Ростислав Паров
Неупокоенная Слобода
– Была бы у нас нефть, газ… были бы ядерные технологии и уран… А так – только дрова, старые как мир дрова. Нет, вру, еще есть лошади, наши мышцы, в конце концов. Все это, по сути, – преобразованная энергия солнца, которую мы потребили через еду. Или вот этот спирт, – покачал он рюмкой, – тоже сделан из зерна. Тоже топливо. Но уж очень дорогое. Потому только дрова, Родион Иванович.
– Которых уже мало?
– В точку! – оживился советник. – Мы их и так рубим нещадно: кушать готовим, дома из них строим, бумагу вот эту производим, мебель, – постучал он по столу.
– Значит, леса. Зелиховы и Бурьянцевы, – задумался Рон.
– Леса, Родион Иванович, – подтвердил ученый. – Я с коллегами делал не так давно расчет: только для обогрева у нас должно быть лесов в пять раз больше. Ну, – усмехнулся он, – или нас впятеро меньше. Такие вот выводы. Нет, мы можем засадить часть пашен деревьями, но ты же понимаешь, сколько лет они будут расти.
– Понятно, – кашлянул Рон. – Какие еще угрозы?
– Какие еще? – откинулся на спинку Лычный. – Мы сами, Родион Иванович.
Капитан скривился.
– Понимаешь ли, это иной уровень жития – гораздо, гораздо более бедный и тяжелый.
Завидев приближающегося официанта, ученый потер ладони в ожидании горячего.
– Как если бы ты был всем обеспечен и вдруг стал нищим, – продолжил Семен Романович, дождавшись ухода юноши. – Трагедия? Еще какая! А здесь так будет для всех.
– Уверен, большие фамилии не обеднеют.
– Весьма проницательно, – хитро улыбнулся советник, заправляя салфетку. – И это еще одна трагедия: чтобы им сохранить свои капиталы, с народа придется драть в разы больше. Дай мне пять минуток, пока не остыло.
Лычный занялся едой, полагая совершенно неприемлемым говорить и жевать одновременно. Капитан не возражал: очень многое предстояло ему переварить и обдумать. Сев к собеседнику боком, он таки закурил.
– Все привыкнут со временем, – уже затушив сигарету, заключил Рон. – К бедности.
– Ум-ф, – как раз закончив с горячим, согласился Семен Романович. – Но сколько за это время душ будет загублено.
– Душ?
– Тысячи, десятки тысяч людей останутся без заработка, – продолжал ученый, устраиваясь на стуле удобнее. – Как думаешь, чем они все займутся? Думаешь, огороды начнут пахать? На поля батраками попросятся? Нет. Так мало кто сделает. А будет вот что: они собьются в шайки, будут отнимать и грабить. Отнимать, грабить и убивать. Те, кто будет беднеть медленнее, станут целью для тех, кто потеряет быстрее. Понимаешь меня?
– Ум-ф.
– И богачи наши займутся этим еще вперед мужика! – поднял указательный палец Лычный. – Особливо те, чьи производства закроются. Годенко, Малевич… У головы, кстати, тоже непростой выбор будет.
– Согласен.
– Мы будем всеми силами биться за блага прошлого, и никакая милиция с этим не справится. И потому, Родион Иванович, за лес я боюсь больше всего. Повырубят или еще чего хуже – спалят.
– Назло?
– Будут грызть за него глотки, как за девчонку смазливую. А кому не достанется, ты же и сам знаешь, тот девочку-то и погубить может. Чирк спичкой – и не достанется никому, – весело закончил ученый. – Возможно, со временем все утрясется, когда нас меньше станет… Но смута будет великая, уж это точно!
– Скверно, Семен Романович, – капитан по привычке достал портсигар и, обнаружив его пустым, спрятал обратно в карман.
– Скверно, Родион Иванович, – согласно кивнул советник, – и тем не менее в теории управляемо. Нет-нет, ты не хмурься, это ужасно сложно, но взять ситуацию под контроль все-таки возможно. Послушай, как вижу это я…
6. Дух
Разговор с Лычным затянулся почти до ночи. Рон внимательно его выслушал, задал много вопросов, однако сам ничего определенного в ответ не сказал. Заглянув после в отделение и убедившись, что ничего чрезвычайного в его отсутствие не случилось, капитан отбыл домой.
Вошел аккуратно, стараясь не издавать лишнего шума, зажег спичку, а уж затем и свечу. На столе, на его привычном месте – накрытая разделочной доской миска, на стуле – чистая одежда на завтра.
«Эх, Васька, – подумал он, – что б я без тебя делал?»
Каша совсем остыла, почти потеряв свой вкус. Благодаря накопленному голоду мужчина почти не обратил на это внимания, быстро проглотив оставленный ему ужин, и даже не заметил спрятавшейся за миской краюшки хлеба. Мысли о будущем Слободы, будущем крайне непростом, никак не выходили из его головы.
Найдя долгожданную сигаретку, Брагин вышел на улицу. Сел на крылечке и, не обращая внимания на чистое звездное небо, с удовольствием закурил.
– Славная дрянь, – прошептал он себе под нос.
Он все еще курил, когда дверь за его спиной скрипнула. Во двор вышла девушка: невысокая, с изящной худобой, закутанная в старую мужскую рубашку. Широко зевая, она без слов села рядом.
– Не спится? – не оборачиваясь, прохрипел Родион.
– Дымом завоняло, – без капельки злости ответила она.
– Извини, Васька, не подумал, – он тут же затушил сигарету о крыльцо.
– Ум-ф, – удовлетворенно кивнула девушка. – А ты чего поздно так? Опять убили кого?
– Голова… Задачку подкинул новую.
– Павел Алексеевич нашел, на ком ездить можно, – возмутилась Василина. – Все ты да ты.
– Если б не Буров, я бы давно зажмурился, – сухо возразил Рон.
– Да, я помню.
В молодые годы, когда Брагин сбежал из дома и твердо решил жить своим умом, его приютила улица: ворье, бандиты, скупщики краденого и прочие жулики. Благодаря смекалке и быстрым ногам юноша там быстро освоился, а чуть позже перетащил на «темную сторону» и лучшего друга. Жизнь Родиона тогда была пьяной, веселой и безрассудной. Он всем был доволен, пока в очередной ходке не угодил в засаду.
Друг его был застрелен, а Рон оказался в тюрьме с перспективой провести остаток жизни на одной из закрытых мануфактур для преступников.
Брагину повезло, что мать его – некогда красавица, каких поискать, – в молодые годы имела с Павлом Алексеевичем добрые отношения, как многие поговаривали, довольно пикантные. Буров уже был к тому времени в статусе головы и в силу сентиментальности или иных обстоятельств паренька пожалел: внес за него повинную плату и взял на черновую работу в милицию – с уговором, что юноша будет возвращать свой долг из жалованья.
– А что за задачка? – оживилась девушка.
– Секретное дрючево.
– Родя, ну пожалуйста! Ну хоть намекни! – загорелась она.
– У тебя, Васька, язык без костей, – улыбнулся ей капитан. – Тебе такое нельзя знать.
– Вот уж! – надула губки Василина. – А кстати, вечером приходил мужчинка такой фашный, от Песковых. Тебя искал. Зачем это?
– Барыги, – презрительно фыркнул мужчина. – Младшего сегодня забрали. Вот и засуетились.
– Правда?! Костика?
– Костика? – поморщился Родион.
– Ну мы с ним танцевали как-то, – мечтательно закатила глаза Василина. – Миленький.
– Гнида он, – вмиг стал суровым капитан. – Угрожал мне здоровьем твоим сегодня.
– А-а-а? Правда?
– Ум-ф.
– Бе-е, дерьмушка, – брезгливо скривилась сестра. – Фу! Вот зачем ты сказал мне?
– Если б не сказал, он бы лучше стал?
– Нет, Родя, но мне бы спалось легче. Фу! – никак не могла смириться девушка.
– Ищи не фашного, а порядочного, – бесстрастно заключил Брагин. – Иначе хлебнешь с ним горя.
– Не понимаешь ты девичьего сердца, братец, – усмехнулась она, поднимаясь.
– Точно.
Рон был женат дважды, оба раза неудачно.
Первая супруга, еще из бандитского прошлого, бросила его спустя полгода совместного жития. Такая же отвязная и беспечная, как он сам, она влюбилась в другого хулигана, не отличавшегося ни умом, ни силой, ни красотой. Впоследствии у нее родился от Рона мальчик, какое-то время они поддерживали связь, которая оборвалась после устройства Брагина в милицию.
Второй его брак состоялся заметно позже, когда ему было уже под тридцать. Женщина была из простых, работящая. У них тоже родился сын, по несчастью – уродцем. Супруга вскоре спилась, а ребенок умер, не дожив и до года. Брагин тогда поддержать ее не сумел: по недостатку опыта, из-за адской работы и собственной растерянности.
С тех пор серьезных отношений с женщинами Рон избегал, довольствуясь краткими свиданиями со старой знакомой, имевшей далеко не безупречную репутацию.
– Спокойной ночи! – Василина поцеловала его в макушку.
– И тебе.
Ночь, однако, выдалась совсем не спокойной. Тревожные мысли о будущем Слободы, о том, как в нем будет житься Василине и ее детям, никак не отпускали капитана. Они проникали в материю сна, неожиданно переплетались с иными фантазиями, вновь и вновь возвращая Рона к предельно важному и ответственному выбору. Как следствие, в отделение он прибыл еще более хмурым, чем обычно.
Франт от Песковых, по всей видимости, их жалобщик, уже ожидал его: весь сияющий, в отглаженной рубахе, на столь же чистом и ухоженном фамильном автомобиле.
– Родион Иванович! – соскочил мужчина с сиденья.
– Что? – не стал останавливаться Брагин.
– Поговорить надо, насчет Константина Андреевича, – франт подбежал ближе.
– Не о чем, я приговор вынес, – скосился Рон на выглаженную сорочку, не понимая, как можно тратить столько времени и сил на такую безделицу.
– Возможно, вы не учли всех деталей, Родион Иванович, – хитро заулыбался жалобщик.
– Не нравится – иди к голове, – зло зыркнул на него капитан.
– Упрямство вас погубит, Родион Иванович, – остановившись, съехидничал посланник.
За годы работы в милиции Рон уже привык к завуалированным угрозам, суть которых, как правило, была не столько в запугивании, сколько в провокации.
– Губят высокомерие и глупость, – все же слегка завелся он. – Так Андрей Сергеичу и передай.
Поднявшись на второй этаж, он отправил Ольгу к своему заместителю в помощь, а сам заперся и никого до полудня не принимал. Дюжина листов была исчеркана, несметное число сигарет было выкурено, сотни шагов намотаны от стены к стене. И тем не менее Брагин полученным результатом остался недоволен.
– Был у меня жалобщик от Песковых, – по прибытии капитана объявил ему голова.
– Ясно.
– Говорит, побои ему нанесли.
– Ум-ф, – кивнул Брагин. – Проучили маленько, за неуважение к милиции.
– А что? Без этого никак?! – изображал удивление Павел Алексеевич, как будто подобный разговор был у них в первый раз.
– Тварь он. Такие без насилия не понимают.
– Нехорошо, Рон, – все еще беспокоился о случившемся глава. – Нехорошо вышло.
– Будет нехорошо, если за деньги станет можно закон презирать, – буркнул в ответ капитан, раздражаясь тревоге старика о такой мелочи.
– И то верно, – хмыкнул Павел Алексеевич, наконец усаживаясь на диван. – Я ж ведь сам тебя этому учил. Ладно, оставим Пескова. Скажи мне лучше, придумал ли ты что-нибудь?
– Есть три варианта, – тяжело вздохнул Брагин.
– Три? – повеселел хозяин. – Три – это уже хорошо, Рон. Слушаю тебя внимательно.
– Первый – это то, за что Лычный ратует, – сдержанно начал капитан. – Управлять упадком.
План управляемой деградации сводился к тому, чтобы в разы нарастить численность слобожанской милиции, ключевую в новых реалиях собственность (леса, поля и лошадей) выкупить в пользу города, а после, когда будет достигнуто новое равновесие, – снова приватизировать.
– Выплатить им расписками в гривнах, – продолжал излагать Родион. – Лычный уверяет, что вскоре те обесценятся и возвращать надо будет намного меньше.
– Ум-ф. Слышал про этот план, – понимающе кивал Павел Алексеевич.
Потребление древесины и угля, который удастся сменять на пшеницу, по замыслу Лычного, необходимо было жестко нормировать: чтобы лесные угодья не сокращались, а люди при этом смогли бы топить печи хотя бы в морозы.
– Будут беспорядки. Большие фамилии взбунтуются, – прогнозировал Брагин. – Придется жестко действовать. Крови прольется немало.
Последнее, в циничном представлении Семена Романовича, могло быть даже кстати, поскольку уменьшало число едоков, что в сценарии управляемой деградации все равно было необходимо.
– Да, – опустил голова взгляд, – об этом я, к сожалению, знаю. А что у тебя за второй вариант?
В ходе своих собственных размышлений и последующих бесед с Лычным голова видел этот сценарий ужасным, но, по сути, единственно возможным. Альтернативы сводились лишь к тому, насколько большими будут общие потери и как они будут распределены во времени.
– Захватить земли у соседей.
– Что?! – пришел в изумление старик.
– Уголь, железо, нефть – неизвестно, что у них есть, – как ни в чем не бывало продолжал Рон. – Леса и поля есть точно. И дров тогда точно на всех хватит.
В случае успеха это снимало и конфликт с местной элитой: собственность их отбирать было не нужно, а проигравшие от исчерпания угля получали шанс разжиться на новых землях.
– Это безумие, Рон! – всплеснул руками старик. – Совершенное безумие!
Голова с Лычным упустили данный вариант неспроста: разница в уровне военных возможностей между Слободой и соседями была колоссальной.
– Триста лет назад фадры закинули нас сюда, и мы еще и близко не подошли к их достижениям! – продолжал возмущаться Павел Алексеевич. – А людрюки наоборот – получили технологии фадров и развивались дальше. Как, Рон?! Как нам победить их бруков?! А жниц?
Соседи слобожан совсем не отличались добродушием, и каждому в поселении это было известно: посыльные, отчаянные торговцы, искатели приключений – все, кто оставался на чужой земле достаточно долго, были уничтожены патрульными роботами.
В один год среди слобожан собралась группа отъявленных чудаков, человек в сто, и с плакатами «Простите наших отцов! Мы ни в чем не виновны!» маршем пошла за кордон. Они смогли пройти вглубь пару километров, были встречены дозорным роботом и под огнем его орудий побежали обратно. Добили бегущих демонстрантов уже дроны, так что никто из отчаянных слобожан достичь спасительной границы не смог.
– Успешность атаки зависит от того, как много врага, – холодно отвечал Рон, – сколько мы о нем сможем узнать… и какое оружие против него найдем.
– Оружие против бруков? – прищурился на один глаз старик.
– Ум-ф, – кивнул капитан. – Учтите, Павел Алексеевич… Они не видят в нас противника и нападения не ждут.
По разумению Рона, если бы соседи готовились к схватке, у Слободы бы действительно не было шанса. Но за три сотни лет абсолютного слобожанского бессилия их соседи-людрюки должны были расслабиться, а их машины-защитники – обязательно иметь уязвимости. Так полагал капитан.
– Вот, голова, – он взял со стола карандаш, бумагу и начертил шестиугольник, – это наша Слобода. Шесть поселений вокруг. Вероятно, с такими же границами, как у нас.
– Ну, пусть так.
– Судя по граничным территориям, на них никто не живет. И так со всех шести сторон, – Брагин нарисовал шесть линий на некотором удалении от границы.
– Допустим. И что это значит?
– Это значит, Павел Алексеевич, что людрюков может быть мало. – Рон положил карандаш. – Очень мало. Если так, преимущество в числе может решить исход.
– Числом их не одолеть, – мрачно возразил голова. – Нас перебьют еще на подходе.
– Нападем неожиданно, – не сдавался капитан. – Ночью или с туманом. Если знать, где хранятся машины, то ударим туда и сожжем их. Остальные рано или поздно потеряют энергию, тогда их добьем.
– Хм-м… – засомневался Павел Алексеевич, встал, начал нервически вытаптывать пол. – И если так, то как ты видишь, что делать?
– Сначала собрать толковых инженеров, создать оружие… Чтоб получше этого, – похлопал Рон по пистолю, который, как было известно, против роботов был бесполезен. – Чем лучше будет оружие, тем выше шансы. Дальше захватим люка, узнаем, что там, где и сколько. Потом соберем людей, лошадей, быги…
– А если провалишься?
На несколько секунд Родион замолчал. Голова продолжал сверлить его испытывающим взглядом.
– Тогда оставшимся станет проще выжить, – мрачно ответил Брагин.
– Возможно, Рон, – с некоторым разочарованием выдохнул старик. – Если бы не лошади и крепкие мужики, которых вы там изведете.
Родион спорить на стал: по тому, как глава перешел с «мы» на «вы», он уже понял, что план сей не слишком-то его вдохновил.
– Ну а третье? – после долгой паузы вопросил Буров.
– Просить у Духа ядерную технологию, – сухо ответил капитан.
Павел Алексеевич рассмеялся. Да так сильно и безустанно, что посетитель, от смущения давно отвыкший, немало растерялся.
– Разве смешно? – усомнился Родион. – Это его город, его люди…
– Рон, мой мальчик, – все еще продолжал хихикать старик, – Духу всегда было глубоко плевать на наш комфорт и на то, сколько нас вообще.
– Разве он не защитник Слободы?
– Конечно, защитник, – наконец успокоился Павел Алексеевич. – Обрати внимание: на нас никто не нападает. Ни одна жница за все эти годы не залетела к нам!
– Хм-м… – зачесал подбородок Брагин, не в силах понять мотивацию Духа.
– Идем, убедишься сам, – подмигнул ему Буров. – Самое время тебе с ним встретиться.
Рон мало чего в своей жизни боялся, и тем не менее в преддверии встречи с Духом его таки пробила мелкая дрожь. Трехсотлетнее, а то и постарше существо, умом превосходящее самих фадров.
«Что сказать ему? О чем лучше спросить?» – озадачился было капитан, но вскоре пришел в себя, ведь на самом деле он хорошо знал, чего хочет от Духа.
Двое спустились во двор. Рон уже знал, куда им идти: Башня Духа из серого нерушимого камня величественно возвышалась над небольшим леском около особняка Буровых. Вход сторожил личный охранник головы, что, в общем-то, было излишним: тяжелая решетчатая дверь не имела ни ручек, ни замков, а отпиралась как по волшебству сама, стоило только Павлу Алексеевичу протянуть к ней руку.
– Идем, – кивнул в темноту хозяин.
По узкой круговой лестнице, освещаемой неведомыми слобожанам светильниками, они поднялись на самый верх.
– Посмотри, Рон, – задыхался по пути голова, – этим стенам три сотни лет, а они как новенькие!
– Ум-ф, – мыкнул тот, вынужденный держать медленный темп.
Зашли в небольшую круглую комнату, диаметром метра в три. Стены серые, как снаружи, окон нет, те же чудные лампы. Справа от входа – каменная фигура сидящей женщины, как будто уставшей, согнувшей спину и положившей на поднятое колено руку. Статуя восседала в широкой юбке, тогда как полная ее грудь осталась обнаженной. Рон оторвал любопытствующий взгляд от бюста и поднял его выше – на строгое, но правильное чертами лицо.
Павел Алексеевич обернулся и опасливо приложил указательный палец к губам. Капитан кивнул.
Они сели у стены напротив: голова – на толстую тканевую подстилку, уже давно тут обосновавшуюся, гость – прямо на холодный, но чистый пол.
– Здравствуй, Афина, – глядя на изваяние, с почтением произнес старик.
– Здравствуй, Павел, – последовал от камня ответ. Приветствие Духа прозвучало четко, звонко, как будто он был здесь рядом. – Зачем ты привел спутника?
– Это мой преемник, Родион Брагин, – слегка виновато отозвался голова.
– Сядь ко мне ближе, Рон, – повелела Афина, заставив гостя в очередной раз вздрогнуть. – Да, вот сюда.
Капитан сел рядом со статуей, так что рука ее чуть не коснулась его волос.
– Хорошо, Рон, – спустя пять долгих секунд отозвался Дух. – После смерти или отречения Павла ты можешь говорить со мной от лица гексы.
Чувствуя себя неуютно на такой дистанции, Брагин отполз обратно.
– У нас есть еще вопрос, – улыбнулся ему Павел Алексеевич.
– Говорите.
Глава тут же кивнул преемнику, дескать, давай, дерзай.
– У нас уголь кончается, – несмело начал тот. – Без энергии у нас нет будущего. Без нее мы будем жить хуже и меньше. Возможно, что вообще вымрем.
Мужчина, как ему казалось, изложил самую суть проблемы, однако Афина сохранила молчание.
– Ты можешь дать нам уран? – в итоге спросил Рон о том, что, в представлении Лычного, могло запросто решить их проблемы.
– Нет, – холодно ответил Дух.
Рон хмыкнул.
– А подсказать, что делать?
– Нет.
Павел Алексеевич удовлетворенно развел руками: как он и предупреждал, Афину не трогали их проблемы.
– Тебе неважно, что будет с твоими людьми? – не желал сдаваться Брагин.
– Мне важно, что они живы.
Округлив глаза, Буров посмотрел сначала на неподвижную статую, потом на своего спутника. Ответ Духа стал для него неожиданным.
– И не важно, сколько их? – ничуть не заметил его реакции Рон.
– Нет.
– Понятно. Тогда скажи, в соседних городах… тоже есть Духи?
– У каждой гексы есть Дух, – спокойно ответила Афина.
– Если мы захватим чужую… гексу. Что сделает ее Дух?
Для Брагина было крайне важно узнать, будет ли чужой Дух им врагом и станет ли он сотрудничать с возможными победителями.
– Он вас уничтожит.
Рону показалось, что в последнем ответе Афины проскользнули какие-то нотки грусти, даже сожаления. Капитан невольно задумался.
– До встречи, мужчины, – вновь заговорил Дух. – Мне нездоровится.
Как только они вышли из комнаты, голова стал крайне возбужденным. По его словам, ранее Афина всегда была предельно деловой и никогда не объясняла ему своих решений. Последнее же «мне нездоровится» вообще повергло старика в шок.
– Разве Дух не бессмертен?! – осторожно спускаясь, растерянно роптал он. – Разве может ему нездоровиться?
Брагин же был озабочен иным: оказалось, что чужой Дух будет враждебен к вторженцам, а понимания, на что тот способен и можно ли как-то его устранить, у него не было.
«Реально ли это – уничтожить Духа?» – спрашивал он себя и не находил ни одной возможности ответить на это вразумительно.
Тем не менее Павел Алексеевич не отмел вариант захвата и вечером собрал у себя всех главных неудачников будущей деградации: Годенко, Малевича, Галькевича и Быстрова. Опытный глава понимал, что в одиночку он при любом варианте не справится, ему нужна была поддержка и ресурсы других семей.
Когда Буров объявил им, что уголь заканчивается, богачи, до этого самодовольно веселые и важные, помрачнели. Просторная гостиная быстро наполнилась табачным дымом. Толстосумы молча тянули свои сигареты, переваривали сказанное.
– А как же «Звездная»? – усомнился Малевич – владелец металлургического завода.
– Пустышка, – отмахнулся глава.
– Вот же дрючная срань! – во все легкие выругался Годенко. – Это ж, лядь!.. Это ж!.. – не сумел подобрать он подходящих слов.
– Тише, Мишка, тише, – по-отечески похлопал его по плечу глава. – Все действительно худо и может стать еще хуже…
Во многом опираясь на выводы своего советника, Павел Алексеевич расписал присутствующим, какой упадок, бардак и голод могут настать в скором времени в Слободе.
– Мы с Брагиным обдумали два варианта, – чуть позже подкинул он приунывшим гостям надежду.
Первый вариант им не понравился: про вероятную девальвацию векселей вслух говорить было нельзя, а экспроприация лично им ничего не давала. Они в любом случае становились намного более бедными и тешиться оставалось лишь тем, что более удачливые фамилии не смогут на этом сильно нажиться.
– Тогда и наши активы выкупать надо! – возмущался, раскрасневшись лицом, Быстров. – И по справедливой цене!
– Адам, справедливая цена твоей фабрики – это цена лома, – возвращал ему глава, и споры разгорались с новой силой.
Второй вариант почтенные мужчины сочли более обнадеживающим, но уж очень рискованным. Никто в Слободе не любил соседей, однако их подавляющее техническое превосходство не позволяло отнестись к такой возможности серьезно.
Богачи спорили почти до ночи, так и не придя в итоге к согласию. Как бы тому ни противился Павел Алексеевич, ему пришлось отпустить уже ошалевших от никотина и ругани гостей по домам. Каждый из них клятвенно обещал, что все здесь сказанное останется в тайне, а завтра в три по полудню они вновь соберутся здесь.
– Проболтаются, – мрачно заключил капитан, когда поместье покинул последний гость.
– Несомненно, Рон, – согласился с ним голова.
