти лица не понравились: они были недобрые.
– Что здесь происходит? Мы воины его величества, охотники за чудовищами. Кто здесь главный? Назовитесь, – прокричал Гаррет.
Его конь занервничал и встал на дыбы, Гаррет от неожиданности чуть не свалился в один из костров.
Из толпы к всадникам вышел невысокий худой старик с седой бородой. Он был одет в медвежью шубу, опирался на кривую палку с сучком на конце.
– Меня зовут Ней. Я староста деревни. Эта женщина ведьма. Сейчас свершится казнь божия. Ведьма сгорит, и дьявол заберет ее к себе, – прохрипел старик.
– Но какие доказательства? – спросил Гаррет.
Сотня пар глаз недобро смотрела на него.
– Ее внучка бесновалась, она закатывала глаза, и пена шла из рта. Священник отчитал ее, из нее вышли бесы, но через несколько дней все повторилось. Жители видели, как эта ведьма шептала что-то, когда внучка бесновалась, – сказал Ней, разжимая и сжимая морщинистыми пальцами правой руки сучок палки.
Гаррет посмотрел на Кесо, и тот широко открыл глаза, показывая, что ему эта история не нравится. Вдруг Гаррет обратил внимание на девушку лет шестнадцати, которая куталась в черный платок. В глазах ее стояли слезы.
– Ты та самая внучка? – обратился наблюдательный Гаррет к девушке, – как тебя зовут?
– Хельга… Меня зовут Хельга. Уверяю вас, моя бабушка ни в чем не виновата, и она не ведьма. Моя мама умерла при родах, и бабушка заботилась обо мне, – проговорила Хельга еле сдерживая слезы, которые душили ее.
– Да заткнешься же ты? – взвыл Ней, – или и тебя к лошади привязать?
Старик поднял палку и замахнулся на девушку.
– Так вы протащили эту женщину по земле? – гаркнул Кесо,– это жестоко!
Ней поставил палку на место, снова облокотился на ее и успокоившись ответил:
– Дорогой воин короля! А как же еще бы мы узнали, что она ведьма? Чертовка не хотела признаваться. А теперь ее слова обнародованы в суде. У нас и протокол имеется. Мы же не варвары какие-то, а по закону живем. И суд у нас божий, именем короля!
– Мудро ты говоришь, староста Ней, мудро. Но мы как раз охотимся за ведьмой. И если это она, то мы хотим засвидетельствовать перед королем ее смерть, – громко сказал Гаррет, смотря на освещенную пламенем толпу.
– Ночь уже приходит, людям спать пора. Но раз ты хочешь засвидетельствовать, то изволь! Сейчас мы ее сожжем, ведьма она и есть, – прорычал со злобой Ней. В его голосе чувствовалась угроза.
Гаррет дернул узду влево, подбодрил коня ударом каблука в ребро и сделал небольшую проходку перед толпой. Толпа расступилась. Гаррет остановился напротив старухи. Его и ее лица были на одном уровне.
– Ты ведьма? – спросил Гаррет, глядя в изуродованное лицо женщины.
Кожа старой была изрезана и стерта, но два живых глаза были наполнены смыслом. Женщина все понимала.
– Да, я ведьма, только огонь может остановить меня, – проговорила она кривыми губами.
Запекшиеся губы треснули. Кровь хлынула по подбородку.
На Гаррета смотрели добрые глаза, полные слез. Было понятно, что старуха защищает внучку. Любящее сердце отдавало жизнь за родного человека.
– Вот завтра и увидим, будет ли девчонка бесноваться. Если надо, и ее сожжем, – проговорил в спину Гаррета Ней, – а ты, законник, будешь свидетелем. Все по закону, по суду. Мы тут самоуправством не занимаемся, как видишь. А теперь пора приступать.
Хромая старик подошел к ближайшему костру и достал из него горящую ветку. Неспеша он стал идти к разложенному под женщиной костровищу.
– Не надо! Бабушка! – крикнула Хельга и кинулась к старосте.
Двое мужчин выскочили из толпы и схватили молодую за руки. Толпа пришла в движение, заулюлюкала, закричала. Плакали дети, орали женщины, молчали мужчины. Начинался шабаш.
Кесо подъехал к Гаррету.
– Мы ничего не можем сделать. Был суд. Ее сожгут, это решено, – сказал взволнованный Кесо.
Было видно, что он не рад такому развитию события, но что поделаешь, эта старуха не первая, кого сожгут на костре. И скорее всего не последняя.
– Сожгите меня, добрые люди, и вы увидите царствие божие, – завопила старуха.
Она затряслась в исступлении, грязное лицо покрывалось кровью: раны кровоточили.
Староста кинул горящую ветку под ноги старуху. Сухая солома вспыхнула, пламя поднялось к голове, лохмотья загорелись. Старуха в исступлении закричала.
– Хельга, уезжай, Хельга, – проорала она с надрывом, пар выходил из кривого рта.
Одежда быстры прогорела и за пламенем жители деревни и путники увидели старое израненное тело, которое запекалось от жара, дымило и лопалось. Запахло горелым мясом и палеными волосами. Костер гудел, поедая дрова и мертвую женщину.
– Никуда эта тварь не поедет, – засмеялся староста Ней. Пока не увидим, что она больше не беснуется.
Вскоре веревки обгорели, и старуха свалилась в костер. Следом упал столб. Люди начали расходиться.
Глава 17. Деревня мертвых
– Здесь больше не на что смотреть. Расходитесь по домам! Ночь пришла! – закричал староста деревни Ней, подгоняя оставшихся зевак, которые не спешили уходить.
Половина жителей, в основном это были женщины и дети, вернулись в деревню. До первого дома на улице было рукой подать – всего сто от поляны, на которой свершилась казнь старухи. Другая половина жителей осталась поглазеть. Люди негромко разговаривали под треск огня.
Кесо махнул рукой Гаррету и кивнул в сторону бедной Хельги, которую все еще держали за руки два молодчина. Девушка как завороженная смотрела на костер, пламя которого скрывало ее бабушку. Слезы больше не текли по щекам, только светлые бороздки оставили следы.
– Староста Ней, – закричал Гаррет, – ведьма сожжена, о чем мы расскажем королю. Отпусти Хельгу, мы заберем ее с собой. Она будет свидетельствовать и подтвердит наши слова.
Старости улыбнулся едва заметной улыбкой и посмотрел снизу вверх на Гаррета. В черных глазах играл огонь. Ней ударил палкой по земле и проговорил:
– Я же уже сказал, что она никуда не поедет! Или ты не слышал меня, законник? В этой деревне главный я. Надо убедиться, что старуха не вселилась в Хельгу.
Староста махнул рукой.
Молодчики поняли приказ и потащили девушку прочь. Она насколько смогла повернула голову в сторону старосты и закричала в исступлении. Какой-то животный, горловой стон вырвался из нее. Мужчины в страхе разжали руки и отшатнулись.
Гаррет и Кесо видели, как девушка закатила глаза, запрокинула голову вправо. Из глаз выступили кровавые слезы. А изо рта пошла пена. Хельга захрипела.
– Какие вам еще нужны доказательства, воины короля? Люди все видят. Суд божий свершится моими руками, – закричал староста.
Он поднял руки вверх, как бы призывая в свидетели бога. Старик держал палку обоими руками, тряся ей над головой.
Ней сделал четыре длинных шага к Хельге и разъединил палку на две. В ее оказался встроен длинный кинжал.
Ней выкинул руку вперед и полоснул острием оружие по горлу бедной девушки.
Толпа застыла в немом ожидании. Немногочисленные женщины, которые не пошли по домам, были внешне спокойны, но глаза их ликовали. Мужчины сглатывали слюну. Два ребенка, мальчик и девочка лет пяти, которые упросили родителей остаться, стояли завороженные. Красивые, одетые в праздничные наряды, – а казнь для деревни всегда праздник, – дети молчали и смотрели, как струйки крови бегут по шее бедной девушки. Кровь лилась под платье, стекала по ногам. Белые туфли на глазах багровели.
Девушка встала на колени, обхватила горло обоими руками и в исступлении проговорила, хрипя:
– Проклинаю всех жителей деревни. Призываю в свидетели воинов короля. Петух трижды не пропоет – вы все умрете.
Девушка завалилась на правый бок. Она хрипела все сильней и сильней. В конце концов, обессиленная, она разжала руки. Из раны на шее пошли кровавые пузыри. Но глаза, живые, добрые, пытались разговаривать с Гарретом и Кесо, поочередно глядя то на одного, то на другого.
– Правосудие свершилось, – закричал староста, размахивая оружием.
Он подошел к Хельге и с ненавистью посмотрел на окровавленную девушку. Глаза бедняжки больше не двигались, из открытого рта текла тонкая струйка крови.
– Все платье у твари в крови, лезвие вытереть не об чего, – сказал Ней, глядя на убитую. Затем резко повернулся к Гаррету, желая ему что-то сказать.
Староста открыл рот, но в ту же секунду Хельга вскочила на ноги и кинулась на Нея. Она обхватила его ногами и руками и повалила на землю.
– Что она делает? – закричала женщина из толпы.
– Она его ест, – раздался детский голос.
Люди вопя и расталкивая друг друга кинулись в деревню. Первобытный страх обуял их.
Хельга сдавливала зубы, пытаясь прокусить артерию.
– Убейте ее, убейте, – кричал Ней.
Кровь хлынула из шеи врага, заливая лицо Хельги. Как ни старался староста вырваться, у него не получалось. Хельга держала его ногами и руками. Вскоре староста обмяк и, залитый кровью, умер.
Так они и остались лежать на земле: девушка с перерезанным горлом и староста с прокусанной шеей.
Костры ослабели, но все еще хорошо освещали поляну, на которой совсем недавно разыгралась трагедия. Гаррет объехал главный костер кругами несколько раз, пытаясь разглядеть в нем останки старухи. Но языки пламени хорошо скрывали обвиненную в колдовстве.
Гаррет остановился напротив Кесо и кинул взгляд вниз на девушку и старца, залитых кровью. Кесо посмотрел сначала на мертвых, потом на Гаррета.
– Как же она его горячо обнимает, – сказал Кесо. Он тяжело улыбнулся и выдохнул пар. Воздух остывал.
– Ну что, будем ночевать на болотах или останемся в деревеньке? – спросил Гаррет, – тебе решать.
– Ты же слышал, что сказала Хельга. Еще до того, как петух трижды пропоет, все в деревне умрут, – проговорил Кесо.
Он шмыгнул носом. Ему совсем не хотелось ночевать на сырых болотах. Но и оставаться в деревне он тоже не горел желанием.
– Подожди. Ведь Хельга призвала нас свидетели. А значит, мы должны остаться в живых. И ты не забывай нашу миссию. Ведьма почуяла нас, дальше будет только сложней и не нам бежать от нее. Если не мы, то кто? – сказал Гаррет.
Его ровный спокойный голос успокаивал и внушал надежду. Кесо кивнул.
Через минуту воины стояли у въезда в деревню. Лошади махали хвостами и тяжело сопели, предчувствуя беду.
Дома располагались в ряд с левой и правой стороны единственной улицы. Свет в окнах не горел.
– Один, второй, третий домик, – считал Кесо вслух.
Они с Гарретом шагом ехали на лошадях, всматриваясь в дома. И ни звука. Как будто деревня вымерла.
– Тридцать пять домов, – сказал Кесо, когда они с Гарретом доехали до последнего дома.
Кесо слез с коня и подошел к окну. Раздался звонкий стук, разорвавший тишину.
– Именем короля откройте! Нам нужен ночлег!
Кесо подошел к двери и потянул ее на себя. Он почувствовал, что дверь не заперта, а с другой стороны ее держат. Началась борьба.
Кесо тянул на себя, противник не сдавался и упрямо сопротивлялся. Тогда Кесо уперся ногой и дернул. На него повалился большой мужчина. Но тут же вскочил на ноги, выставив руки в перед.
– Не убивайте, не убивайте. У меня жена и дети. Двое детей. Пощадите, – затараторил мужчина.
Кесо встал, сунул руку внутрь куртки, порылся там и достал серебряный флорин.
– Ты что, идиот? Нам нужен ночлег. Вот тебе серебро. Нам бы выспаться. Как тебя зовут, бедолага? – спросил Кесо.
Он схватил мужика за руку и сунул в ладонь деньги.
– Меня зовут Рон. Так вы нас не убьете? Ведьма сказала, что до утра мы не доживем.
– Ну а мы тут причем, Рон? Ты меньше переживай. Где нам лечь? Утром мы уберемся.
Рон посмотрел в лицо Кесо. Мягкий звездный свет рисовал причудливые тени. И Кесо, наверно, казался Нею чертом, который выпрыгнул из преисподней, чтобы забрать его к себе в ад.
– Ложитесь в сарае. В дом я вас пустить не смогу. У нас итак тесно, – прошептал Рон, он тяжело дышал и сглатывал слюну.
Гаррет слез с коня. Рон провел путников во двор и показал на маленький сарай, собранный из веток и обмазанный глиной.
– Ложитесь на солому. Завтра утром уезжайте, пожалуйста, – прошептал Рон, сжимая в руке серебро.
Мужчина поклонился, развернулся и быстро пошел прочь, то и дело оглядываясь.
Гаррет и Кесо подвели лошадей к дереву, которое росло в десяти шагах от сарая, и привязали.
– Надо бы напоить лошадей, – сказал Гаррет.
Кесо огляделся и увидел в стороне деревянное корыта. Воин подошел, опустил руку в корыто, черпнул и поднес жидкость к носу, хлебнул.
– Вот она, водичка, – сказал Кесо.
Он встал на колени и начал черпать воду пригоршнями и пить, потом умыл лицо и обтерся рукавом. Гаррет тоже опустился на колени, попил воды и умылся.
Затем путники волоком оттащили корыто к лошадям. Животные наклонили головы и принялись пить. Кони погрузили губы в воду, втягивали ее и глотали, фыркали и ритмично подрагивали ушами.
Кесо похлопал коней по крупу, снял мечи и сумки, и они с Гарретом тихо пошли в сарай. Около входа Кесо чиркнул огнивом и зажег трут, а от него масляную дорожную лампу.
Гаррет толкнул деревянную дверь. Она бесшумно отворилась на смазанных петлях. Внутри дышали и похрюкивали свиньи.
– Вот и хорошо, что хрюшки тут. Они чуткие животные. Если будет опасность, нас предупредят, – обрадовался Кесо.
Он светил в спину Гаррета.
– Дай сюда лампу, Кесо, – шепнул Гаррет и протянул назад левую руку.
В правой руке Гаррет держал меч.
– Хрюшек решил покромсать? – хихикнул Кесо.
– Тихо, – шикнул Гаррет.
Он осмотрел сарай. В деревянных загонах спали три большие свиньи. В углу сарая лежали снопы сена. Окон не было.
– Ложимся спать тут, ногами к выходу. Лампу гасить не будем. Масла до утра хватит, – тихо проговорил Гаррет.
– Хрюшки если что завопят, уж будь спокоен, – прошептал Кесо.
Он сел в сено, вытащил из сумки маленькую детскую подушку с кружевными узорами по краям и положил ее под голову.
– Это то еще за новости, – прошипел Гаррет.
– А это детская подушечка. Мягкая до невозможности. Василиса велела взять.
Гаррет с недовольством посмотрел в глаза Кесо.
– Я теперь уснуть не смогу. Паучья подушка. Ей детей душили! – сказал Гаррет. Через минуту он уже похрапывал в такт свиньям.
Кесо лежал на соломе и глядел в черноту потолка. Потолок состоял из жердей, плотно подогнанных друг к другу.
Кесо закрыл глаза и попытался вспомнить себя в волчьей шкуре, как боролся с пауком и победил. Вкус черной крови паука не был противным, а наоборот, нравился.
За сараем послышались шаги. Кесо открыл глаза и задержал дыхание.
«Показалось», – подумал Кесо. Но тут же услышал отчетливые шаги по траве. Рука потянулась к мечу.
