Руслан Георгиевич Илаев
Вехи прожитой жизни
Фотограф
Как- то летним воскресным днем во Владикавказе на проспекте Мира у входа в парк имени Коста Хетагурова мы с отцом случайно столкнулись с одним мужчиной с весьма броской внешностью. Элегантный, с аккуратной стрижкой, одетый в темно серый костюм, удачно подобранным по цвету галстуком, и усами, а- ля Радж Капур (был такой популярный индийский актер), он выделялся среди посетителей парка элегантными манерами. На его шее на фирменном ремешке висел дорогой фотоаппарат «Зенит». Незнакомец, судя по всему, работал фотографом в парке. Но, увидев моего отца, мгновенно сбросив манерность и лоск, заревел на весь парк: «Спаситель!», повис на нем, обхватив руками и ногами. Папа очень смутился, но, судя по всему, был искренне рад встрече с незнакомцем. Прошло лишь несколько месяцев, когда мы вернулись в Осетию из Чечено- Ингушетии, где обитали в течении последних десяти лет. Поэтому эта неожиданная встреча была предрешена обстоятельствами, самым верным, из которых было наше возвращение на землю обетованную. Затем они зашли в «стеклянный павильон» рядом с парком и, заказав четыреста грамм водки и салат из огурцов и помидоров, радостно отметили встречу. Мне в ту пору было четырнадцать лет, и я предпочел остаться снаружи. Тем более, что был весьма удивлен, ведь отец абсолютно равнодушен к алкоголю, а тут он выпивает в обнимку с этим человеком. Явно здесь была какая- то тайна, известная только им одним. Позже, по дороге домой, на мой вопрос о странном поведении мужчины и его реплике папа не захотел дать мне вразумительного ответа, всячески уклоняясь от разговора о нем, и намеренно переводя разговор на другие темы. Думаю, что причина этому заключалась в моей молодости.
Прошло пять лет, когда мы вновь случайно встретились с «фотографом» в парке, опять повторилась бурная встреча, затем посещение «стеклянного павильона», водка и салат. Однако все же произошли изменения – я был уже студентом третьего курса Северо- Осетинского государственного медицинского института. По окончании их посиделки мы продолжили свой путь, а незнакомец неспешно удалился в парк и вновь превратился в профессионала – фотографа, и как мы успели заметить, заказов от посетителей у него было весьма много. Вновь охваченный любопытством и интригой, вызванной повторной встречей со странным незнакомцем, я задал отцу тот же вопрос, что и пять лет назад, почему этот мужчина так экзальтированно реагирует на встречи с ним и каким образом он участвовал в его спасении. Папа сдался и поведал мне его историю:
– Фамилия его Габеев или Гобеев, точно не помню, он вроде родом из Дигорского района. В 1944 году воинскую часть, где я служил минометчиком, хорошо потрепали под Ленинградом, и нас отвели в тыл на переформирование. Однако внезапно, не объясняя причин, из нашего подразделения стали куда- то тщательно отбирать бойцов. Руководил отбором лично полковой комиссар, который с каждым кандидатом работал индивидуально. А через десять дней два отобранных сводных взвода направили на аэродром. Посадили нас на два транспортных самолета, и мы вылетели в неизвестном направлении. Часа через четыре приземлились на каком- то военном аэродроме и только тогда узнали, что мы в Орехово- Зуево, где- то под Москвой. Подошли два старших офицера в малиновых фуражках – подполковники и объяснили, что мы поступаем в распоряжение отдельной части государственной безопасности для выполнения специального задания. Все ГеБисты ходили в малиновых фуражках и погонах, поэтому могли ничего не объяснять, мы и так догадались, что предстоит работа в тылу в рядах ведомства госбезопасности. А это очень серьезная организация, и все внутри как бы подобрались. Сразу же были назначены младшие командиры отделений и взводов – одно из отделений возглавил я. Нас посадили в закрытые брезентом грузовики, и через час мы оказались на территории, обнесенной двойным рядом колючей проволоки. Здесь, практически, весь личный состав и офицеры ходили в фуражках с малиновым кантом. Прибывших построили на плацу и объяснили, что мы прибыли в фильтрационный лагерь, в котором содержаться военнослужащие войск «СС» и наши соотечественники, служившие в полиции у немцев на оккупированной территории и в карательных отрядах. Мы должны были выполнять охранную и расстрельную функции в фильтрационном лагере. Каждый день более сорока следователей вели перекрестные допросы взятых в плен врагов – немцев и полицаев. Ежедневно объявлялись приговоры военного суда, а исполняли приговоры мы – бойцы взвода охраны. В самом отдаленном углу огромного лагеря находился бывший полуподвальный склад для хранения картофеля, площадь его была просто огромная, ведь картофель, ранее складированный здесь, предназначался для снабжения миллионов жителей столицы. Рядом со складом проходила узкоколейка, где все время стоял паровоз – «Кукушка», работавший на угле. Иногда по понедельникам и пятницам он работал на холостом ходу. Это мы потом узнали, что паровоз преднамеренно создавал шум и стрекот во время расстрелов фашистов и их приспешников, ну, чтобы не волновать живых пленных. А расстреливали немцев и полицаев по приговору военного трибунала внутри овощного склада, где толщина кирпичных стен была более метра. Да и сама огромная территория лагеря представляла собой бывшую овощную базу Мосторга, а сейчас складские здания приспособили под блоки для содержания военнопленных и полицаев.
Однажды, чисто из любопытства, просматривал списки полицаев, ведь по этим спискам можно было изучать географию адресов, ранее проживавших по ним изменников родины. И вдруг внезапно наткнулся на фамилию Габеев, еще подумал, что это наверняка совпадение – ведь у многих народов нашей большой страны фамилии звучат одинаково. Например, у татар и башкир эта фамилия встречается довольно часто. Однако, когда прочел его имя и отчество, мне стало предельно ясно – этот экземпляр осетин, и звали его Сослан, а исполнилось ему на 1944 год всего лишь двадцать лет. Получалось по моим расчетам, что он 1923 года рождения. Вот ему не повезло, это был последний призыв на войну, следующий призыв осетин 1924 года рождения был отменен Сталиным ввиду резкого сокращения мужского населения в Северной Осетии. Я задумался, что будет с этим молодым парнем далее, и что он успел натворить противоправного, находясь в плену. Решил поговорить с ним в открытую, и, если у него был хотя бы один шанс, необходимо было дать ему им воспользоваться. Мне самому было двадцать пять лет, и в левом нагрудном кармане гимнастерки находился партбилет. Если бы оказалось так, что Сослан Габеев принимал участие в карательных акциях или истязаниях, я, не колеблясь, лично расстрелял бы его. Позвал дневального и приказал ему привести арестованного Габеева Сослана из такого–то блока. Минут через двадцать его доставили в дежурную, но, когда его ввели в помещение, он почему- то сразу уставился на меня взглядом, полным надежды. А дело в том, что любой осетин узнает своего по глазам, они у нас особые – добрые и откровенные. Я назвал ему себя, он тоже представился. И у нас начался неторопливый разговор. Беседовали около часа. В плен он попал под Великими Луками в ноябре 1943 года, затем находился в лагере для пленных, где- то под Могилевым. Отношение к пленным было ужасным, их гоняли на работы на бетонный завод и загрузку щебня, питания практически никакого не было. Многие умирали от истощения и тяжелой физической работы. Убежать не было никакой возможности, охрана лагеря была в основном из западных украинцев. За любую провинность они спокойно вешали на выходе из ворот. Трупы весели до пяти дней, это проводилось для запугивания военнопленных. Сослан с отчаянием посмотрел на меня:
– А что мне было делать, Георгий, сдохнуть от голода или наложить на себя руки. После тех издевательств, которые я вынес, мне каждый немец – враг, будь он трижды порядочным. Верить этим шакалам нельзя, их надо просто убивать. Георгий помоги мне вернуться на фронт, мне надо реабилитировать себя, вернуться домой с такой репутацией мне нельзя никак. Ты же знаешь, как у нас умеют в народе ставить клеймо на всю оставшуюся жизнь. Когда меня из лагеря вывели, то послали вначале в Могилев, где нам выдали немецкую форму и назвали нас вспомогательной полицией – шуцманшафт. Члены шуцманшафта носили немецкую военную форму со знаками различия «восточных батальонов», на рукаве мы имели нашивку с надписью «Treu, Tapfer, Gehorsam» – «Верный, Храбрый, Послушный». Нам объявили, что эту форму носят выходцы с Кавказа. Затем нам назначили и представили нашего командира – он был из бывших белоказаков, воевал под началом Врангеля. Сам выходец из Ростовской области – фамилия его Осмоловский. Когда меня вызвали сегодня, он просил передать, что, если ты ему не поможешь, он намеренно солжет на допросе, что я был карателем в подчиненном ему отряде…
– Хорошо, Сослан, ты сейчас иди в свой барак, тебя сопроводят два караульных бойца. Вижу, что ты не каратель и руки у тебя не замараны кровью невинных людей, но я не могу обещать тебе ничего, по поводу помощи с моей стороны, пока мы не доведем дело до конца,– с этими словами я отправил его обратно в барак и попросил бойцов привести Осмоловского, что был у него начальником. Бывший начальник полиции сразу повел себя дерзко и по- хамски, словно не был подследственным. Нагло заявил, что ему терять нечего и, если не помогут остаться в живых, то он с собой заберет на тот свет Габеева, оклеветав его на допросе, что тот якобы был активным карателем. Все это говорилось в присутствии двух конвойных…
А дальше произошло вот что. Отец, возмущенный поведением Осмоловского, приказал отвести его обратно в барак. Но затем передумал, опасаясь, что бывший начальник полиции может спровоцировать Габеева на конфликт, и отправил его в одиночную камеру. Затем доложил старшему по команде, своему непосредственному начальнику, о поведении Осмоловского и его угрозах в адрес Габеева. Сказал, что при этом присутствовали двое конвойных, которых также возмутило поведение Осмоловского. Капитан МГБ внимательно выслушал доклад отца и попросил написать на свое имя докладную о происшедшем, а от названных отцом конвойных объяснительные. В рапорте на имя начальника отец подробно указал обстоятельства происшедшего. Затем докладную и две объяснительные передал лично в руки капитану и обратился к нему с вопросом:
– Товарищ капитан, мне Осмоловского вернуть в барак, он сейчас в одиночной камере находится?
– Зачем. В этом нет необходимости. Вот его личное дело – бывшего урядника белого казачества и бывшего начальника полиции. Не в его положении было так разговаривать с представителями законной власти, он наш враг еще с гражданской войны, а судя по тому, что он творил в должности начальника полиции, ему пощады не будет. Вы ведь помимо караульной службы входите в состав расстрельной команды, не так ли? Ну вот, я Вам поручаю и приказываю, сегодня же вечером привести приговор в исполнение. Следователь МГБ присел за стол и красным карандашом на титульном листе личного дела в левом верхнем углу аккуратно вывел «Расстрелять». Назад в барак бывший начальник полиции больше не вернулся, ибо этой же ночью приговор был приведен в исполнение…
К теме этого разговора мы с отцом никогда не возвращались. С фотографом я больше никогда не встречался. А спустя два года перевелся на военно- медицинский факультет при Горьковском медицинском институте, а еще через два года получил свое первое воинское звание – лейтенант медицинской службы. Начинал службу на кораблях в Севастополе, а затем волей случая оказался в Ленинградской военно- морской базе в Кронштадте. В 1994 году у папы неожиданно случился инсульт, однако на удивление всем он очень быстро оправился от опасного недуга. После того, как он прошел реабилитацию в санатории «Осетия», не осталось даже остаточных явлений. Однако не зря в народе говорят, что беда не приходит одна. В 1996 году у отца выявили онкологию в пищеварительном тракте в четвертой стадии распада. Это известие ввергло меня в ужас, но тем не менее я решился на операцию. Отцу удалили часть пораженного раком кишечника, и он вроде стал чувствовать себя гораздо лучше. Однако чуда не произошло, и через два месяца состояние его резко ухудшилось. Я сказал об этом маме и предложил отвезти его в Осетию на поезде, ибо он очень ослаб и с трудом передвигался. После переезда я не отходил от него, ибо видел, что его жизнь неумолимо угасает. Но однажды наедине он неожиданно огорошил разговором, суть которого заключалась в продолжении начатой когда- то темы:
– Ты знаешь, в своей жизни я убил немало людей. Одних – в боях на фронте, других в лагере расстреливал по приговору военного суда. Может быть все это было не нужно, и зря я пролил их кровь, посмотри, что на улице делается.
Я ответил умирающему отцу, держа его руку в своей:
– Послушай, папа, если бы ты убил их в десять раз больше, я все равно одобрил бы твои действия. Если бы ты их не убил, они убили бы тебя! Ты защищал нашу фамилию и свой народ. А сейчас защитить тебя – моя обязанность, но я не могу тебе помочь, и это меня сильно угнетает. Что касается того, что творится на улице, это скоро пройдет, все станет на свои места и порядок будет восстановлен, а многие получат по заслугам. Хочешь, я тебе лимонад принесу?
Вместо лимонада я подавал отцу шампанское, оно ему нравилось и пьянило, и боль несколько приглушалась. Я привез несколько ящиков этого «лимонада», и мы наливали ему по его первому требованию. Папа умер через месяц. Я похоронил его в Ардоне среди «наших», где были захоронены многие из немногочисленной фамилии. Мама пережила отца на пятнадцать лет. Она сейчас рядом с ним у его изголовья…
Выборы в Парламент
В 2005 году я начал работать врачом- методистом в муниципальном управлении здравоохранения АМС Пригородного района. Само управление располагалось на третьем этаже здания администрации. Нашим начальником был в ту пору Александр Есиев. Он ранее занимал должность заведующего реанимационным отделением районной больницы, затем в девяностые ушел в бизнес, а сейчас вот возглавил здравоохранение района.
Однажды в начале ноября мне позвонила секретарша главы администрации и предупредила, что Павел Резоевич приглашает меня к себе. Честно говоря, был удивлен приглашением главы района. Последний раз я был у него год назад, когда устраивался на работу в здравоохранение района, а затем все его распоряжения и указания передавались и осуществлялись через руководителя районного здравоохранения Есиева. Тем не менее сразу же спустился на второй этаж в приемное отделение к секретарю и доложил о прибытии. Секретарь – миловидная девушка – предложила присесть и подождать, когда глава администрации освободится и сможет принять. Кроме нас двоих в приемном никого более не было, и очень скоро, минут через пять, мне было разрешено войти. Павел Резоевич, поздоровавшись со мной за руку, и, усадив меня за стол, предельно ясно обозначил мне мою задачу:
– Необходимо объективно проверить состояние всех подразделений здравоохранения района и доложить мне результаты проверки в виде итогового акта, с обязательной оценкой проверяемых объектов и указанием виновных. Сроки осуществления проверки – один месяц.
Столь жесткие рекомендации меня не удивили. На флоте регулярно приходилось участвовать в различного рода проверках, и весьма очень даже строгих, и жестких. Удивило другое, почему это поручение было адресовано непосредственно, а не через начальника здравоохранения. Но приказы начальников не обсуждаются, а выполняются точно и в срок. В течение месяца были проверены три больницы, одиннадцать врачебных амбулаторий и восемь ФАП- в. Результаты проверки были оформлены в виде итогового акта и представлены на рассмотрение главе района. Я указал, что состояние дел во всех подразделениях здравоохранения района неудовлетворительное, и предложил привлечь к ответственности руководителей всех уровней, то есть наказать их. На устранение выявленных недостатков представлялось две недели. Павел Резоевич был доволен результатом итогового акта, а все виновные понесли наказания. Я нажил врагов в лице руководителей подразделений районного здравоохранения.
Думаю, главе района что- то не нравилось в работе Есиева, и потому через месяц его сменил Михаил Медоев – до своего назначения он занимал должность главного специалиста (главного хирурга) Министерства здравоохранения РСО- Алания. В феврале 2006 года Павел Резоевич Тедеев внезапно скончался от инфаркта. Поменялась и структура руководства Пригородного района. Она как бы раздвоилась на главу Муниципального образования – Пригородный район и главу АМС Пригородного района. На должность главы Муниципального образования был назначен Георгий Павлович Джиоев, а главой АМС Пригородного района – Руслан Асланбекович Есиев. А в марте того же года Управление здравоохранения АМС Пригородного района было ликвидировано и переименовано в МУЗ «ЦРБ» Пригородного района, которое вновь возглавил Василий Семенович Багаев – главный врач районной больницы…
И вот этому главному врачу еще совсем недавно, не без моего участия, был объявлен выговор! Но Павел Резоевич умер. Власть сменилась. А защитить меня было некому. К тому же Василий Семенович при личной встрече объяснил мне внятно о нежелании работать со мной. А как могло быть иначе, заслуженный орденоносец, более двадцати лет, руководивший здравоохранением района, получил взыскание от главы района с моей подачи. Наверное, он по- своему был прав, но мне то от этого легче не было, и надо было снова искать себе работу.
Просматривая как- то свежую прессу, обратил внимание на объявление центральной избирательной комиссии республики. Читаю, что некий депутат парламента РСО- Алания Караев Виталий Сергеевич в июне, перешел на работу заместителем главы администрации местного самоуправления Владикавказа, сложив полномочия депутата в связи с переходом на должность в правительство города. В связи с этим осенью предстоят досрочные выборы в парламент республики по Черменскому избирательному участку № 28. Там же были обозначены сроки регистрации и подачи документов в избирательную комиссию на рассмотрение кандидатур. Подумал и решил баллотироваться. Во- первых, район наш Пригородный, во- вторых, ингуши в населенных пунктах преобладают, а я жил среди них десять лет и хорошо знал культуру и обычаи ингушей, да и язык их мне был знаком. К тому же у меня был богатый опыт по участию в выборах: дважды участвовал в выборах в Кронштадтский городской Совет, затем в Законодательное Собрание Санкт- Петербурга, а потому все секреты победы на выборах мне были хорошо известны. Я подал свои документы в центральный избирком республики, где вначале прошел собеседование, а затем рассмотрение и регистрацию своих документов как кандидат- одномандатник. После регистрации мне предоставлялось сорок два дня для ведения агитационной работы среди избирателей.
Я прикинул, что этого времени мне хватит с лихвой, предстояло поработать в трех населенных пунктах, относящихся к Черменскому избирательному участку. Это села Майское, Чермен и Донгарон. В Майском проживало чисто ингушское население, в Чермене преобладало осетинское в соотношении 60% к 40%, в Донгароне 136 осетинских дворов и 38 ингушских. Получается, что надо было посетить в среднем до 110 семей в день, а это было более чем реально. Ставку я сделал на подворный обход и личное ежедневное общение с избирателями. Как правило, кандидат в депутаты занимает высокое положение в обществе, или же он при больших деньгах. Далеко ходить не надо, просто обратите внимание на фамилии избранных депутатов любого созыва, и, уверяю вас, бедных и сирот вы там не найдете. В период проведения агитационной работы ни один из кандидатов в Северной Осетии никогда не будет ходить по домам и квартирам и разговаривать с избирателями напрямую. Здесь это не принято. Вместо него ходят обычно молодые девушки и ребята и уговаривают проголосовать за того или иного кандидата. А почему они сами не идут в народ? Причин две: не могут общаться и разговаривать с простыми людьми- стесняются или же им не позволяет тщеславие и гордыня: как же они пойдут по дворам и квартирам разговаривать, им такое в голову даже прийти не может. А вот когда кандидат сам приходит к вам, и вы убеждайтесь, что он простой как Ленин и не посчитал зазорным прийти к таким же простым людям и пожать им руки или ответить на их вопросы, вы за него и проголосуете.
Первым делом я поехал в Майское знакомиться с главой поселкового Совета, звали его Тимурзиев Микаил, представился и показал свое удостоверение кандидата. Рассказал о себе и планах на будущее, попросил порекомендовать мне кого- нибудь из односельчан в помощь. Микаил позвонил кому- то, и вскоре появился мужчина среднего возраста, и, скажу откровенно, не красавец. Познакомились. Мужчину звали Мустафа Погоров. Когда начали общаться, понял, что он начитанный и грамотный мужик.
Он окончил агрономический факультет Северо- Осетинского сельскохозяйственного института и работал в колхозе бригадиром полеводческой бригады. Кстати, Микаил окончил тот же факультет и работал в колхозе в той же должности, что и Мустафа. Это позже односельчане выдвинули его в руководители поселкового Совета, избрав главой АМС Майского. Заручившись поддержкой Погорова на совместные ежедневные подворные обходы и личное общение с избирателями, мы договорились на завтра, когда и с какого времени начнем предвыборную работу. В течение двадцати суток мы с Мустафой обошли все квартиры и частные дома в Майском. Однажды он объяснил, что неплохо было бы встретиться со стариками у мечети после пятничной молитвы, ибо последнее слово все равно за ними. Я согласился. Мустафа поговорил с муфтием, и общение у мечети состоялось. Заручившись их поддержкой, мы с Погоровым продолжили подворные обходы, а когда закончили в Майском, перешли к ингушам- жителям Чермена.
С осетинской частью населения я общался в присутствии и помощью Валеры Багаева и Мурата Габараева. Охотно подключилась Алета Гапбаева, в ту бытность заместитель главного редактора газеты «Глашатай» и ответственный секретарь. На десерт нам достался Донгарон и Среднее Дачное. За сорок два дня была проведена и завершена колоссальная предвыборная гонка с жителями трех населенных пунктов с общей численностью населения до двадцати тысяч человек. За два дня до выборов мы прекратили любую агитационную деятельность. Настало время «собирать камни». Однако перед выборами, буквально за день, я имел непредвиденную встречу с главой нашего района Георгием Павловичем Джиоевым. Он с удивлением констатировал, что моя кандидатура поддержана весьма значительным количеством избирателей, как среди осетин, а что более чем удивительно – ингушей. Попросил объяснить происходящее, ибо, оказывается, я внес большую сумятицу на выборах по Черменскому избирательному участку в сердца и умы весьма уважаемых людей. Я подробно рассказал о методах своей работы среди ингушского населения, подворных и поквартирных обходах, о встречах со стариками у мечети и учителями в школе. Объяснил причину моего решения пойти на выборы и роль главного врача, повлиявшего на это решение:
– Василием Семеновичем была искусственно создана патовая ситуация, когда он отказался принять меня на работу из- за объявленного ему выговора. Поэтому у меня не было другого выхода, как принять участие в выборах в парламент. А учитывая свои возможности и опыт по проведению подобных мероприятий, у меня не было сомнений в победе. Я дважды баллотировался в Кронштадтский городской Совет и один раз в Законодательное Собрание Санкт- Петербурга. Но мои конкуренты об этом ничего не знали. Во- первых, у них не было информации по мне никакой, поэтому они и не предполагали, что я могу как- то повлиять на исход выборов. Во- вторых, среди избирателей половина ингуши, а я вырос в Чечено- Ингушетии и хорошо знаю их менталитет, знаю, с кем говорить и в каком тоне разговаривать. Другие кандидаты такими качествами не обладали, я это сразу понял. Догадывался, что своей победой разрушаю планы руководства республики, и где- то даже предвидел аналогичный разговор со мной по этой теме, но мои действия обусловлены были безвыходным положением, а не тщеславием. Вот и все и никакого секрета.
Георгий Павлович задумался, затем, доброжелательно взглянув на меня, спросил:
– Хорошо, Руслан, но ты же мог подойти ко мне и рассказать о сложившейся ситуации, разве было такое, что я тебе не помог?
– Я несколько раз пытался, – слабо оправдывался я, – однако охрана в администрации не пропустила, телефона у меня не было, чтобы позвонить.
Георгий Павлович усмехнулся:
– Мы с тобой живем в одном дворе, ты спокойно мог зайти ко мне домой, разве нет? Да понял я все. Ты пошел на выборы, чтобы продемонстрировать всем свои возможности и способности, а также опустить их ниже плинтуса. Своего ты добился и показал, кто чего стоит, согласен. Завтра зайди ко мне после обеда, а утром до твоего прихода поговорю с Багаевым, и он тебя примет на работу врачом- методистом. Ну, а теперь решай, что дальше делать. Забирать документы и сниматься с выборов, или же идти до конца, независимо от исхода.
Я выбрал первое предложение и сразу же отправился в центральную избирательную комиссию республики подать заявление о снятии своей кандидатуры.
Меня действительно приняли врачом- методистом и еще дали полставки врача- диетолога. Василий Семенович ни словом не обмолвился о разговоре с главой района, я тоже деликатно промолчал.
В 2010 году Багаева Василия Семеновича неожиданно отправят на пенсию в возрасте семидесяти лет. Мужик, что хотел со мной пообщаться на выборах – Караев Виталий Сергеевич. Это его родной брат Тотик шел в депутаты, он вроде, как и выиграл. А Виталий Сергеевич в феврале 2008 года станет главой администрации местного самоуправления города Владикавказа. А через десять месяцев киллеры банды некоего Аслана Гагиева со странной кличкой «Джако» расстреляют его возле собственного дома. Похоронили Виталия Сергеевича на Алее Славы. А Аслан Гагиев со странной кличкой «Джако» будет задержан в Австрии с болгарским паспортом. В 2017 году его экстрадируют в Россию, и с тех пор он находится под следствием по обвинению в шестидесяти убийствах. Георгий Павлович Джиоев в нашем дворе больше не живет, он переехал во Владикавказ.
