Ричард Морган
Видоизмененный углерод. Такеси Ковач: Видоизмененный углерод. Сломленные ангелы. Пробужденные фурии
– Точно. Отлично. Быть может, ещё как-нибудь увидимся.
– Увидимся.
Проводив Баутисту взглядом, я с сожалением позволил ледяному самоконтролю посланника справиться с моими путаными мыслями. Мгновенно протрезвев, что было совсем не радостно, я взял трубку с кристалликами, отнятую у Кёртиса, и отправился побеседовать с «Хендриксом».
Глава двадцать первая
– Тебе известно что-нибудь о синаморфестероне?
– Слышала о таком.
Ортега рассеянно ковыряла песок носком ботинка. Отлив начался совсем недавно, и наши следы тотчас же затягивало водой. Изогнутый плавной дугой берег выглядел пустым от края до края. Мы с Ортегой были совсем одни, если не считать чаек, кружащихся геометрически правильными узорами высоко в небе.
– Ладно, поскольку нам всё равно придется немного подождать, быть может, ты меня просветишь?
– Наркотик гарема.
Поймав мой недоуменный взгляд, Ортега нетерпеливо надула щеки. Она вела себя так, будто не выспалась.
– Я нездешний.
– Ты говорил, что бывал на Шарии.
– Да. В составе вооруженных сил. У нас не было времени на то, чтобы знакомиться с культурой и бытом местного населения. Мы были слишком заняты тем, что убивали людей.
Это была не совсем правда. После разорения Зихикка чрезвычайные посланники погрязли в рутине, насаждая политической режим, лояльный Протекторату. Вылавливали смутьянов, выявляли и сокрушали очаги сопротивления, выискивали коллаборационистов, готовых сотрудничать. Тут мы многое узнали о местной культуре.
Я подал рапорт о досрочном переводе на другую планету.
Прикрыв глаза козырьком, Ортега осмотрела берег в обе стороны. Ничего движущегося. Она вздохнула.
– Этот препарат повышает мужскую реакцию. Влияет на агрессивность, потенцию, уверенность в себе. На чёрных рынках Ближнего Востока и Европы его называют «жеребцом», на юге – «торо». У нас эта дрянь встречается нечасто, здешний народ более разборчив. Чему я несказанно рада. Если судить по тому, что мне известно об этом препарате, очень мерзкая штуковина. Ты вчера на него наткнулся?
– В каком-то смысле.
Приблизительно то же самое я вытянул вчера вечером из базы данных «Хендрикса». Только Ортега выразилась более определенно, не нагружая меня химическими формулами. Поведение Кёртиса можно было считать образцом воздействия препарата и его побочных эффектов.
– Предположим, мне захотелось попробовать эту дрянь, где я смогу её раздобыть? Я имею в виду, проще всего?
Пристально посмотрев на меня, Ортега вышла на песок посуше.
– Как я уже говорила, у нас синаморфестерон встречается нечасто, – произнесла она в такт медленным шагам. – Придётся поспрашивать. Найти человека, имеющего связи с Европой. Говорят, препарат можно получать синтетическим путем, но я точно не знаю. Однако, наверное, синтезированные гормоны дороже тех, что привозят с юга.
Остановившись на гребне дюны, Ортега снова огляделась по сторонам.
– Чёрт побери, где же она?
– А может быть, она не придёт, – угрюмо пробурчал я.
Сам я этой ночью почти не спал. После ухода Родриго Баутисты я долго сидел, пытаясь сложить воедино отдельные детали Банкрофтовского пазла и борясь с желанием покурить. Мне показалось, не успела моя голова прикоснуться к подушке, как «Хендрикс» сообщил о звонке Ортеги. Это случилось до неприличия рано.
– Обязательно придёт, – уверенно заявила Ортега. – Связь подключена к её личному адаптеру. Возможно, звонок задержали системы безопасности. Мы здесь пробыли секунд десять реального времени.
Я промолчал, поёжившись на холодном ветру с моря. Чайки над головой продолжали рисовать геометрические узоры. Дешёвая виртуальность не предназначена для долгого пребывания.
– Сигареты у тебя есть?
Глубоко затянувшись, я уселся на холодный песок, и тут справа, на самом краю залива, появилось что-то движущееся. Я выпрямился и прищурился, всматриваясь в даль, а затем прикоснулся к плечу Ортеги. Теперь уже был виден фонтан воды и песка, который поднимал скоростной надводный аппарат, несущийся к нам по кромке воды.
– Я же говорила, что она придёт.
– Она или кто-то другой, – проворчал я, поднимаясь на ноги и ощупывая бедро в поисках «Немекса», которого, разумеется, у меня не было. Редко какое устройство виртуальной связи допускает ношение огнестрельного оружия. Смахнув с одежды песок, я направился навстречу транспорту, не в силах избавиться от упрямой мысли, что мы впустую теряем время.
Теперь уже можно было разглядеть гостя – чёрную точку, позади которой поднимался высокий бурун. Послышался пронзительный вой двигателя, заглушающего меланхолические крики чаек. Я повернулся к Ортеге, стоявшей рядом и спокойно наблюдавшей за приближающимся транспортом.
– По-моему, для простого телефонного звонка это уже чересчур, ты не находишь? – язвительно спросил я.
Пожав плечами, Ортега бросила окурок в песок.
– Большие деньги – ещё не значит хороший вкус, – сказала она. Стремительно несущаяся точка превратилась в короткий одноместный реактивный кар с крыльями, выкрашенный светящейся розовой краской. Он нёсся по неглубокой полоске прибоя, разбрасывая брызги и мокрый песок. Когда между нами оставалась пара сотен метров, пилот, должно быть, увидел нас, так как крошечный транспорт свернул на глубину, описав крутую дугу и подняв бурун вдвое выше себя.
– Розовый?
Ортега снова пожала плечами.
Реактивный кар выскочил на берег метрах в десяти от нас и, дёрнувшись, застыл на месте, подняв вокруг комья мокрого песка. Как только утихла буря от его появления, крышка люка откинулся назад, и из транспорта выбралась фигура во всём чёрном, со шлемом на голове. То, что это была женщина, подчеркивал обтягивающий комбинезон, который заканчивался высокими сапогами с серебряной инкрустацией на танкетке.
Вздохнув, я направился следом за Ортегой к транспорту.
Женщина в лётном комбинезоне, спрыгнув в неглубокую воду, зашлёпала нам навстречу, расстёгивая шлем. Наконец он поддался, и на затянутые в чёрное плечи упала волна длинных медно-рыжих волос. Женщина тряхнула головой, открывая широкое лицо с большими выразительными глазами цвета искрящегося оникса, изящно изогнутым носом и щедрыми полными губами.
Призрачное воспоминание о былой красоте Мириам Банкрофт успело полностью стереться.
– Ковач, познакомься с Лейлой Бегин, – официальным тоном произнесла Ортега. – Мисс Бегин, это Такеси Ковач, частный следователь, нанятый Лоренсом Банкрофтом.
Большие глаза бесцеремонно осмотрели меня.
– Вы нездешний? – спросила Бегин.
– Точно. Я с Харлана.
– Да, лейтенант говорила об этом. – В голосе Лейлы Бегин присутствовала едва уловимая жёсткость, свидетельствующая о том, что она не привыкла говорить на амеранглике. – Надеюсь, это означает, что вы подойдете к делу непредвзято.
– То есть?
– То есть постараетесь найти правду. – Бегин выглядела удивленной – Лейтенант Ортега сказала, что вы стремитесь найти правду. Вы хотели поговорить со мной?
Не дожидаясь ответа, она пошла вдоль линии прибоя. Я бросил взгляд на Ортегу. Та кивнула, но не тронулась с места. Поколебавшись мгновение, я направился следом за Бегин.
– Так что насчет правды? – спросил я, догнав её.
– Вас наняли для того, чтобы установить, кто убил Лоренса Банкрофта, – натянуто произнесла Бегин, не оборачиваясь. – Вы хотите узнать всю правду о той ночи, когда он умер. Это так?
– Значит, вы не верите, что это было самоубийство, да?
– А вы верите?
– Я задал вопрос первым.
У неё на губах заиграла слабая улыбка.
– Нет, не верю.
– Позвольте мне высказать предположение. Вы думаете, что это сделала Мириам Банкрофт.
Остановившись, Лейла Бегин развернулась на каблуках.
– Мистер Ковач, вы надо мной издеваетесь?
В её взгляде было нечто такое, что сразу же заставило меня посерьёзнеть. Я покачал головой.
– Нет, не издеваюсь. Но я прав, так?
– Вы знакомы с Мириам Банкрофт?
– Виделся пару раз.
– Несомненно, вы нашли её очаровательной.
Я уклончиво пожал плечами.
– Временами она бывает резковата, но в целом да, её можно назвать очаровательной.
Бегин посмотрела мне прямо в глаза.
– Она психопатка, – совершенно серьёзно произнесла Лейла Бегин и пошла дальше. Постояв, я последовал за ней.
– В настоящее время термин «психопат» приобрел слишком широкое значение, – осторожно заметил я. – Мне приходилось слышать, как его применяли в отношении целых народов. Раз или два так называли даже меня. В наши дни действительность стала настолько гибкой, что трудно определить, кто с ней связан, а кто нет. Можно даже сказать, это определение стало бессмысленным.
– Мистер Ковач! – В голосе женщины прозвучали нетерпеливые нотки. – Мириам Банкрофт напала на меня, когда я была беременна, и убила моего ещё не родившегося ребёнка. Она знала, что я беременна, и тем не менее действовала сознательно. Вам когда-нибудь приходилось быть на седьмом месяце беременности?
Я покачал головой.
– Нет.
– Плохо. Каждый человек должен пройти через такое хотя бы один раз.
– Боюсь, закрепить это требование законодательно будет весьма непросто.
Бегин искоса взглянула в мою сторону.
– В этой оболочке вы похожи на человека, знающего, что такое потери, однако, может быть, это лишь внешне. Мистер Ковач, вы такой, каким кажетесь? Вы знаете, что такое потери? Мы сейчас говорим про невосполнимые потери. Вы с ними знакомы?
– Полагаю, да, – произнес я более натянутым тоном, чем намеревался.
– В таком случае вы поймете, что я чувствую в отношении Мириам Банкрофт. На Земле память больших полушарий вживляют уже после рождения.
– Там, откуда я прибыл, тоже.
– Я потеряла ребёнка. И никакие современные технологии не смогут его вернуть.
Я не мог понять, является ли нарастающая волна чувств в голосе Лейлы Бегин искренней или деланой, но уже начинал терять тему разговора. Мне пришлось вернуться в самое начало.
– Это не даёт Мириам Банкрофт мотива для убийства мужа.
– Нет, даёт. – Бегин снова одарила меня взглядом искоса, и на лице у неё опять мелькнула горькая усмешка. – Я ведь не была для Лоренса Банкрофта чем-то из ряда вон выходящим. Как, по-вашему, он со мной познакомился?
– Насколько я слышал, вы с ним встретились в Окленде.
Усмешка переросла в жёсткий смех.
– Очень уклончивое определение. Да, мы с ним определенно познакомились в Окленде. Он нашел меня в заведении, называвшемся «Мясная лавка». Нельзя сказать, что оно было высококлассным. Лоренс с радостью опускался на самое дно, мистер Ковач. Он так закалялся. Занимался этим не один десяток лет до нашей встречи, и не вижу причин, по которым бы он остановился после.
– То есть, по-вашему, Мириам решает, что с неё достаточно, и сжигает ему мозги, так?
– Она на это способна.
– Не сомневаюсь в этом. – У версии Бегин было столько же дыр, сколько в пойманном на Шарии дезертире, но я не собирался делиться с этой женщиной всем, что знал. – Полагаю, к самому Банкрофту вы не испытываете никаких чувств, да? Ни плохих, ни хороших.
Снова усмешка.
– Я была проституткой, мистер Ковач. И очень неплохой. Хорошая проститутка испытывает к клиенту те чувства, которые он от неё хочет. Ни на что другое места не остается.
– Вы хотите сказать, что можете просто так взять и отрезать все чувства?
– А вы не можете? – возразила она.
– Ну хорошо, каких чувств требовал от вас Банкрофт?
Остановившись, Бегин медленно повернулась ко мне. Я почувствовал себя так неуютно, как будто только что дал ей пощечину. Её лицо затянулось маской воспоминаний.
– Животной покорности, – наконец сказала она. – И бесконечной благодарности. Но я перестала испытывать и то и другое, как только он прекратил платить.
– А что вы испытываете в отношении него сейчас?
– Сейчас? – Лейла Бегин отвернулась к морю, словно она предлагала холодному ветру остудить то, что разгоралось в душе. – А сейчас я больше ничего не испытываю, мистер Ковач.
– Вы согласились встретиться со мной. У вас должна быть на то причина.
Бегин неопределенно махнула рукой.
– Меня попросила об этом лейтенант Ортега.
– Какая у вас высокая гражданская ответственность.
Она снова повернулась ко мне.
– Вам известно, что произошло после того выкидыша?
– Насколько я слышал, вам щедро заплатили.
– Да. Вам может показаться, я поступила очень некрасиво, не так ли? Но всё произошло именно так. Я взяла деньги Банкрофта и замолчала. Деньги были очень большие. Но я не забыла о том, откуда я. Я по-прежнему два-три раза в год приезжаю в Окленд, встречаюсь с девушками, работающими в «Мясной лавке». У лейтенанта Ортеги в таких заведениях хорошая репутация. Многие девушки перед ней в долгу. Так что можно считать, я просто расплачиваюсь за них.
– И желание отомстить Мириам Банкрофт тут никаким боком не проходит?
– О какой мести может идти речь? – Лейла Бегин снова издала жёсткий смешок. – Я разговариваю с вами потому, что меня попросила об этом лейтенант. Вы ничего не сможете сделать Мириам Банкрофт. Она маф. Неприкасаемая.
– Неприкасаемых людей нет. Это относится даже к мафам.
Бегин печально посмотрела на меня.
– Вы нездешний, – сказала она. – И это заметно.
Звонок Бегин был переправлен через оператора с Карибских островов, а виртуальное время было куплено у провайдера из китайского района Бей-Сити. «Дёшево, – объяснила мне Ортега по дороге в центр связи, – а в отношении безопасности ничуть не хуже любого другого места. Банкрофт, когда хочет пообщаться с кем-нибудь без посторонних, выкладывает полмиллиона за навороченную систему шифрования. А я просто отправляюсь туда, где никто не будет подслушивать».
Центр связи оказался тесным и убогим. Здание, втиснутое между банком в виде пагоды и рестораном с матовыми стеклами, не привлекало к себе внимания. Для того чтобы попасть на ресепшн, надо было подняться по узкой чугунной лестнице и пройти по коридору, прилепившемуся к крылу пагоды. Зал ожидания клиентов занимал щедрые семь или восемь квадратных метров пола, покрытого расплавленным песком, с естественным освещением и двумя рядами обшарпанных кресел – такого вида, будто их выдрали из списанного реактивного лайнера. Справа от кресел, за горой офисной техники, похоже выключенной, сидела древняя женщина с азиатским лицом, охраняя лестницу, ведущую в утробу здания. А там, внизу, в глубоком подземелье, пространство поделено на узкие коридоры, заполненные кабелями и трубами. Каждый коридор оканчивался дверью, за ней – тесная комнатёнка. Кушетки с электродами для экономии места установлены под острым углом к полу; со всех сторон их окружают мигающие приборные панели, покрытые толстым слоем пыли. Нам пришлось самим пристегнуться к койкам, подключиться к электродам и ввести с клавиатуры на подлокотнике код доступа, который сообщили в приёмной. После этого машина ожила и завладела нашими рассудками.
Возвращение из виртуальности пустынного берега и бескрайнего горизонта стало потрясением. Открыв глаза и увидев прямо над головой ряды приборов, я на мгновение почувствовал себя на Харлане. Тринадцатилетним пареньком, пробудившимся после первого виртуального порнофильма. Низкопробное свидание за две минуты реального времени предоставило мне полтора часа общества двух женщин с грудями, словно накачанными воздухом, похожих скорее на героев комиксов, чем на живых людей. Действие происходило в комнате, заполненной розовыми подушечками и коврами из искусственной шерсти, благоухающей ароматами дешёвых духов, с окнами, за которыми виднелась изображенная с плохим разрешением панорама ночного города. Затем, когда я связался с бандами и стал зарабатывать больше денег, качество и разрешение изображения возросли, сценарии стали более изобретательными, но суть осталась прежней. И, поднимаясь на поверхность из тесных стен гроба, я неизменно чувствовал затхлый привкус во рту и неприятный зуд от электродов.
– Ковач?
Заморгав, я принялся расстегивать крепления. Выбравшись из комнатёнки, я застал Ортегу в заполненном кабелями коридоре.
– Ну, что скажешь?
– На мой взгляд, она – полное дерьмо. – Я поднял руку, останавливая возражение Ортеги. – Нет, сначала выслушай. Я согласен, что у Мириам Банкрофт не все дома; тут мне нечего возразить. Но есть не меньше полусотни причин, по которым она не встраивается в картинку. Ортега, мать твою, ведь вы же проверили её на детекторе лжи.
– Да, я не забыла. – Ортега вышла следом за мной в коридор – И сейчас я думала об этом. Понимаешь, Мириам Банкрофт сама вызвалась пройти тест. Я хочу сказать, при допросе свидетелей эта процедура всё равно является обязательной, но миссис Банкрофт стала приставать ко мне с требованием проверки на полиграфе, едва я переступила порог особняка. Никаких истерик, ни единой слезинки – она просто ввалилась в полицейскую машину и потребовала подсоединить её к проводам.
– Ну и?
– И тут я вспомнила про то, что ты проделал у Резерфорда. Ты сказал, что если бы в тот момент тебя проверили на детекторе лжи, прибор бы ничего не зафиксировал, и…
– Ортега, в данном случае речь шла о подготовке посланников. Строжайшая дисциплина рассудка в чистом виде. Тут нет ничего физического. Такую вещь не купишь на рынке.
– Мириам Банкрофт носит лучшее творение «Накамуры». Её лицо и тело используют для рекламы продукции…
– А «Накамуре» уже удавалось сделать что-нибудь, способное обмануть полицейский полиграф?
– Официально нет.
– И что же ты хочешь…
– Не будь таким тупым, мать твою! Ты что, никогда не слышал о сделанной на заказ биохимии?
Остановившись у лестницы, ведущей наверх в приемную, я покачал головой.
– Не могу принять твою версию. Спалить мужу голову из оружия, к которому, кроме них двоих, ни у кого нет доступа? Она не настолько глупа.
Мы стали подниматься наверх. Ортега следовала за мной по пятам.
– Ковач, подумай хорошенько. Я вовсе не утверждаю, что миссис Банкрофт сделала это преднамеренно…
– А как же насчёт резервной копии памяти? Это преступление совершенно бессмысленно…
– …не утверждаю, что оно было рациональным, но ты должен…
– …его мог совершить только тот, кто не знал о…
– Твою мать! Ковач!
Голос Ортеги повысился на целую октаву.
Мы уже поднялись в приёмную. По-прежнему слева сидели два клиента, ожидающие своей очереди: мужчина и женщина с большим бумажным свёртком, поглощённые разговором. Но справа, периферийным зрением, я разглядел нечто алое, чего там не должно было быть.
Старуха-азиатка мертва. Её горло перерезали чем-то металлическим, оставившим глубокую рану на шее. Голова убитой лежала в блестящей лужице крови, скопившейся на столе.
Моя рука резко рванула к «Немексу». Рядом послышался щелчок: Ортега дослала первый патрон в «Смит-Вессон». Я стремительно развернулся к двум клиентам и их бумажному свертку.
Время растянулось, как во сне. Нейрохимия сделала всё невозможно медленным; отдельные изображения опадали на сетчатку глаз, подобно осенним листьям.
Свёрток раскрылся. Женщина держала в руках компактный «Санджет», мужчина сжимал пистолет-пулемет. Выхватив «Немекс», я начал стрелять с бедра.
Дверь в проход распахнулась, и появился ещё один человек с пистолетами в обеих руках.
У меня над ухом прогремел «Смит-Вессон» Ортеги и отшвырнул новоприбывшего обратно в проход, словно прокрутив назад плёнку с его появлением.
Мой первый выстрел разнёс подголовник кресла, в котором сидела женщина, обдав её дождём из белой набивки. Зашипел «Санджет», посылая лучи. Вторая пуля разорвала женщине голову, окрасив кружащиеся белые мошки в красный цвет.
Ортега разъярённо вскрикнула. Она продолжала стрелять, как показывало мне боковое зрение, куда-то вверх. Над нами брызнуло осколками разбитое стекло.
Пулемётчик вскочил на ноги. Успев разглядеть безликие черты синтетической оболочки, я всадил в него пару пуль. Синтетик отлетел назад к стене, продолжая поднимать оружие. Я бросился на пол.
Купол у нас над головой разлетелся вдребезги, проваливаясь внутрь. Ортега что-то крикнула, и я откатился в сторону. Рядом со мной на пол рухнуло головой вниз безжизненное тело.
Пистолет-пулемет дал очередь, нацеленную в никуда. Опять что-то крикнув, Ортега распласталась на полу.
Я приподнялся над телом убитой женщины и снова выстрелил в синтетика, три раза подряд, один за другим. Пистолет-пулемет умолк.
Тишина.
Я поводил «Немексом» влево и вправо, держа под прицелом углы приёмной и входную дверь. Разбитые края купола над головой. Ничего.
– Ортега?
– Кажется, жива.
Она лежала на полу в другом конце комнаты, приподнявшись на локте. Прозвучавшая в голосе боль опровергала слова. Шатаясь, я поднялся на ноги и направился к Ортеге, хрустя разбитым стеклом.
– Где болит? – спросил я, помогая ей сесть.
– Плечо. Долбаная сучка зацепила меня из «Санджета».
Убрав «Немекс», я осмотрел рану. Луч оставил диагональную полосу сзади на куртке Ортеги и прожег плечевую накладку. Тело под накладкой обгорело, в центре – узкой полоской – до самой кости.
– Тебе повезло, – с деланой небрежностью произнес я. – Если бы ты не пригнулась, она бы попала в голову.
– Я не пригнулась, а просто рухнула на пол, твою мать.
– Ничего, терпимо. Хочешь встать?
– А ты как думаешь? – Приподнявшись на коленях и здоровой руке, Ортега выпрямилась и тут же поморщилась. – Чёрт, больно!
– Думаю, паренёк в дверях так же сказал.
Опираясь на меня, Ортега обернулась. Наши глаза разделяли какие-то считаные сантиметры. Я спокойно выдержал её взгляд, и по лицу Ортеги восходом солнца разлилась улыбка. Она тряхнула головой.
– Господи, Ковач, ну ты и ублюдок, дьявол тебя побери! Таким шуткам учат в Корпусе или это твой личный дар?
Я повёл её к выходу.
– Мой. Пошли, надо глотнуть свежего воздуха.
У нас за спиной послышался неожиданный шорох. Молниеносно обернувшись, я увидел, что синтетическая оболочка с трудом поднимается на ноги. Последним выстрелом я снёс ей полчерепа, и на месте лица зияла отвратительная дыра. Раздробленная правая кисть безжизненно висела на онемевшей окровавленной руке, но другая рука судорожно сжималась в кулак. Синтетик качнулся, наткнувшись на стул, с трудом удержал равновесие и двинулся к нам, приволакивая правую ногу.
Я достал «Немекс» и направил его на убийцу.
– Бой окончен.
Изуродованное лицо мерзко усмехнулось. Ещё один нетвердый шаг вперед. Я нахмурился.
– Ради бога, Ковач, не тяни, – воскликнула Ортега, доставая револьвер. – Кончай скорее.
Я выстрелил, и пуля свалила синтетика на усеянный осколками пол. Дёрнувшись пару раз, он затих, тяжело дыша. Я зачарованно смотрел на него. Из изувеченного рта вырвался булькающий смешок.
– Хватит, мать вашу, – прокашлял синтетик и снова рассмеялся. – Эй, Ковач, ты слышишь? Хватит, мать вашу.
Мгновение я завороженно стоял на месте, затем, развернувшись, бросился к двери, увлекая Ортегу за собой.
– В чём…
– Живо отсюда, мать твою!
Вытолкнув её в дверь перед собой, я ухватился за перила. На полу перед нами лежал скорчившийся пулеметчик. Я снова подтолкнул Ортегу, и она неуклюже перепрыгнула через труп. Захлопнув за собой дверь, я побежал за ней.
Мы почти успели добежать до конца коридора, когда купол за спиной взлетел гейзером из стекла и стали. Я отчётливо услышал, как сорвалась с петель только что закрытая мной дверь, и тотчас же взрывная волна подхватила нас, словно упавшую с вешалки одежду, и швырнула вниз по лестнице на улицу.
