Раф Гази
Планета Навои. Сборник рассказов
2
День опять выдался жарким и безветренным. На синем небе неподвижно застыли большие ватные облака. Мы с Рустамом отдыхали, а Тагир добивал «середку», он быстро втянулся в обычный ритм. Это был третий вагон, и кажется, на сегодня последний.
К нам подошел бригадир грузчиков второй смены – селитра с комбината отгружалась круглосуточно днем и ночью с трех линий. Мы работали на первой.
– Братишки, подмена нужна, – обратился к нам за помощью светловолосый высокий эстонец Сява, чисто выговаривая русские слова – долгая разлука с исторической Родиной почти выветрила из его речи тягучий прибалтийский акцент.
Вообще–то, настоящее имя эстонца было Сильво, но все называли его Сявой. Выяснилось, что один из членов его бригады, недавно «откинувшийся» Гога, снова попал в ментовку. Скорее всего, Гогу опять прихватили с анашей. Хотя Сева темнил и втирал нам, что произошла какая–та непонятка, менты, мол, разберутся и Гогу завтра выпустят. А пока его нужно было подменить. Сява не хотел обращаться к мастеру – тогда им дали бы дежурного рабочего, но на бригаду могли наложить штрафные санкции. Поэтому грузчики предпочитали в таких случаях договариваться между собой.
Сява присел возле нас на корточки и выложил на пол три мятые денежные купюры:
– Вот, Гога передал. Всё по таксе.
Такса известна – 25 хрустов. Это были неплохие деньги, на них можно было купить килограммов 7–8 говядины или ящик портвейна.
– А с Зэком не пробовал говорить? – предложил вариант Рустам.
– Зэка сейчас здесь нет, его уже перехватили на второй очереди.
Зэком был настоящий зэк – заключенный, сбежавший с зоны. Он скрывался и жил в цеху селитры, оборудовав себе за раздевалкой лежбище из старых спецовок и бушлатов. Все рабочие знали об этом, но никто не собирался его сдавать. Имя его было неизвестно, называли просто Зэком и всё. Зэк выучился ремеслу грузчика и даже уверенно «бил серёдку», поэтому за подменой в первую очередь обращались именно к нему. Но Зэк был уже занят.
Я сам бы остался, бабки во как нужны! – стал вслух размышлять Рустам, понимая что нельзя сразу отказывать коллегам, в жизни всякое бывает, нам тоже могла когда–нибудь понадобится их помощь. – Да у пацана сегодня день рожденья.
– Поздравляю! Сколько лет пацану?
– Три. Жена стол готовит, теща заявится…
– Да, теща – это святое, – согласился Сява.
– А Тагир только третий день из отпуска, – продолжил дипломатические переговоры наш бригадир.
– Да, сломаться может, – опять понимающе кивнул эстонец.
Действительно, выдержать даже одну смену на погрузке селитры неподготовленному человеку было крайне тяжело, просто невозможно. А тут предстояло отпахать кряду 16 часов. Спортсмен–тяжелоатлет международного уровня, готовясь к престижным соревнованиям, за одну тренировку в различных упражнениях и подходах поднимает в суммарном объеме общий вес до 20–25 тонн. Грузчик же на селитре за смену перетаскивает 65–80 тонн груза! За две смены – соответственно 130–180 тонн!
Я пару раз выходил на подмену. Тяжело, конечно, но не смертельно. Придется выручать ребят, все к этому и склоняется, просто Рустам тянет резину, хочет, чтобы я сам предложил свои услуги.
– Хорошо, у меня вечер сегодня свободный, я подменю.
– Ну вот и ладушки, – обрадовался Сява, дружески похлопал меня по плечу и почапал в раздевалку переодеваться.
– Смотри, они там под допингом пашут, ты этим особо не увлекайся, а то и сам подсядешь, – прощаясь, предупредил меня Рустам.
Бригада Сявы была особенной. Все ее члены – бывшие зеки – покуривали травку. Поэтому Рустам так менжевался, хотел, наверное, уберечь меня от дурного влияния. Но выбора у нас не было – сегодня откажешься ты, завтра откажут тебе.
Вопреки ожиданию первый вагон мы отгрузили быстро и легко. Усталости я ещё не чувствовал. Правда, Сява благородно отстранил меня «от серёдки», сказав, что «бить серёдку» он будет сам с Кάзай – третьим грузчиком их бригады, с худым, нескладным анашистом.
Тонкие черты лица, голубые глаза, длинные белокурые волосы, перевязанные на лбу красной тесёмкой – было в облике Сильво что–то разбойничье–аристократическое, несмотря на его плебейский наряд селитрового грузчика. Независимый взгляд и распахнутая рубашка, обнажавшая мускулистую грудь с золотой цепочкой дополняли этот портрет вольного викинга северных морей, непонятно каким ветром занесенного в горячие южные степи.
Я вспомнил, что видел Сильво и раньше, до того, как перешел в цех селитры из лаборатории азота, где работал слесарем. Однажды в сумерках, задержавшись на заводе, я пешком возвращался домой через большой пустырь и наблюдал такую картину. Три подвыпивших блатаря с фирменными финками, заточенными на местной зоне, гонялись за каким–то высоким блондином. Безоружный Сильво – а это был он – убегал от докопавшихся до него бандюков. Убегать–то он убегал, но как–то странно, вроде как понарошку. Сильво вдруг резко останавливался, хлыстал своих преследователей брючным ремнем, потом ловко уворачивался от ответных ударов и бежал в противоположном направлении. Если бы я тогда уже был знаком с Сильво, то, конечно, вступился бы за него…
Во время короткого ужина – бутылка кефира, помидоры, пара бутербродов, которые раскладывались тут же на бетонке железнодорожной платформы – Сява «забил косяк». Из папиросы «Беломор канал» вытряхивался на ладонь весь табак и смешивался с зеленой, похожей на пластилин массой – анашой. Затем все тщательно и долго разминалось пальцами и забивалось обратно в ствол беломорины. «Косяк» готов!
– На, дёрни! – передал мне Сява издающую резкий характерный запах папироску. – И вдыхай, медленно, глубоко, жуй, как хлеб.
Я поперхнулся, слишком глубоко вдохнув в себя дым. Две следующие затяжки я совершил более удачно и передал анашу Казе.
Тот, блаженно зажмурив глаза, стал жадно втягивать в себя дурманящее зелье. Уже после второго круга Каза стал над чем–то громко и, как мне показалось, беспричинно хохотать.
– Ты я, вижу, у нас недавно, привыкаешь? – участливо спросил Сява.
– Как недавно, уже второй год… Да ничё, нормально.
– Сейчас еще нормальней будет, – пообещал бригадир и протянул мне дотлевающую папиросу.
– А ты зачем меня от «серёдки» оттёр, не доверяешь? – в голове что–то зашумело.
– Да нет, вижу, парень ты здоровый, но зачем пуп рвать две смены подряд.
– Что–там «серёдка», – вдруг неожиданно вступил в разговор переставший смеяться Каза. – У нас тута один «шкаф» работал, здорове–е–енный такой бугай, под два метра. Так он не «серёдку», а на спор вагон бил! Один, сукой буду! Помнишь, Сява?
– Угу, – подтвердил бригадир. – Я же с ним и спорил. На ящик коньяку.
– И что, выставил он тебе коньяк? – спросил я.
– Выставил. Только не он мне, а я ему.
– Да иди ты! – не поверил я. – Это же невозможно одному 65 тонн поднять! И как он один «на дальняк» мог бегать? За шесть секунд? Тут втроём едва поспеваем…
– А он и не бегал. Он своими граблями с середины вагона мешки «на дальняк» закидывал. Сначала по два–три «этажа» складывал, потом всё выше и выше. А «серёдку» под самую крышу поднял, «этажей» 17–18… Получилась такая пирамида Хеопса. Взвесили вагон – точняк 65 тонн потянуло!
– Точняк, 65. Я сам видел, бля буду! – подтвердил Каза и опять заржал, как сумасшедший – Ха–ха–ха! Бля буду! Ха–ха–ха!
Как загружали два последних вагона, я помню плохо. Всё плыло перед глазами, словно в тумане. Помню только, как всё время дико ржал Каза, тряся своим нескладным неспортивным телом и наставлял меня Сява:
– Бери мешок и бросай его, как тряпку, будто он ничего не весит!
К концу второй смены я, действительно, перестал чувствовать груз. 50–килограммовые мешки казались мне даже не тряпкой, а какими–то снежинками, которые я небрежно смахивал со своих плеч.
После работы Сява предложил «забить» еще один «косячок», но я, сославшись на неотложные дела, отказался и поспешил домой.
– Ладно, покедова, мужики!
– Мужики в поле землю пашут, – недобро отозвался Каза.
– Остынь, он же зону не нюхал, по фене не ботает, – урезонил его Сява.
Оглянувшись, в бледном свете синей луны я увидел, как по крыше последнего вагона передвигается какой–то темный силуэт. Я плотно зажмурил глаза, потряс головой и снова разомкнул веки – фигура исчезла, как будто в вагон провалилась!
«Надо же, уже и глюки начались», – подумал я и прибавил ходу.
3
На следующее утро был большой кипиш. Подходя к проходной, я увидел, что наш химкомбинат окружило оцепление солдат в красных погонах.
По территории завода тоже шарили «краснопогонники», едва сдерживая рвущихся с поводов и бешено лающих собак. Возле кабинета начальника селитрового цеха столпилась куча народу: грузчики, фасовщицы и другой технический персонал. Здесь был даже Гога – его на самом деле выпустили, Сява не соврал. Но на его бледном вытянутом лице застыло плохо скрываемое страдание. Видно, хорошо попрессовали ночью в кутузке, – менты умели бить, не оставляя следов.
Завидев меня, Гога, поздоровавшись, поблагодарил:
– Спасибо, братан. Выручил вчера.
– Свои люди – сочтемся.
– Сява деньги передал?
– Ага, не переживай.
Из кабинета вышел озабоченный парторг комбината, с его мясистого спесивого лица сошла обычная надменность, никто не видел его ранньше таким растерянным. Вслед за ним вылетел перепуганный начальник цеха, когда он волновался, щеточка его коротко остриженных усов, смешно топорщилась.
– Зэка ищут, кто–то все же капнул, – успел шепнуть мне Рустам перед тем, как меня вызвали на допрос менты.
– Ты вчера во вторую смену работал? – грубо спросил один из следаков, свесив свое огромное брюха на рабочий стол начальника цеха и нервно постукивая тупым концом карандаша по столу.
– Ну я.
– Не нукай, не запряг! Видел вчера на участке беглого зэка?
– Какого зэка? – сделал я удивленный вид.
– Ты мне дурочку из себя не корчь! Того самого зэка, которого вы в своей раздевалке пригрели. Телогреечку постелили, лежанку устроили, благодетели, вашу мать! Где он прячется, ну, говори!
– Не знаю я никакого зэка, никогда не видел и не слышал.
– Та–ак, комедию решил поломать… Ну–ну, сейчас я тебе поломаю… А это что! – следователь нагнулся и, достав с пола старый рваный бушлат, бросил мне его в лицо.
– Чья это телогрейка? – следователь соскочил со стула, быстро подбежал ко мне и, брызгая слюной, начал орать. – Ну, говори, быстро! Это ты ему принес, ты? Говори, быстро!
– Это не моя телогрейка, – стараясь сохранять спокойствие, ответил я.
– Та–ак, сами признаваться не хотим… А скажи–ка, дружок, ты бывал в Гиждуване? – вдруг сменил тон следователь.
– Где? – не понял я.
– В Гиждуване, придурок!
– Нет.
– Так вот, поезжай в Гиждуван, купи там на базаре ишака и крути ему мозги, а мне не надо! – стал опять кипятиться мент. – Пока по–хорошему спрашиваю, где прячется зэк?
– Я же сказал, не знаю.
– Та–ак, со следствием сотрудничать, значит, не хотим… А наркотиками промышлять хотим, – следователь достал из кармана спичечный коробок, который был набит зеленым пластилиновым веществом. – Это твоя анаша?
– Нет, не моя.
– Как же не твоя? – деланно удивился мент. – Как же не твоя, если мы ее в раздевалке в твоем шкафчике нашли!
– Я анашу не курю, я спортом занимаюсь, – твердо возразил я.
Второй следователь, интеллигентного вида очкарик, тихо до этого стоявший в углу кабинета, приблизился ко мне и произнес мягким вкрадчивым голосом:
– Ну что ты упрямишься? Скажи, когда ты в последний раз видел беглого заключенного и иди подобру–поздорову. Нам больше от тебя ничего не надо.
Я молчал.
– Ты же грамотный парень, спортсмен вон, – продолжал обволакивать меня своими вкрадчивыми речами «добрый» следак. – На комбинате давно работаешь?
– Около 5 лет, но на селитре только второй год.
– Женат?
– Да.
– И дети есть?
– Дочь.
– Отдельно живете? Квартира есть?
– Пока нет, в очереди стою.
– Обещают?
– Обещают.
– Вот видишь, ты же нормальный парень, положительный, семейный. Мы твоему начальству письмо благодарственное чирканем, за помощь следствию, так сказать. Глядишь, тебя в очереди на квартиру подвинут. Тебе же о семье заботиться надо, жизнь семейную, так сказать, обустраивать. Согласен?
Я кивнул.
– Ну вот и молодец! Расскажи–ка нам, братец, все, что знаешь о беглеце. А может, еще каких посторонних людей видел на территории завода, а?
Я отрицательно помотал головой.
– Ну что у тебя может быть общего с этими ублюдками? Подумай, кого ты покрываешь! Расскажи, что видел и иди себе с миром. А о нашем разговоре никто не узнает, слово офицера!
Я молчал.
– Хорошо, иди пока, подумай, мы тебя ещё пригласим, – запас коварных приёмов дознания на этом, похоже, был исчерпан. – Позови, следующего! – заглянув в журнал, кипячной мент назвал фамилию Рустама.
…Допрос работников цеха селитры длился до обеда, конвейеры были приостановлены. Как выяснилось, ищут не только нашего Зэка, сбежала еще целая группа заключенных. Было подозрение, что она прячется на комбинате – зона находилась неподалёку от нашего завода. Химкомбинат был построен зэками, да и сам город тоже.
Но милиция и военные никого не нашли. Обнюхав все подсобки и подвалы, ищейки убрались восвояси. Однако оцепление вокруг комбината пока было оставлено.
4
Вот и осень наступила! Зеленая аллейка перед проходной стала покрываться едва заметными светлыми крапинками. Словно разорвали бумажный мешок с селитрой и сверху обсыпали все деревья желтыми бусинками. С утра прокапал легкий дождь, смыв летную пыль с их листочков.
Осень – благодатная пора для грузчика. Во–первых, в вагоне не так жарко. Во–вторых, начинается сезон прямых поставок селитры в близлежащие колхозы и совхозы. А это дает чап – дополнительный приработок.
– Привет, мужики! – когда я спустился в раздевалку, Рустам с Тагиром уже переодевались возле своих шкафчиков.
– Здорово!
– Привет!
Не знаешь, как вчера наши сыграли? – Тагир был страстным футбольным болельщиком, но последний матч был вынужден пропустить, потому что уезжал на выходные к семье.
– Кажись, продули.
– Кому, «Авангарду»! Да не может быть, это же явный аутсайдер!
– Да я точно не знаю, краем уха от соседа слышал… Может, и не продули.
– Да нет, конечно, не могли продуть. Может, Рустик, ты что слышал?
– Не–а, я с женой в воскресенье в кино ходил на «Лимонадный Джо». В летний кинотеатр. Аж тама было слышно, как трибуны ревели. Обычно так кричат, когда наши забивают. Может, и не продули еще, может, и выиграли.
– Хорошо бы, тогда мы на второе место выходим, и всего на три очка от «Колоса» отстаем.
Когда зашли в вагон и начали «бить дальняк», бригадир на бегу поделился с нами приятной новостью:
– Я утром к мастеру заглянул поздороваться, он сказал, что сегодня колхозники приедут.
Это действительно было приятной новостью. В начале осени для повышения урожая колхозных плантаций требовались большие объемы селитры. За ней на химкомбинат направлялись целые колонны грузовых тележек, прицепленных к колесным тракторам «Беларусь». Для нас это был настоящий праздник! Правда, вечером и ночью колхозники не приезжали, только днём. Поскольку грузчики работали посменно, то праздник выпадал на одну, редко две недели в месяц.
Не успели мы с Тагиром «отходить ближний», как послышалось тарахтение тракторов, которые подъезжали с другой стороны железнодорожных путей. Рустам остановил транспортёр красной кнопкой и со скрипом начал раскрывать противоположные от конвейера ставни вагона. Мы кинулись ему помогать. Наши лица обдул легкий осенний ветерок.
С тележки в вагон запрыгнул толстячок в синей спецовке – видимо, старшỏй, и поздоровался с нами за руку. Один его глаз смотрел на нас, другой – на Кавказ, толстяк слегка косил.
– Ну что сами будете грузить или помочь? – предложил Рустам.
– А сколько возьмете?
– Как обычно – червонец за тележку.
– Не–е, дорого, мы и сами справимся, – запыхтел косой пузан. – Вон я каких орлов привез! Давай, запрыгивай сюда, ребятки!
В вагон забрались еще четверо деревенских амбалов.
– Ну, как хотите! Только учтите, если потом заплачете, цена будет уже другой! – предупредил Рустам.
– Не заплачем, вы втроем работаете, а я четверых грузчиков привез. Если не будут справляться, я и сам помогу.
– Тогда – вперед! – Рустам нажал красную кнопку, а Тагир забрался под резиновую ленту и стал обильно натирать ее куском парафина.
Потеха началась!
Парафированная резина через каждые 6 секунд с огромной скоростью выплевывала из транспортёра мешки. Колхозники неуклюже принимали их на живот, едва удерживаясь на ногах от сильного 50–килограммового удара. Потом долго разворачивались, боязливо прыгали с грузом в руках из вагона в тележку, роняли мешки, поднимали их снова, выстраивая неровные штабели. Поняв, что его грузчики не поспевают, в эту сумятицу включился, как и обещал, толстый старшой. Но и это плохо помогало. Колхозаны сталкивались лбами, мешки валились у них из рук. Не успевая «бегать на дальняк» крошечной по сравнению с вагоном грузовой тележки, горе–грузчики навалили посередине целую гору мешков.
Зрелище было комичное и жалкое!
Мы сидели на мешках с селитрой и ждали развязки. Она наступила скоро. Принимая очередной мешок на свой большой живот, толстяк не удержался и рухнул на спину. Бумажный мешок порвался. Мелкие желтые зерна осыпали его бабью оплывшую грудь и круглое лицо, стекая горячим потоком на дощатый пол вагона.
– Ай–ай, в глаз что–то попало! – завопил толстячок, дрыгая ногами и прикрывая руками лицо.
Я подбежал к нему с бутылкой воды. Рустам кинулся к красной кнопке – транспортёр успел уже накидать в вагон груду мешков. Некоторые из них порвались, залив всё вокруг желтым селитровым морем. Тагир помог мне отодрать руки толстяка от лица и промыть его.
Береги глаза – первая заповедь грузчика! Не дай Бог в них попадет селитра, можешь и вовсе остаться без органа зрения. Но всё вроде обошлось, пузатый старшой отделался легким испугом. Хотя мне показалось, что его раскрасневшийся, как уголь, правый глаз стал косить ещё больше.
Рустам вручил колхозникам метёлку и заставил очистить вагон от рваных мешков и просыпанной селитры.
– Включать кнопку? Будете дальше грузить?
– Нет уж, – отрицательно помотал головой старшой и посмотрел на своих амбалов, понуро склонивших свои вспотевшие лица в пол. – Давайте–ка лучше вы сами.
– Хорошо, но цена – 12 рублей за тележку, – жестко объявил Рустам.
– Может, все–таки 10, как раньше договаривались, – неуверенно промямлил толстопузый колхозан.
– А хуху не хохо!
– Чего?
– Через плечо! Ни о чем мы с тобой не договаривались. Я предлагал – ты отказался. И еще скажи спасибо, что я штраф не наложил.
– Какой еще штраф? За что?
– За порванные мешки и остановку конвейера. У нас теперь за всё из зарплаты вычтут… Короче, что я тут с вами базланю, не хотите – не надо! Убирайте свои тележки, пусть другие клиенты подъезжают. Время – деньги!
– Да, ладно, ладно, согласен.
– Тогда сигайте с вагона! – приказал Тагир, прогоняя смущённых колхозников. – И учитесь студенты, пока мы живы!
Я взял пустой бумажный мешок, разорвал его пополам – сюда будут складываться денежки, – и уселся поближе к открытому створу вагона, чтобы удобней было считать отгруженные тележки. А Рустам с Тагиром, подойдя к транспортеру, приготовились к работе. Да какая эта работа! Так, баловство одно.
Тагир первым принял на плечо мешок с ленты, даже не оборачиваясь на транспортёр. Сделал три ленивых шага, небрежно уронил его на край вагона. Это был «трамплин» – специальная приступка, с которой потом можно будет грузить тележки, не выходя из вагона. Второй мешок подхватил Рустам. Заскочив на «трамплин», он резким движением переломил его и эффектно метра на три с гаком бросил мешок в левый угол пустой тележки. Мешок дважды перевернулся в воздухе и послушно лег вдоль ребристого дна… Рядышком Тагир аккуратно уложил следующий мешок… Второй «этаж», также не выходя из вагона и пользуясь только «трамплином», сложили поперек тележки. Для связки. Для чего пришлось при броске слегка подкручивать мешки. А третий последний «этаж» уложили вновь вдоль. Правда, уже беря мешки с ленты «на стакан».
Зрители, вытаращив глаза, изумленно наблюдали за этим виртуозным мастер–классом! То, что оказалось не под силу пятерым здоровым колхозным бугаям, с легкостью выполняли два профессиональных грузчика.
В считанные минуты тележка была загружена. При этом ребята ни разу не переступили черту, отделявшую край вагона от края близко припаркованной тележки. В пустой мешок упали первые денежки – 12 хрустящих рубликов. Через три тележки мы поменялись местами. Деньги считать сел Тагир, а я работал в паре с Рустамом. Потом и он сел отдыхать, уступив место Тагиру. Так, сменяя друг друга, мы особо не напрягаясь, благополучно доработали до конца смены.
Эта «левая работа» была хороша ещё и тем, что нам шел двойной зачёт. Загруженный на тележки тоннаж учитывался так же, как если бы мы грузили обычные вагоны. За смену у грузчика в среднем выходило 20–22 рубля, или 400–450 рублей в месяц. Это был неслыханный заработок! Например, когда я трудился слесарем четвертого разряда в лаборатории азота, получал вдвое меньше. Но тут мы еще лупили «живые деньги». В тот день мы загрузили 23 тележки и выручили 276 рублей, или по 92 рубля на рыло! За смену! Иная лаборантка на комбинате за месяц таких денег не видела…
Вот еще почему все стремились устроиться грузчиком в цех селитры. Где ещё были такие заработки! Но сделать это можно было лишь при наличии двух вещей: отменного здоровья и великого блата. Я здесь оказался благодаря Рустаму, который имел определенное влияние и на мастера, и на начальника цеха. А сошлись мы с Рустамом, как я уже говорил, на почве увлечения каратэ.
– Пойдешь в секу играть? – спросил меня после удачно завершившейся смены Тагир, который был не только фанатом–болельщиком, но и страстным картежником.
Рустама он не спрашивал, поскольку тот отрицательно относился к азартным играм и спешил всегда после работы к жене и сыну. Мне же торопиться, как и Тагиру, было некуда.
– Ну давай сходим, – согласился я.
В секу рубились в раздевалке второй очереди, где был своеобразный картежный клуб. Особенно там людно было после таких удачных дней, как сегодняшний. Шальные деньги жгли ляжку, и не терпелось поскорее пустить их в какое–нибудь дело.
