Сакс Рохмер
Казмах, читающий сны
ГЛАВА IV
ЗАКРЫТАЯ ДВЕРЬ
Не прошло и пяти минут, как на старой Бонд-стрит остановилось такси, и из него стремительно выскочил Квентин Грей и бросился к двери, ведущей на лестницу Казмаха. Он так спешил, что с силой столкнулся с маленьким человечком, который, пригнувшись, скрытно пробирался к выходу.
От удара человечек покачнулся и чуть не упал, но:
– Черт возьми! – раздраженно воскликнул Грей. – Какого дьявола ты не смотришь, куда идешь!
Он злобно посмотрел в лицо собеседнику. Это было необычное и запоминающееся лицо, примечательное длинным, острым, крючковатым носом и очень маленькими, лисьими, карими глазами; хитрое лицо, к которому маленькие, светлые усики только добавляли незначительности. Его венчала широкополая шляпа-котелок, которую мужчина носил надвинутой на уши, как еврейский торговец.
– Что такое! – воскликнул Грей, – Вы уже второй раз за сегодняшний день меня толкаете!
Ему показалось, что он узнал в этом человеке того самого, который следовал за ним, миссис Ирвин и сэром Люсьеном Пайном по старой Бонд-стрит.
На бледном лице появилась умилительная улыбка.
– Нет, сэр, извините, сэр…
– Не отрицайте этого! – сердито сказал Грей. – Если бы у меня было время, я бы взял вас под стражу как подозрительного бездельника.
Приказав водителю подождать, он взбежал по лестнице на площадку второго этажа. Перед расписной дверью с названием «Казмах» он остановился и, поскольку дверь не открывалась, нетерпеливо постучал, но безрезультатно.
Тогда, поскольку не было ни звонка, ни стука, он поднял кулак и громко постучал.
Никто не откликнулся на его призыв.
– Привет! – крикнул он. – Откройте дверь! Пайн! Рита!
Он снова постучал – и еще раз. Затем он приостановился, прислушиваясь, прижав ухо к панели.
Он не мог уловить ни малейшего движения внутри. Сжав кулаки, он стоял, глядя на закрытую дверь, и его свежий цвет лица медленно уходил, оставляя его бледным.
– Будь он проклят! – злобно пробормотал он. – Будь он проклят! Он одурачил меня!
Страстный и самолюбивый, он был потрясен бурей убийственного гнева. В том, что Пайн спланировал этот трюк с согласия Риты Ирвин, он не сомневался, и его пассивная неприязнь к этому человеку превратилась в активную ненависть к женщине, о которой он и думать не смел. Он уже давно смотрел на сэра Люсьена как на соперника, и неуместность его собственного увлечения чужой женой ничуть не уменьшала его негодования.
Он снова прижался ухом к двери и внимательно прислушался. Возможно, они прятались внутри. Возможно, этот шарлатан Казмах был сообщником сэра Люсьена. Возможно, это было тайное место встречи.
В явной нелепости такого предположения он был слеп в своем гневе. Но то, что он беспомощен и одурачен, он осознал; с последним проклятием он повернулся и медленно спустился по лестнице. Томительная надежда развеялась, когда, оглядываясь направо и налево по Бонд-стрит, он не заметил пропавшей пары.
Таксист вопросительно взглянул на него.
– Вы мне не понадобитесь, – сказал Грей и протянул ему полкроны.
Занятый своими ядовитыми догадками, он так и остался в неведении относительно присутствия неясной, сутулой фигуры, притаившейся за перилами аркады, соединявшей старую Бонд-стрит с Альбемарл-стрит. Незнакомец также не желал привлекать внимание Грея. Большинство магазинов в узком переулке были уже закрыты, хотя цветочный магазин на углу оставался открытым, но тень, лежавшая вдоль большей части аркады, была использована бдительным наблюдателем с максимальной пользой. Из ниши, образованной дверью магазина, он выглядывал на Грея, на которого падал свет уличного фонаря, и с неослабевающей бдительностью изучал его лицо и движения.
Постояв несколько мгновений в нерешительности, Грей зашагал в сторону Пикадилли. Маленький человечек осторожно вышел из своего укрытия и посмотрел ему вслед. Из темного подъезда в десяти шагах от Бонд-стрит показалась грузная фигура и зашагала в нескольких ярдах позади Грея. Маленький человечек благодарно облизнул губы и вернулся в подъезд под помещениями Казмаха.
Дойдя до Пикадилли, Грей некоторое время стоял на углу, не обращая внимания на толкущихся прохожих. Наконец он перешел дорогу, дошел до ресторана «Принц» и вошел в вестибюль. Он взглянул на наручные часы. Они показывали семь двадцать пять.
Он отменил заказ столика и стоял, угрюмо глядя в сторону входа, когда двери распахнулись и вошел человек, который шагнул к нему, протягивая руку:
– Рад тебя видеть, Грэй, – сказал он. – В чем дело?
Квентин Грей недоверчиво уставился на говорившего и с явной ноткой приветствия в голосе ответил:
– Сетон! Сетон Паша!
Хмурый взгляд исчез со лба Грея, и он сжал руку собеседника в знак сердечного приветствия. Но:
– Придерживайся простого Сетона! – сказал новоприбывший, быстро оглядываясь по сторонам. – Османские титулы не в моде.
Говоривший был человеком с яркой индивидуальностью. Выше среднего роста, хорошо, но худощаво сложенный, лицо Сетона Паши было выжжено до более глубокого оттенка, чем способен выдать ветреный английский солнцепек. Он носил аккуратно подстриженную бороду и усы, бронза на щеках подчеркивала яркость его серых глаз и делала очень заметным легкий иней на темных волосах над висками. От него исходила непередаваемая атмосфера уверенного человека, которого можно иметь рядом с собой в трудной ситуации, и, глядя в это мрачное лицо, Квентин Грей вдруг почувствовал стыд за себя. Он знал, что от Сетон Паши ему ничего не удастся скрыть. Он знал, что в скором времени ему придется рассказать этому спокойному смуглокожему человеку всю историю своего унижения, и он знал, что Сетон не станет щадить его чувства.
– Мой дорогой друг, – сказал он, – вы должны извинить меня, если я иногда не соблюдаю ваши пожелания в этом вопросе. Когда я покидал Восток, имя Сетон Паши было у всех на слуху. Но вы один?
– Да. Я прибыл в Лондон только сегодня вечером, а в Англию – сегодня утром.
– Вы думали пообедать здесь?
– Нет; я видел вас в дверях, когда проходил мимо. Но это подойдет не хуже, чем другое место. Я полагаю, что вы свободны. Может быть, вы пообедаете со мной?
– Великолепно! – воскликнул Грей. – Подождите минутку. Возможно, мой столик еще не занят!
Он убежал в своей мальчишеской, порывистой манере, а Сетон смотрел ему вслед, тихо улыбаясь.
Столик оказался свободным, и вскоре они уже обсуждали превосходный ужин. Грей утратил свою раздражительность и начал связно говорить на темы, представляющие общий интерес. Вскоре, после паузы, в течение которой он исподтишка наблюдал за своим собеседником, он спросил:
– Знаете, Сетон, – сказал он, – вы единственный человек в Лондоне, чье общество я мог бы терпеть сегодня вечером.
– Мое прибытие было как нельзя более кстати.
– Ваши приезды всегда очень своевременны. – Грей уставился на Сетона с выражением озадаченного восхищения. – Мне кажется, я никогда не пойму, как вы оказались в Египте непосредственно перед набегом Сенусси. Помните? Я был с броневиками.
– Я прекрасно помню.
– Потом вы исчезли таким же загадочным образом, и начальник управления был сфинксом в этом вопросе. В следующий раз я увидел вас выходящим из ворот в Багдаде. Как, черт возьми, вы добрались до Багдада, если учесть, что вы не поехали с нами и не были в кавалерии, одному небу известно!
– Нет, – осуждающе произнес Сетон, глядя в поднятый бокал с вином, – если рассматривать вопрос без предубеждений, то он, конечно, странный. Но знаю ли я леди, чьему неявлению я обязан тем, что сегодня вечером вы соизволили составить мне компанию?
Квентин Грей тупо уставился на него.
– Правда, Сетон, вы меня удивляете. Разве я сказал, что у меня назначена встреча с дамой?
– Мой дорогой Грей, когда я вижу человека, который стоит, грызя ногти, и смотрит на Пикадилли от входа в ресторан, я задаю себе вопрос. Когда я узнаю, что он только что отменил заказ столика на двоих, я отвечаю на него.
Грей рассмеялся.
– Вы всегда заставляете меня чувствовать себя чертовски молодым, Сетон.
– Хорошо!
– Да, хорошо чувствовать себя молодым, но плохо чувствовать себя молодым дураком; именно это я и чувствую, и именно это я и есть. Послушайте!
Наклонившись через стол, чтобы свет затененной лампы полностью падал на его раскрасневшееся от нетерпения лицо, Грей не без смущения рассказал своему собеседнику о грязном трюке – так он это сформулировал, – который разыграл с ним сэр Люсьен Пайн. В заключение он сказал:
– Что бы вы сделали, Сетон? – спросил он.
Сетон молча смотрел на него холодным, расчетливым взглядом, который некоторые люди называли наглым, рассеянно постукивая по зубам золотым ободком монокля, который он носил с собой, но, видимо, никогда не использовал для других целей; и как раз в это время возле дверей ресторана проехал длинный низкий автомобиль, пересекая поток транспорта на Пикадилли, чтобы остановиться на углу старой Бонд-стрит.
Из машины вышел Монте Ирвин и, велев мужчине подождать, отправился пешком. В десяти шагах от Бонд-стрит он наткнулся на маленькую сутулую фигурку, вынырнувшую из тени двери магазина. Свет уличного фонаря освещал острый крючковатый нос и хитрые карие глаза Брисли из детективного агентства Спинкера. Монте Ирвин вздрогнул.
– А, Брисли! – сказал он, – Я искал тебя. Они все еще там?
– Возможно, сэр. – Брисли облизнул губы. – Мой коллега, Ганн, сообщил, что никто не выходил, пока я звонил.
– Но все это выглядит нелепо. Нет ли в этом квартале других офисов, где они могли бы находиться?
– Я лично видел, как мистер Грей, сэр Люсьен Пайн и леди заходили к Казмаху. В это время – примерно с десяти до семи – все остальные офисы были закрыты, примерно, уже час.
– Нет абсолютно никакой возможности, что они могли выйти незамеченными вами?
– Никакой, сэр. Я не должен был беспокоить клиента, если у меня были сомнения. Вот Ганн.
На Олд-Бонд-стрит было темно и пустынно; желтый туман перешел в мелкий дождь, и Ганн, засунув руки в карманы, укрылся под крыльцом аркады. Ганн обладал фиолетовым цветом лица, который достигал полной силы в области носа. Его грязно-серые усы в центре были окрашены в коричневый цвет, словно от частых возлияний, а его громоздкая фигура искусственно увеличивалась благодаря наличию двух пальто, одно из которых было непромокаемым, а другое – синим, заметно длиннее первого как в рукавах, так и в юбке. Произведенный эффект был очень необычным. Ганн потрогал край своей мягкой фетровой шляпы, которую он носил повернутой вниз, видимо, в подражание цветочному горшку.
– Все в порядке, сэр, – хрипло и доверительно сказал он, наклоняясь вперед и вдыхая слова в ухо Ирвина. – Уютно, как пчеле в улье. Вы снова холостяк.
Монте Ирвин мысленно отшатнулся.
– Ведите к двери этого заведения, – резко сказал он.
– Да, сэр, сюда, сэр. Осторожно, там ступенька. Вы можете заметить, что внешняя дверь еще не закрыта. Мне достоверно известно, что тот, кто уходит последним, запирает дверь. Таким образом, мы видим, что последний еще не ушел. Ее также открывает тот, кто первым приходит поутру. Вот мы и пришли, сэр; дверь справа.
На площадке царил полумрак, но пока Ганн говорил, он направил луч карманного фонарика на бронзовую табличку с именем «Казмах». Он положил одну руку на бедро.
– Все в порядке, – повторил он, – в порядке, как угорь в грязи. Декрет nisi – ваш, сэр. Как старейшина лондонского Сити и мировой судья вы имеете право вызвать полицейского…
– Попридержите язык! – отчеканил Ирвин. – Вы выпили, и я не доверяю вашим показаниям. Я не верю, что моя жена или кто-либо еще, кроме нас, находится в этом доме.
Водянистые глаза оскорбленного мужчины неестественно расширились.
– Выпил! – прошептал он, – выпил…
Но негодование лишило Ганна дара речи:
– Простите, сэр, – прервал его гнусавый голос Брисли, – но я могу ответить за Ганна. На карту поставлена репутация агентства. Работал с нами три года. Вечеринки, несомненно, были, но в помещении, о котором сообщалось.
– Я буду рад, – сказал Монте Ирвин, и голос его дрогнул от волнения, – если вы одолжите мне свой карманный фонарик. Я, естественно, расстроен. Будьте добры, спуститесь вниз. Я позвоню, если вы мне понадобитесь.
Оба мужчины повиновались, Ганн что-то хрипло пробормотал Брисли, а Монте Ирвин остался стоять на лестничной площадке с фонарем в руке. Он подождал, пока по звуку шагов не понял, что пара вернулась на улицу, затем, упершись рукой в закрытую дверь и прижавшись лбом к влажному рукаву пальто, постоял некоторое время, и фонарь, который он держал безвольно, светил на пол.
Губы его шевелились, и он почти неслышно пробормотал имя жены.
ГЛАВА V
ДВЕРЬ ОТКРЫТА
Квентин Грей и Сетон вышли из «Принца» и остановились, пока Сетон раскуривал длинную черную папиросу.
– Жалко тратить эту коробку, – сказал Грей. – Может, заглянем на часок в Гейти?
Его настроение значительно улучшилось, и он наблюдал за проходящей толпой с выражением, более соответствующим его мальчишеской привлекательности, чем гнев и досада, которые владели им час назад.
Сетон Паша бросил спичку на дорогу.
– Мои официальные дела на сегодня закончены, – ответил он. – Я безоговорочно отдаю себя в ваши руки.
– Ну что ж, – начал Грэй и приостановился.
В трех ярдах от места, где они стояли, притормозила длинная низкая машина, шофер которой был временно задержан из-за остановки автобуса. Грей яростно схватил Сетона за руку.
– Сетон, – сказал он, его голос выдавал сильное волнение, – смотриnt! Там Монте Ирвин!
– В машине?
– Да, да! Но с ним двое полицейских! Сетон, что это может значить?
Машина удалялась, поворачивая направо через поток машин и явно направляясь на старую Бонд-стрит. Живой цвет Квентина Грея покинул его, и он повернул к Сетону внезапно побледневшее лицо.
– Боже правый, – прошептал он, – с Ритой что-то случилось!
Пренебрегая своей личной безопасностью, он выскочил на дорогу, уворачиваясь то в одну, то в другую сторону, и устремился за машиной Монте Ирвина. О том, что рядом с ним находится его друг, он не подозревал до тех пор, пока на углу Старой Бонд-стрит его плечо не сжала крепкая рука. Грей сердито обернулся. Но хватка оказалась неподвижной, и он впился взглядом в безэмоциональное лицо Сетона Паши.
– Сетон, ради Бога, не задерживайте меня! Я должен узнать, в чем дело.
– Подождите, Грей.
Квентин Грей стиснул зубы.
– Послушай меня, Сетон. Сейчас не время для вмешательства.
– Ты собираешься ввязаться в очень неприятное дело, и я повторяю – подожди. Через минуту мы узнаем все, что нужно узнать. Но неужели ты намерен открыто влезть в семейные дела мистера Монте Ирвина?
– Если с Ритой что-то случилось, я убью этого проклятого Пайна!
– Ты намерен вторгнуться к этому человеку в твоем нынешнем состоянии духа в момент явных неприятностей?
Но Грей был глух к подсказкам благоразумия и хорошего вкуса.
– Я собираюсь довести дело до конца, – хрипло сказал он.
– Именно так. Положись на меня. Но постарайся вести себя более как человек из мира и менее как опасный сумасшедший, иначе мы жестоко поссоримся.
Квентин Грей заскрипел зубами, но холодный взгляд собеседника утих, и теперь, когда их взгляды встретились и столкнулись, сочувственная улыбка смягчила линии мрачного рта Сетона, и:
– Я все понимаю, старина, – сказал он, перехватывая руку Грея. Но разве ты не видишь, как важно, ради всех, чтобы мы подошли к делу спокойно?
– Сетон, – голос Грея сорвался, – прости меня. Я знаю, что сошел с ума; но я был с ней всего час назад, а теперь…
– А теперь на сцене появляется ее муж в сопровождении инспектора полиции и сержанта. Какие у тебя отношения с мистером Монте Ирвином?
Они снова быстро шли по Бонд-стрит.
– Что ты имеешь в виду, Сетон? – спросил Грей.
– Одобряет ли он твою дружбу с его женой или это подпольная интрижка?
– Тайная? – Конечно, нет. Я как раз собирался зайти в дом, когда встретил ее с Пайном сегодня вечером.
Именно это я и хотел узнать. Очень хорошо; раз уж ты намерен проследить за этим делом, это несколько упрощает дело. Вот машина.
– У дверей Казмаха! Что, ради всего святого, это значит?
– Это значит, что нас ждет очень плохой прием, если мы вторгнемся. Спроси шофера.
Но Грей уже подошел к мужчине, который в знак признания прикоснулся к своей фуражке.
– В чем дело, Паттисон? – спросил он, задыхаясь. – Я видел полицейских в машине минуту назад.
– Да, сэр. Я толком не знаю, сэр, что случилось. Но мистер Ирвин четверть часа назад выехал из дома на угол Старой Бонд-стрит и велел мне ждать, а потом вернулся и поехал на Вайн-стрит за полицией. Они уже внутри.
Пока он говорил, плохо скрывая волнение, из дверей вышел сержант полиции:
– Посторонись, – сказал он Сетону и Грею. – Вы не должны торчать у этой двери.
– Простите, сержант, – воскликнул Грей, – но если дело касается миссис Монте Ирвин, я могу предоставить информацию.
Сержант пристально посмотрел на него, увидел, что и он, и его друг одеты в вечернее платье, и стал пропорционально почтительным.
– Как вас зовут, сэр? – спросил он. – Я скажу об этом старшему офицеру.
– Квентин Грей. Сообщите мистеру Монте Ирвину, что я хочу с ним поговорить.
– Очень хорошо, сэр. – Он повернулся к шоферу. – Подайте мне сумку, которую я дал вам на Вайн-стрит.
Паттисон перегнулся через дверцу в передней части машины и достал большую кожаную сумку. Взяв ее в руки, полицейский сержант вернулся в дверной проем.
– Теперь мы в деле, – мрачно сказал Сетон, – что бы это ни было.
Грей ничего не ответил, беспокойно переминаясь с ноги на ногу перед дверью в лихорадке возбуждения и страха. Вскоре сержант снова появился.
– Пройдите сюда, пожалуйста, – сказал он.
Вслед за Сетоном и Греем он направился к площадке перед апартаментами Казмаха. Она была тускло освещена двумя полицейскими фонарями. Там стояли четверо мужчин, и четыре пары глаз были устремлены на лестничную площадку.
Монте Ирвин, черты лица которого приобрели неприятный пепельный оттенок, заговорил.
– Это ты, Грей? – Квентин Грей не узнал бы этот голос. – Спасибо, что предложил свою помощь. Видит Бог, мне нужна любая помощь. Ты был с Ритой сегодня вечером. Что случилось? Где она?
– Бог знает, где она! – вскричал Грей. – Я оставил ее здесь с Пайном вскоре после семи часов.
Он сделал паузу, устремив взгляд на лицо Брисли, чьи коварные глаза избегали его, а сам он облизывал губы, как собака, увидевшая кнут.
– А что, – сказал Грей, – я думаю, вы тот самый парень, который по какой-то причине преследовал меня всю ночь.
Он шагнул к маленькому лисенку, но:
– Не бери в голову, Грэй, – перебил Ирвин. – Я сам виноват. Но он следил за моей женой, а не за тобой. Скажите мне скорее: зачем она пришла сюда?
Грэй поднял руку к брови в знак недоумения.
– Чтобы посоветоваться с этим человеком, Казмахом. Я действительно видел, как она вошла во внутреннюю комнату, я пошел за такси, а когда вернулся, дверь была заперта.
– Ты стучал?
– Конечно. Я без конца стучал. Но ответа не получил и ушел.
Монте Ирвин повернулся к инспектору, стоявшему рядом с ним:
– Мы можем продолжать, инспектор Уайтлиф, – сказал он. – Показания мистера Грея не проливают никакого света на это дело.
– Очень хорошо, сэр, – прозвучало в ответ, – у нас есть ордер, и мы, как обычно, уведомили всех, кто может скрываться внутри. Бартон!
Сержант шагнул вперед, положил кожаную сумку на пол и, наклонившись, открыл ее, обнаружив несколько инструментов, похожих на грабительские.
– Может быть, мне попробовать взломать панель? – спросил он.
– Нет, нет! – вскричал Монте Ирвин. Не тратьте время. У вас есть ломик. Выбейте дверь с петель. Быстрее, парень!
– Она не работает на петлях! – взволнованно перебил Грей. – Она сдвигается вправо благодаря какому-то механизму, скрытому под ковриком.
– Передай фонарь, – приказал Бартон, бросив взгляд через плечо на Ганна.
Поставив его рядом с собой, сержант опустился на колени и осмотрел порог двери.
– Металлическая пластина, – сказал он. – Вес приводит в движение рычаг, который открывает дверь, если она не заперта. Замок будет слева от двери, так как она открывается направо. Давайте посмотрим, что можно сделать.
Он встал с ломиком в руке и вставил лезвие стамески между краем двери и дверной коробкой.
– Держись крепче! – сказал инспектор, привстав на локоть.
Тупой металлический звук ударов молотка по стали странным эхом разнесся по лестничному колодцу. Брисли и Ганн, стоявшие очень близко друг к другу на нижней ступеньке лестницы, ведущей на третий этаж, настороженно наблюдали за полицейскими. Ирвин и Грей с интересом рассматривали саму дверь, а Сетон, держа во рту папиросу, с тихим интересом переходил от группы к группе.
– Так! – крикнул сержант.
Удары прекратились.
Крепко ухватившись за перекладину, Бартон навалился на нее всем своим весом. Раздался тупой треск и какой-то скрежет. Дверь слегка шевельнулась.
– Вот где она запирается! – сказал инспектор, направив свет фонаря на образовавшуюся щель. На три дюйма ниже. Но она, может быть, и заперта.
– Скоро мы доберемся до засовов, – ответил Бартон, жажда разрушения уже овладела им.
Вырвав ломик с места, он ударил по нижней панели двери и с громким треском проделал в ней отверстие, достаточное для того, чтобы просунуть руку и кисть.
Инспектор пролез внутрь, пошарил там, а затем издал триумфальный возглас.
– Я открутил болт, – сказал он. Если наверху нет другого, вы сможете открыть дверь силой, Бартон.
Задвижка была возвращена на место, и:
– Не идет! – крикнул Бартон.
Он снова навалился на засов – и снова.
– Забивай дальше! – сказал Монте Ирвин и, выхватив тяжелый молоток, обрушил на стальной засов множество ударов. Теперь попробуй.
Бартон напрягся изо всех сил.
– Держите здесь, кто-нибудь! – задыхался он. – Двое из нас смогут поднажать.
Грей прыгнул вперед, и они вдвоем принялись за дело.
Раздался тупой стук расходящегося механизма, звуки ломающегося дерева… и дверь распахнулась!
На мгновение воцарилась напряженная тишина:
– Есть кто-нибудь внутри? – громко крикнул инспектор.
Из темного помещения не доносилось ни звука.
– Фонарь! – прошептал Монте Ирвин.
Он вбежал в комнату, из которой на лестничную площадку доносился тяжелый запах духов. Следующим вошел Квентин Грэй, схватив с пола фонарь.
– Ищите выключатель и включайте свет! – крикнул инспектор, следуя за ним.
Пока он говорил, Грей нашел выключатель, и квартира Казмаха залилась приглушенным светом.
Оглядевшись, он увидел, что в квартире никого нет.
Грей подбежал к шкафу с мушурбой и отдернул шторы. В кабинете никого не было. В нем стояли стул и стол. На последнем стоял телефон и лежали какие-то бумаги и книги.
– Сюда! – крикнул он, его голос был высоким и неестественным.
Он ворвался через дверной проем во внутреннюю комнату, в которую, как он видел, вошла миссис Ирвин. В воздухе витал запах ладана.
– Фонарь! – позвал он. – Я оставил его на диване.
Но Монте Ирвин подхватил его и уже стоял у его локтя. Его рука дрожала так, что свет дико плясал то на ковре, то на зеленых стенах. Эта комната тоже была пустынна. В занавеске виднелась черная щель, где материал был грубо разорван. Внезапно:
– Боже мой, смотрите! – пробормотал инспектор, который вместе с остальными стоял теперь в диковинно задрапированной квартире.
Из-под разорванных вешалок тонкой струйкой вытекала кровь!
Монте Ирвин зашатался и упал спиной на инспектора, ухватившись за него в поисках поддержки. Но сержант Бартон, который нес второй фонарь, пересек комнату и сорвал зеленые драпировки с их креплений.
Они скрывали деревянную перегородку или крепкую ширму с проемом в центре, который можно было закрыть с помощью другой раздвижной двери. Таким образом, от второй комнаты было отгорожено пространство глубиной около пяти футов. В нем стояло массивное кресло из черного дерева. За креслом, разделяя вторую комнату на третью, находилась еще одна деревянная перегородка, в одном конце которой была обычная офисная дверь, а сразу за креслом, на высоте трех футов от пола, находилось небольшое отверстие или окно. Из внешней комнаты донесся стон, а затем тупой стук.
– Эй! – крикнул инспектор Уайтлиф. – Мистер Ирвин потерял сознание. Подайте руку.
– Я здесь, – ответил тихий голос Сетона Паши.
– Боже мой! – прошептал Грей. – Сетон! Сетон!
– Ничего не трогайте, – крикнул инспектор снаружи, – пока я не приду!
И вот уже узкая квартира заполнилась всей охваченной благоговейным страхом компанией, не считая Монте Ирвина и Брисли, который занимался обморочным человеком.
На полу, между дверью и креслом из черного дерева, раскинув руки и устремив глаза в потолок, лежал сэр Люсьен Пайн, его белая рубашка спереди была выкрашена в красный цвет. В наступившей тишине громко прозвучали шаги инспектора Уайтлифа, когда он открыл последнюю дверь и осветил лучами фонаря внутреннюю комнату.
Комната была обставлена едва ли не как кабинет. Здесь была еще одна полузакрытая дверь, выходившая в узкий коридор. Эта дверь была заперта.
– Пайн! – прошептал Грей, бледнея до самых губ. – Ты понимаешь, Сетон? Это Пайн! Смотри! Его зарезали!
Сержант Бартон опустился на колени и осторожно положил руку на испачканное белье на груди сэра Люсьена.
– Мертв? – спросил инспектор, выступая из внутреннего дверного проема.
– Да.
– Вы говорите, сэр, – обратился он к Квентину Грею, – что это сэр Люсьен Пайн?
– Да.
Инспектор Уайтлиф довольно неуклюже снял фуражку. Над восточными духами, которыми было наполнено помещение, донесся запах сигары Сетона.
– Бартон!
– Да?
– Проверь, исправен ли телефон в офисе. Похоже, что это продолжение телефона из внешней комнаты.
Пока остальные стояли вокруг неподвижной фигуры на полу, сержант Бартон вошел в маленький кабинет.
– Алло! – крикнул он. – Да? – Мгновение паузы, затем, – все в порядке, сэр. Какой номер?
– Джентльмены, – твердо и властно сказал инспектор, – я сейчас позвоню на Вайн-стрит за инструкциями. Никто не должен покидать помещение.
Наступила напряженная тишина:
– Риджент 201, – позвал сержант Бартон.
