Посвящается
匡为华 – Куанг Вейхуа
匡萌芽 – Куанг Менгя
冯海潮 – Фэн Хайчао
钟辉英 – Чжун Хуэйин
杜华 – Ду Хуа
冯宝兰 – Фэн Баолан
Фан Рунин – сирота войны из провинции Петух, командир цыке и последняя из живых спирцев
Рамса – бывший узник тюрьмы в Бахре, ныне эксперт по боеприпасам
Бацзы – шаман, призывающий неизвестного бога, который наделяет его громадной силой
Суни – шаман, призывающий бога-Обезьяну
Чахан Сурен – шаман из клана наймадов, брат-близнец Кары
Кара Сурен – меткий стрелок, заклинательница птиц и сестра-близнец Чахана
Юнеген – шаман, способный менять обличье и призывать дух лисы
Агаша – шаман, призывающий речного бога
Алтан Тренсин – спирец, бывший командир цыке (погиб)
Семья Инь
Инь Вайшра – наместник провинции Дракон, глава республики
Инь Саихара – правительница Арлонга и жена Иня Вайшры
Инь Цзиньчжа – старший сын наместника провинции Дракон, маршал республиканской армии
Инь Мучжа – сестра-близнец Цзиньчжи, учится за границей, в Гесперии
Инь Нэчжа – второй сын наместника провинции Дракон
Инь Минчжа – третий сын наместника провинции Дракон
Чен Катай – сын министра обороны, единственный наследник семьи Чен
Шрин Венка – дочь министра финансов
Лиу Гужубай – наместник провинции Обезьяна
Цао Чажоук – наместник провинции Свинья
Гун Таха – наместник провинции Петух
Ань Тсолинь – наместник провинции Змея и бывший наставник Иня Вайшры
Су Дацзы – императрица Никана, Гадюка
Тсунь Хо – наместник провинции Овца
Чан Энь по прозвищу Волчатина – наместник провинции Лошадь, а позже – командующий императорским флотом
Цзюнь Лоран – бывший наставник по боевым искусствам в Синегарде, фактический наместник провинции Тигр
Фейлен – бывший шаман отряда цыке, призывающий бога ветра, был заключен в Чулуу-Корих и позже освобожден Алтаном Тренсином
Цзян Цзыя – Страж, призывает чудовищ из императорского зверинца, замуровал себя в Чулуу- Корихе
Инь Рига – бывший Дракон-император, считается погибшим в конце Второй опиумной войны
Генерал Жозефус Таркет – командующий войсками Гесперии в Никане
Сестра Петра Игнатиус – представительница Серой гильдии (гесперианского религиозного ордена) в Никане
Брат Аугус – юный послушник Серой гильдии
Сорган Шира – предводительница клана кетрейдов, старшая сестра матери Чахана и Кары
Бектер – сын Сорган Ширы
Тсевери – дочь Сорган Ширы
Чиан Муг – королева пиратов Анхилууна, она же Каменная стерва и Лживая вдова
Сарана – фаворитка Муг и Черная лилия высокого ранга
– Ну пойдем, – заныл Минчжа. – Ну пожалуйста, мне хочется взглянуть.
Нэчжа схватил брата за пухлое запястье и вытащил из воды.
– Нам не разрешено ходить дальше заводи с кувшинками.
– А тебе разве не интересно узнать? – продолжал канючить Минчжа.
Нэчжа колебался. Ему тоже хотелось узнать, что находится в пещерах за поворотом. Детей из семьи Инь с самых малых лет манили своей загадочностью гроты реки Девять излучин. Детей постоянно пугали темнотой и дремлющим злом, скрытым в пасти пещер, шныряющими там чудовищами, готовыми хитростью заманить малышей в свои глотки.
Уже одного этого было достаточно, чтобы завлечь детей семьи Инь, ведь все они были прирожденными искателями приключений. Они также слышали рассказы о несметных сокровищах, о лежащих под водой грудах жемчуга, нефрита и золота. Наставник Нэчжи по классической литературе однажды сказал ему, что все упавшие в воду драгоценности непременно сносит течением в эти речные гроты. А порой в ясный день Нэчже казалось, будто из окна своей комнаты он различает исходящее из входа в пещеру мерцание солнечного света на блестящем металле.
Ему многие годы отчаянно хотелось исследовать эти пещеры, и сегодня был как раз подходящий день, все слишком заняты, чтобы обращать на него внимание. Но он обязан оберегать Минчжу. До сих пор Нэчже не доверяли в одиночку присматривать за братом, он и сам был еще слишком мал. Но на этой неделе отец уехал в столицу, Цзиньчжа учился в Академии, а Мучжа находилась за границей, в Серой башне Гесперии, остальные же обитатели дворца были слишком измотаны внезапным недомоганием матушки, так что слуги по-быстрому всучили Минчжу старшему брату и велели обоим не лезть куда не следует. Нечжа хотел доказать, что способен справиться с заданием.
– Минчжа!
Брат Нэчжи уже снова брел по отмели. Нэчжа выругался и бросился в воду вслед за ним. Как шестилетнему малышу удается передвигаться так быстро?
– Ну пожалуйста, – захныкал Минчжа, когда Нэчжа схватил его за пояс.
– Нельзя, – отрезал Нэчжа. – Попадем в беду.
– Мама все неделю пролежала в постели. Она не узнает. – Минчжа вырвался из рук брата и проказливо улыбнулся. – Я ей не скажу. И слуги не скажут. А ты разве скажешь?
– Ах ты, мелкий демон, – отозвался Нэчжа.
– Я просто гляну на вход в пещеру, – с надеждой просиял улыбкой Минчжа. – Мы не пойдем внутрь. Ну пожалуйста!
Нэчжа сдался.
– Только за угол и обратно. Заглянем в пещеру издалека. А потом вернемся, понятно?
Минчжа взвизгнул от радости и пошлепал по воде. Нэчжа последовал за ним, наклонившись, чтобы взять брата за руку.
Минчжэ было невозможно в чем-либо отказать. Он был таким пухлым и жизнерадостным, прямо прыгающий мячик, состоящий из хохота и радости, предмет обожания всего дворца. Отец души в нем не чаял. Цзиньчжа и Мучжа играли с ним по первому его требованию и никогда не огрызались, как часто поступал Цзиньчжа с Нэчжей.
Матушка любила его больше остальных детей, возможно потому, что другим сыновьям предстояло стать военными, а Минчжу она могла оставить при себе. Она одевала его в тонкий расшитый шелк и увешивала многочисленными золотыми и нефритовыми амулетами на удачу, так что Минчжа позвякивал ими при ходьбе, едва таская вес всего этого золота. Дворцовые слуги шутили, что слышат Минчжу прежде, чем его увидят. Нэчжа хотел попросить Минчжу снять золото, боясь, что оно утянет его под воду, уже доходящую малышу до груди, но Минчжа рвался вперед, как будто ничего не весит.
– Все, дальше мы не пойдем, – сказал Нэчжа.
Они подобрались ближе к гротам, чем когда-либо прежде. Устья пещер были так темны, что Нэчжа ничего не видел дальше двух шагов, но стены выглядели такими гладкими и переливались миллионами оттенков, словно рыбья чешуя.
– Смотри! – Минчжа показал что-то в воде. – Это папин плащ.
Нэчжа нахмурился.
– Как папин плащ оказался на дне реки?
Но тяжелый плащ, наполовину засыпанный песком, и впрямь принадлежал Иню Вайшре, никаких сомнений. Нэчжа различил гребень дракона, вышитый серебром на яркой небесно-голубой ткани, которую дозволялось носить лишь членам семьи Инь.
Минчжа указал на ближайший грот.
– Он появился оттуда.
По жилам Нэчжи пробежал необъяснимый холодок ужаса.
– Минчжа, немедленно уходи!
– С чего бы это?
Упрямый и бесстрашный Минчжа шагнул ближе к пещере.
Вода забурлила.
Нэчжа бросился к брату, чтобы оттащить его обратно.
– Стой, Минчжа…
Из воды показалась громадина.
Нэчжа увидел гигантский темный силуэт мускулистого чудовища, свернувшегося кольцом, как змея, и тут массивная волна накрыла Нэчжу с головой и бросила ничком вниз, под воду.
Река была неглубока. Вода доходила Нэчже только до пояса, а Минчже до плеч, ближе ко входу в грот было совсем мелко. Но когда Нэчжа открыл глаза, поверхность воды находилась где-то далеко-далеко, а дно грота казалось необъятным, как дворец в Арлонге.
От дна исходило бледно-зеленое сияние. Нэчжа видел лица – прекрасные лица без глаз. Человеческие лица из кораллов и песка, бесконечную мозаику из серебряных монет, фарфоровых ваз и золотых слитков, и это устланное сокровищами дно тянулось вдаль, в глубь грота, откуда исходил свет.
На мгновение Нэчжа заметил проблеск чего-то темного на фоне света, но все тут же вернулось к прежнему виду.
Что-то было не так с самой водой. Словно кто-то изменил и растянул заводь. Светлое мелководье вдруг стало глубоким и темным, и кошмарно, гипнотически спокойным.
В полной тишине Нэчжа расслышал слабый крик брата.
Нэчжа яростно погреб к поверхности. Казалось, до нее много миль.
Когда он наконец вынырнул из воды, то снова оказался на мелководье.
Тяжело дыша, Нэчжа смахнул с глаз воду.
– Минчжа?
Брат пропал. По реке расплылись алые разводы. Некоторые были густыми, с комковатой жижей. Нэчжа тут же понял, что это.
– Минчжа?
Вода была спокойна. Нэчжа рухнул на колени, и его вырвало. Рвота смешалась с кровавой водой.
Послышался лязг металла о камень.
Нэчжа опустил взгляд и увидел золотой браслет.
И тогда Нэчжа заметил поднимающийся у входа в грот темный силуэт и услышал голос, исходящий непонятно откуда и пробирающий до костей:
– Привет, малыш.
Нэчжа закричал.
Сквозь клубящийся рассветный туман «Буревестник» на всех парусах шел к портовому городу Адлага. После атаки армии Федерации во время Третьей опиумной войны город был разрушен, и с тех пор таможню так толком и не восстановили, тем более, когда дело касалось корабля с припасами, идущего под флагом ополчения. «Буревестник» благополучно миновал портовую таможню и пришвартовался как можно ближе к городской стене.
Рин сидела на носу, пытаясь спрятать трясущиеся руки и забыть о ноющей боли в висках. Ей страшно хотелось получить дозу опиума, но сегодня она не могла себе этого позволить. Сегодня ей нужно соображать быстро и на трезвую голову.
«Буревестник» стукнулся о причал. Отряд цыке собрался на верхней палубе, в напряженном предвкушении глядя в серое небо, пока тянулись минуты ожидания.
Рамса забарабанил ногой по палубе.
– Ждем уже целый час.
– Имей терпение, – ответил Чахан.
– Наверное, Юнеген смылся, – предположил Бацзы.
– Не смылся, – возразила Рин. – Он сказал, что будет занят до полудня.
– А еще он будет первым, кто ухватится за возможность от нас избавиться, – сказал Бацзы.
И он был прав. Юнеген, самый непостоянный из цыке, уже много дней ныл по поводу грядущего задания. Рин послала его вперед, разведать их цель в Адлаге. Но время встречи уже истекало, а Юнеген так и не появился.
– Он не посмеет, – сказала Рин и поморщилась, потому что стоило ей заговорить, как боль вонзила клинок в основание черепа. – Он знает, что я его выслежу и спущу с него шкуру живьем.
– М-м-м, – протянул Рамса. – Лисий мех. У меня был бы новый шарф.
Рин снова обратила взгляд к городу. Адлага превратилась в странный обломок города, наполовину живой, а наполовину разрушенный. Одна часть вышла из войны без повреждений, другую же так усердно бомбили, что из обугленной травы теперь торчали только фундаменты. Граница пролегла настолько ровно, что разрезала некоторые дома пополам: одна половина почернела и обвалилась, а другая каким-то образом выстояла, несмотря на стонущие океанские ветра, и до сих пор держалась.
Рин с трудом представляла, что в городе могли остаться выжившие. Если Федерация поработала здесь так же тщательно, как в Голин-Ниисе, Адлага должна быть забита трупами.
Внезапно с почерневших руин взлетел ворон. Он сделал над кораблем два круга и резко спикировал к «Буревестнику», словно к мишени. Кара подняла руку. Ворон притормозил и обхватил когтями ее запястье.
Кара провела указательным пальцем по голове и спине птицы. Когда Кара поднесла ухо к клюву ворона, он распушил перья. Прошло несколько секунд. Кара по-прежнему стояла с закрытыми глазами, внимательно слушая то, чего не могли услышать остальные.
– Юнеген нашел Юаньфу, – наконец сказала Кара. – В двух часах отсюда, в здании городского совета.
– Похоже, ты не получишь свой шарф, – сказал Базцы Рамсе.
Чахан принес снизу мешок и высыпал его содержимое на палубу.
– Одевайтесь, – велел он.
Рамсе пришло в голову, что для маскировки им стоит переодеться в украденную форму ополчения. Они не смогли купить военную форму у Муг, однако найти ее не составляло труда. Разлагающиеся трупы валялись грудами по обочинам в каждом покинутом прибрежном городке, достаточно было дважды сойти на берег, чтобы набрать достаточно одежды – не обугленной и не заляпанной кровью.
Рин пришлось закатать рукава и подвернуть брючины. Трудно было отыскать труп ее роста. Она подавила позыв к рвоте и надела ботинки. Рубаху она сняла с тела, распластавшегося на непрогоревшем похоронном костре, и даже после трех стирок в соленой морской воде запах горелого мяса никак не выветривался.
Рамса, одетый в нелепую форму, в которую могло бы поместиться трое таких, как он, отсалютовал Рин.
– И как я тебе? – спросил он.
Рин наклонилась, чтобы завязать шнурки.
– Зачем ты это нацепил?
– Рин, прошу тебя.
– Ты не идешь.
– Но я хочу пойти!
– Ты не идешь, – повторила она. Рамса был гением, когда дело касалось боеприпасов, но в остальном был тощим, мелким и совершенно бесполезным в схватке. Рин не собиралась потерять своего специалиста по изготовлению пороха из-за того, что тот не умеет обращаться с мечом. – Не заставляй меня привязывать тебя к мачте.
– Да брось, – заныл Рамса. – Мы уже столько времени торчим на корабле, а у меня морская болезнь, стоит сделать два шага, и уже тошнит.
– Крепись.
Рин несколько раз обернула ремень вокруг пояса.
Рамса вытащил из кармана несколько ракет.
– Подпалишь их? – спросил он.
Рин окинула его суровым взглядом.
– Надеюсь, ты понимаешь, что мы не собираемся взрывать Адлагу.
– Нет, конечно, только свергнуть местную власть, а это намного лучше.
– С минимальными человеческими жертвами, а это значит, что лучше обойтись без тебя. – Рин похлопала по стоящей у мачты одинокой бочке. – Агаша, присмотришь за ним? Не дай ему покинуть судно.
Из воды появилась расплывчатая, гротескно прозрачная физиономия. Агаша проводил бо́льшую часть жизни в воде, подгоняя корабли цыке в нужном направлении, а когда он не вызывал своего бога, то предпочитал отдыхать в бочке. Рин никогда не видела его в первоначальном человеческом обличье. Она даже сомневалась, был ли он когда-либо человеком.
– Хорошо, если так нужно, – произнес Агаша, пуская пузыри.
– Удачи, – пробормотал Рамса. – Можно подумать, я не сумею удрать от дурацкой бочки.
Агаша повернул к нему голову.
– Напомнить тебе, что я могу за секунду тебя утопить?
Рамса уже открыл рот, собираясь ответить, но тут заговорил Чахан.
– Берите оружие.
Он опустил на палубу сундук с оружием ополчения, клацнула сталь. Бацзы с громкими причитаниями поменял свои вызывающие подозрения грабли с девятью зубцами на стандартный меч пехотинца. Суни выбрал имперскую алебарду, но Рин знала, что оружие ему нужно только для вида. Суни ломал черепа своими ручищами размером с приличный щит. Ему не требовалось оружие.
Рин пристегнула к поясу изогнутый пиратский ятаган. Его не использовали в ополчении, но обычный меч был для нее слишком тяжел. Кузнец Муг смастерил для Рин кое-что полегче. Она еще не привыкла держать ятаган в руке, но сомневалась, что сегодня вообще придется пустить его в ход.
Если все обернется совсем паршиво и придется орудовать ятаганом, то кончится это огнем.
– Итак, повторим задачу, – сказал Чахан, обводя всех цыке взглядом светлых глаз. – Это точечная операция. У нас единственная цель. Это убийство, а не сражение. Не наносите ущерб мирному населению.
Он многозначительно покосился на Рин.
Она скрестила руки на груди.
– Я в курсе.
– Даже случайно.
– Я поняла.
– Да брось, – сказал Бацзы. – С каких это пор ты так печешься о случайных жертвах?
– Мы причинили достаточно зла этим людям, – отозвался Чахан.
– Ты причинил им достаточно зла, – подчеркнул Бацзы. – Не я сломал те плотины.
При этих словах Кара вздрогнула, но Чахан и бровью не повел, как будто не слышал.
– Мы больше не будем наносить ущерб гражданским. Я понятно выразился?
Рин передернула плечами. Чахан любил разыгрывать из себя командира, и она редко бывала в настроении его одергивать. Пусть выделывается, если желает. Ей лишь нужно, чтобы они выполнили задачу.
Три месяца. Двадцать девять целей, все убиты без запинки. Еще одна голова в мешке, и они отплывут на север, чтобы прикончить последнюю цель – императрицу Су Дацзы.
При этой мысли Рин почувствовала, как затылок полыхнул огнем. Ладони опасно раскалились.
Не сейчас. Еще рано. Она глубоко вдохнула. Потом еще раз, еще один отчаянный вдох, и только тогда жар отхлынул.
Бацзы хлопнул ее по плечу ладонью.
– Ты как?
Рин медленно выдохнула и досчитала до десяти, а потом через один до сорока девяти и обратно. Этому трюку ее научил Алтан, и обычно действовало, по крайней мере, если Рин не думала об Алтане, выполняя упражнение. Жар отхлынул.
– Все нормально.
– Ты не под кайфом? – поинтересовался Бацзы.
– Нет, – твердо ответила она.
Бацзы не убрал руку с ее плеча.
– Уверена? Потому что…
– Да поняла я, – огрызнулась она. – Пойдем уже, выпустим кишки говнюку.
Три месяца назад, когда цыке отплыли от берегов острова Спир, они столкнулись с дилеммой.
А именно, им некуда было плыть.
На материк они вернуться не могли. Рамса проницательно заметил, что если императрица хотела продать цыке ученым Федерации, она вряд ли будет счастлива видеть их невредимыми и на свободе. Быстрый и тайный рейд за припасами к прибрежному городу в провинции Змея подтвердил подозрения. На столбах по всему городу были развешаны их портреты. Их объявили военными преступниками. За арест цыке предложили награду – пятьсот императорских серебряных монет за мертвых и шестьсот за живых.
Они украли столько ящиков с провизией, сколько сумели, и поспешили убраться из провинции Змея, прежде чем кто-либо их увидит.
Вернувшись в залив Омонод, они обсудили варианты. Все согласились в одном – нужно убить императрицу Су Дацзы, то есть Гадюку, последнюю из Триумвирата и предательницу, продавшую страну Федерации.
Но их было всего девять, а без Катая – восемь, против самой могущественной женщины в империи и всего императорского ополчения. У цыке не хватало припасов, из оружия – только то, что висело за спиной, и украденная посудина, настолько дряхлая, что полдня приходилось вычерпывать воду из трюма.
И потому они поплыли вдоль побережья дальше на юг, мимо провинции Змея, в провинцию Петух, пока не добрались до портового города Анхилуун. Здесь они поступили на службу к королеве пиратов Муг.
Рин никого так в жизни не уважала, как Муг, или, как ее еще называли, Каменную стерву, Лживую вдову, безжалостную правительницу Анхилууна. Она заняла это место, убив своего мужа и превратившись из супруги в настоящую королеву, и многие годы правила Анхилууном как анклавом империи, где процветала нелегальная торговля с иностранцами. Во время Второй опиумной войны Муг сражалась с Триумвиратом, а с тех пор отгоняла лазутчиков императрицы.
Она с радостью согласилась помочь цыке навсегда избавиться от Дацзы.
Взамен Муг потребовала тридцать голов. Цыке принесли ей двадцать девять. Большинство убитых были мелкими контрабандистами, капитанами кораблей и наемниками. Главный доход Муг получала от контрабандного импорта опиума, и она избавлялась от торговцев опиумом, которые не играли по ее правилам или не наполняли ее карманы.
Тридцатая цель будет крепким орешком. Сегодня Рин и цыке собирались свергнуть власть в Адлаге.
Муг годами пыталась внедриться на рынок Адлаги. Маленький прибрежный городок не мог предложить много, но его население, пристрастившееся к опиуму со времен мугенской оккупации, с радостью потратило бы все сбережения на товар из Анхилууна. Адлага уже два десятилетия сдерживала агрессивную торговлю опиумом лишь благодаря бдительному городскому главе Яну Юаньфу и его администрации.
Муг желала смерти Яну Юаньфу. Цыке умели убивать. Просто мечта свахи.
Три месяца. Двадцать девять голов. Еще лишь одно дело, и у них будет серебро, корабли и достаточно солдат, чтобы отвлечь императорскую гвардию, пока Рин прорвется к Дацзы и сожмет пылающими пальцами ее шею.
Если порт охранялся с прохладцей, то стены не охранялись вовсе. Никто не побеспокоил цыке, когда они перебрались за стены Адлаги, что было нетрудно, поскольку Федерация проделала огромные бреши, ни одна из которых не охранялась.
За воротами их встретил Юнеген.
– Мы выбрали отличный день для убийства, – сказал он, ведя остальных по переулку. – В полдень Юаньфу будет проводить на главной площади церемонию поминания погибших на войне. При свете дня мы можем пристрелить его из переулка, и никто нас даже не увидит.
В отличие от Агаши, Юнеген предпочитал личину человека, когда не призывал духа лисы, способного менять обличье. Однако Рин всегда чувствовала в его манерах что-то лисье. Юнеген был хитер и пугался каждого шороха, его узкие глаза всегда шныряли по сторонам, определяя все возможные пути к побегу.
– У нас часа два, так? – спросила Рин.
– Чуть больше. В нескольких кварталах отсюда есть склад, он почти пуст, – ответил Юнеген. – Можем спрятаться там и переждать. А если что-то пойдет не так, легко можем разделиться.
Рин в задумчивости повернулась к остальным цыке.
– Когда появится Юаньфу, мы будем ждать его на углах площади, – решила она. – Суни – на юго-западе. Бацзы – на северо-западе, а я возьму северо-восточный угол.
– Отвлечь внимание? – спросил Юнеген.
– Нет.
В обычной ситуации отвлечь внимание – отличная идея, Рин просила Суни посеять хаос и неразбериху, пока она или Бацзы бросались на жертву и перерезали ей горло, но во время публичной церемонии был слишком велик риск, что пострадают и мирные жители.
– Первый выстрел сделает Кара. Остальные расчистят путь к отступлению до корабля, если кто-то будет мешать.
– По-прежнему делаем вид, что мы простые наемники? – спросил Суни.
– Почему бы и нет? – ответила Рин. До сих пор им прекрасно удавалось скрывать масштаб своих возможностей, по крайней мере, заставить умолкнуть всех, кто разносил слухи. Дацзы не ожидала нападения цыке. Чем дольше она будет считать их погибшими, тем лучше. – Однако мы имеем дело с более сильным противником, чем обычно, так что поступим так, как того потребуют обстоятельства. И к концу дня у нас в мешке должна быть голова.
Она вздохнула и снова мысленно повторила план.
Все получится. Все будет отлично.
Вырабатывать стратегию с отрядом цыке – все равно что играть в шахматы, где фигуры слишком сильны, непредсказуемы и имеют странный вид. Агаша управлял водой. Суни и Бацзы были бойцами, способными смести целый взвод, даже не вспотев. Юнеген умел превращаться в лисицу. Кара не только разговаривала с птицами, но и с сотни метров могла попасть в глаз павлину. А Чахан… Рин толком не понимала, на что способен Чахан, кроме как раздражать ее на каждом повороте, но, похоже, он умел сводить людей с ума.
И все они – против единственного городского чиновника и его охраны. Даже слишком много.
Но Ян Юаньфу привык к покушениям. А как же иначе, если он остался одним из немногих неподкупных чиновников в империи. Он окружил себя взводом самых закаленных в битвах воинов, каких только сумел найти в провинции.
Со слов Муг Рин знала, что за пятнадцать лет Ян Юаньфу пережил по крайней мере тринадцать покушений. Его охрана привыкла к предательствам. Чтобы одолеть ее, нужны воины со сверхъестественными способностями. Многократно превосходящие противники.
Оказавшись на складе, цыке стали ждать. Юнеген посматривал сквозь щели в стене, постоянно дергаясь. Чахан и Кара сидели молча, прислонившись к стене. Суни и Бацзы стояли, опустив плечи и небрежно скрестив руки, словно в ожидании обеда.
Рин расхаживала по складу, фокусируясь на дыхании и пытаясь отвлечься от боли в висках.
Прошло тридцать часов с тех пор, как она принимала опиум. А это дольше, чем она привыкла за многие недели. Рин вышагивала, сжимая кулаки, чтобы руки перестали дрожать.
Это не помогло. И головная боль не унялась.
Проклятье.
Поначалу Рин думала, будто опиум нужен ей, только чтобы справиться с горем. Она считала, что курит для облегчения боли, пока воспоминания о Спире и Алтане не превратятся в пепел, пока она не сможет нормально жить без удушающего чувства вины за совершенное.
Рин называла это чувством вины. Иррациональным чувством, а не моральной концепцией. Потому что твердила себе – ей не жаль, мугенцы все это заслужили, а она не будет оглядываться назад. Вот только воспоминания висели в голове огромной бездной, куда Рин бросала все человеческие чувства, угрожающие ее существованию.
Однако бездна все время призывала заглянуть в свои глубины. Рухнуть в нее.
А Феникс не желал дать Рин забвение. Феникс желал, чтобы она радовалась содеянному. Феникс жил яростью, связывающей Рин с прошлым. Ему нужно было бередить раны в ее разуме и воспламенять их, день за днем, заставлять ее помнить, ведь эти воспоминания подпитывали ярость.
Без опиума видения постоянно мелькали перед мысленным взором Рин, часто становясь более живыми, чем окружающая реальность.
Иногда ей грезился Алтан. Но по большей части нет. Проводником для воспоминаний служил Феникс. Тысячи спирцев в горе и отчаянии молились этому богу. А бог собрал все их страдания, сохранил и обратил в пламя.
Порой воспоминания оказывались обманчиво мирными. Рин видела смуглых детей, бегающих по девственно белому пляжу. Видела горящие выше по берегу костры – не погребальные, не пламя разрушения, а обычные костры. Праздничные костры, теплые и несущие радость.
Иногда она видела многочисленных спирцев, целую деревню. Рин всегда поражалась, сколько их, целый народ. И боялась, что ей это только снится. Если Феникс задерживался надолго, Рин даже улавливала фрагменты разговоров на языке, который почти понимала, мельком видела лица, которые почти узнавала.
Они не были похожи на свирепых тварей из никанских преданий. Не были тупоголовыми воинами Красного императора, которому нужны были именно такие, как и всем сменившим его правителям. Эти люди любили и смеялись, танцуя вокруг костров. Это были люди.
Но каждый раз, прежде чем Рин погружалась в воспоминания об утерянном наследии, она видела на горизонте смутные очертания кораблей, плывущих из базы Федерации на континенте.
Дальнейшие события выглядели как разноцветный туман, картинки сменялись слишком быстро, чтобы уловить суть. Крики, стоны, движения. Шеренга за шеренгой спирцы выстраивались на берегу с оружием в руках.
Но этого оказалось мало. Федерация считала их всего лишь дикарями с палками, сражающимися против богов, и после канонады из пушек деревня мгновенно вспыхивала, словно кто-то поднес огонь к сложенному хворосту.
С жуткими хлопками с похожих на плавучие крепости кораблей вылетали снаряды с газом. Приземлившись, они выпускали огромные густые облака кислотно-желтого дыма.
Падали женщины. Дергались в судорогах дети. Ломалась цепь воинов. Газ убивал не мгновенно, его изобретатели не были настолько добры.
А потом началась резня. Солдаты Федерации стреляли без перерыва и без жалости. Мугенские арбалеты выпускали по три болта за раз, поливая спирцев бесконечным металлическим градом, разрывающим шеи, головы и сердца.
Кровь прочертила мраморные разводы на белом песке. Затихнув, мертвые лежали там, где пали. На заре генералы Федерации сошли на берег, безразлично переступая через растерзанные тела, чтобы воткнуть флаг в залитый кровью песок.
– У нас проблема, – сказал Бацзы.
Рин тут же сосредоточилась.
– В чем дело?
– Взгляни.
Она услышала резкий колокольный звон – радостный звук, совершенно неуместный в разрушенном городе. Рин прижалась лицом к дыре в досках стены. Над толпой колыхался нарисованный на ткани дракон, которого на десяти шестах несли танцоры. Они размахивали вымпелами, и на ветру струились ленты, играли музыканты, а чиновников несли чуть позади, подняв на ярких красных стульях. За ними шла толпа.
– Ты говорил, что это будет скромная церемония, – сказала Рин. – А не гребаный парад.
– Еще час назад все было тихо, – возразил Юнеген.
– А теперь на площади собрался весь город. – Бацзы всмотрелся сквозь щель. – Мы по-прежнему придерживаемся правила «без ущерба мирному населению»?
– Да, – ответил Чахан, прежде чем Рин успела открыть рот.
– Какой ты скучный, – заявил Бацзы.
– Из-за толпы будет легче прицелиться, – сказал Чахан. – Удобнее подобраться ближе. Прицелиться так, что никто и не заметит, а потом просочиться мимо охраны, не дав ей время среагировать.
Рин уже хотела сказать: «Но все-таки многовато свидетелей», но тут на нее накатило похмелье. Волна боли разрывала мышцы, началась она где-то в животе и разрасталась дальше, все произошло так внезапно, что в глазах почернело, и Рин могла только схватиться за грудь, тяжело дыша.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Бацзы.
Прежде чем Рин успела ответить, к горлу подступила рвота. Рин сделала глубокий вдох. В животе зародился второй приступ тошноты. Потом третий.
Бацзы положил руку ей на плечо.
– Рин?
– Я в норме, – заверила она, похоже, уже в тысячный раз.
Она в норме. В голове снова стрельнуло, но на этот раз боль сопровождалась тошнотой в груди и не отпускала, пока Рин со стоном не упала на колени.
Пол забрызгала рвота.
– Планы меняются, – сказал Чахан. – Возвращайся на корабль, Рин.
Она вытерла губы.
– Нет.
– А я говорю, что в таком состоянии от тебя нет никакого прока.
– Командую здесь я, – отозвалась она. – Так что заткнись и делай, что я скажу.
Чахан прищурился. На складе стало тихо.
Рин уже несколько месяцев боролась с Чаханом за власть над цыке. Он оспаривал ее решения при каждом удобном случае, использовал любую возможность со всей ясностью дать понять, что, по его мнению, Алтан совершил глупость, назначив ее командиром.
И Рин понимала, что, по правде говоря, Чахан прав.
Роль лидера ее страшила. За прошедшие три месяца планы атак по большей части сводились к формуле: «Нападаем всем скопом и посмотрим, что из этого выйдет».
Но даже если не принимать во внимание ее способности как командира, она должна быть здесь. Должна лично заняться Адлагой. С тех пор как они покинули Спир, отходить от опиума с каждым разом становилось все тяжелее. Во время первых миссий по заданию Муг Рин более-менее справлялась. А потом бесконечные убийства, крики и сцены с поля боя снова и снова распаляли ее гнев, пока Рин не стала проводить все больше часов под кайфом, чем трезвой, и даже когда трезвела, ощущала себя на грани безумия, потому что проклятый Феникс никогда не успокаивался.
Ей нужно удержаться на краю пропасти. Если она не сумеет справиться с таким простым заданием, не способна убить какого-то городского чиновника, даже не шамана, то как сможет тягаться с императрицей?
А шанс на возмездие никак нельзя упустить. Месть – единственное, что осталось у Рин.
– Не ставь под угрозу операцию, – сказал Чахан.
– А ты прекрати меня опекать, – ответила она.