Рената Окиньская
Развод, сосед и другие приключения
Впрочем, все это уже неважно. Она уже «переболела» и бунтами, и обидами, и сомнениями. Свободолюбивый характер взял верх и отказался подчиняться строгим правилам семейного быта, где мужчина был поставлен на высшую ступень. Хотелось равенства, партнерства, чувства локтя… Уважения хотелось! Признания, что мы равные, а не вот этого: «я твой царь и Бог, а ты – низшая ступень эволюции»!
Теперь хочется только свободы. И отделяет ее от этой свободы всего каких-то полчаса. Нет, уже даже двадцать минут.
***
Ира встала, расправила покрывало на постели и пошла в кухню. Открыла окно – сырой воздух тут же заполнил тесное помещение, заставив ее поежиться. Виктор разрешал ей курить только на кухне или на лестнице (последнее сейчас по понятным причинам исключалось), а когда он приходил домой, то хотел, чтобы его встречал запах горячей еды, а не табачного дыма. Поэтому придется немного померзнуть.
Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Ира затушила сигарету под краном, выкинула окурок в мусорное ведро и высунулась из окна, подставив макушку под дождевые капли – просмотрела дорожку, идущую от угла дома через двор – не идет ли Виктор. Дорожка почти вся заросла кустами сирени и жасмина, еще, кажется, так недавно они одуряющее цвели и пахли, а у Иры в душе еще цвела надежда, что все уладится, что обо всем можно договориться, найти общий язык.
Но, лето уже перевалило за середину, начинался август, а надежды в душе засохли и осыпались печальными сухими комочками. Ибо Ирина поняла, что единственный вариант жить с ним – жить на его условиях. Все их разговоры, все выяснения отношений сводились к этому. Он прав, он знает как лучше и поэтому она должна делать так, как он скажет. А если она не понимает по-хорошему – будем по-плохому! И стало совсем невмоготу.
А раз с ним никак – значит надо без него. Все просто, все ясно. И когда неделю назад она приняла решение уйти от него, ей вдруг сразу стало легче дышать. Ей сразу сделалось весело от одной мысли о том, что совсем скоро можно будет жить как удобно, как нравится, как доставляет удовольствие, а не как должно быть по его, Виктора, мнению!
Но не тут-то было! Вик, услышав от нее о решении развестись, потемнел лицом и устроил ей такой скандал, какие ей не снились и в лучшие годы. Он ее просто морально задавил. В словесных перепалках он всегда ее переигрывал, а тут просто-таки раскатал в блин, в легкую доказав ей, какая она неблагодарная, ленивая, распущенная, неухоженная и непутевая дрянь и дуреха. Без него она пропадет, такая ленивая и глупая баба никому и даром не нужна, и только такая жестокая и самовлюбленная гадина, как она могла захотеть так поступить с любящим ее до глубины души мужчиной.
Ирина, хоть и закаленная в таких боях, однако половину ночи проревела на раскладном кресле (они уже несколько недель спали отдельно), а потом успокоилась, взяла себя в руки и, четко и последовательно в пух и прах разбила каждый его аргумент. Правда не вслух, про себя и лишь для собственного успокоения, зная, что вздумай то же самое проговорить ему, как он камня на камне не оставит от всех ее доводов. У нее никогда не хватало слов против него. Муж в это время преспокойно спал с чувством превосходно выполненного долга. Слезы жены его никак не трогали.
Ирине казалось порой, что он в принципе не способен любить никого кроме себя. Испытывать страсть, привязанность, нежность – это да, но лишь в той степени, которая не будет мешать воспринимать себя как центр вселенной.
Правда, на следующий день, когда она, придя с работы, вместо того, чтобы отправиться на кухню, пошла собирать чемоданы, его реакция ее удивила. Виктор застал ее в тот момент, когда основная масса вещей уже была уложена, большой чемодан стоял в боевой готовности у двери, а Ира заканчивала паковать сумку. Об этот самый чемодан он и споткнулся, едва переступив порог.
Для начала он выругался. Потом понял, что перед ним и испугался. Честное слово, Ира как раз очень внимательно смотрела на него – он испугался, что она всерьез! Всерьез говорила насчет развода и насчет того, что уйдет от него, всерьез собрала вещи и всерьез настроена!
Испугался и пошел на попятный. Сам попробовал с ней поговорить, даже (страшно подумать!) признал, что возможно где-то она права, а он не прав, и что не стоит так уж обращать внимание на каждую мелочь… Но Ира, почувствовав слабину, решила идти до конца. Она знала – или они сейчас договорятся обо всем раз и навсегда, или все опять вернется на круги своя. Она поставила жесткое условие – с этого самого момента он перестает мотать ей нервы, устраивать скандалы, относится к ней как к равной, а не как к низшей форме жизни, обязанной его обожать и ему поклоняться, наконец, просто относится к ней с уважением!..
Тут он взорвался и не выдержал. Кричал, что уважение надо сначала заслужить, а ей до этого еще очень далеко, что она должна быть ему благодарна за то, что он старается сделать из нее что-то стоящее, что у нее нет никаких прав ставить ему условия…
Ира слушала его, слушала, молчала, удивляясь собственной наивности, и уже не пытаясь спорить и что-то доказывать. Для нее стало очевидно, что все закончилось, что будущего вместе у них нет. Она молча отвернулась, застегнула сумку и пошла к двери.
– Ты куда?! – возмутился он тому, что она так спокойно собирается уйти, будто ей все равно. А ей, и правда, стало все равно.
– На кудыкину гору, – насмешливо ответила она. – Я тебе вчера сказала, что хочу с тобой развестись. Так вот, я не шутила. Поживу пока отдельно.
Она принялась шнуровать кроссовок.
– И где ты собираешься жить? – недоверчиво поинтересовался он.
Ирина пожала плечами.
– Военная тайна. Не хочу, чтобы ты знал.
Ирина зашнуровала второй кроссовок, распрямилась. Посмотрела на него внимательно – сердце болезненно трепыхнулось в груди.
– Я тебе потом позвоню.
Она уже поднесла было руку к замку, когда он со словами:
– Никуда ты не пойдешь! – вырвал у нее ключ и сунул его к себе в карман.
– Вить, что за глупости! – возмутилась она. – Дай мне уйти!
– Ты моя жена, Ира, ты не должна бегать по мамам или подружкам каждый раз, как мы с тобой ссоримся. Нечего.
– Во-первых, такое было только раз, – ответила Ира. – Во-вторых, Вить, ты что, так и не понял? Я уже не твоя жена! Я хочу с тобой развестись! Я не хочу больше с тобой жить!
– Прекрати говорить глупости! – ответил он, развернулся и ушел в комнату.
Ира постояла в прихожей, обескураженная, с колотящимся от злости и обиды сердцем, с вспотевшими ладонями. Хорошо же!
Прямо в кроссовках (неслыханная наглость!) она прошла в комнату, встала напротив телевизора, который Витя уже включил, развалившись на диване. Он сделал вид, что не замечает ее, и что она ему совсем не мешает.
– Отдай ключи! – потребовала она, стараясь, чтобы в голосе звенел металл. Но вместо этого там сквозила приглушенная ярость. Виктор не отреагировал.
– Виктор! Я к тебе обращаюсь! Отдай ключи! – в ответ ноль эмоций.
– Ах так?
Ира подошла к телевизору и выдернула кабель из розетки. Экран погас. Виктор молча встал, усмехнулся, отодвинул ее и попытался снова включить его. Не тут-то было, Ира вцепилась в вилку двумя руками, не давая ему снова включить телевизор.
Дальше все было грубо, глупо и безрезультатно. Виктор орал на нее, она на него. Требовала выпустить ее из квартиры, он отвечал, что она его жена и поэтому он ее никуда не отпустит. Она пыталась вытащить ключи у него из кармана, и они боролись, пока ему это не надоело, и он не заломил ей руки за спину. Когда она отдышалась, то пошла искать его комплект, но не нашла нигде – видимо, он и его успел спрятать.
Потом Ира плакала и курила на кухне, а Виктор, как ни в чем не бывало, смотрел телевизор, а когда пошел мыться, то взял ключи с собой, и спрятал куда-то так, что найти их вечером ей не удалось.
Ложась спать на раскладное кресло, мучаясь от слепой ярости и крутясь волчком от невозможности прямо сейчас изменить ситуацию, Ира уговаривала себя подождать до утра.
Витя уходил на работу на целый час раньше нее. С утра будет куча времени не только найти, куда он дел ее ключи, но даже кофе выпить. И потом, он же знает, что ей на работу, не может же он в самом деле сделать так, чтобы ее уволили только потому, что хочет доказать свою правоту.
Утром, когда она встала, Виктора уже не было. А заодно не было ключей, телефонов, интернета и карточек. Ира поняла, что выпускать ее он не собирается.
Сначала она решила выдержать характер.
Три дня он приходил домой, где ничего не было приготовлено, грязное белье оставалось грязным, посуда копилась в раковине, скрипел зубами, но упорно молчал. На четвертый день она сдалась и решила с ним поговорить.
Дождавшись, когда он поест и передохнет после работы, тихим, спокойным голосом он попросила уделить ей несколько минут. Виктор охотно оторвался от монитора ноутбука и уставился на нее, всем своим видом демонстрируя внимание. Но стоило ей открыть рот, как он понял, что она пришла к нему не с извинениями, а с очередной попыткой убедить его дать ей развод и отпустить на все четыре стороны.
– Ира, – обратился он к ней холодно, сложив руки на груди, – имей в виду, что если ты считаешь, что шантажируя меня разводом, ты сможешь вить из меня веревки, ты сильно заблуждаешься. Я не позволю делать из себя посмешище. У нас с тобой, конечно, есть разногласия, но это есть в любой семье. Тебе просто нужно подумать о том, что сохранить семью важнее, чем бесконечно отстаивать свое мнение, к тому же неправильное.
– Да нет у нас никакой семьи, – устало ответила она. – Нету. Все превратилось в фарс. И для того, чтобы удержать меня, ты спрятал ключи. Я уже не спрашиваю про свою работу… Но при этом у тебя нет желания поступиться своими принципами. Мы в тупике, Вик. И я не хочу больше жить с тобой. Правда. Отпусти меня.
– Подумай еще пару дней, – он ответил очень спокойно, будто они обсуждали вечерний поход в кино, и снова уставился в монитор.
Ярость вскипела в ней мгновенно. Не слышит ее, и слушать не хочет! Самовлюбленный эгоист! И как она только жила с ним?!
С трудом удержавшись от того, чтобы разбить об его голову что-нибудь тяжелое, она ушла курить на кухню. Мечась в тесном пространстве по два шага в каждую сторону, яростно выдыхая сигаретный дым, она пыталась найти слова, которые его убедят отпустить ее.
Не хотела она больше жить с ним. Не хотела и не могла! Ира была уверена, что если в ближайшее время не найдет способа избавиться от его общества, тогда то, что еще полгода назад можно было назвать любовью, превратится в ненависть.
В конце концов, план действий стал вырисовываться в затуманенном злостью и отчаянием мозгу. Додумывала она его уже глубокой ночью, свернувшись клубочком на раскладном кресле. И чем четче и детальнее все себе представляла, тем спокойнее становилось на душе.
На следующее утро, впервые за много дней, она проснулась с улыбкой на губах. Не хочет отпускать ее? Думает удержать, заперев на замок и отключив от внешнего мира? Как же плохо он ее знает! Ведь тем нужнее для нее свобода! Тем сильнее желание избавиться от его власти! И тем больше решительности это сделать!
***
Послышался скрежет ключа в замке. Ира мышкой шмыгнула в комнату. Накануне она приготовила вкусный ужин, и по квартире витал аппетитный запах, но встречать его на кухне, за накрытым столом – это уже перебор. Пускай думает, что она потихоньку начала сдаваться, только не хочет первой идти на мировую, вот и пытается подкупить вкусной едой. Только бы он был голодным!
Ира свернулась в кресле и судорожно переворачивала страницы глянцевого журнала, безуспешно пытаясь имитировать беззаботное чтение, а сама прислушивалась, внутренне замирая.
Вот он разулся, швырнул под вешалку сумку. Пошел в ванную мыть руки. Наверняка там же скинет рубашку, сунет ее в корзину с грязным бельем. Ага, теперь должен зайти в комнату – сменить строгие офисные брюки на удобные домашние.
Когда он вошел, Ирина читала с самым беззаботным и увлеченным выражением лица. Мельком подняла на него взгляд – совсем не обратить внимания будет слишком демонстративно. Внутри у нее все сжалось в тугую пружину, она и не подозревала, что станет так нервничать. Ей казалось, что у нее все отражается на лице, наверняка на щеках предательский румянец, а глаза большие-пребольшие, испуганные, и в них прямо-таки написано, что она что-то задумала.
Но Виктор бросил на нее лишь один, исполненный равнодушия, взгляд, и преспокойно занялся своими делами. Переоделся, брюки небрежно кинул на стул, и ушел на кухню.
Ира одновременно перевела дух – его присутствие в комнате сказалось на ней огромным напряжением – и разозлилась. До сегодняшнего вечера он брюки добросовестно вешал на вешалку, знал, что она пальцем не пошевельнет. Виктор считал, что заботиться о внешнем виде его гардероба должна она, и ее возмущение по поводу того, что не нужно швырять свои вещи как попало, а можно сразу повесить их или, если грязные, отнести в стирку, доводило его до белого каления.
Сегодня, почуяв, что она сдает позиции, он тут же бросил брюки, предоставив ей самой за ними ухаживать.
Ира встала, с непередаваемо ехидным и мстительным выражением повесила брюки на вешалку и убрала в шкаф, повесила между своими платьями. Пускай с утра мечется, ищет. Подумав, дабы не облегчать ему задачу, все остальные брюки, имевшиеся в наличии, она сложила в пакет и убрала его в нижний ящик комода, туда, где хранились его носки. Как человеку, привыкшему, что за ним все всегда убирают на раз отведенные места, ему долго не придет в голову искать их там.
Она прислушалась – по доносившимся с кухни звукам ясно было, что муж, как ни в чем не бывало, ужинает. Пару раз звякнула вилка, потом он долго переключал каналы на телевизоре, потом раздался звон чайной ложечки… От неожиданного страха у нее замерло сердце.
Виктор всегда выпивал ее остывший чай. Давно, еще когда они только начали жить вместе – это было поводом для шуток. Ирина отчего-то страшно не любила разбавлять чай холодным кипятком, всегда дожидаясь, пока он остынет естественным путем. При этом она могла делать что-то, и чай успевал не просто остыть, а стать холодным, а порой она даже забывала, что налила себе чаю. Вик же непременно, если только на глаза ему попадалась ее полная кружка, выпивал ее чай, даже если при этом у него был свой собственный. Когда-то он утверждал, что из ее кружки вкуснее, потом перестал, но привычка осталась.
И сейчас все прошло по накатанному сценарию: она оставила свою кружку с холодным чаем на столе, он стал пить. Вот только в этот раз «забыта» она была намеренно, и в ней были тщательно растворены две таблетки снотворного.
Страх, пробравший до костей, был неожиданным и острым, так, что бросило в жар, и вспотели ладони. А вдруг он сейчас почувствует, что она ему что-то подмешала?! Нет, не должен, она же несколько раз проверила – по вкусу ничего не определить! Потом в голове завертелись хаотичные обрывки где-то вычитанных данных о том, что медикаменты в принципе нельзя запивать чаем, что в нем содержится какое-то там вещество, которое, вступив в химическую реакцию с другими веществами, может образовать третье вещество, способное вызвать отравление…
Воспоминания были очень смутными и неконкретными, но на их фоне в воображении пышным цветом расцветала картина, на которой муж, коварно отравленный ею, с ужасом хватается за горло и с выпученными глазами падает на пол. По пути еще непременно врезается головой в какой-нибудь острый угол… И вот ее уже судят за убийство по неосторожности. А может и намеренное, чем черт не шутит!
Виктор, тем временем, вполне жизнерадостно заржал на кухне над какой-то телевизионной шуткой. Ира тряхнула головой, развеивая мороки, порожденные не в меру живым воображением. Даже если все это и правда, от двух таблеток снотворного, растворенных в чае, ему особого вреда не должно быть, он же здоровый, как кабан! Разве что на работу проспит. Ну да это не единственное потрясение, которое будет ожидать его с утра!
Потекли томительные минуты ожидания. Сколько нужно, чтобы снотворное всосалось в кровь? Не так уж и много, наверное. Но для Ирины, сжавшейся в комочек на своем кресле, каждая минутка, отмеряемая на экране мобильного телефона, казалась неимоверно долгой. Вот прошло пять, десять, пятнадцать минут… Да что ж его, не берет что ли?! А вдруг он сделал только пару глотков, а остальное пить не стал?
Вик выключил на кухне телевизор, оглушив Ирину внезапной тишиной. Она украдкой быстренько смахнула бисеринки пота, проступившие над верхней губой.
Виктор прошел в комнату, все так же успешно делая вид, что он один на целом свете, и нету тут рядом никакой жены. Даже спасибо за ужин не сказал! А мог бы…
Он улегся на кровать, блаженно потянулся, взял пульт, и снова принялся скакать по каналам. Ирина продолжала листать журнал, хотя больше всего ей хотелось немедленно покинуть комнату и до поздней ночи отсиживаться на кухне, что она благополучно делала каждый вечер до сих пор. Но тогда она боялась пропустить момент, заснет он или нет?
Прошло еще двадцать минут. Виктор на кровати не шевелился, но с равным успехом он мог с увлечением смотреть свой любимый стенд-ап. Ирина, сидевшая к нему спиной, осторожно, тихонько повернулась. Вдруг не спит, еще спросит, чего это она его разглядывает?!
Но обошлось – он спал. Веки плотно сомкнуты, грудь вздымается равномерно, из разжавшихся пальцев пульт мягко сполз на покрывало.
Ира осторожно поднялась и на цыпочках прошла на кухню. Перевела дух – чашка из-под чая была пуста. Насколько она знала, теперь он должен проспать кряду часов двенадцать, и не разбудишь его даже пушкой!
Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Сердце требовало немедленной бурной деятельности, но Ира знала за собой такой грешок – поторопится – обязательно что-нибудь напортачит.
Итак, у нее был план действий. Что там первое? Ну конечно, найти ключи, документы и мобильный телефон.
На поиски всего этого ушел почти час. До этого Ира уже обыскала все мыслимые места, залезла во все тайники, куда только хватило фантазии, но везде было пусто. Она старалась представить себя на месте Вика, догадаться, как бы действовал он, но только еще сильнее запутывалась. В итоге она пришла к выводу, что все, что она ищет, он носит с собой, однако, со всевозможными осторожностями прощупав карманы спящего мужа (хотя в своем воображении Ира его воспринимала уже однозначно – как бывшего мужа), и ничего не найдя, она в усталости побрела на кухню.
Взбодрив себя чашечкой непривычно крепкого кофе, она постаралась думать логически. Каждый вечер он приходит домой, раздевается и идет мыть руки. Потом переодевается. Ключи пропадают где-то на этом этапе.
Поскольку в ванной она уже все перерыла, Ира в который раз направилась в прихожую. Она была полна решимости если нужно, перетрясти каждую полочку, каждый пакетик, каждую шмотку. Еще раз тщательно прощупав верхнюю одежду и ничего не найдя, она спустилась вниз и принялась за обувь. И чуть не вскрикнула от радости, когда в своих весенних сапожках обнаружила все, что искала. Причем, в правом сапоге лежали ее причиндалы, а в левом муж хранил свои ключи, телефон и портмоне. На мгновение ей стало нехорошо – до какой он все же дошел степени идиотизма… И этот идиот – человек, за которого она выскочила замуж!
Перебирая подрагивающими пальцами связку ключей, мобильный телефон, карточку и паспорт, она казалась дурой сама себе – как можно было так долго топтаться рядом, буквально в нескольких сантиметрах и не догадаться!
Перекурив, Ирина принялась за осуществление второй части плана. Переоделась в джинсы, футболку и толстовку, обула кроссовки. Достала два самых больших чемодана и принялась методично их упаковывать.
Для каждого помещения у ее загодя был составлен список, хранимый между станицами дамского журнала. Что взять в ванной, что в комнате, что в прихожей. Она пару дней тщательно продумывала, что будет для нее предметом первой необходимости, а без чего можно обойтись, какие брать вещи, ориентируясь на переменчивую питерскую погоду, что из косметики ей нужно позарез.
В результате, все сборы заняли всего лишь двадцать минут. Ира сама себе не верила – ей казалось, что это будет длиться гораздо дольше, но, как ни странно, она уже стояла полностью собранная и готовая. Еще раз проверила себя, ничего ли не забыла. Просмотрела списки. Нет, все, что нужно собрано, она может идти.
Она уже взялась было за ручки чемоданов, но снова отпустила их. Еще раз тихонько пробралась в комнату, аккуратненько присела на постель и посмотрела в лицо спящего мужчины…
Как быстро и грустно все закончилось! Чуть-чуть больше года на все про все… А ведь был период, когда ей действительно казалось, что все будет хорошо, и что это на всю жизнь!
Вик, Вик, если бы ты только не был таким эгоцентристом! Если бы мог не только принимать, но и дарить любовь! Если бы твое желание быть вместе заключалось не в желании держать власть, а в желании делить на двоих мир, все могло быть по-другому…
В сердце шевельнулось сожаление. Ему будет плохо без нее. Агонизирующая нежность кольнула душу, Ира протянула руку и тихонько погладила его по лбу. Когда-то он значил для нее так много! Когда-то она сходила с ума от одного вида его слегка полуоткрытых губ… Может можно еще все вернуть?
Ире очень захотелось в это поверить. Она очень ясно представила себе, как сейчас быстренько раскидает по местам все вещи, вернет на место чемоданы. Снова спрячет ключи, а сама, вместо того, чтобы уходить в ночь с гордо поднятой головой, покорно залезет к нему под теплый бок, обнимет, пока он спит, прижмется покрепче, чтобы утром он сразу понял, что просыпается в ее объятиях. Это было бы так здорово…
Потом он проснулся бы, понял, что она сдалась и его, и без того завышенная, самооценка взлетела бы до небес. Нет, конечно, первые два-три дня они наслаждались бы идиллией, но на большее их бы не хватило. Он опять бы начал ее пилить, придираться и говорить, что она ничего не умеет, ни на что не годится, и без него ничего не значит. Она бы огрызалась и скандалила, требуя уважения… Все вернулось бы на круги своя, только еще больше бы болела растоптанная гордость.
Ира усмехнулась сама себе и встала с кровати. Иногда и гордость стоит полелеять. Они слишком разные, им не ужиться вместе. Сожаление о несбывшемся струйкой дыма испарилось над ее головой. Эта глава ее жизни закончилась. Пора идти дальше. И она пошла.
Чемоданы оказались тяжеленными, даже на лестницу она их выволакивала с кряхтением. Тщательно заперев за собой дверь, она подключила оба телефона, и свой, и Виктора. Портмоне она у него тоже свистнула, и от души порадовалась, когда обнаружила там не только свою банковскую карту, но и их совместную, куда они откладывали деньги на покупку квартиры. Сумма там была не бог весть какая, но все это было гораздо лучше, чем ничего. Вот только снять деньги нужно еще сегодня ночью, иначе с утра можно смело ожидать того, что он ее заблокирует.
Воспользовавшись его телефоном, она вызвала такси. Машину обещали через десять минут, которые Ира провела на лавочке у подъезда, и только после того, как шофер помог ей разместить чемоданы в багажнике, а машина выехала из двора, она набрала со своего телефона номер и сказала:
– Привет. Ты не возражаешь, если я сейчас к тебе приеду?
И вдруг поймала себя на том, что уезжает так буднично и спокойно, что ей даже не пришло в голову напоследок обернуться.
***
– Ты соображаешь, что я пережила вообще?! – шепотом набрасывалась на нее Светка, сидя по-турецки на кухонном диванчике и попивая мартини с водкой и со льдом.
– Соображаю, – так же тихонько покорно соглашалась Ира.
Чемоданы мирно стояли в прихожей, из них уже были извлечены принадлежности для умывания и сна, а на краю узенького диванчика лежала стопка белья, подушка и тонкое одеяло из верблюжьей шерсти.
Необходимость соблюдать тишину объяснялась просто – в комнате у Светланы спал парень. Про него Света, неосознанно трогая кончиком языка чуть припухшие губы, сказала: «Это фантастика! Я тебе потом все расскажу!».
Новый ухажер имел профессию дальнобойщика, простое русское имя Иван, и в данный момент отсыпался после рейса. Спал он на счастье Светки тихо, из комнаты не доносилось ни звука, но зато сама Светка просто извелась, не понимая, что будет правильным: разбудить Ивана и с его ростом метр восемьдесят семь отправить досыпать на кухонный диван длиной метр пятьдесят, а с подругой по-честному разделить единственное в доме нормальное спальное ложе, или же, раз уж подруга откалывает такие фортеля, уложить на кухне все-таки ее, а мужика после дальней и трудной дороги не трогать. Она уже стала подумывать о том, насколько будет правильным переночевать на кухне самой, предоставив дорогим гостям лучшие места… Но тут Ира твердо и решительно заявила, что на кухне спит она и это не обсуждается, а на вялый Светкин протест предложила угадать, что подумает спросонья парень, если вдруг поймет, что ложился спать с одной, а проснется с другой…
И вот теперь Светка от всей души делилась с подругой своими переживаниями по поводу ее пропажи.
– После того, как у тебя и на следующий день был телефон отключен, я уже ему позвонила.
– И что он тебе сказал? – с любопытством поинтересовалась Ира, пытаясь наколоть на зубочистку ломтик салями.
– Сказал, что ты очень сильно простудилась. Что у тебя температура, горло болит так, что говорить не можешь, лежишь в лежку, а телефон сама попросила отключить, чтобы тебя никто не дергал. Я помню, еще даже обиделась на тебя, ладно, думаю, говорить не можешь, сообщение бы чиркнула в пару строк и все.
– Да уж. Это чем же я так болела, что прямо целую неделю?
– Вот-вот! Я уже тоже всерьез запереживала, думаю, может тебе врача надо вызвать, раз плохо так долго? Звонила ему по три раза в день, – рассказывая, Светка не переставала теребить кончик своей великолепной косы, заплетая и расплетая на нем множество маленьких косичек, или просто гоняя волосы между пальцами.
– А он?
– А ничего. Спокойно так отвечал, что температура спала, что врач приезжал и говорить запретил, мол, осложнение на связки дало. И еще что у тебя от болезни кишечник расстроился, и ты целыми днями из сортира не вылезаешь.
– Вот свинюка!
– Ага. А мне-то что, у меня медицинского образования нету, откуда я знаю, бывает так или нет? Вроде логично все звучит… Только все равно, я уже собиралась ехать к тебе. Как раз сегодня думала, подожду до пятницы, если на связь не выйдешь – поеду.
– М-да. Интересный бы у нас с тобой разговор бы получился… перекрикиваясь через запертую дверь.
Они посидела, помолчали. Ира двумя зубочистками пыталась завернуть в трубочку ломтик колбасы, Света курила, мрачно глядя в темное окно.
– Интересно, долго бы он тебя так взаперти держал?
– Не знаю, – Ира сморщилась и пожала плечами. – Мое мнение такое, что он того… Не станет нормальный человек свою жену на ключ запирать, и ключ этот в сапог ныкать. Кстати! – Иру осенила мысль, да так резко, что она вскрикнула чуть ли не в голос, заставив Свету нервно вздрогнуть.
– Чего орешь? Что случилось?
– Ничего, извини. Вспомнила просто, что надо до банкомата добежать.
– Вот черт, и правда. Завтра он ее наверняка заблокирует, – Света встала, с тревогой глянула в окно, за которым едва начинался рассвет. – Погоди, гляну как там Ванька и оденусь.
– Еще чего! – возмутилась Ира. – Спать иди. До банкомата я и без тебя прекрасно доберусь, а тебе на работу завтра!
– Переживу, не в первой, – отмахнулась подруга. – А тебя одну, да еще за деньгами, в ночь глухую я уж точно не отпущу! Хватит, напереживалась уже! И как тебе могло только прийти в голову, что я смогу спокойно спать, зная, что ты поперлась ночью бабки снимать?!..
– Как хорошо, что сейчас существуют такие банкоматы! – радовалась Ирка полчаса спустя. – За один раз сняла всю сумму и не мучилась.
– Сколько сняла-то, если не секрет?
– Двести тысяч. Ровно половину. Чтобы у него потом не было возможности придраться, когда разводиться будем.
– Думаешь, он начнет делить имущество?
– А фиг его знает! Вообще я плохо себе представляю его завтрашнюю реакцию. Но точно будет не в восторге…
– Ты так спокойно обо всем говоришь… Как будто и не переживаешь даже. Конечно, его барские замашки мне никогда не нравились, но все же, он твой муж. Я думала, ты его любишь…
– Я тоже так думала, – вздохнула Ирина. Они уже дошли до дома, но вместо того, чтобы зайти в подъезд, прошли во двор, уселись на лавочку на детской площадке и закурили. – Я была уверена, что люблю его, что он любит меня, и что все у нас будет хорошо. И, если честно, я даже не могу понять, куда все делось. Как будто от этого чувства каждый день убывало по чуть-чуть, и так оно по капельке и закончилось. Без боли и без лишних страданий.
– М-да-а… – протянула Светка и надолго замолчала, уставившись себе под ноги.
Ира тоже сидела молча, наслаждаясь ощущением странного покоя. Ей негде жить, ее, скорее всего, уволили с работы, и она хочет развестись с мужем, но зато есть неплохая пачка денег и полная свобода впереди. И от этого сладко кружилась голова – можно делать все, что хочется, жить по своим законам и не испытывать за это чувство вины.
***
Просыпаться было странно. Сквозь сон Ирке казалось, что прямо под ухом у нее возится тихая, но нахальная мышь. В подернутом маревом сна сознании явственно проступала картина, где эта самая мышь пробралась к ней в комнату и принялась прыгать по шкафу, глухо хлопая дверцами и иногда чем-то шурша. Потом по характерному звуку Ира определила, что мышь зажгла газ и поставила чайник. Значит, мышь не в комнате, а на кухне. Неожиданно она разозлилась – что за дома строят, стены, как бумага, в одном конце квартиры слышно, что в другом творится так, словно все происходит прямо у тебя над ухом!
Чавкнула дверца холодильника, звякнула сковородка. Вдруг раздался треск с влажным причмокиванием, после чего мышь почти мгновенно и выразительно произнесла:
– Мля…! – хрипловатым баском.
Сонный морок развеялся. Мыши не матерятся. Именно это соображение заставило ее открыть глаза.
И тут же она наткнулась на настороженный и чуточку испуганный взгляд пронзительно голубых глаз на светлокожем лице под светлыми – соломенными – волосами. Он был высокого роста, но какой-то худенький, отчего казался почти мальчишкой и Ирина, глянув на него, ошиблась в своей оценке на пять лет, но это выяснилось уже потом.
– Доброе утро, Ирина, – поздоровался он смущенно, – простите, что разбудил.
