Рекс Стаут
Рука в перчатке
Мартин невольно отпрянул и сердито спросил:
– Что это значит?
– А теперь возьмите перчатки и внимательно посмотрите. Вы их прежде когда-нибудь видели?
Мартин неохотно взял перчатки. Шесть пар глаз смотрели на него в упор. Он пристально разглядывал перчатки: толстую кожу, пальцы, манжеты. Когда он снова поднял голову, в его серых глазах проскользнула опаска, а лицо под загаром заметно побледнело. Дол стало неловко за Мартина. «Надеюсь, этот рохля не грохнется в обморок», – презрительно подумала она.
– Это мои перчатки, – звенящим голосом произнес Мартин. – Похожи на мои. Где вы их взяли?
– Посмотрите на ладони. Нет, я сказал «на ладони». Вы видите царапины на коже? Это следы от проволоки. От проволоки, которой задушили Сторрса. Когда ее тянули.
– Где вы их взяли?! – прохрипел Мартин.
– Их… их нашли. – Шервуд снова откинулся на спинку стула. – Теперь, мистер Фольц, вы понимаете, почему я вас вызвал? Не так ли?
– Нет. Не понимаю. Не понимаю, как вы узнали, что они мои.
– Нам сказала мисс Раффрей.
– Сильвия сказала?.. Она вам сказала?.. Так это она принесла?.. – Мартин вскочил на ноги. – Я хочу ее видеть! Я требую, чтобы мне позволили увидеться с мисс Раффрей!
Квилл сделал пару шагов в сторону Мартина.
«Ах вот ты какой! Капризный ребенок распустил слюни с соплями и теперь требует мамочку. Лучше бы Сильвия усыновила сироту», – подумала Дол.
– Садитесь! – приказал Шервуд. – Мисс Раффрей была здесь, мы показали ей перчатки, и она сообщила, что купила их не далее чем вчера, в счет проигранного пари. Итак, перчатки принадлежат вам, и их надевал убийца. Так это вы убили Сторрса?
Мартин посмотрел прямо в глаза Шервуду:
– Нет. Я хочу видеть мисс Раффрей.
– Вы сможете увидеть ее, когда мы закончим. Садитесь! Так это вы, надев перчатки, затянули проволоку вокруг шеи Сторрса и задушили его, вздернув на ветку?
– Нет.
– Хорошо. Значит, вы этого не делали. Тогда, быть может, вы все-таки присядете?
Шервуд ждал. Мартин посмотрел на Дол, но не взывая о помощи, а словно начиная что-то осознавать. «Да, этот парень и впрямь слишком ранимый. Хотя и умен. Что есть, то есть». Тем временем Мартин все-таки сел, но с таким видом, словно в любой момент мог вскочить.
Прокурор как бы между прочим спросил:
– Так это ваши перчатки, мистер Фольц?
– Думаю, мои. Похожи на мои.
– Те самые, что мисс Раффрей вам вчера отдала?
– Да.
– Перчатки были при вас, когда вы возвращались к себе из Нью-Йорка вчера днем?
– Да.
– Где находились ваши перчатки вчера с шестнадцати сорока до восемнадцати пятнадцати?
– Не знаю.
– Ах так! Выходит, не знаете. Где они были в четыре часа дня?
– Не знаю.
Шервуд не успел задать следующий вопрос, так как Магуайр из Бриджпорта что-то предостерегающе буркнул, кивком головы подозвав к себе окружного прокурора. Тот сразу встал и вместе с Магуайром отошел подальше. К ним тут же присоединился Бриссенден. Из угла, где проходило совещание высокого начальства, донеслось глухое бормотание.
Мартин посмотрел на Дол:
– Со мной непременно должно было случиться нечто подобное. Ты можешь привести сюда Сильвию?
Дол ничего не могла с собой поделать, ей вдруг стало его жаль. Она покачала головой:
– Держись, Мартин. В таких делах грязь летит во все стороны и брызги попадают на всех.
Наконец трое начальников вернулись на свои места. Шервуд, порывшись в лежавших перед ним бумагах, нашел нужную и передал Бриссендену с Магуайром, после чего обратился к Мартину:
– Надеюсь, вы поведаете нам историю ваших перчаток. Начиная с того момента, как привезли их вчера к себе домой.
– Насколько я понимаю, вы считаете доказанным, что это те самые перчатки.
– Конечно. Это можно установить.
– Я уже рассказал вам, чем занимался вчера… буквально по часам… все, что я смог вспомнить. Когда мы приехали в мое поместье около трех дня, я взял перчатки с собой в дом. Я абсолютно в этом уверен, потому что когда ушел в свою комнату переодеться…
– С вами тогда еще был Циммерман.
– Да, мы разговаривали, пока я переодевался. Я положил перчатки в карман шерстяной куртки. Я всегда беру с собой куртку, когда играю в теннис.
– Но перчатки? Вчера ведь было тепло.
– Следует прояснить одну вещь, – нахмурился Мартин. – Я не пытаюсь ничего доказать или оправдаться. Нет, я просто рассказываю вам, что именно произошло. Иногда я надеваю эту куртку, когда езжу верхом, и тогда беру перчатки. Чем только не приходится заниматься в поместье. Так или иначе, я положил перчатки в карман.
– Допустим. Ну а дальше?
– Как я уже говорил, я немного поболтал с Циммерманом. Затем вышел на свежий воздух и присоединился к мисс Раффрей с Леном Чисхолмом. Куртку я снял… наверное, как обычно, повесив на спинку стула. Спустя какое-то время Чисхолм нас покинул, направившись сюда. И вскоре после этого мисс Раффрей тоже удалилась. Я остался сидеть в одиночестве, ну а потом ко мне подошел мой управляющий де Руд, чтобы кое о чем спросить…
– Ваша куртка по-прежнему висела на стуле?
– Да. Должно быть, так. Потому что когда я наконец решил отправиться в Берчхейвен, то перекинул ее через руку.
– Это именно та куртка, которую вы повесили на стул в прихожей? – спросил Шервуд.
– Да. Я уже давал насчет этого объяснения. Я вошел через оранжерею и, сделав крюк по боковому коридору в сторону восточной террасы, вернулся тем же путем, но, оказавшись в прихожей, решил заглянуть в столовую пропустить стаканчик, а потому бросил куртку на стул. Я увидел свою куртку только поздно вечером, когда Белден подал ее мне, достав из стенного шкафа, куда, оказывается, сразу убрал.
– А когда вы бросили куртку на стул в прихожей, перчатки лежали в кармане?
– Я не знаю. Не помню.
– Значит, не помните. Были ли они в кармане куртки, когда вы вышли из своего дома и направились сюда?
– Этого я тоже не знаю. Не обратил внимания.
– Тогда когда вы в последний раз видели перчатки?
– В своей комнате. Когда взял их, чтобы положить в карман куртки.
– Вы хотите сказать, тогда вы в последний раз видели перчатки? И после этого не обращали внимания, они при вас или нет?
– Я именно так и сказал. Да.
Бриссенден, не выдержав, зарычал. Магуайр теребил свой внушительный нос. Покосившись на них, Шервуд перевел недовольный взгляд на Мартина:
– Мистер Фольц, у вас была масса времени все обдумать. Надеюсь, вы не воспользовались этим, чтобы увеличить пробелы в вашей памяти. Похоже, вы не выбираете себе конкретных любимчиков, буквально всех оставляя в игре. Кто угодно мог взять перчатки из вашего кармана перед тем, как вы покинули свой дом: Чисхолм, Циммерман, любой из работников. Кто угодно мог взять их, пока куртка лежала в прихожей: миссис Сторрс, Рант, мисс Сторрс. Ну а как насчет того, чтобы нам помочь, сузив круг поиска? Нет?
Мартин ответил, не повышая голоса:
– Мне не нравится ваш тон. У вас нет права сомневаться в моих показаниях, поскольку в них нет противоречий…
– Вы ошибаетесь. – Шервуд положил на стол сжатую в кулак руку. – Послушайте, кого-то из вашей компании ждут крупные неприятности, и не исключено, что конкретно вас. Меня слишком долго водили за нос. Рант лгал, но сумел вывернуться. Чисхолм тоже. Циммерман отказывается говорить, но он еще об этом пожалеет… Ну а как насчет вас? Неужели вы хотите сказать, что, когда дворецкий подал вам вчера вечером куртку, вы не обнаружили пропажу перчаток? Или, если трактовать сомнения в вашу пользу, по крайней мере, сегодня утром, когда вы узнали, что мы повсюду ищем перчатки? Нет, вы ничего мне не сказали. Ну а когда вы заметили, что перчатки пропали, почему вы об этом не сообщили? Мистер Фольц, я имею право задать вам этот вопрос?
– Полагаю, что да. – Мартин нервно заерзал; Дол знала, что он терпеть не мог разговоры на повышенных тонах. – Конечно, я заметил, что перчатки исчезли. Еще вчера вечером. Но мне и в голову не пришло, что информация о пропаже перчаток вам хоть как-то поможет. Вы уже знали, что перчатки исчезли. Вы перевернули здесь все вверх дном, чтобы их отыскать. И мне… мне не хотелось это обсуждать. Не хотелось, чтобы меня допрашивали. – Мартин замолчал, а потом резко добавил: – Да и какому нормальному человеку захочется?
– Однако вчера ночью у вас все-таки возникло подозрение, что вашими перчатками воспользовались для убийства. Да?
– Я не исключил подобной возможности. И испугался, что все было именно так.
– А вы кому-нибудь говорили о пропаже перчаток?
– Нет.
– Даже мисс Раффрей?
– Нет, конечно. У нее сейчас и своих забот хватает.
Шервуд не успел ничего сказать, так как Бриссенден встал, с грохотом отодвинув стул. Полковник обошел Дол сзади, встал перед Мартином и, яростно сверкнув на него глазами, проскрежетал:
– Слушай сюда, Фольц! По-моему, ты врешь. Не знаю, где тут собака зарыта, но ты нам точно не говоришь всей правды.
– Неужели я обязан терпеть… – вспыхнул Мартин.
– Заткнись! Я с самого утра это терплю. Мне еще не доводилось слышать большей ерунды, чем весь этот бред сивой кобылы. Это ж надо, положить перчатки в карман и целый день не замечать, там они или нет! Ты поганый лжец! И тебе так просто не отвертеться. – После чего полковник, демонстрируя хорошую военную выправку, развернулся к Шервуду. – Вы тут главный. Мы представители закона или сборище сосунков?! Если выставите за дверь эту женщину, он у меня запоет совсем по-другому. И очень скоро. Давайте я заберу его в полицейский участок. Мне глубоко наплевать, платит он налоги или нет! – Полковник снова повернулся к Мартину. – Мне и не такое приходилось расхлебывать! И не мечтай, что я не смогу тебя расколоть!
– Думаю… сможете. – Мартин побледнел, в его голосе появились дребезжащие нотки. – Если я вас правильно понял.
– Ты меня понял! Да я из тебя всю душу выну! Чтобы освежить твою память!
«Проклятый дебильный садист! Так бы и воткнула в тебя булавку!» – пробормотала себе под нос Дол. Она знала, что Мартин до ужаса боится боли. А тут прямая угроза физического насилия. Хотя, конечно, этот напыщенный дурак явно блефует. Они не осмелятся…
– Я не лгу, – все тем же дребезжащим голосом произнес Мартин. – И я не трус. Но крайне чувствителен к боли. Если вы посмеете… посмеете тронуть меня, я выложу все, что было и чего не было. И какой вам от этого толк? – По телу Мартина пробежала заметная дрожь. – Нет, я даже представить не могу, что вы на такое пойдете. Ведь я честно рассказал вам все, что знаю об этих перчатках.
Полковник молча смотрел на Мартина с отвращеием. Наконец он со вздохом воздел руки к небу и покачал головой:
– Господи Иисусе! – После чего вернулся на свое место.
Мартин обратился к Шервуду:
– Хочу обратить ваше внимание на одну деталь. Вы отказываетесь верить, что я не заметил, когда именно перчатки исчезли из кармана моей куртки. Но это и есть главная причина, почему я не сообщил вам об их исчезновении. Я не понимал, какой вам толк от моей информации. – Голос Мартина заметно окреп. – По правде говоря, у меня было такое искушение. Я мог сказать, что видел перчатки в кармане куртки, когда повесил ее на стул в прихожей. Тогда подозрение наверняка пало бы на Ранта. Это позволило бы исключить из числа подозреваемых моего друга Стива Циммермана… и Лена Чисхолма. Но дело слишком серьезное, чтобы поддаваться искушению. Я предпочел сказать вам правду.
– Вы могли хотя бы попытаться сделать это раньше, – сухо заметил Шервуд. – Пока мы не нашли перчатки, вы как воды в рот набрали, а должны были все рассказать.
– Простите, если я осложнил ваше расследование. – Мартин нетерпеливо заерзал на стуле. – Впрочем, не понимаю, как конкретно. Между прочим… если мне позволено знать… где вы их нашли? В доме?
– Нет. Их нашла мисс Боннер. Это, конечно, ее дело, но я предпочел бы, чтобы она до поры до времени не распространялась на эту тему…
– Ну ты даешь! – Мартин удивленно вытаращился на Дол. – Так вот зачем тебе понадобились отпечатки пальцев!
Дол кивнула и, невнятно пробормотав «угу», обратилась к прокурору:
– Я-то буду молчать, но мисс Раффрей все слышала, а вы не предупредили ее, чтобы держала язык за зубами.
– Ладно. Это не столь важно. – Шервуд откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, поджал губы и мрачно уставился на Мартина. – Мистер Фольц, как вы наверняка понимаете, то, что вы нам тут говорите, нас совершенно не устраивает. Если все правда, тут уж ничего не поделаешь, хотя нам от этого не легче. Перчатки, в которых было совершено убийство, удалось найти. Мы знаем, кому они принадлежат, и тем не менее продолжаем топтаться на месте. Что ни в какие ворота не лезет. Но факт есть факт. Я прав? Впрочем, мы сделали крошечный шаг вперед. Теперь ясно, что перчатки мог взять лишь тот, кто вчера днем имел доступ к вашей куртке, а значит, совершенно точно человек не посторонний. Однако мы уже успели прийти к аналогичному выводу другим путем. – Шервуд дернул себя за мочку – его излюбленный прием в зале суда, когда окружной прокурор делал паузу, требуя тишины. – Вы, безусловно, понимаете, какое значение мы придаем данному расследованию. Ведь речь идет об убийстве столь видного члена общества, как Сторрс. Сейчас у нас воскресенье. Капитан из детективного бюро полиции сейчас проводит обыск в нью-йоркском офисе Сторрса в присутствии вице-президента фирмы. Вчера вечером мы тщательно осмотрели здешний кабинет Сторрса. Кроме того, мы проверили его нью-йоркские связи, деловые и дружеские, а также всех местных знакомых. И так далее и тому подобное. Все досье вчерашних гостей Сторрса досконально изучены – в частности, в том, что касается личных отношений с хозяином дома. Включая и вас. Скажу откровенно. Мы пока не нашли ничего, что противоречило бы вашим вчерашним показаниям. Вы со Сторрсом действительно были лучшими друзьями, вы с ним никогда не ссорились, у вас не было причин для разногласий, а после вашей покупки четыре года назад соседнего поместья за холмом вы стали добрыми соседями, и Сторрс был счастлив видеть вас в качестве жениха его подопечной, мисс Раффрей.
– Так и есть, – пробормотал Мартин.
– Не сомневаюсь, – кивнул Шервуд. – Нам удалось это подтвердить. И все же я хочу сказать три вещи. Во-первых, мы нашли перчатки, в которых было совершено убийство, и это ваши перчатки. Да, я слышал ваши объяснения по данному поводу, но факт остается фактом. Во-вторых, завтра утром сюда прибудет генеральный прокурор штата, а он не столь терпелив, как я. Вам придется иметь дело с ним. В-третьих, для вас было бы лучше прямо сейчас рассказать мне, что за стычка произошла между Сторрсом и вашим другом Циммерманом.
Мартин, явно застигнутый врасплох, резко выпрямился и ничего не сказал.
– Ну?! – рявкнул Шервуд.
– Проклятье! Как вы меня достали! – огрызнулся Мартин. – Не понимаю, о какой стычке идет речь. Ничего об этом не знаю.
Шервуд нагнулся к нему поближе:
– Выходит, не знаете? А вы в курсе, что Циммерман вчера утром приходил к Сторрсу в офис?
– Да.
– А когда мисс Раффрей встретила Циммермана в коридоре, тот был очень возбужден и что-то твердил о смертельном ранении?
– Да, он легко возбуждается.
– И что несколько минут спустя Сторрс заявил мисс Раффрей о своей готовности кого-то убить?
– Явно не Циммермана.
– Ну а кого еще? Вас, или меня, или почтальона? Наверняка Циммермана. Ведь тот только что вышел от Сторрса. Циммерман отказался сообщить нам, о чем они говорили. Допустим. Циммерман – ваш старый и очень близкий друг. Вы знакомы уже тысячу лет. Сторрс тоже был вашим близким другом. Сомневаюсь, что вы не знали о возникновении неприязненных отношений между ними. Естественно, знали! Или вы надеетесь, что я поверю, будто вы не заметили не только пропажи перчаток, но и кое-чего другого?
Мартин всплеснул руками:
– Я просто не знаю.
– Ах, не знаете? И твердо стоите на своем?
– У меня нет выхода. Или придется что-нибудь придумать. Сторрс и Циммерман всегда недолюбливали друг друга. Плохо, конечно, но это так. Сторрс был пуританином и считал современную психологию чем-то аморальным, а Циммерман вечно его дразнил и подначивал.
– Итак, вы настаиваете, что не знаете, зачем Циммерман вчера утром приходил к Сторрсу?
– Да. Но меня принуждают.
– Ей-богу! – взревел Бриссенден, ни к кому, собственно, не обращаясь. – Ей-богу! У меня руки чешутся показать ему, что такое принуждение.
Шервуд встал с места. Подошел к окну и выглянул во двор, словно в тщетной надежде обнаружить искомый факт на ветке конского каштана. Вернулся к столу и мрачно уставился на макушку Мартина, поднял плечи и, постояв немного, опустил их. Лягнул ножку стула и сел.
– Дэн, я хочу кое-что попробовать, – сказал подошедший к окружному прокурору Магуайр из Бриджпорта. – Дайте мне перчатки. – Получив от Шервуда перчатки, Магуайр приблизился к Мартину. – Мистер Фольц, вы говорите, перчатки были куплены вчера утром?
– Да.
– Вы их уже надевали?
– Нет. Ой… надевал. В магазине.
– Не возражаете, если я попрошу вас надеть их сейчас?
– Мне бы… не хотелось.
– Окажите мне такую любезность. Помогите нам в нашей работе… Вот и молодец… – Он подмигнул Дол. – А мы с мисс Боннер попытаемся поработать головой. – Он схватил Мартина за запястье правой руки в перчатке и, надавив, поднес поближе к своим глазам. – Согните пальцы в кулак. Крепче. А теперь расслабьте руку. Еще раз. Ну и еще несколько раз. Благодарю.
Магуайр осторожно стянул с руки Мартина перчатку, отнес ее к окну и принялся рассматривать при дневном свете. Через пару минут сокрушенно покачал головой, вернулся к столу, швырнул перчатку Шервуду, сел и объяснил свои манипуляции:
– Так как перчатки совсем новые, я надеялся сравнить заломы с теми, что вчера оставил наш общий друг, когда тянул проволоку. Но эти новомодные идеи не стоят и гроша.
– Все зависит от того, у кого они возникают, – угрюмо бросил Бриссенден.
Шервуд сидел с закрытыми глазами и, опустив голову, задумчиво потирал лоб. Наконец он глубоко вдохнул и посмотрел на Мартина:
– Ну хорошо, Фольц. На сегодня, пожалуй, все. Хотя вы ступаете по тонкому льду. Я могу точно сказать. Пожалуйста, не покидайте пределов поместья. Это не просьба, а приказ. Вейл, соедините меня с губернатором Чандлером. Он должен быть у себя в резиденции. Квилл, передайте Хёрли, чтобы приказал остальным соединять только с теми, кто звонит по этому номеру, все сообщения отправлять в местное отделение полиции и ждать дальнейших приказов. Потом ступайте с мисс Боннер, пусть покажет вам тот самый арбуз. Принесите его сюда. Посмотрим, не осталось ли там отпечатков пальцев. А заодно пришлите ко мне дворецкого. И отправьте кого-нибудь в поместье Фольца за этим парнем де Рудом. Я допрошу его, когда закончу с дворецким…
Дол, которая несколько минут спустя шла по дорожке в сторону огорода в компании сержанта Квилла, была явно не в настроении поддерживать разговор. Ее одолевали вовсе не страх или нехорошие предчувствия; нет, дело было в глухом недовольстве собой и гневе на другую женщину. «Итак, Джанет мне соврала. Она соврала, а я, как последняя дура, повелась на ее гнусное вранье! Чертова двуличная тварь! Она врала, глядя мне прямо в глаза, и теперь я, похоже, здорово влипла».
Глава 13
Сильвия Раффрей сидела на большом сером валуне на краю альпинария, хмурясь на припозднившуюся коричневую гусеницу, которая в порыве немощного отчаяния безуспешно пыталась взобраться по стеблю морской лаванды. Сама Сильвия, еще не до конца отчаявшаяся и определенно не немощная, пребывала в невиданном доселе состоянии ума, требовавшем (чтобы не поддаться горестной хандре и не впасть в слезливую истерику, чему противился ее молодой, здоровый дух, ибо для любой женщины то было кратчайшим и наилегчайшим путем к катастрофе) изрядного самоконтроля и внутренней дисциплины, к которым доселе еще не приходилось прибегать. Сильвию снедала неизбывная печаль. Девушка была искренне и нежно привязана к Пи Эл Сторрсу; теперь-то она понимала, почему у других народов, не стесненных рамками цивилизации, женщины рвут волосы и бьют себя в грудь, когда умирают их близкие и любимые люди. И словно мало ей было этого горя, так еще новая напасть…
Теперь в это дело впутали еще и Мартина. Сейчас он был с теми неприятными мужчинами. Ежась от их громких голосов и их настырных вопросов – она словно видела это своими глазами, – он рассказывает им про перчатки. Перчатки, которые она ему купила. Сильвию передернуло от отвращения и ужаса. Однако в ее чистой душе не зародилось даже тени сомнения в невиновности Мартина. Но что характерно, ведь не зря же она была баловнем судьбы, при всем при том Сильвия одновременно злилась на Мартина из-за этих перчаток… перчаток, которые она сама купила… и тех жутких вмятин, оставшихся на ладонях… Интересно, что прямо сейчас говорят ему эти люди… и что он говорит им в ответ…
– Сильвия… Хм… мисс Раффрей.
Девушка подняла глаза. Она не слышала его шагов. Очевидно, он шел по траве.
– Просто Сильвия. – Голос ее звучал апатично; в надежде, что станет легче, она попыталась переключиться на того, кто вторгся в ее личное пространство, и вяло заметила: – У вас совершенно больной вид.
– Все в порядке. Не о чем беспокоиться. – Стив Циммерман пристально смотрел на нее с высоты своего роста; его блеклые глаза были полны решимости, ноздри раздувались. Он сел по-турецки на траву, в шести футах от Сильвии. – Это я о себе. Меня никогда особо не заботила собственная внешность. Принято считать, что мужчина, недостаточно развитый физически и лишенный привлекательности, чувствует себя неполноценным. Лично я никогда этим не страдал. Хотя я, конечно, ненормальный.
– Ой! – удивилась Сильвия. – Разве вы ненормальный?
– Определенно. Нормальный? Бог ты мой! Я гиперцеребральная личность.
– Понимаю. Приставка «гипер» означает «слишком много», да?
– Нет. Она означает «превышающий норму». А может означать «избыточный». – У него дернулась ноздря, он потер ее пальцем. – Я собирался поговорить с вами после обеда. Вот увидел, что вы пошли сюда.
– Ну?..
Циммерман посмотрел снизу вверх на сидевшую на валуне Сильвию:
– Вам легко говорить «ну». Ваш мозг привык реагировать в основном на простейшие сенсорные импульсы. Это весьма поверхностная трактовка, но научная формулировка будет для вас слишком сложна. Путь к этому решению оказался самым мучительным и трудным в моей жизни. У меня есть к вам предложение. Чтобы упростить задачу и предвосхитить вопрос, который вы наверняка захотите задать, я должен сообщить вам, что собирался известить об этом Мартина, но, к сожалению, не имел возможности. Он находился в кабинете вместе с остальными, а оттуда его сразу вызвали в салон для игры в карты. Поэтому у меня не было шанса…
– Вы ведь не в курсе, зачем его туда вызвали. Да? – прервала его монолог Сильвия.
– Полагаю, чтобы задать еще парочку вопросов в дополнение к тем, что они уже сто раз задавали…
– Нет. – Сильвия устроилась поудобнее. – Они нашли перчатки, которые искали. Дол их нашла. На перчатках остались характерные следы. Это те самые перчатки, которые я вчера купила и отдала Мартину в счет проигранного пари. Короче, перчатки принадлежат Мартину. Вот о них-то полиция его и спрашивает.
Циммерман молчал, не сводя с Сильвии блеклых глаз. И казалось, даже не дышал, словно демонстрируя состояние анабиоза.
– В чем дело?! – рассердилась Сильвия. – Почему вы на меня так уставились?
– Прошу прощения. – При этом он так и не отвел глаз. – Вы сказали, Дол нашла перчатки? Где?
– В саду. Их спрятали в арбузе.
– Хотите сказать, в огороде?
– Да.
– Но… – Циммерман замолчал, потом глубоко вдохнул, словно ему не хватало воздуха. – Значит, перчатки нашли. И они принадлежат Мартину. Ну и какая полиции от этого польза?
– Я не знаю. А вот Мартину от этого точно никакой пользы, как и мне или кому бы то ни было другому.
– И что говорит Мартин?
– Я не в курсе. А что он, собственно, может сказать? Только то, что не знает, как они туда попали. Что еще он может сказать?
– Ничего. – Циммерман медленно покачал головой. – Я понимаю. Вот, оказывается, какую они приготовили для него бомбу: арбуз с перчатками внутри. Ему не нужно было брать с собой перчатки. Но он их взял. – Стив нахмурился и закрыл глаза, словно они болели от яркого света, затем снова открыл и посмотрел на Сильвию, после чего отрывисто произнес: – В любом случае все это не имеет никакого отношения к предложению, которое я хочу вам сделать. Я определенно не делаю его в традиционной манере и, полагаю, покажусь вам весьма неуклюжим, но вы должны учитывать сложившиеся обстоятельства. Я хочу попросить вас выйти за меня замуж.
Он сидел, глядя на Сильвию своими блеклыми глазами. И она вдруг поняла одновременно три вещи: у нее проблемы со слухом; этот человек окончательно свихнулся; на нее в одночасье обрушилось все, приготовленное ей судьбой, – трагическое, гротескное и просто комическое. В ответ она смогла лишь едва слышно пролепетать:
– Что?
– Вы, естественно, удивлены, – произнес Циммерман. – Мне наверняка не стоит обольщаться, что подобная мысль могла прийти вам в голову. С какой стати? Но у меня есть кое-какие соображения, о которых, вероятно, вы и не подозреваете. Я знаю, что, несмотря на вашу молодость, ваш ум не настолько поверхностный. Наше супружество даст массу преимуществ не только нам, но и всему обществу, чего нельзя ожидать, если вы выберете себе любого другого спутника жизни. Я собираюсь вам о них рассказать, но прежде, чем это сделать, хотелось бы очистить ваш разум, чтобы освободить место для новых идей. Ибо в противном случае вы меня просто не услышите. Короче, сперва необходимо устранить все препятствия.
Невероятно, но факт: Циммерман говорил совершенно серьезно и, казалось, пребывал в здравом уме. Сильвия была настолько ошеломлена, что ей оставалось только смотреть на него большими глазами. Тем временем он продолжил:
– Самое очевидное препятствие – ваша помолвка с Мартином. Это я устранить не могу. Скажу только одно: лично я сбрасываю ее со счетов, и, полагаю, вы тоже должны. Мартин – мой ближайший друг, однако здесь есть три соображения, которые для меня важнее нашей дружбы. Во-первых, вы. Это я объясню позже. Во-вторых, эгоистичное удовлетворение, которое я получаю от своей научной работы. В-третьих, цель и задачи моей работы – вытащить нашу расу из того животного морока, в котором она оказалась. Поэтому я и прошу вас забыть о Мартине. Могу предложить комментарий, способный в этом помочь: явление, которое весьма расплывчато называется любовью, имеет множество самых разных проявлений. Сексуальный фактор легко устраним, как уже миллион раз было доказано, если он не зафиксирован романтически или невротически. Чего у вас пока не наблюдается. Во всем остальном ваша привязанность к Мартину обусловлена исключительно материнским инстинктом… Терпеть не могу эти глупые романтические словеса, но не хочу употреблять специальную терминологию… Данный инстинкт может быть удовлетворен комнатной собачкой, собственным ребенком или даже приемным. Кстати, для Мартина это тоже плохо: материнская опека превращает взрослого мужчину в слюнтяя. А у вас, несомненно, очень развит материнский инстинкт. Именно поэтому вы выбрали такого мужчину, как Мартин, ведь он уже готовый объект, неспособный вписаться в мир взрослых людей, что вы интуитивно почувствовали на подсознательном уровне.
Сильвия, которая уже вышла из ступора и даже обрела дар речи, не стала перебивать Циммермана. Беспокойно ерзая на валуне, она внимательно слушала, но отнюдь не потому, что находила хоть каплю смысла в разглагольствованиях своего собеседника…
– Итак, Мартина мы сбрасываем со счетов. Кроме того, имеется множество мелких препятствий, естественно сопутствующих любому подобному предложению. Однако я могу обозначить лишь самое главное: я абсолютно не подготовлен для того, чтобы быть объектом романтической привязанности. Посмотрите на меня. У меня лошадиные ноздри, неразвитая мускулатура, выцветшие от рождения глаза. И я не знаю, какого черта творится с моими волосами. Хотя здесь, вероятно, можно что-нибудь сделать. У меня не было времени попробовать. Однако я не требую романтической привязанности. Если вы решите принять мое предложение, а со временем обнаружите в себе способность к романтической привязанности, что, конечно, требует определенной тренировки, и найдете себе подходящий объект, мы сможем решить вопрос. Не исключено, что в дальнейшем я тоже смогу соответствовать вашим требованиям. Прямо сейчас моя идея вам наверняка кажется абсурдной, однако, судя по портретам, фотографиям и прочему, вековая хроника романтических союзов свидетельствует о непрерывной череде чудес.
Теперь о том, что касается преимуществ. Возьмем для начала личные, ограничившись вашими, поскольку мои очевидны и вас они в любом случае мало интересуют. Вы получите все социальные блага брака при минимуме взятых на себя обязательств, за исключением финансовых, что вы вполне можете себе позволить. Вы будете вправе сами решать, давать или отказывать. Вы сможете удовлетворить ваш материнский инстинкт в своем доме со временными или постоянными объектами – по своему усмотрению. Мой интеллект всегда будет к вашим услугам. При всем при том я не стану навязывать вам его без необходимости. Рядом с вами будет мужчина, который смиренно вас обожает, но у которого при этом больше истинной гордости и интеллекта, чем у любого другого знакомого вам представителя мужского пола. Я встретил вас год назад, когда, покинув Западный колледж, поступил на работу в Колумбийский университет. Я влюбился искренне и страстно, с первого же взгляда. Я боготворил вас так, как боготворю свою работу. Для меня это смысл жизни и единственное приемлемое свидетельство присутствия непорочной правды и красоты в нашем мире. Вы обогатили меня эстетически. Я родился в тот день, когда вас увидел…
Сильвия была не в силах оторвать взгляда от его блеклых напряженных глаз. Сейчас она ничего не видела, кроме них. Сделав над собой усилие, она наконец произнесла:
– Не нужно продолжать… пожалуйста. Пожалуйста, не продолжайте.
Циммерман взмахнул рукой и безвольно уронил ее на траву:
– Хорошо. Не хочу вас смущать. Я признался в своих чувствах, руководствуясь следующим. Во-первых, чтобы проинформировать об их существовании, а во-вторых, чтобы открыть вам свое сердце, если судьба улыбнется и вы ответите мне взаимностью. В противном случае я торжественно обещаю никогда больше не докучать вам, как не докучал весь прошлый год. Но как я уже говорил… хотя, вероятно, вы надо мной посмеялись… впрочем, в один прекрасный день это может вам пригодиться… я всегда к вашим услугам… Ну и еще одно преимущество для вас – надеюсь, вы расцените это именно так – состоит в том, что в один прекрасный день ваш муж наверняка будет известным и уважаемым человеком. Мне начертано судьбой стать ведущим ученым в своей области. Прошу прощения, но сейчас я не могу этого доказать. Могу только утверждать. У меня есть абсолютно все необходимые качества: темперамент, интуиция, аналитические способности, – чтобы взять в свои руки зонд, который современная психология вонзает, точно кинжал знаний, в глубины человеческого мозга, и опустить его на новую глубину. Я также обладаю непреклонной и страстной решимостью делать свое дело. До нашей встречи работа была моей единственной страстью. Но не тревожьтесь – моя страсть к вам находится под контролем. Я умею контролировать все, что управляется моим мозгом.
