Раф Гази
Индивидуалки. Встреча с суфием
Действительно, фасад здания, возле которого мы баловались глитвейном, был высвечен огромными рекламными буквами "GROSS". Слона-то я и не приметил!
Я официально поблагодарил посла за то, что российское посольство так нежно заботится о своих поданных, приходя к ним на помощь в самых щекотливых ситуациях, несмотря на то и даже вопреки тому… В общем, масть пошла (на вчерашних дрожжах и глитвейн сгодился), и я произнес зажигательный спич. А закончил его так:
– Господин посол, считайте, что мои налоги вы честно отработали и ничего мне не должны.
Посол таращил на меня испуганные глаза, а я равнодушно пялился на прохожих.
И тут, Сеня, – ну ты че, спишь, в натуре? Сеня, проснись! – тут я увидел ее, понимаешь? Кого, кого? Ее – в желтом пальто… Нет, Сеня, дальше я не могу. Здесь нужно обязательно выпить.
Ну ты как, Сеня, в форме? Головка не бо-бо? Нет, подожди, у нас что-то оставалось, а не хватит – еще попросим. Мы же летим бизнес-классом!.. Ну давай по маленькой… Именно за это! Ну и чтоб, деньги, конечно, были.
Ну вот. Подожди, Сеня, а сейчас ты меня не сбивай, дай настроится.
Итак, в общем, тут я увидел ее. Как тебе объяснить, Сеня? Не хватает слов, чтобы все это описать. Нет, ты опять не понял. Бабенка как бабенка, ничего в ней особенного, но как я ее увидел – у меня все внутри оборвалось… Ну причем тут секс-бобма? Ничего подобного! Я же говорю тебе: не перебивай!
В общем, как я ее увидел – сразу узнал. Даже не по желтому пальто и даже не по котенку, кстати, никого котенка и не было. Или она о нем забыла или поняла, что будет с ним выглядеть нелепо. Я даже не знаю, была ли она в желтом пальто, я только взглянул на лицо и понял, что это – она! Было в нем какое-то напряжение – точно такое же напряжение, какое у нее было в голосе, когда она звонила по телефону.
Она тоже сразу узнала меня: я это почувствовал, когда наши взгляды встретились, и между нами пробежал ток.
Нет, Сеня, опять, не получается, подожди, нужно выпить… В душе ничего живого – все отравлено алкоголем. Но без него тоже нельзя.
Ну как тебе объяснить?.. Да па-да-жди ты! Стоп, Сеня… Стоп!!!
Нет, братан, все нормально. Это не я, это водка. Вот давай еще один заход. Вот, понимаешь, цветок, да? Нет, не просто цветок, а цветок, который только-только распускается, вот ты на него даже не дунул, а не так посмотрел, и все – цветок завял! Понял? Цветок умер, и уже никогда не распустится и не расцветет.
Она была этим цветком. Понял, да? Один мой неосторожный взгляд – она повернулась бы и ушла. Она была как молодая лань, которая впервые увидела охотника и спряталась от него за деревом. Ей и хочется узнать, что это за зверь такой – человек, и она боится его. Малейшее неосторожное движение – и трепетная лань ускачет прочь: каждый ее мускул в напряжение и ждет сигнала "Бежать!" Нечто похожее, правда, очень отдаленное, есть у Блока… Как там у него?
Когда вы стоите на моем пути, такая беззащитная и т.д… Что же? Разве я обижу вас? О, нет! Я человек, отнимающий аромат у живого цветка…
Ну я знаю, Сеня, что не так. Ну примерно так… Причем тут Блок? А при том!
Она тоже стояла передо мной совсем беззащитная и голая, на ней даже не было ее дурацкого желтого пальто, на ней даже кожи не было, через ее глаза на меня смотрела ее обнаженная женская душа. Какая там мафия, какая политика! Дело было совсем в другом.
И понимаешь, Сеня, я это понял. Я, провонявший насквозь дерьмовым "Наполеоном", это понял! И она поняла, что я понял. И лань не убежала.
Фу, плохо или хорошо, но я сказал, что хотел сказать.
А вот теперь, Сеня, мы с тобой еще выпьем, и потом уже спокойно я тебе опишу, какая она была. Дальше будет проще, главное, кажется, я сказал.
Знаешь, Сеня, в ее лице было что-то восточное. Нет, при этом она была стопроцентная венка. То, что она говорила по-русски, объясняется просто. Она, как потом выяснилось, несколько лет жила и училась в Москве. Но откуда в ее лице восточные черты? Может быть, их и не было, а мне просто померещилось? Может быть, и так.
Но знаешь, Сеня, венцы развивались по Гумилеву. Это, кстати, подтверждают сами венцы. Нет, конечно, они о Гумилеве ни хрена ниче не слышали! Но слово «пассионарий» – ведь из латыни. Причем тут латынь? Действительно, причем?.. Подожди, у них есть пословица… Сейчас вспомню… Ну примерно так: настоящим венцем может себя считать только тот, у кого… В общем, чтобы не соврать, скажу проще: в этой пословице вспоминаются дядюшки, тетушки, бабушки и прочие предки. Скажем так, к примеру: дядя у тебя – чех… ну не у тебя, я же для примера, ты слушай, Сеня, не перебивай… тетя – югославка, бабушка – венгр, дедушка – немец. Если у тебя такая родословная, значит ты – стопроцентный венец. То есть, все по Гумилеву: любой этнос складывается из двух и более компонент. Понял, каланча саратовская?
Так вот, моя новая Незнакомка – для удобства буду называть ее так, – я сразу почувствовал, была стопроцентной венкой. И в тоже время в ней были какие-то неуловимые восточные черты.
Знаешь, Сеня, в Вене до фига турков и других иностранцев. Бля, Европа конкретно боится, что лет через двадцать-тридцать у них иммигрантов будет больше, чем коренных европейцев.
Вот картинка с натуры. Перед Рождеством бабы ходят по магазинам. Эмансипированная венка обычно больше одного ребенка не имеет, а "закомплексованная" турчанка ведет за собой выводок в 5–6 детенышей…
Австрия считает себя цивилизованной страной. Но она люто, на генном уровне ненавидит турков. Почти в каждом историческом памятнике, в каждой церкви так или иначе запечатлен факт победы австрийцев над турецкой армией.
Турки дважды шли на приступ Вены. Ни хрена не вышло! Правоверные рассудили – нет и не надо, аллах акбар! Но австрияки до жопы перепугались. И этот страх в них, похоже, поселился навечно.
…Причем тут моя Незнакомка? Заманал ты, Сеня, причем да причем! При всем! Не гони лошадей! Я ж тебе сказал, что она стопроцентная венка, но в то же время в ней было что-то восточное. Нет, Сеня, не так примитивно. С теми турками, которые сегодня, как цыгане, табором опустошают венские супермаркеты, у нее ничего общего нет. Она аристократка с головы до ног. Если в ней и есть что-то турецкое, то оно уходить вглубь веков, в то дремучее средневековье, когда турецкий падишах Сулейман или его генерал стоял со своими янычарами у ворот осажденной Вены.
И к чему я это, Сеня? А к тому, что в том, что случилось с моей Незнакомкой, в том, что у нее появилась проблема (какая? – я потом скажу), виновато прошлое. Далекое прошлое. Очень далекое. Это я так думаю. Было в ее облике и в ее душе что-то такое, назовем это одним словом "Восток", что на подсознательном уровне отторгалось ее всегдашним окружением и болезненно ею переживалось. И инстинктивно – как в ней сработал этот инстинкт, я не знаю, но догадываюсь, – она потянулась ко мне… Да, ко мне!.. Сам ты, Сеня, турок! Ну не турок ты, не турок… Просто у меня хватило мозгов ее понять, понял?
Что дальше, Сеня? А ничего. Трахнул-не трахнул – какая разница? Не об том сейчас речь… Впрочем, ты прав, Сеня, твоя шопа шире – что же еще тогда может быть главным?.. В общем, она сама подошла ко мне:
– Вы Тим?
– А где ваша кошка? – глупее вопроса придумать было нельзя, но это я от неожиданности.
– А-а, – Незнакомка неопределенно махнула рукой. – Мне нужно с вами поговорить.
– Базару нет.
– Не поняла, – брови тревожно вскинулись вверх.
– Ну нет проблем.
– Да? Только не здесь, здесь очень много народу.
– Разумеется.
– Давайте отсюда уйдем.
– Ну конечно.
Куда ее вести, Сеня? В отель? Я тоже так подумал. Но она:
– Давайте лучше ко мне, я здесь живу неподалеку, – будто мысли мои прочитала.
– Ну к тебе, так к тебе, пошли.
И мы, Сеня, пошли. Нормально так пошли, ты знаешь. Она ухватила меня за ручку – и мы пошли.
Ты гулял по Вене с дамой под ручку? Кругом праздник, маскарад, карнавал, а ты идешь с дамой под ручку. Красота! Никогда ни с кем не ходил под ручку (как будто под конвоем), а тут пришлось. И почему-то я не жалел, хотя поначалу было не в кяйф. Но Вена – приятный городок, специально приспособленный для прогулок с дамами под ручку. Я это сразу понял, в первый же день. Я, Сеня, хвастать не буду, не пропаду ни в одном городе мира, если там есть хотя бы один алкаш.
Дело было так. В первый же вечер, не успели мы устроиться в гостинице, нас повезли в китайский ресторан. Так получилось, что я отстал от группы. Представляешь, Сеня, 12 ночи, один в незнакомом городе, без "копья" в кармане и двумя зазубренными фразами: "Ихь бин ауслендер" и "Ихь зухе отель Хуммер"… Хорошо, бля, хоть название отеля запомнил.
Окажись я в таком положении в твоем сранном Саратове – ну не сранном, не сранном, не искри, ну в офигенном Саратове! – дело не в этом, ты скажи лучше, чтобы со мной тогда было?..
А тут ниче – нормально. Первым делом – я к полицейским! Вот скажи мне, друг, Сеня, а подошел бы ты в 12 часов ночи, будучи изрядно подшофе, к нашим ментам? Ну вот, а фигли ты тогда ко мне со своим Саратовом?.. Почему мы так, Сеня, живем?..
Как дошел? Нормально дошел. Опросил, как мог, про этот долбанный "Хуммер" человек 12 и дошел. Венцы – милейшие люди! Какое нежное участие они приняли в судьбе заплутавшего “ауслендера”: рисовали планы, объясняли на пальцах, даже провожали до ближайшего перекрестка, и никто не отмахнулся. Вру, бля! Один мужик, точно "наци" (видать, не случайно Адольф в Австрии родился), услышав мое корявое "Ихь бин ауслендер", как из ствола пальнул: "Кайн зайт!" И еще одна сладкая парочка – американские туристы – не смогла мне помочь: "Вир нихт шпрехен дойтч". Ну и я ваш английский "не шпрехаю". На том и разошлись.
Но до отеля я-таки дошел. И знаешь, кто помог? Правильно, Сеня, наш брат "алканавт". Не видел в Вене ни одного алкаша – этот был первым и последним, но он-то меня и выручил. Алкаш алкаша…
Лезет, значит, этот австрийский боров обниматься: "Фрейнд, фрейнд, ихь мохте тринкен!"Ну это по-нашему, я сразу догадался, означает: "Братан, давай вмажем!" Ну давай, а чё нам пацанам! Короче, посидели мы с ним. И знаешь где? В баре отеля "Хуммер". Он туда меня, сука, и привел…
Впрочем, Сеня, и нам пора по маленькой. Что, значит, не буду? Не колышит ни грамма – пей! Хочешь до конца все услышать? Тогда – пей!.. Ну вот значит…
Между тем моя барышня разомкнула губки и молвила:
– Тим, мы пришли.
Я посмотрел на табличку на доме: "1.Grassenstrasse". У них там очень удобно сделано: город поделен на микрорайоны, а их номера указываются на табличках. Счет ведется от центра, от так называемого "Ринга" – внутреннего городского кольца. Если на табличке цифра "1", – значит, ты в самом центре, если, скажем, "9" или "12" – где-то на окраине. Башкастые – умно придумали. Взглянул на табличку – и сразу имеешь ориентир, где находишься, заблудиться практически невозможно.
Цифра "1" означала, что моя Незнакомка живет в самом престижном районе Вены. Миллионерша, что ли? А нам татарам – лишь бы даром, и все равно, что самогон, что пулемет – только б с ног валило. Хотя, если честно, я немножко сдрейфил.
Понятно, что нужно снимать напряжение. Понятно, как. В общем, отцепил я "наручники" моей провожатой и направился к винному навесу. Продавщица встретила заученной улыбкой. Ну я ее тоже одарил:
– Ихь мохте ейн глюхвайн тринкен и кого-нибудь трахен.
– "Трахен"? Нихт верштейн.
– А че тут понимать. Тринкен унд трахен, ну например, хотя бы дихь.
– Михь?
– Тебя, родная, тебя.
Лыбится дура. Я заказал пару коктейлей – по пути в банкомате мы с Незнакомкой разменяли мою последнюю сотню баксов (нашлась все-таки)– и вернулся за столик.
– О чем вы так долго говорили с барменшей?
Во дает, еще не жена, а уже ревнует.
– Так, ни о чем, упражнялся в немецком.
– Вы хотите изучать дейтч? Хотите я с вами буду заниматься?
– Нет, спасибо, моя башка и так перегружена, не хочу засорять ее бесполезной информацией.
Незнакомка умолкла. Обиделась? Ну и хрен с ней. А у меня в голове вертится: как она мое имя и телефон узнала? Ничего, раз пришли – скоро узнаю.
Горячий напиток обжег желудок, по телу пошла истома. Хорошо, а?..
И вот, Сеня, мы подходим к самому волнительному моментуэтой истории – мы уже в квартире у моей прелестной Незнакомки. Не буду тебя отвлекать ненужными подробностями интерьера и прочими мелочами, сосредоточимся на главном. Но сначала нам надо, Сеня, как говорил мой австрийский "фрейнд", опять немножко "тринкен". Ну и пошляк же ты, Сеня! Хотя ты прав, на "тринкен" и "трахен" держится мир. Я тоже, скорее, за два «Т», чем за три «К» – кухня, дети, церковь, что же может быть скучнее?
Ну давай наливай, не томи… Я гляжу, ты опять в форме – второе дыхание открылось? Ну тогда поехали… Ух, хорошо пошла… На вот, бананчиком закуси…
Итак, Сеня, сидим мы в ее роскошных апартаментах. На столе красное вино из Милка… Что такое Милк? Ты же говорил, что вас туда тоже возили… Ну хорошо, Милк – чтоб ты знал, это древняя столица Австрии, там самые лучшие вина в Европе делают. А чё им, бля, не делать – ни революций, ни реформ за целую тыщу лет – вот и дави дунайский виноград… В общем, под винцо из Милка, ты понимаешь, Сеня, мне стало совсем хорошо и я, по обыкновению своему, закатил тост минут этак… ну не менее чем на 15. О чем я говорил – убей, не помню. Ну что-то про дружбу народов, про Гумилева, зачем-то турецкого Сулеймана вспомнил, а кончил банально: предложил ей выпить на брудершафт. Я видел, как она морщилась, как ей это было поперек, но у меня масть пошла – ну что теперь делать? Она терпеливо слушала, а я, на вчерашних дрожжах улетающий обратно во вчера, какой-то маленькой частью организма, остающигося трезвым, чувствовал: моя собеседница вся дрожит и волнуется. Сеня, не поверишь, я это чувствовал так, как будто сам дрожал и волновался…
Сеня у тебя есть дача? Причем тут дача? Сейчас объясню. Если у тебя есть дача – значит, там растет малина. Ты собирал когда-нибудь малину? Слушай, это целое искусство – собирать малину. Хорошие спелые, налитые соком ягоды всегда прячутся за листьями, а в руки тебе лезут одни ярко красные недозрелки. На первый взгляд, они очень привлекательны и красивы, кажутся упругими и стройными, острые грудки так и норовят тебя пронзить. Но с ними очень много возни. Во-первых, их трудно срывать, они ломаются и не даются в руки. Во-вторых, когда, наконец, надкусишь и войдешь в их плоть, или, точнее, их плоть войдет в тебя – тебя ждет разочарование. Да, туго, упруго, но совершенно кислый и сухой вкус. Хочется поскорее выплюнуть. Совсем другое дело, когда малина поспела. Но такую малину еще надо уметь найти, она обычно скромно прячется в тени листьев далеко позади своих молодых красногрудых соперниц. На вид она, может быть, не столь ярка, краски чуть тусклее, но стоит тебе дотронуться до нее хотя бы одним пальцем, она тотчас отдаст тебе свою влагу и сама упадет в твои руки. А какая у нее плоть! Не надо даже кусать: ягода сама тает во рту и истекает терпким, вязким и сладостным нектаром… Все искусство заключается в том, чтобы вовремя сорвать малину. Если она хотя бы чуть-чуть перезрела – опять эффект будет не тот. Ягода начинает разбухать от своих могучих внутренних соков, в один прекрасный момент она не выдержит напряжения, сок выйдет наружу и малина, сморщившись, упадет с ветки на землю, чтобы начать омерзительный процесс саморазрушения и гниения.
Моя Незнакомка была той самой спелой ягодкой, но ее никто не рвал, потому-то она томилась и мучилась от переполнявшего ее внутреннего напряжения. Она подошла к той самой роковой черте, когда если малину не сорвать, она уже никогда и никого не сможет напитать своими сладостными соками…
А вот сейчас, Сеня, не перебивай и не опошляй. Подожди – все нормально.
Короче, я говорил и делал банальности. Ну например, такую – я тебе, Сеня, уже об этом рассказывал? – я предложил ей выпить на брудершафт. Ну куда еще банальней!
Больше того, я полез к ней этот самый "брудершафт" исполнять. Но она с омерзением, несмотря на все свое внутреннее напряжение – я так думаю, а иначе, как еще могло быть? – отстранилась.
Я насупился. Она от меня ушла. Как будто заваривать кофе. Деликатная женщина. Я это оценил.
Но что она от меня хотела? Я нормально спал в гостинице номера, тьфу, в номере гостиницы, и никого не трогал, никому не мешал, и вдруг – звонок, прерывающий мой сон. Кому помешал мой сон? И мне говорят: ты должен встретиться, что это очень важно. А что может быть важнее… Стоп, Сеня, я знаю, что ты сейчас скажешь. И я знаю, что ты прав, и ты знаешь, что ты прав, и она знает, что мы оба правы, так кого ей рожна надо?
