Даша фыркнула, но я видел, что она уже не злится;
– Потому, что это не сделка, а подарок. Подарок, который дарящему порой приносит больше удовлетворения и радости, чем тому, кому дарят. Понимаешь, о чём я?
Даша кивнула.
– Разве нет, например, для матери большей радости, чем видеть радость в глазах ребёнка, получившего что-то в подарок? И кто в этот момент больше рад – ещё вопрос. Разве сделать доброе дело безвозмездно, как тимуровцы, не приносит радость тем, кто эти дела совершает?
Даша задумчиво смотрела на меня и неожиданно спросила:
– Я всё стеснялась спросить тебя про эти татуировки, – она дотронулась пальцем до одной из линий, оставшихся от той встречи, что изменила всю мою жизнь.
– Это не татуировки; это ожоги.
Даша испуганно отдёрнула руку.
– Больно?
Я засмеялся;
– Нет, они давно зажили.
– А от чего они?
– Это тайна. Но тебе я скажу. Потому, что доверяю.
Я помолчал.
– Это молния.
Даша испуганно ойкнула, а я добавил:
– Шаровая.
– Как же ты остался жив? Ведь это всё равно молния!
– Я не знаю, Даша. Может я выжил, а может и нет.
Почему-то у меня перехватило дыхание. Это было странно и немного стыдно. Я замолчал и отвернулся к озеру.
Даша также молчала.
Через какое-то время, справившись с голосом, я сказал ей:
– Вот поэтому это секрет. Не хочу превратиться в подопытного жука в лаборатории. Для всех это был просто пожар.
Даша смотрела на меня округлившимися глазами.
Я усмехнулся:
– И пожалуйста, Даша, не надо смотреть на меня, как на восставшего из могилы упыря. Я живой и тёплый. И уже битый час уговариваю симпатичную девушку разрешить сделать ей подарок. Это не ведь не очень похоже на ожившего мертвеца?
Теперь уже улыбнулась Даша.
– Знаешь, Кирилл, ты меня убедил. Но тебе надо поговорить с моей мамой, потому что обманывать её якобы бесплатными билетами я не хочу, но и сама без неё решить всё равно ничего не могу. Поговори с ней. Ты ведь можешь быть убедительным. Но только не пугай, как ту…дуру в школе. Просто поговори. И если мама согласится, то я на твоей стороне, и с довольствием поеду с тобой.
Всю обратную дорогу Даша продремала на моём плече. Мы почти больше не разговаривали, ибо главное было сказано, и оставалось только дождаться встречи с Дашиной мамой.
К Дашиной маме мы договорились пойти вечером, а до этого решили снова погулять в Таврическом саду, который понравился нам прошлый раз своим относительным безлюдьем в центре города.
Поскольку и у меня и у Даши были с утра дела в городе, то встретиться мы договорились на улице Петра Лаврова у метро «Чернышевская». На выходе из самого метро мне стоять не хотелось; там всегда толчея. На Лаврова расположен Дворец Бракосочетания и Дворец Малютки, где регистрируют новорожденных, и многие добирались сюда именно таким образом.
Плюс два, а по факту четыре кинотеатра (в «Ленинграде» было три зала). Ну и вообще – Центр же.
Придя заранее, я купил сразу два мороженых-для себя и для Даши (опоздает – так съем оба сам!), и поджидал её, заняв свободную скамейку на бульваре. Вдруг пара молодых людей, что сидели рядом и болтали о чём-то, как по команде замолкли и сделали «равнение направо».
По середине бульвара шла Даша. Да что там «шла» – Дарья шествовала!
В простого кроя бледно-розовом платье выше колен, в белых, почти прозрачных чулках, выгодно контурирующих её стройные ноги, и с розовым цветом волос, Даша производила на всех ошеломляющее впечатление. Даже взрослые мужчины буквально сворачивали шеи, ловя тычки под рёбра от своих спутниц, что уж говорить про молодёжь.
Даша прекрасно видела, какой эффект производит, и явно им наслаждалась, неспешно дефилируя походкой "от бедра" по центральной аллее. Да уж, умела моя новая одноклассница удивить и поразить! Актриса, чего уж тут..
Даша уже видела меня, но вида не показывала. Шла, мечтательно глядя прямо лишь перед собой. Я решил поддержать её игру; подождал, пока она пройдёт мимо, и, глядя в землю, негромко произнёс:
– А у меня есть мороженое..
Дарья молниеносно развернулась, подскочила ко мне, и, сделав хищное выражение лица, ухватила протянутое эскимо.
Надо было видеть лица окружающих! «А что, ТАК можно было??!», читалось на них.
Через несколько секунд мы с Дашей уже хохотали во всё горло.
Просмеявшись, я сказал ей:
– В опасные игры Вы играете, однако, Дарья Михайловна! Ох и опасные. Знаете, сколько мужиков сегодня из-за Вас лягут спать на диване, и сколько женщин Вас уже ненавидит, посылая проклятья на Вашу прелестную головку? И вообще, на месте Вашей матушки, я в таком виде Вас из дома отпускать одну и вовсе не рискнул бы. И совсем даже не из-за Ваших прекрасных волос.
Даша довольно щурилась, словно кошка, словившая желанную добычу.
– Пойдём-ка, – сказал я ей, – когда она доела, – я научу тебя одной игре.
– Куда идём? – спросила она, принимая мою руку
– Взрывать воздушные замки и развеивать девичьи иллюзии.
– Ничего себе, игра! – удивилась Даша, – и где же мы всем этим займёмся?
– Недалеко. Собственно говоря, ты и сама уже начала это делать несколько минут назад. Но ты играла «в Чапаева», а я научу тебя шахматам.
Мы подошли ко входу во Дворец бракосочетания. Присесть здесь было негде, но для того, что я хотел показать Даше, это не имело значения.
Вокруг шумели свадебные кортежи; украшенные кольцами, куклами и розово-голубыми ленточками подъезжали и отъезжали машины. Из них, в облаках свадебных платьев с букетами наперевес, выходили невесты, а обратно садились уже замужние счастливицы.
Хлопки шампанского, крики «горько», лепестки и букеты. Вопли «Ура» и здравицы, команды фотографов, клаксоны автомобилей – всё это сливалось в единую праздничную какофонию.
– Смотри, Даша, – обвёл я рукой весь этот свадебный шабаш, – что ты видишь?
– Ну свадьбы, – неуверенно сказала Даша, машины, люди…
– Дальше, дальше., – подбодрил я её, – люди, это хорошо, а что за люди?
– Гости, женихи с невестами…
– Кто здесь главные действующие лица в этом спектакле?
– Спектакле?
– Конечно. Ведь свадьбы ИГРАЮТ. Слышала такое выражение? «Сыграть свадьбу». Сыграть, Даша, сыграть. Не «отпраздновать», «не отметить», а именно, что «сыграть». Поэтому смотри на это как на большой спектакль.
Его могут «поставить» на уровне художественной самодеятельности, а могут привлечь профессионалов. По сценарию, с репетициями, или на импровизации, но это всё равно будет лишь спектакль. Игра. Понимаешь?
Даша кивнула.
– А какое название ты дала бы этому спектаклю?
– Не знаю… что-нибудь про счастье, наверное.
– Именно, Даша, про счастье. Хотя я однажды видел название лекции «Ключи от счастья женского у партии в руках», но это немного другая история.
Так вот – счастье. Ты видишь счастливые лица вокруг?
– Ну да, все счастливы…
Я молчал.
Даша подумала и добавила:
– Во всяком случае, они выглядят счастливыми.
Я хлопнул три раза в ладоши.
– Браво, Даша! Ты делаешь успехи в Игре.
– Игре? А мы уже играем?
– А ты разве не заметила? – усмехнулся я. – Конечно, моя Игра не так заметна, как твоя,
Даша слегка порозовела
– Но ты в самом деле молодец. Я был впечатлён. Ещё раз браво. Но давай вернёмся к нашим …хм… счастливцам. Ты знаешь статистку разводов, Даша?
– Нет
– 50%
Дашины глаза округлились.
– Нет, правда? ПОЛОВИНА?
– Половина, половина. Каждая вторая пара, которую мы здесь видим, и которая ныне буквально истекает счастьем, неизбежно разведётся. Расстанется. С руганью, ненавистью, дележом имущества, алиментами и всеми прочими атрибутами уже финальной сцены того спектакля, кульминацию которого мы видим сейчас.
– И в чём же наша Игра? – уже серьёзно спросила Даша.
– Игра в том, чтобы не просто угадать, кто из тех, кто сейчас входит в эти двери – показал я на Дворец – расстанется, а кто нет, а в том, чтобы глядя на них, на их родителей, гостей, весь антураж, придумать ИСТОРИЮ.
– Это очень жестокая Игра, – тихо сказала Даша, и слегка отодвинулась от меня. – Я не хочу в неё играть.
– А это от нас не зависит, – пожал я плечами. – Дело в том, Дарья, что мы УЖЕ В ИГРЕ. Нас не спросили. Нас просто выпихнули на игровое поле, даже не объяснив толком Правила, и Игра началась.
– А кто же нас выпустил, и главное – кто зрители?
– Ты задаёшь ПРАВИЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ, но ответа у меня нет, – я развёл руками. – Впрочем, я показал тебе Игру именно здесь, чтобы стала ясна её суть. А играть можно где угодно. Вон, например, та продавщица мороженного, – я показал рукой, – ничуть не хуже персонаж. Ведь у неё тоже есть СВОЯ ИСТОРИЯ. И её тоже можно разгадать.
– Или придумать, – задумчиво протянула Даша.
– Или придумать, – кивнул я. – Даша, я тобой восхищаюсь, – добавил я, – ты настоящая умница.
Даша немного помолчала, затем подошла ко мне практически вплотную и негромко спросила:
– И многим ты устраивал здесь такой экзамен? Приводил сюда, показывал "Игру"?
– Никому. И это абсолютная правда, Даша. Просто я не встретил ещё никого, кому хотел бы показать это. И это никакой не «экзамен». Это, если ты предпочитаешь школьную терминологию, скорее «внеклассный урок». Факультатив. Не каждому он нужен, не каждому интересен, не каждый готов слушать, и очень далеко не каждый способен его понять.
Даша немного подумала, затем вскочила на низкую ограду газона, не глядя, уверенная, что я её поддержу, протянула руку, и спросила:
– Так что там ты говорил насчёт взорванных замков?
– Хочешь повторить свой давешний триумф? – засмеялся я,
– А может просто хочу проверить твои слова? – парировала Даша.
– «Внимание! Дарья Щербакова вступает в Игру!» – возвестил я, но в общем гаме никто на мои слова внимания не обратил. А зря.
– Валяй, – сказал я Даше. – Иди, круши семейное счастье глупцов.
– Что нужно сделать?
– Просто войти и выйти. Ну можешь ещё зайти «попудрить носик».
– И что будет?
– Увидишь сама. После расскажешь. Если захочешь.
Дарья кивнула и неспешно направилась ко входу во Дворец своей крышесносной походкой.
Я устроился поудобнее у ближайшего дерева и засёк время. Даша вышла через 12 минут. Лицо её горело, а в глазах были слёзы.
– Два назойливых предложения помочь «потерявшейся девочке», одно предложение поехать со всеми кататься на кораблике. Количество взглядов разного свойства не считала. Но чувствовала себя раздетой и униженной.
Она передёрнула плечами.
Я заглянул ей в глаза:
– Вот поэтому, Даша. Поэтому.
– Но почему? Почему?! – возмутилась Даша.
Я не ответил, а показал рукой на ближайший ларь с мороженным и на парк.
Мы долгое время молча бродили по пустынным дорожкам, выбирая самые дальние уголки парка. Даша не хотела разговаривать, и я не лез. Позже, когда мы стояли на берегу пруда, глядя на уток, Даша, не отрывая взгляда от воды, спросила:
– Ты считаешь, что мне не стоило этого делать?
– Ты девочка – пожал я плечами, – Ты должна нравиться, и тебе должно это нравиться.
– Но я не хочу ТАК!
– Даша, – повернулся я к ней, – Я твой друг; во всяком случая, я хотел бы им быть, но даже не брат, и ты мне не невеста. Я не могу указывать тебе, как и что делать.
– Но ты можешь дать совет.
– Я могу научить. Что я сегодня и сделал.
– Твой урок был слишком горьким.
– Не думаю, что рассказал тебе что-то, чего ты не знала до этого. Просто одно дело абстрактное знание, и совсем другое – перенести это абстрактное знание в реальную жизнь и по отношению к себе.
Даша помолчала, обдумывая мои слова, а потом вдруг покрутилась, расставив руки, рассмеялась (девчонка – она и есть девчонка!), и сказала:
– Нет, ну ты видел, КАК я шла! Оценил? А какие у них были лица!
– Ещё бы, – подтвердил я. – Сам чуть не умер.
– Надеюсь не от смеха? – с подозрением спросила Даша.
– От стрелы Купидона, – заверил я её.
– Но увернулся? – обвинительно ткнула она в меня палец.
– Повезло… на этот раз.
– Ах, повезло? – Даша возмущённо стукнула меня кулачком. – А скажи, Кирилл, я что, тебе совсем-совсем не нравлюсь? Ну как… ну в общем ты понял, – порозовела она.
– Даша, не говори ерунды. Разумеется, ты мне нравишься, и я сказал это уже столько раз, что уже боюсь показаться тебе навязчивым. Если ты не забыла, то вечером я вообще собираюсь знакомиться с твоей мамой.
– Сказал. Но я про другое «нравлюсь»
– А про «другое» мы поговорим позже. Потому, что я не хочу вносить двусмысленность в наши отношения.
– «Двусмысленность в наши отношения» – скривившись передразнила Даша. – Ты говоришь, как противные взрослые. Словно поставил меня в угол и отчитываешь, – Даша отвернулась
– Ну извини, – я помолчал, – Возможно, я слишком много читал, когда …болел. Я слишком долго болел, Даша. И слишком мало общался со сверстниками. Потому и разучился говорить просто. И у меня теперь слишком «книжная» речь "противного взрослого".
Даша подошла и взяла меня под руку
– Не обижайся. Я глупая. Я забыла.
– И не думал обижаться. Я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь, Кирилл Ракитин. Ни-че-го!
Она вновь закружилась, запрокинув голову.
– Вот вроде и умный, а дурак дураком.
– Есть такое, – развёл я руками, – Мужчины, Даша, они в отношении женщин всегда были несколько туповатыми. Не знаю уж, почему.
– Так, хватит уворачиваться! Скажи прямо: я красивая?
– Ты великолепна, Дарья Щербакова! И я говорю это абсолютно честно, без стёба или подколки.
– И тебя не смущают ни моё торчащее ухо, ни мои глаза, ни моя конопатость, ни мои худые ноги?
– Меня нисколько не смущает ваше ухо, Дарья Михайловна. Ваши веснушки лишь добавляют Вам очарования, а Ваши глаза – чудесны, волшебны и таинственны, словно звёзды.
– А ноги?! Почему ты ничего не сказал про мои прекрасные ноги? – возмутилась Даша. – Ну-ка, быстро посмотрел и похвалил.
– Ну а что ноги-то? Ноги – это ведь просто ноги…
– Не юли, негодяй! Все пялились на мои ноги, а ты говоришь «это просто ноги»?
Я с сомнением посмотрел на Дашины ноги:
– Ну да, конечно, с чулочками ежли. Или вот колготки… потолщ…
Я не договорил, потому, что весьма чувствительно получил по голове. Пора было спасать ситуацию; похоже, я превысил лимит шуток про внешность. Женщины же…
– Даша! – сгрёб я её в охапку и подержал, полка она не перестала вырываться. – Я же тебе объяснял, что мужики – они туповаты, когда речь идёт о женщинах. Прости, если чего обидного сказал; я не хотел. Я просто хотел пошутить. Неудачно, – я развёл руками и сложил их молитвенно перед грудью. Ну прости. Нельзя нам ссориться. Прости. Не дуйся.
Даша освободилась и вздохнув, сказала:
– Я не дуюсь. Но… понимаешь… Я ведь так оделась сегодня ДЛЯ ТЕБЯ. Не для ТЕХ. Вот это платье – это подарок от бабушки. И я ни разу его никуда не надевала, если не считать домашнего праздника. Ни разу не вышла в нём из дома. Я хотела поразить тебя, показать тебе, какая я красивая, и чтобы все тебе завидовали.
Я на секунду обнял Дашу за плечи.
– Но ведь всё именно так и получилось. Ты и в самом деле меня поразила, и все мужики вокруг на самом деле мне завидовали. Так всё и было. Разве нет?
– А тебе что, было трудно сказать мне всё это раньше?
– Нет, вовсе нет. И я очень ценю; нет, правда ценю, что ты сделала. Но давай и я тебе кое-что скажу; вот ты сказала про ухо, веснушки и глаза.
– И НОГИ!
– И ноги. Но дело в том, что я не оцениваю, даже чисто внешне, человека так сказать «по частям». Ну согласись, звучит глупо: она красива, потому что у неё красивые ноздри. Или он уродлив, потому что у него ужасный большой палец на ноге.
Даша хихикнула, а я облегчённо вздохнул
– Я вижу человека целиком. И тут же я вижу его манеру двигаться, говорить, слышу его голос, если угодно, чувствую его запах. И так целиком этот образ и оцениваю на предмет красоты. Хотя, как говорится, красота в глазах смотрящего. Для любой матери её ребёнок самый красивый. А для любого жениха…хм, ну почти для любого… самая красивая именно его невеста.
Ты видела пожилых некрасивых людей, которые ходят, держась за руки? Потому, что они самые красивые друг для друга. И это я ещё не говорю, что у разных народов разные взгляды на красоту в принципе. НЕ каждому китайцу понравится негритянка, которая у себя дома будет считаться первой красавицей, и наоборот. Подозреваю, что и тебе будет не так легко оценить красоту бурятского юноши, первого красавчика в своей деревне.
Даша фыркала уже вовсю.
– Но всё это, Даша, лишь «первый слой»
А дальше идёт суть человека; его характер, взгляды, поступки. И никакие красивые ноги не перевесят подлости, а красивые уши – мелочности и тупости.
А ноги у тебя красивые. Это правда.
Даша остановилась, внезапно встала на носочки и чмокнула меня в щёку.
И грозно сказала:
– Молчи! Не говори ничего!
Так я и молчал.
Мама Даши, Анастасия Марковна, невысокая стройная женщина, с усталым лицом и приятным голосом, встретила нас чаем и пирогами. Что было весьма кстати, т. к. мы уже изрядно были голодными, а пара мороженных для наших молодых организмов было просто ничто.
День сегодня был длинным. Я уже, если честно, устал, и мне совершенно не хотелось заводить длинную волынку. Но решить вопрос с поездкой в положительном ключе было необходимо.
Анастасия Марковна тоже не стала ходить вокруг да около.
– Ты ведь хотел мне что-то сказать? – сразу перешла она к делу, как только мы допили по второй чашке и съели по третьему куску пирога.
Ну что же, такой подход меня устраивал
– Спасибо, Анастасия Марковна! Пирог был очень вкусным и очень актуальным.
Но я хотел просить Вас, – я посмотрел ей прямо в глаза, – отпустить Дашу на море. Я в курсе некоторых обстоятельств вашей семьи; Даша рассказала мне, – я заметил неудовольствие и даже тревогу (!) на лице мамы Даши, и поспешил добавить, – далеко не всё, разумеется, но в общих чертах. И я предложил свою помощь в решении, э-э-э… некоторых аспектов возникших проблем. Даша согласилась с моими доводами, но без Вас, разумеется, вопрос не решается.
– А могу я тоже послушать твои «доводы», с еле заметным сарказмом спросила мама Даши.
– Разумеется. В общем-то всё, на мой взгляд, настолько очевидно, что вряд ли даже нуждается в каких-то пояснениях.
Во-первых, это здоровье. Море, солнце, свежие фрукты, физический посильный труд – какие тут сомнения?
Анастасия Марковна кивнула.
– Во-вторых, мы с Дашей приходим в эту школу, теперь уже можно говорить «нашу школу», в статусе «новеньких». И не просто «новеньких», а новеньких – одиночек. У которых нет никого из знакомых в новой школе.
Честно говоря, это и было причиной того, что я перешёл в эту школу. И у меня были на то свои причины, как и у Даши, как я догадываюсь. Но дети, подростки в особенности, они, знаете ли, особой деликатностью в этом плане не отличаются. Так что «входящие конфликты» практически неизбежны. А тут и поддаться нельзя; иначе придётся два года, фигурально выражаясь, извините, «под партой» провести, но и непрерывную войнушку вести нет желания. Это и на учёбе скажется, ну и вообще на жизни.
По мере того, как я говорил, лицо Дашиной мамы принимало всё более изумлённый вид. Она явно не рассчитывала на такие речи от 14-летнего мальчишки. Но мне уже надоело притворяться, и я решил, что буду таким, какой я есть; нравится это кому-то или нет.
Анастасия Марковна посмотрела на дочь, и Даша поспешила пояснить:
– Не обращай внимания. Кирилл часто говорит как взрослый. Он долго болел и мало общался со сверстниками
Анастасия Марковна кивнула, принимая пояснение, и показала, что готова слушать дальше.
– В лагере же мы обретём если и не друзей, то по крайней мере несколько десятков знакомых из старших классов. Что нам сильно облегчит жизнь и вхождение в новый коллектив. По сути, изменит наш статус.
В третьих; когда выпадет такая возможность ещё – побывать на море летом? Следующее лето слишком далеко, да и что измениться через год по сравнению с этим годом? А там и вовсе выпуск, студенчество, всевозможные практики…
Так какие препятствия? Если они есть, то я готов в меру сил помочь их преодолеть.
Мама Даши долго молчала, глядя на меня. А затем медленно сказала:
– Дарья поведала мне о твоём предложении насчёт денег, но ты же понимаешь, как это выглядит с нашей стороны?
– О, ещё как понимаю! Дарья Михайловна изволили выразиться крайне определённо, гордо заявив: «МЫ НЕ НИЩИЕ!».
Мне пришлось долго извиняться.
Даша вспыхнула, но промолчала
– Анастасия Марковна, не знаю, говорила ли Вам Дарья, но эти деньги – это деньги – мои собственные, заработанные лично мной, а не полученные от родителей или ещё кого-то. Возможность потратить заработанные собственным трудом деньги по своему усмотрению, в том числе и на подарок понравившейся ему девушке – это часть самоуважения для любого мужчины. Это его мотивация и его самооценка. Отказываясь по каким-то причинам от подарка, женщины, по сути, обесценивают сам труд мужчины, и лишают его права на принятие мужских решений.
Я помолчал и добавил:
– И это очень обидно. Тем более, когда подарок делается без каких-либо задних мыслей и от чистого сердца. Пусть даже под влиянием момента, но от всей души.
На этот раз Анастасия Марковна молчала ещё дольше, с ещё большим удивлением глядя на меня. Поймав её взгляд, Даша лишь пожала плечами, как бы говоря: «так я же предупреждала»
Наконец мама Даши сказала:
– Ты сказал всё верно, – и усмехнулась, – Меня впечатлило. Но сумма, – развела она руками, – сумма как-то не очень тянет на «просто подарок», говоря по правде, малознакомой девушке. Тебе не кажется?
– Вовсе нет. Но хорошо, давайте просто посчитаем.
Анастасия Марковна пожала плечами
– Скажите, может ли мужчина, некий абстрактный мужчина, пригласить понравившуюся ему девушку в кино?
Анастасия Марковна кивнула – может.
– Билет – это 50 копеек. А на двоих – целый рупь!
– Идём дальше. А может ли этот абстрактный мужчина купить девушке цветы? Это же нормально? Нет вопросов?
Но букет будет стоить уже два- три рубля.
А если этот мужчина пригласит девушку в кафе и угостит кофе с пирожным? Это ведь не какая-то чрезвычайная трата?
Мама Даши уже поняла, куда я веду, и досадливо поджала губы, в отличии от Даши, которая вовсю веселилась.
– Теперь представим, что этот абстрактный влюблённый кавалер пригласит свою девушку на концерт.
Это ведь нормально, пригласить девушку на концерт, купить ей букет цветов, угостить её в кафе и отвести на такси домой?
Билеты в театр обойдутся в пятёрку, столько же будет стоить такси…
– Всё, всё, остановись пожалуйста. Я поняла уже. Ты прав. – Анастасия Марковна помолчала, – И ты ведь не успокоишься? Я правильно понимаю?
– Анастасия Марковна. Поймите и Вы меня правильно, пожалуйста, – я помолчал, прикидывая, как лучше донести свою мысль.
– Нормально дарить подарок, сделанный своими руками, какова бы не была его стоимость. Не правда ли?
А если у меня нет таланта сделать этот подарок – нарисовать картину, связать свитер – но есть другие умения, с помощью которых я могу заработать деньги, купить эту картину и свитер и подарить их? Тогда, есть ли разница? У нас почему-то принято с подозрением относиться к деньгам, как к таковым, но ведь деньги, по сути, лишь посредник между нашим трудом и нашим подарком. Лишь средство, способ. А не сам подарок.
Я хочу подарить Даше вовсе не деньги; я хочу подарить ей юг и море. Я хочу подарить ей новые впечатления и новых друзей. Подарить решение её будущих возможных проблем. Вот, что я хочу ей подарить. И для меня очень важно сделать этот подарок. Важно для меня самого. Понимаете? Поэтому, я очень прошу Вас: не обижайте меня отказом от него.
Она помолчала и задумалась, глядя сквозь меня.
Я понял, что это критический момент. Критический не просто в плане поездки, а в плане наших дальнейших отношений вообще. Поняла это и Даша, буквально замерев.
Я с грохотом бухнулся на колени:
– Матушка родимая, Настась Марковна! Христом богом прошу и Троицей Святой заклинаю! Дозвольте же нам с Дарьей Михайловной поездку сию. Вечно молить о здравие Вашем буду Богородицу, Деву пресвятую – Заступницу! Ведь лишь о благе дочери Вашей пекусь, имея помыслы чистые. В чём готов на поклясться хоть и жизнью самой.
Я попытался ухватить и поцеловать руку Дашиной мамы, которая в испуге отпрыгнула и спрятала руки за спину.
– Дарьюшка, голубушка! Что же ты стоишь? Пади, пади маменьке в ноженьки-то! Проси её!
Я схватил за руку тут же бухнувшуюся рядом Дашу.
– Настась Марковна, матушка! Вот два сердца чистых пред Вами милости Вашей взыскуют. Неужто глухи Вы к мольбам и слёзам нашим пребудете?
Я посмотрел на Дашину маму и из глаз моих покатились слёзы.
Она же смотрела на меня чуть ли не в панике.
– Дарьюшка, сердце моё! Неси же скорее иконку малую. Даст Бог и смягчится матушка. Сердце-то материнское- чай не каменное. Даст нам матушка благоволение своё на труды для тела и души спасительные.
Даша тут же вскочила и заметалась по кухне с причитаниями.
– Прекратите, да прекратите же оба этот балаган! – пыталась урезонить нас Дашина мама. – Устроили здесь дурдом какой-то!
Но выйти из образа бывает труднее, чем в него войти. Я чувствовал, что сам нахожусь на грани истерики, затягивая туда и Дашу с мамой. Та, видимо, почувствовала что-то, и наконец, сдалась:
– Да чёрт с вами, клоуны несчастные! Поезжайте уже куда хотите!
Даша радостно взвизгнула и бросилась обнимать маму. Я же медленно поднялся с колен и, шмыгнув носом, поплёлся в ванну, прекрасно понимая, что на самом деле разговор ещё не окончен.
Я умылся, и немного постоял, глядя в зеркало; глаза мои всё ещё оставались красноватыми. Я был сам немного шокирован своими слезами, но это произошло как-то само собой. Я пытался разобраться в себе, но мозг явно сбоил, отказываясь строить даже самые простые логические цепочки. Я решил положиться на интуицию, и, собравшись с духом, наконец вышел из ванной.
– А вот и наш главный «переговорщик»! – с усмешкой поприветствовала меня Дашина мама, – Никогда не сдаёшься, да? Победа любой ценой?
– Игнатий Лойола никогда не был для меня кумиром, Анастасия Марковна, осторожно ответил я.
Дашина мама изобразила на лице кривую улыбку
– Ничего не скажешь; умеешь ты убеждать, Кирилл. – Как уверяла меня Даша, «чистой логикой», – саркастически посмотрела она на дочь. Даша смущённо хихикнула.
– Знаешь что, Даша, – сказала Анастасия Марковна, – у нас тут совсем не осталось хлеба в доме. Может ты сбегаешь? Вернее, сходишь. Неспешно. А мы тут с Кириллом пока потолкуем. О жизни.
– Ну ма-ам… – недовольно протянула Даша.
– Иди-иди, «сердце моё», – метнув на меня взгляд, насмешливо сказала её мама.
Я смущённо посмотрел на Дашу и слегка кивнул. Это не укрылось от Дашиной мамы, но она лишь качнула головой и ничего не сказала. Когда хлопнула входная дверь, Анастасия Марковна села за стол, устало положила на него руки, и, указав мне на стул напротив, очень серьёзно сказала:
– Давай, Кирилл, поговорим теперь как взрослые люди.
Я кивнул и осторожно присев, выжидательно посмотрел на неё. Анастасия Марковна молчала, подбирая слова.
– После того, как Дарья …м-м… осталась без отца, – тут голос её слегка дрогнул и это не укрылось от меня. Анастасия Марковна это заметила, и словно решившись, продолжила более уверенно:
– То, что я тебе сейчас скажу, должно остаться строго, между нами, хорошо?
Я вновь кивнул и приложил руку к сердцу, не решаясь сказать хоть слово.
– Дашин отец – не был её родным отцом. Её настоящий отец погиб ещё до её рождения. Её вырастил другой человек. Отец Киры – сестры Даши. И который теперь тоже умер.
Она немного помолчала и добавила:
– И умер он в заключении.
Я замер. Мы оба понимали, какой неизбежно должен последовать мой вопрос, но я его принципиально не задавал.
Наконец Анастасия Марковна вздохнула и сказала:
– Спасибо Кирилл. Я рада, что не ошиблась в тебе.
Дочь рассказала, как ты вступился за неё в школе, я благодарна тебе за это. Как и за твою деликатность. За то, что ты ни разу не спросил Дашу об отце. Она сказала и об этом. Но я тебя буквально заклинаю всем, чем могу; если ты не хочешь потерять дружбу с Дарьей, если она тебе нравится, то никогда, ты слышишь – НИКОГДА-НИКОГДА, ни под каким видом, ни по какому поводу, даже намёком не упоминай о нём при Даше! Не спрашивай её ни о чём, и не говори ей о том, что я тебе рассказала. И, разумеется, никому другому. Иначе ты станешь ей врагом, Кирилл. И для Даши, и для меня.
Мы оба помолчали ещё некоторое время.
– Отчим Даши оказался плохим человеком. Но после того, как его не стало, в Даше словно что-то надломилось внутри. Исчезло что-то, что было ей присуще до всего этого…, – она запнулась, – словно боялась сказать что-то лишнее, – после всего этого кошмара.
Что-то, что составляло очень важную часть её натуры.
Дарья, наверное, сказала тебе, что занимается в театральной студии?
Я вновь кивнул
– Когда она проживает, и пусть лишь в игре, какие-то другие жизни, становится, пусть и на время, как бы другим человеком, ей легче возвращаться в эту реальность.
От этих слов моё сердце явственно сбилось с ритма, и я судорожно сглотнул.
– Есть и ещё один незаявленный аспект этих занятий; Дарья может казаться тем, кем хочет казаться, а не той, кем является на самом деле. Потому, что на самом деле, она очень доверчивый и открытый, возможно в чём-то даже наивный человек.
Была, – добавила Дашина мама после паузы, и голос её снова дрогнул. – Была раньше.
Она даже страдала из-за этого от сверстников. И это одна из причин, почему она выбрала другую школу в старших классах. Подозреваю, что у тебя есть схожая причина, – она вопросительно посмотрела на меня.
– Нет, я никогда не страдал от одноклассников, – лаконично ответил я. – Хотя причина, разумеется, есть.
– Ладно, не хочешь – не рассказывай.
Так вот; Даша может обмануть чужого человека, но не меня. И я вижу, что с ней происходит на самом деле. И я вижу, что несмотря на смехотворный срок вашего с ней знакомства, в ней словно оживает то, что, казалось бы, исчезло уже совсем. Та позитивность, та детская открытость миру, интерес к нему.
– Но мир детей, Анастасия Марковна, и мир взрослых, очень отличаются друг от друга. Дети – это объективно, уж извините, маленькие и глупые существа. И детская открытость, о которой Вы говорите, может сыграть в жизни слишком задержавшегося в детстве, очень плохую роль. Дети неизбежно должны взрослеть, даже если их родителям и хочется, чтобы они подольше оставались детьми.
Мама Даши с изумлением уставилась на меня, словно увидела впервые.
– Сколько тебе лет, на самом деле, Кирилл?
– Я уже не первый раз слышу этот вопрос, Анастасия Марковна, – усмехнулся я. – И отвечу Вам так же, как ответил и Даше: моё «Свидетельство о рождении» подлинное.
– Да-а… – протянула мама Дарьи. – Дочь меня предупреждала, но видимо, я её не поняла до конца. Но ты, безусловно, прав. Взрослеть придётся всем. И мне очень хочется, чтобы в это время рядом с Дашей был НАСТОЯЩИЙ ДРУГ. Тот, кому и Даша и я могли бы доверять полностью и без оглядки. Тот, кому я могла бы доверить саму Дашу, понимаешь?