Роберт Геррик
Геспериды или Творения человеческие и божественные

Полная версия

179. О дыхании Джулии

 
Вздохни ещё, вздохни глубоко, —
Клянусь, в твоём дыханье
Всех дивных пряностей Востока
Слились благоуханья.
 

180. О ребёнке. Эпитафия

 
Отцом и матерью любим,
С рождения недолго им
Я был отрадою: могила
Нас волей рока разлучила.
Растроганные их слезами,
Неся цветы мне, плачьте сами;
Любовь за вашу жалость, знайте,
Спасибо скажет вам. Прощайте.
 

181. Диалог между Горацием и Лидией, переведенный в 1627 году и положенный на музыку мистером Р. Рэмси

 
ГОРАЦИЙ. Пока, любя, ты нежно, мило
Лишь мне лобзания дарила,
Я наслаждался: не был встарь
Так счастлив и персидский царь.
 
 
ЛИДИЯ. Пока не полюбил ты Хлою,
Не пренебрёг, ей в радость, мною,
Цвела в лучах любви твоей
Я римской Илии пышней.
 
 
ГОРАЦИЙ. О, Хлоя! Слушать – упоенье
Игру её на арфе, пенье;
За Хлою смерть приму; храни
Её судьба на долги дни.
 
 
ЛИДИЯ. Зажёг мне сердце искрой шалой
Сын Орнита, прекрасный Калай;
За жизнь его почту за честь
Я дважды в жертву жизнь принесть.
 
 
ГОРАЦИЙ. Что если нам вернуть былое?
Пусть узы свяжут нас с тобою;
Тогда, простившись с Хлоей, вновь
Отдам я Лидии любовь.
 
 
ЛИДИЯ. Он, как звезда в ночи, прекрасен,
Ты – легче пробки, груб, ужасен,
Как Адрий в бурю… Дорогой,
Жить буду и умру – с тобой.
 

182. Пленённый шмель, или маленький воришка

 
Где Джулия вкушала сон,
Шмель пролетал: трудился он,
Сбирая сок с цветов в суму;
А тут почудилось ему,
Что губы Джулии – цветок,
И он решил, что свой медок
Возьмёт и здесь; он, как обычно,
Сел, пожужжал и стал привычно
Тянуть нектар; собрал немало,
Но… Джулия его поймала.
Шмель, изумлён своим плененьем,
К ней обратился с извиненьем:
«Я, леди, и не думал красть,
Так низко не могу я пасть,
Но ваши губки столь нежны,
Столь ароматами полны,
Что я решил: мне послан в дар
Цветок прекрасный, в нём – нектар!
И знайте – цвет, что мне даёт
Для пропитания свой мёд,
Не жалю я – благодарю
Иль поцелуй ему дарю».
Он свой мешочек в сей же миг
Ей показал: мол, невелик;
Открыл и молвил со слезами:
«Немного тут, взгляните сами…».
Она, с улыбкой: «Можешь взять
То, что собрал; а коль опять
Тебе приспичит воровать,
Из уст моих весь мёд, что есть,
Бери для сот – сколь сможешь снесть».
 

183. На Прига

 
Что делать Пригу? – к пиву он привык,
Но пуст кошель, пьёт нынче воду Приг;
Кошель из кожи – так продай его
И выпей вволю, только и всего.
 

184. На Батта

 
Не любит чад, но всё плодит их Батт:
Жена помрёт при родах – будет рад.
 

185. Ода Эндимиону Портеру, на смерть его брата

 
Не всех светил моих (о нет!)
Угаснул свет;
На хмуром небе солнца луч
Всё ж виден средь угрюмых туч.
День минет, ночи мгла придёт,
Померкнет небосвод,
Но вновь его позолотит восход.
 
 
Лишь беды на моём пути,
И всё почти
Я потерял, судьбой влеком,
И разуверился во всём;
Упали и подпорки, и стена —
Увы, погребена
Моя лоза: на них вилась она.
 
 
Но, Портер, сколь ты на плаву,
И я живу:
Дано, как птице Феникс, мне
Рождаться вновь и вновь в огне;
Подрезаны крыла, но я храним,
Мой друг, щитом твоим:
Меня от смерти укрываешь им.
 
 
Рука блаженна, что, тверда,
Меня всегда
Избавит от невзгод, скорбей —
Нет ничего её ценней.
Оплачен долг: кто покорён, любой
Воздаст лозе благой,
Что виноград ему дарует свой.
 

186. Его умирающему брату Уильяму Геррику

 
Мой брат, свет жизни, не спеши уйти,
Дозволь сказать последнее «прости».
Смерть дует в паруса твои теперь,
И ночь тебе свою открыла дверь.
Но всё ж не будь жесток, не уходи,
Дай порыдать мне на твоей груди.
Есть боль прощанья, адовой сродни:
Родным сердцам ужасны эти дни.
Представить можно ль горечь расставаний
Без взглядов грустных, скорбных слёз, рыданий?
Кто любит всей душою – тяжко им
Навек расстаться с теми, кто любим.
О, наши клятвы! Коль придёт беда,
Ты сердце забери моё тогда —
Его отдам я в любящие руки:
Зачем мне жизнь, дыханье, эти муки?
Но нет, останусь; сколько хватит сил,
У этой урны, где твой прах почил,
На страже буду: огражу от бед
Святое семя – сей земной твой след.
 

187. Оливковая ветвь

 
Дорожкою среди полей
В печали горестной своей
Я как-то летом брёл устало;
Но был обрадован немало:
Оливковая ветвь лежала
На тропке прямо предо мною
Удачи вестницей живою;
Я поднял и сказал: «Amen,
Сей знак – предвестье перемен:
Ни бед не станет, ни обид —
Любовь уход мой осенит».
 

188. Купи-продай

 
Что может, тащит в дом Купи-продай,
И плачется, что беден, скупердяй;
Хоть раз отдал бы десятину честно —
Каков бедняк он, стало б всем известно.
 

189. Цветам вишни

 
Вы прекрасны и нежны,
И жеманиться вольны,
Но, увы, ваш близок час:
Вишни скоро сменят вас,
И исчезнут без следа
Ваши прелести тогда.
 

190. Как лилии стали белыми

 
Вы, лилии, дивны, милы,
А вот как стали вы белы:
     В далёкий год
     Играл Эрот,
На радость матери своей,
С ней в облаках, и средь затей
Сосок её (прекрасный лал)
Случайно пальчиками сжал…
С небес на вас те сливки пали,
     Её дары, —
     И с той поры
Белы вы стали.
 

191. Анютиным глазкам

 
Любовь жестока! Мне и впредь
Её презрение терпеть? —
Другим даруя исцеленье,
Мне оставляет лишь мученья!
О, я избавлюсь от несчастья
И к вам приду искать участья:
От страсти гибельной храня,
Утешить сможете меня.
 

192. О рождении левкоев

 
Поверит кто едва ли:
Когда уста с тобою
Сомкнули мы – упали,
Клянусь я, два левкоя.
 
 
Давай лобзанья наши
Продолжим без стесненья:
Левкоев розы краше —
Дождёмся их паденья.
 

193. Лилея в хрустальной вазе

 
Чудесна роза, коль она
Укрыта белоснежным
Батистом, тонким, нежным;
Так и лилея, что видна
В хрустальной вазе сей,
Для нашего милее ока,
Чем та, что средь полей
Скучает одиноко.
 
 
Не привлекают сливки нас
Однообразьем цвета;
Но с земляникой – это
Не праздник ли для наших глаз?
Оттенков сочетанье
Прекрасно, смеси чуден вид:
Её очарованье
Невольно взор манит.
 
 
Янтарь, что мы в потоке зрим
(Коль он прозрачен, чист),
Всегда не столь лучист,
Как тот, что на свету, – но им
Сильней мы пленены:
Неяркий, он приятен глазу;
В нём блёстки не нужны:
В красе теряет сразу.
 
 
Нам вишни или виноград
В резной хрустальной чаше
Приманчивей и краше,
Чем ежели не в ней лежат;
Не столь дивны плоды
Без сей полупрозрачной кожи,
Хоть, может, и горды:
Мол, мы и так пригожи.
 
 
Мы больше ценим красоту
Плодов, камней, цветов
В игре полутонов,
Не в их сиянье на свету;
Блеск, дымкой приглушен,
Нам боле может приглянуться:
Кто им не ослеплён,
Тому не обмануться.
 
 
Лилея в хрустале – се есть
Вам, девы, поученье,
Образчик обнаженья —
Как наготу вам преподнесть?
Не в ярких красках, нет,
А как изображает гений —
Чуть приглушая свет
И налагая тени.
 
 
Бела, как снег иль облака,
Ты властна и увлечь,
И страсть к себе зажечь;
Но те тончайшие шелка,
Что стан твой прикрывают
(Как в них твой дивный облик мил!),
Сильней лишь разжигают
В мужчинах страстный пыл.
 

194. Его книге

 
Явись невестой, книга, перед нами,
Прекрасными сияя жемчугами;
Но если хоть в одной из сих жемчужин
Изъян, пусть малый, будет обнаружен —
Ты можешь, не краснея, это снесть:
У королев подделки тоже есть.
 

195. О некоторых женщинах

 
Любишь? Горек твой удел…
Женщин так я разглядел —
Вот послушай-ка меня:
Это – сплетни, болтовня,
Тряпки, лоскуты, оборки,
Вздоры, брошки и заколки;
С виду – шёлк, батист – красиво!
Но под ними-то всё лживо;
Взгляд, улыбка – всё обман;
Бёдра, груди, стройный стан —
Фальшь везде, куда ни глянь…
Натуральна только ткань.
 

196. Фортуна быстро отворачивается

 
Бычка – на выпас, коли худ,
А гладок – первым и забьют.
 

197. Добро пожаловать, сак

 
Как радостно встречаются, глубоки,
Скалою разделённые потоки
(К собрату каждый истово стремится,
Чтоб после снова воедино слиться);
Как ночью деву милую влюблённый
Встречает, ожиданьем окрылённый;
Как королева пламенным лобзаньем
Встречает короля, горя желаньем, —
Так я тебя встречаю в восхищенье,
Любви моей лампада, чьё горенье
Осириса затмит: в сиянье дня
Твои лучи всех ярче для меня.
Приди, приди ко мне – некраткий срок
Обетов, данных мной, уже истёк!
О, счастлив я, как счастлив лишь купец,
Кого в ужасной буре спас Творец,
Кто слёз восторга вовсе не скрывает,
Когда к родной Итаке подплывает.
Куда ты скрылся? Иль мои объятья
Такое вызывают неприятье?
Иль ты блаженный край найти хотел,
Досадливо оставив сей предел?
Иль, может, ты дразнил меня, зане
Сбирался распалить любовь во мне?
Ты хмуришься? Почто святой твой дар
Во мне не поднимает страстный жар?
О, почему твой не блистает взгляд
И потускнел твой дивный аромат?
Ты хмуришься… скажи мне, что с тобой?
Коль грешен я, то вытравлю с лихвой
Грех солью, серой… ну а после смою
Его остатки влагой ключевою.
Ты мне не улыбнёшься? Что неладно?
Быть может, сам я вёл себя нескладно?
Объятья были вялы? Что ж иссяк
Задор былой, неярок твой очаг,
Что весело пылал, костру под стать? —
В нём ныне даже искры не сыскать!
Иль ты меня подозреваешь в том,
Что наслаждался я другим вином?
Да, я тебя оставил, признаю,
Но для того лишь, чтобы страсть свою
Разжечь сильней: случается, она
Пылает, коль враждой распалена.
Теперь ты навсегда моя отрада!
Ты сам шептал: скорее винограда
На островах, где ты рождён, не будет,
Чем бедный Геррик о тебе забудет.
С тобой я лёгок: как Ификл, могу
Не мять колосья в поле на бегу;
С тобой я скор, как стрелки на часах;
Проворен я: танцую на цветках,
Летаю на луче… Ты – дар чудесный!
Что может под Исидою небесной
Любовью полнить жизнь, дарить мечты,
И обольщать, и радовать, как ты?
Волшебный идол! Если б знали ране
О том, как ты прекрасен, египтяне,
Забыли бы они про лук, чеснок,
Ты стал бы ими чтим, как первый бог.
Когда бы Кассий (трезвенник!) познал
Твой аромат, лишь пригубив бокал,
Он стал бы, верно (как мудрец Катон),
Хвалить вино, тобою восхищён.
Коль Феспий угостил бы Геркулеса
Тобою на пиру, то сын Зевеса
Весь жар бы свой тебе отдал, и силы
В ту ночь на дев ему бы не хватило.
Приди, целуй, люби меня, я стражду,
Мне плохо без тебя, насыти жажду;
Дружить нам суждено, и впредь судьбою
Не быть нам разделёнными с тобою;
По-царски щедр, приди без церемоний,
Тебя я встречу, как встречал Антоний
Свою царицу, тем являя миру:
Не стыдно быть влюблённым триумвиру.
Возвысь мой падший дух, да сгинет хворь,
И в венах крови ток, молю, ускорь.
Мне бодрости добавь: влей пламень свой,
Да буду я храним твоей душой;
Даю обет служить твоей любви;
Коль отступлюсь, ты жалость прояви:
Огонь не забирай, будь верным другом —
Пусть Феб меня накажет по заслугам,
Когда увидит, что тебя опять
Я стал, как было ране, избегать.
Скажи тогда: «Сын пива, пить вино
Тебе, похоже, вовсе не дано»;
И покарай: пусть сгинет вдохновенье,
Умрут стихи, постигнет их забвенье,
И пусть случится худшая беда:
Не узрю дара Дафны никогда.
 

198. То, что невозможно: его другу

 
Мой друг, когда б ты видеть мог,
Как распускается цветок,
Как дерево в саду растёт
И как румянит осень плод;
Коль видел бы, как в холода
Рождаются кристаллы льда,
Иль мог бы, за волной следя,
В ней различить следы дождя,
Иль видел бы, как по ночам
Украдкой сны приходят к нам —
Ты б разглядел тогда, друг мой,
Любовь ко мне в сей деве злой.
 

199. На Лагга

 
Лагг бит кнутами – спал со шлюхой он,
За что судом и был приговорён;
Так следует за радостью беда:
Не остерёгся – что ж, терпи тогда.
 

200. На Габба

 
Котятами своих он кличет чад —
И рад бы утопить их, говорят.
 

201. Живи весело и доверяй хорошим стихам

 
Веселие грядёт!
Грустить нам не пристало —
Округ земля цветёт,
Златое покрывало.
 
 
Округ земля цветёт,
Смола (янтарь!) лучится
На елях; праздник ждёт,
Все будем веселиться!
 
 
Здесь царство роз, венки!
Восхищен их красою,
Кроплю свои виски
Арабскою росою.
 
 
Гомер, узри мой пыл,
Пью здравье: барду – слава!
Сак чуден – ты б испил,
Вернул бы зренье, право.
 
 
Вергилий, знай о том,
Что мною чтим ты свято!
Воздам тебе вином:
Оно ценнее злата.
 
 
Назон, твой дар немал,
Ты в этом списке третий;
Пью за тебя бокал:
Ты – лучший Нос на свете.
 
 
Катулл, и в честь твою,
Любимец муз, – пиалу
Я до краёв налью
И выпью всю помалу.
 
 
О, Бахус! в сей же миг
Уйми мой жар, иначе
Сгрызу я, зол и дик,
Твой жезл с венком в придачу.
 
 
Пью, пью, всех вас любя,
Компания большая…
Проперций, за тебя
Бочонок осушаю!
 
 
Тибулл! за нас двоих
Ещё я выпью всё же…
Но вспомнился мне стих:
Он о тебе, похоже.
 
 
Тибулл сожжённый – здесь:
Горсть пепла, прах поэта,
То, что осталось, днесь
Всё в урне малой этой.
 
 
Доверьтесь же стихам,
Прекрасно устремленье
Их в Вечность, ну а нам
Одна дорога – к тленью.
 
 
Всему отмерен срок,
Всё в мире смерть итожит —
Но жизнь чудесных строк
Ничто прервать не сможет.
 

202. Прекрасные дни, или обманчивые зори

 
Заря была прекрасна и ярка:
На небосклоне рдели облака
Клубникой в сливках белых; вдруг потом
С небес ушла улыбка, грянул гром,
И били молнии в земную плоть,
Мир сговорившись сжечь иль расколоть… —
Здесь, на земле, чему же верить нам,
Коль свойственно притворство небесам?
 

203. Безмолвные уста

 
Никогда терпеть не мог
Уст, закрытых на замок:
Мне уста любви моей
И мои – куда милей.
Пусть расскажут обо мне:
То я хладен, то в огне.
Пусть поведают секрет —
Любит милая иль нет?
Пусть они щебечут всласть,
Обсуждая нашу страсть:
Как под ивою плакучей
Ночью слёзы льём горючи,
Как встречаемся украдкой,
Как целуемся мы сладко;
Но болтать о том мы им
(Всем и всюду) – запретим.
 

204. Лихорадке: не вреди Джулии

 
Ты стала слишком дерзкой, ведьма злая,
Её бесцеремонно донимая;
Оставь её; не тронь её кудрей;
И к коже прикоснуться не посмей:
Не оскверни прекрасный сей батист —
Подобный небесам, он гладок, чист, —
Дабы на нём, как ныне, так и впредь,
Морщинок, даже малых, нам не зреть.
Ослушаешься – будешь помнить век:
Нашлю я на тебя мороз и снег,
От стужи ты паралича не минешь:
Коль не умрёшь, то в столбняке застынешь;
Получишь много больше бед тогда,
Чем нанесёшь ей, фурия, вреда.
 

205. Фиалкам

 
Фрейлины, не ждите:
Вы с полей
Прямо к ней,
К суженой, придите.
 
 
Девы, те, что с нею,
Пусть белы
И милы —
Вы их всех нежнее.
 
 
Кто же, синеглазки,
Дивней вас?
Вы сейчас
Краше роз дамасских.
 
 
Но лишь миг – цветенье:
Дни весны
Сочтены,
Ждёт и вас забвенье.
 

206. На Банса

 
Хоть ты долги не платишь, всё же срок,
Глядишь, наступит и отдашь должок:
Пусть даже после Страшного Суда —
Надеюсь, станешь честным ты тогда.
 

207. Гвоздикам. Песня

 
Коль спрячетесь, играя
Со мною – не беда,
Поверьте мне, я знаю,
Где вас найду всегда:
 
 
Люсии щёчки свежи,
Живым цветам под стать, —
Тогда скажите, где же
Мне вас ещё искать?
 

208. Девам: не теряйте времени

 
Срывайте розы – малый срок
Им дан, цветенье – миг:
Вчера благоухал цветок,
Был свеж, а нынче – сник.
 
 
Взгляните: солнце, светоч сей,
Поднявшись в свой зенит,
Тропой небесной всё быстрей
К закату, вниз спешит.
 
 
Вы и прекрасны, и юны,
И страсти в вас кипят,
Но только помнить вы должны:
Дней не вернуть назад.
 
 
Отбросьте стыд, ловите час,
Скорее – под венец:
Потеря времени для вас —
Надеждам всем конец.
 

209. Спаси себя сам

 
Что мне проку знать о том,
Сколь высок соседский дом;
Сделать для меня важней
Свой фундамент попрочней.
Впрочем, нет, умерю пыл —
Важно, чтоб фундамент был:
Коль опора под тобой,
Не увязнешь с головой.
 

210. Его другу, о негармоничных временах

 
Играл бы я на арфе, но она
Висит на иве, звуков лишена;
Я пел бы, если б силой звучных строк
От спячки лиру пробудить бы мог;
Я влёк бы – но не скопища камней,
Как Амфион, играя, – а людей;
Всё это мог бы я, когда б, поверь,
Не ведал перемен в себе теперь;
Мне горько, друг мой, – арфа не звучит,
Рука иссохла, а язык молчит.
 

211. Его поэзия – его памятник

 
Недолго уж перу
В руке держаться,
Глядишь – умру,
Придёт пора прощаться.
 
 
Побуду здесь чуть-чуть,
Одно мгновенье,
А после – в путь,
Уже без промедленья.
 
 
У времени свой счёт;
Следов немало
Оно сотрёт —
Ушло, как не бывало.
 
 
Сколь их лежит во мгле,
В холодных кущах, —
Тех, кто в земле,
Безвестных и гниющих?
 
 
Вдохнул я жизнь и свет
В свои скрижали, —
Им сносу нет,
Забудутся едва ли.
 
 
Не вечен и гранит,
Любимый всеми, —
Но пирамид
Моих не сгубит время.
 

212. Безопасней на суше

 
Верь берегам: на море ждёт беда —
Где ныне штиль, там тонут в шторм суда.
 

213. Пастораль на рождение принца Чарльза. Преподнесена королю и положена на музыку Николасом Ланье

 
Встретились и говорят:
Миртилло, Аминта и Амариллис^[3]
\АМИН. Миртилло, добрый день. МИРТ. Да
будет так.
Тебе, пастушке нашей, – многих благ.
АМАР. Привет и от меня. МИРТ. Какие вести
С пастушьих троп? АМИН. О, все они на месте.
И овцы, и ягнята жирны, гладки,
Да так и было – с ними всё в порядке.
Ещё – Минакл устроил стригалям
Нескучный пир. МИРТ. Богато. Что же, вам
Скажу я больше. Погодите чуть;
Присядьте здесь, средь лилий, – отдохнуть,
Послушать мой рассказ и – восхититься,
Узнавши весть. АМИН., АМАР. Откуда?
МИРТ. Из столицы.
Там в мае, при дворе (прекрасней дня
Отныне нет, он венчан для меня
Белейшей шерстью), – мальчик был рождён:
Небеснолик, зари нежнее он.
 
 
ХОР. Пусть Пан играет на своей свирели,
Чтоб славный принц спал сладко в колыбели.
 
 
МИРТ. Его рожденье дивно тем немало,
Что днём на небесах звезда сверкала —
Как та, что в древни дни, сияя всем,
Вела волхвов к младенцу в Вифлеем;
Хор ангельский воспел Его рожденье;
И ныне повторилось се знаменье.
АМИН. О, чудо! Не грешно ли нам втроём
Взглянуть на принца? Если нет – пойдём!
МИРТ. Наверно, нет.
 
 
ХОР. То, что осенено
Любовью истой, верной – не грешно.
 
 
АМАР. Я слышала, Миртилло, что, щедры,
Волхвы младенцу принесли дары:
Мирр, ладан, злато, пряности – у ног
Его сложили; знаешь ты, дружок?
МИРТ. Всё так; давайте же, как те волхвы,
Свои дары (хоть мы бедны, увы)
Младенцу принесём – и я, и вы.
АМАР. Сплету я из цветов живых,
Благоуханных, чистых, луговых,
Ему гирлянды – и подарим их.
АМИН. Давай мы соберём с тобой
И свежих трав, ещё с росой,
А к ним – соломки овсяной.
МИРТ. И я вдобавок к сим дарам
Пастуший посох свой отдам:
Принц – Пастырь, то известно нам.
 
 
ХОР. Оденемся, и в путь (благая весть!) —
Чтоб поскорей воздать младенцу честь:
Подарки принесём, благословим,
Потом вернёмся к радостям своим.
 

214. Жаворонку

 
Встречая днесь зарю,
Молитву я творю:
   К тебе сейчас,
   Певец, мой глас,
   Молю, спустись,
   Покинув высь;
   Спой, услужи;
   «Аминь» скажи.
   Коль в страсти (знай!)
   Узрю я рай,
   Ты будь моим
   Отцом святым;
   Мой фимиам —
   Тебе: воздам
Я за чудесный дар —
Любовь и сердца жар.
 

215. Пузырёк. Песня

 
Посланцем, полным слёз моих, лети,
Чтоб месть мою, на страх ей, принести.
Несись подобно гибельной планете
Иль вихрю, что сметает всё на свете.
Её сыщи, вертись, крутись пред нею,
Ужасною кометой пламенея,
Пусть смотрит в страхе, не спуская глаз;
Замри тогда и месть сверши тотчас:
Как шар огня, взорвись, рассыпься вдруг,
Осколками пронзая всё вокруг.
 

216. Размышления о возлюбленной

 
Ты, дорогая, – как тюльпан:
Прекрасен он, но есть изъян —
Срок жизни слишком малый дан.
 
 
Ты – как цветок, что обречён:
Грозой июльской будет он,
Увы, растоптан и сметён.
 
 
Бутону розы ты под стать,
Но скоро станешь увядать:
Цветенью долгим не бывать.
 
 
Ты – как лоза: тебе дано
Пьянить любовью страстной, но —
Иссохнешь – кончится вино.
 
 
Ты – как бальзам: его не впрок
Хранить, упрячь хоть под замок —
Исчезнет аромат в свой срок.
 
 
Ты – как фиалка; но она,
Поникнув, станет не нужна:
В венок не будет вплетена.
 
 
Ты ныне всех цветов нежней,
Царица их; но ей-же-ей —
Умрёшь, как автор песни сей.
 

217. Кровоточащая рука; или розы, подаренные девушке

 
Милой я букет принёс —
Но рука в крови от роз.
Тут почудилось – они
Шепчут мне: «И боль цени:
Есть в любви не только сласть —
Изъязвит шипами страсть».
 

218. Стихи – моё наследство

 
Пусть живу я небогато,
Нет ни серебра, ни злата —
Я оставлю, что мне свято,
Вам, потомки: то не прах,
Мой завет – в моих стихах,
Что останутся в веках.
Словно древняя монета,
К вам придёт наследье это,
Что душой моей согрето.
 

219. Отпевание верного и храброго лорда Бернарда Стюарта

 
1. Прочь, нечестивцы! Надобно в молчанье
Здесь, у могилы, слушать отпеванье.
 
 
2. И звери дикие в печали
Пред гробом, здесь рыдать бы стали,
И, состраданьем обуяны,
Слезами бы омыли раны.
Ты пал в бою; в стране скорбят
Все по тебе, и стар и млад.
 
 
ХОР. Знай, будем слёзы лить, герой,
Мы на могильный камень твой;
Слёз недостанет – в знак любви
Мы души принесём свои.
Тебя мы благовоньем умастим:
Ты будешь вечно спать, хранимый им.
 
 
3. Живи – у жизни нет предела,
Душа жива, хоть мёртво тело:
Кто низок – как придёт пора,
Поглотит их огонь костра,
Но семя избранных взрастёт —
И не увянет этот всход.
 
 
ХОР. Теперь не властны над тобой года:
В Историю ты вписан навсегда.
 

220. Перенне, любовнице

 
Приходи; возьми с собой
Сельдерей: мой склеп укрой;
Кипариса ветку кинь.
И поплачь. На том – аминь.
 

221. Много болтовни по поводу стряпни

 
Гор хвастает: телячью спинку, бок
Он дома ест; но гляньте в котелок —
Увидите там лакомства иные:
Хвосты в нём, уши да мослы свиные.
 

222. О женщине со слезящимися глазами

 
Старуха Мум на мумию похожа,
Иссохла – но глаза слезятся всё же.
 

223. Сказочный замок, или храм Оберона

Посвящаю Джону Меррифилду, адвокату

 

 

 
Ты видел церкви, без сомненья,
Те, что достойны восхищенья;
Взгляни на храм чудесный сей,
Он не из древа иль камней;
Для фей он возведён, но верь:
То раньше, стал твоим теперь.
 

Храм

 
Усыпан жемчугами ход
До самых храмовых ворот:
В гнездо крылатой Алкионы
Как будто приглашают оны;
Внутри, кто взглянет, тот узрит,
Сколь там кумиров – дивный вид!
И римский Пантеон не знал
Богов столь многих, ряд не мал.
Вкруг дома Риммона нет стен:
Оградка из костей взамен.
Вот ниша тёмная, шесток,
На нём сидит божок-сверчок;
В другой, овальной, – истукан
Такой же важный: таракан;
Увидит рядом арку всяк,
И в ней сидит божок – червяк,
Но не один, он там с подружкой,
Златой богиней – шпанской мушкой.
Везде, куда ни бросишь взгляд —
Карниз ли, фриз иль ниша – в ряд
Божки стоят или сидят.
Обряды, те, что видим здесь, —
Весьма причудливая смесь:
В них сплетены, сказать по чести,
Папизм, язычество – всё вместе.
Кто на иконах? Что ж, язык
Я, хоть немного, но постиг:
На них – Нит, Итис, Ис и Тит,
К святым сим Мэб благоволит;
И Вилли тут же, Огонёк,
Fatuus ignis; он же – Клок;
Ещё – Трип, Филли, Флип и Фил,
Кого-то, может, упустил?
Немудрено, их много есть,
Всех, право, сложно перечесть —
Но всем им место есть притом
В именослове их святом.
Взгляни, у храма, там, где вход,
Гостей малютка-пастор ждёт,
Пищит тому, кто входит в храм:
«Смотри, не богохульствуй там!
И руки покажи, чисты?»
Кому-то: «Вон, безбожник ты!»
Скорлупку он берёт пустую
И воду льёт в неё святую;
Берёт и кисть из шкурки белки
(Густы ворсинки, хоть и мелки),
Что тут, на блюде, – время ею
Кропить семью, за феей фею.
А вот монах пред алтарём —
Колдует над святым зерном:
Обряд свершая, шепчет что-то,
Потом поклоны бьёт без счёта.
Алтарь на вид вполне приятный:
Не треугольный, не квадратный,
Не из стекла иль камня он —
Нет, он из косточек сложён
(Такими, вовсе не ценя,
Играет в «кокал» ребятня);
Льняные шторки там видны,
Что кожа, гладки и нежны;
Красив и шёлк: он весь расшит
(Им столик алтаря накрыт),
С краёв украшен бахромой,
Что вся сверкает – так с зарёй
В лучах лужок блистает росный
Иль снег искрится в день морозный:
Куда как хороша отделка!
Ну а на столике – тарелка
С краюшкой хлеба; рядом с ней —
Псалтирь волшебная для фей,
Вся в чудных лентах (вид каков!) —
Из крыльев мух и мотыльков.
Нам должно знать, что эльфы тут
По строгим правилам живут;
Они все писаны; в чести
У них каноны те блюсти,
Чтоб никого не подвести.
Сэр Томас Парсон говорит
(Должно быть, ведая их быт, —
Но только если он не лжёт):
Есть книга, в коей целый свод,
Набор статей, что свят для них,
Идей, хоть кратких, но благих.
И чаша привлечёт вниманье,
Она нужна для подаянья,
Кусочки меди в ней лежат,
Что здесь для многих – просто клад:
Они ценней, чем злато – нам;
Дают их эльфам-беднякам.
Витые стоечки оградки
Сияют, серебристы, гладки,
Вкруг алтаря; а чтобы он
Был постоянно освещён,
На двух из них свой свет дарят
Лампадки, что всегда горят.
Дабы исправно службы весть,
И стихари, и ризы есть —
Из паутины; искони
Хранятся в ризнице они.
В достатке мётел, в храме чисто:
Следят за этим эльфы исто.
Вот пастор, что поёт псалмы;
Опрятных певчих видим мы,
Ещё – привратника у входа;
Лари, где подати с прихода.
Есть и монахи, и аббаты,
Приоры, дьяконы, прелаты;
И коль в легенде нет обмана,
Все эльфы папе служат рьяно;
Эльф Бонифаций верит, ждёт:
Занять престол – его черёд.
Есть индульгенции, есть чаши,
Потиры (дивные, как наши);
Есть книги, свечи и туники,
Колокола, святые лики;
Елей и ладан; воскуренья,
Помазанья и приношенья;
Жир, кости, тряпки и кресты,
Ботинки старые, посты;
Кажденье (нашему под стать) —
Чтоб дьявола из храма гнать;
Но и вещиц немало тоже,
Таких, что с нашими не схожи;
На нитках, в хорах, к ряду ряд
Сухие яблоки висят;
На службу зазывает в храм
Звон зёрен (не чудно ли нам?).
Любима эльфами святая
(Ей ладан курят, почитая) —
На вид она сродни омарам;
Под ней целует коврик с жаром
Эльф, как мы видим, что смиренно
Шафран принёс ей, в жертву, верно.
Хвалы возносит ей; потом
Поклоны бьёт пред алтарём,
И после, накрутив тюрбан
Из шёлка (вылитый султан),
Он, в облаке курений скрыт,
На выход шустро семенит,
А там, ведомый светляками,
Идёт он пировать с друзьями.