Часы на ратуше Брикстона пробили час ночи, когда старший инспектор Керри вставлял ключ в замок двери своего дома на Спенсер-роуд.
В прихожей горел свет, а из маленькой столовой слева на белой краске полуоткрытой двери плясали отблески веселого огня. Керри повесил на вешалку шляпу, трость и плащ, очень тихо вошел в комнату и включил свет. Перед ним предстала скромно обставленная и тщательно убранная квартира. На овчинном ковре перед камином дремал кот Манкс, рядом с ним лежала пара ковровых тапочек. На столе стояла какая-то холодная еда, спрятанная под фарфоровыми крышками. На большую бутылку стаута Гиннесс Экстра Керри посмотрел с особой благодарностью.
Он издал протяжный вздох удовлетворения и открыл бутылку стаута. Налив стакан черной пенящейся жидкости и удовлетворив явно острую жажду, он забрался под покрывало и уселся перед блюдом с ветчиной и языком, помидорами и хлебом с маслом.
Где-то наверху открылась дверь:
– Это ты, Дэн? – спросил глубокий, но музыкальный женский голос.
– Конечно, – ответил Керри, – и никто, кто слышал высокие официальные тона властного старшего инспектора, не мог предположить, что они могут быть настолько смягчены и модулированы. – Ты уже давно должна была спать, Мэри.
– Тебе снова пришлось выйти на улицу?
– Да, не повезло, но не трудись спускаться. У меня есть все, что мне нужно, и даже больше.
– Если это новое дело, я спущусь.
– Это дело рук самого дьявола; но ты умрешь от холода.
В комнате наверху послышалось движение, а затем шаги на лестнице. В комнату вошла миссис Керри, закутанная в шерстяной халат, который, очевидно, принадлежал инспектору. На нее Керри бросил взгляд, из которого исчезла всякая свирепость и который выражал лишь безграничное восхищение. И действительно, Мэри Керри была во многих отношениях удивительной личностью. Будучи на полдюйма выше Керри, она полностью оправдывала комплимент, задуманный под этим банальным апофегмом: прекрасная женщина. Крупнокостная, но стройная, она входила в дом с аккуратно заплетенными длинными темными волосами, и ее мужу, который оставался ее любовником, казалось, что он видит перед собой ту розовощекую девушку, которую десять лет назад встретил и приглядел на прохладных берегах Лох-Брума. Все соседи считали миссис Керри гордой и замкнутой, которая держалась в стороне с тех пор, как ее муж стал старшим инспектором; а Рыжий Керри пользовался репутацией агрессивного и недружелюбного человека. Теперь же здесь произошла встреча любовников, не обошлось без робкого, устремленного вниз взгляда темных глаз, в которых стальные голубые глаза вспыхнули откровенным восхищением.
Керри, который ссорился со всеми, кроме помощника комиссара, нашел только одну причину для ссоры с Мэри. Он был набожным римским католиком и в течение пяти лет с присущим ему упорством быка цеплялся за веру в то, что сможет обратить свою жену в римскую веру. Она осталась верна шотландской свободной церкви, в заветах которой воспитывалась, и по истечении пяти лет Керри отказался от нее и еще больше восхищался ее каледонской силой духа. Много и горячо спорил он с достойным отцом О'Каллаганом о действительности брака, заключенного не священником, но в последние годы примирился с расставанием в воскресенье утром; и когда ранняя месса заканчивалась перед шотландской службой, его регулярно можно было видеть у одной пресвитерианской часовни в ожидании своей еретической супруги.
Он притянул ее к себе на колени и поцеловал.
– Мы не виделись двенадцать часов, – сказал он.
Она положила руку на спинку кресла с седлом, а ее темная голова оказалась рядом с огненно-рыжей головой Керри.
– Я знала, что у тебя новое дело, – сказала она, – когда стало так поздно. Как на долго ты сможешь остаться?
– На час. Не больше. Нужно многое успеть сделать до того, как утром выйдут газеты. К завтраку вся Англия, включая убийцу, будет знать, что я занимаюсь этим делом. Жаль, что я не могу заткнуть рот прессе.
– Значит, это убийство? Господь дарует нам милость. Ты мне расскажешь?
– Да. Я в тупике!
– У тебя есть время отдохнуть и покурить. Надень тапочки.
– У меня нет на это времени, Мэри.
Она встала и взяла тапочки у очага.
– Надень тапочки, – твердо повторила она.
Керри без лишних слов опустился и принялся развязывать шнурки на своих брогах. Тем временем жена принесла с приставного столика серебряную табачную коробку и огрызок ирландской трубки. Заменив тапочки на ботинки, Керри с любовью наполнил потрескавшуюся и почерневшую трубку крепким ирландским твистом, который предварительно тщательно размял в ладони. Когда он положил трубку в рот, трубка оказалась почти под ноздрями, и как ему удалось раскурить ее, не подпалив усы, было не очень понятно. Однако ему это удалось, и вскоре он с чувством глубокого удовлетворения выпустил в воздух облачко резкого дыма.
– А теперь, – сказала его жена, откинувшись на спинку кресла, – расскажи мне, Дэн.
После этого началась процедура, идентичная той, которая была характерна для начала каждого успешного дела старшего инспектора. Он быстро обрисовал все сложности дела на старой Бонд-стрит, а Мэри Керри рассматривала проблему с любопытной и почти фейской отрешенностью ума, которая позволяла ей видеть свет там, где для человека на месте преступления царила тьма. С ясностью опытного наблюдателя Керри описал апартаменты Казмаха, точное место, где был найден убитый, и конструкцию комнат. Он привел основные моменты из показаний нескольких свидетелей, назвав точное время, в которое происходили те или иные эпизоды. Мэри Керри, глядя прямо перед собой невидящими глазами, молча слушала, пока он не замолчал. Затем:
– Там действительно только две комнаты, – сказала она далеким голосом, – но вторая из них разделена на три части?
– Именно так.
– Дверь, выходящая на лестничную площадку, открывает первую комнату, а дверь, выходящая из прохода, – вторую. Куда ведет этот проход?
– От главной лестницы рядом с комнатами Казмаха к маленькой черной лестнице. Эта черная лестница идет сверху вниз здания, из конца того же коридора, что и главная лестница.
– А выход есть только через парадную дверь?
– Нет.
– Значит, если показания Спинкера не вызывают сомнений, миссис Ирвин и этот Казмах все еще находились в доме, когда вы приехали?
– Именно. Я выяснил это на Вайн-стрит, прежде чем отправиться на Бонд-стрит. Весь квартал был окружен через пять минут после моего прибытия, и он все еще окружен.
– Какие еще офисы находятся в этом проходе?
– Никаких. Слева – глухая стена, справа – одна дверь, открывающаяся в офис Казмаха. Есть и другие помещения на том же этаже, но они находятся через лестничную площадку.
– Какие помещения?
– Солиситора и комиссионера.
– Этажом ниже?
– Все занято модисткой, Ренан.
– Верхний этаж?
– Сигаретная компания Кубанис, прислуга и электрик.
– Больше ничего нет?
– Больше нет.
– А где открывается задняя лестница на верхнем этаже?
– В коридор, похожий на тот, что у Казмаха. Справа два окна с видом на узкую крышу и верхнюю часть аркады, а слева – сигаретная компания Кубанис. Остальные офисы находятся на другой стороне лестничной площадки.
Мэри Керри некоторое время смотрела в пространство.
– Казмах и миссис Ирвин могли спуститься на первый этаж или подняться на третий незаметно для Спинкера, – мечтательно произнесла она.
– Но они не могли попасть на улицу, моя дорогая! – воскликнул Керри.
– Нет, они не могли выйти на улицу.
Она снова замолчала, а ее муж выжидающе смотрел на нее. Затем:
– Если сэр Люсьен Пайн был убит в четверть седьмого – в то время, когда были сломаны его часы, – туземный слуга не убивал его. По свидетельству Спинкера, чернокожий ушел до этого, – сказала она. Миссис Ирвин?
Керри покачал головой.
– Судя по всему, это была слабая женщина, – ответил он. – Это была сильная рука, которая нанесла удар.
– Казмах?
– Вероятно.
– Мистер Квентин Грей вернулся на кэбе и поднялся наверх, примерно в четверть седьмого, а через пять минут пришел бледный и взволнованный.
Керри окружил себя и собеседника венками удушливого дыма.
– У нас есть только слово мистера Грея, что он больше не заходил, Мэри, но я ему верю. Он вспыльчивый дурак, но честный.
– Значит, это был Казмах, – объявила миссис Керри. – Кто такой Казмах?
Ее муж коротко рассмеялся.
– Вот тут-то я и попал в тупик, – ответил он. Мы, конечно, слышали о нем в Ярде и знаем, что под видом торговца восточными духами он занимался гадательным бизнесом. Однако ему удалось избежать судебного преследования. Сегодня вечером мне потребовалось больше часа, чтобы изучить механизм чтения мыслей; это что-то вроде Тайн Маскелайна, сработанных изнутри комнаты. Но кто такой Казмах или какова его национальность, я знаю не больше, чем человек на Луне.
– Парфюм? – спросил далекий голос.
– Да, Мэри. Первая комната – это что-то вроде миниатюрного ароматического базара. Здесь есть забавные маленькие старинные флакончики, имитирующие препараты Казмаха, кремы, духи и благовония, а также маленькие квадратные деревянные коробочки с какими-то турецкими удовольствиями и запас египетских бус, статуэток и тому подобного, которые, насколько я знаю, могут быть настоящими.
– Никаких книг или писем?
– Ничего, кроме его собственных рекламных объявлений, телефонного справочника и тому подобного.
– Внутреннее бюро?
– Пустое, как шкаф матери Хаббард!
– Это место обчистили те же люди, которые вывернули карманы мертвеца, чтобы не оставить ни единой зацепки, – произнес голос, похожий на голос Сибиллы. Мистер Грей сказал, что у него с собой были шоколадные конфеты. Где он их оставил?
– Мэри, ты просто чудо! – воскликнул восхищенный Керри. Коробка лежала на диване в первой комнате, где, по его словам, он ее оставил, когда выходил за такси.
– Ни одна из улик не показывает, бывала ли миссис Ирвин у Казмаха раньше?
– Да. Она ходила туда довольно регулярно, чтобы купить духи.
– Не для гадания?
– Нет. По словам мистера Грея, чтобы купить духи.
– А мистер Грей бывал там с ней раньше?
– Нет. Сэр Люсьен Пайн, похоже, был ее постоянным спутником.
– Ты подозреваешь, что она была его возлюбленной?
– Думаю, мистер Грей подозревает что-то в этом роде.
– А мистер Грей?
– Он не такой старый друг, как сэр Люсьен. Но мне кажется, что ее муж сомневается именно в мистере Грее.
– Как ты думаешь, Дэн, были ли у него на то причины?
– Нет, – быстро ответил Керри, – не подозреваю. Мальчик от нее без ума, но мне кажется, ей просто понравилось его общество. Он наследник лорда Врексборо, а миссис Ирвин когда-то была сценической красавицей. Это обычное положение вещей, которое чаще всего ничего не значит.
– Я знаю таких людей, – заявила Мэри Керри. – Они больше всего хотят получить все, что им дадут. Они обязательно придут к нехорошему концу. Где, ты сказал, живет сэр Люсьен?
– На Албемарл-стрит, за углом.
– Ты сказал мне, что он держит всего двух слуг: кухарку, гувернантку, которая живет рядом, и мужчину – иностранца?
– Некий полукровка Даго по имени Хуан Марено. По его собственным словам, гражданин Соединенных Штатов.
– Тебе не нравится Хуан Марено?
– Он отвратительная свинья! – вспыхнул Керри с неожиданной яростью. – Я внимательно слежу за Марено. Кумбс работает над бумагами сэра Люсьена. Его жизнь была немного загадочной. Похоже, у него не было живых родственников, и я не могу найти, чтобы он даже нанимал адвоката.
– Ты будешь присматривать за египтянином?
– Слугой? Да. Он будет у нас к утру, и тогда мы узнаем, кто такой Казмах. А пока скажи, в каком из офисов прячется Казмах?
Мэри Керри молчала так долго, что ее муж повторил вопрос:
– В каком из офисов прячется Казмах?
– Ни в каком, – мечтательно произнесла она. – Вы слишком поздно окружили здания, я знаю.
– Эх! – воскликнул Керри, взволнованно поворачивая голову. Но ведь человек Брисли всю ночь стоял у дверей!
– Это неважно. Они сбежали.
Керри в сердитом недоумении почесал свою коротко стриженую голову.
– Ты всегда права, Мэри, – сказал он. – Но повесьте меня, если… Неважно! Когда мы получим слугу, мы скоро получим и Казмаха.
– Да, – пробормотала его жена. – Если у вас еще нет Казмаха.
– Но Мэри! Это не помогает мне! Это запутывает меня еще больше, чем прежде!
– Ничего не ясно, Дэн. Но наверняка за этой тайной смерти сэра Люсьена скрывается еще более темная тайна, очень темная. Это самое большое дело, которое когда-либо у тебя было. Не ищи Казмаха. Ищи, почему женщина ушла к нему; и постарайся найти значение того маленького окна за большим креслом. Да – она, казалось, смотрела на какой-то далекий видимый объект – следите за человеком Марено…
– Но миссис Ирвин…
– Она в Божьем хранилище…
– Ты же не думаешь, что она мертва!
– Она скорее мертва, чем нет. Ее грехи нашли ее. – Фейский свет внезапно покинул ее глаза, и они наполнились слезами. Она порывисто повернулась к мужу. – О, Дэн! Ты должен найти ее! Ты должен найти ее! Слабая девочка, ты не представляешь, как она страдает!
– Моя дорогая, – сказал он, обнимая ее, – в чем дело? Что случилось?
Она смахнула слезы с глаз и попыталась улыбнуться.
– Это что-то вроде второго зрения, Дэн, – просто ответила она. – И оно снова ускользает от меня. Я почти догадалась об этом, но в этом есть какая-то ужасная злость, жестокость и позор.
Часы на каминной полке начали бить. Керри смотрел на румяное лицо жены со смесью любовного восхищения и удивления. Она выглядела такой благодушной, спокойной и способной, что он вновь озадачился странным даром, который она, похоже, унаследовала от своей матери, которая была столь же проницательна, столь же красива и столь же одарена.
– Благослови нас всех Господь! – сказал он, сердечно поцеловал ее и встал. – Возвращайся в постель, моя дорогая. Мне пора идти. К тому же утром нужно повидаться с мистером Ирвином.
Через несколько минут он уже мчался по пустынным улицам, его мысли были полностью заняты любовными размышлениями, а не профессиональными делами, которые, по идее, должны были занимать его внимание. Когда он проходил мимо конца узкого двора возле железнодорожного вокзала, блеск его серебристого малакка привлек внимание пары бездельников, прислонившихся по обе стороны от железного столба в тени неприглядного переулка. Других пешеходов не было видно, и только отдаленные ночные звуки Лондона нарушали тишину.
В двадцати шагах от него пехотинцы бесшумно приблизились к своей жертве. Более высокий из них добрался до него первым, но получил удар сзади по лицу, от которого отлетел на несколько ярдов.
Напавший на него человек вскочил на ноги, чтобы встретиться взглядом со вторым нападавшим.
– Если вы, два умника, действительно хотите разобраться, – свирепо затараторил он, – скажите только слово, и я вас выпорю.
Когда он повернулся, свет соседней лампы осветил лицо дикаря, и тот издал придушенный вопль:
– Черт возьми, Билл! Это Рыжий Керри!
После этого, как люди, преследуемые дьяволом, они бросились наутек!
Керри еще мгновение смотрел вслед удаляющимся фигурам, и ухмылка яростного удовлетворения обнажила его сверкающие зубы. Он снова повернулся и зашагал по направлению к главной дороге. Это происшествие пошло ему на пользу. Изгнав из головы домашние дела, он снова стал высококвалифицированным защитником справедливости, стоящим, как невидимая стрела, между обществом и преступником.
После допроса старшим инспектором Керри Сетон и Грей пешком отправились в покои последнего дома на Пикадилли. Они шли молча: Грей был слишком зол, чтобы говорить, а Сетон занят размышлениями. Когда мужчина ввел их в кабинет:
– Кто-нибудь звонил, Уиллис? – спросил Грей.
– Никто, сэр.
Они вошли в большую комнату, сочетавшую в себе черты библиотеки и военного гимнастического зала. Грей подошел к боковому столику и смешал напитки. Поставив бокал перед Сетоном, он опорожнил свой, отхлебнув из него.
– Если ты позволишь, я хотел бы позвонить и узнать, нет ли новостей о Рите, – сказал он.
Он подошел к телефону, и Сетон услышал, как он звонит. Затем:
– Алло! Это вы, Хинкс? – спросил он. – Да, Миссис Ирвин дома?
Последовало несколько мгновений молчания, и:
– Спасибо! До свидания, – сказал Грей.
Он вернулся к своему другу.
– Ничего, – доложил он и сделал жест сердитой покорности. – Очевидно, Хинкс еще не понял, что произошло. Ирвин еще не вернулся. Сетон, это дело сводит меня с ума.
Он наполнил свой стакан и, заглянув в портсигар, принялся рыться в небольшом шкафу.
– Черт побери! – воскликнул он. У меня здесь нет ни одной сигареты!
– Сам я их не курю, – сказал Сетон, – но могу предложить тебе папиросу.
– Спасибо. Они слишком крепкие. Нашел! Вот несколько штук.
С задней полки он достал маленькую простую коричневую пачку и вынул из нее сигарету, на которую странно уставился. Сетон, куривший одну из неизбежных чероков, наблюдал за ним, постукивая по зубам оправой очка.
– Бедный старина Пайн! – пробормотал Грей и, подняв голову, встретил пытливый взгляд. – Пайн оставил их здесь только на днях, – неловко объяснил он. – Не знаю, где он их взял, но они какие-то особенные. Полагаю, я тоже могу попробовать.
Он прикурил и, устало вздохнув, опустился в глубокое кресло с кожаной обивкой. Почти сразу же он снова поднялся. Раздался телефонный звонок. С надеждой в глазах он выбежал, оставив дверь открытой, чтобы его разговор снова был слышен посетителю.
– Да, да, это я. Что? – Его тон изменился, – о, это ты, Маргарет. Что? Конечно, очень приятно. Нет, здесь нет никого, кроме старого Сетон Паши. Что? Ты слышала, как о нем говорили те, кто был на Востоке? Да, это он. Приходи.
– Надеюсь, ты не собираешься выставлять меня на показ, Грей? – сказал Сетон, когда Грей вернулся на свое место.
Другой рассмеялся.
– Я забыл, что ты меня слышишь, – признался он. – Это моя кузина, Маргарет Халли. Она тебе понравится. Она отличная девушка, но эксцентричная. Занимается лекарством.
– Лекарство? – серьезно спросил Сетон.
– Врачевание. Она магистр медицины, ей всего около двадцати четырех или около того. Ужасно умный ребенок; заставляет меня чувствовать себя младенцем.
– На плоских каблуках, в очках и с судебными манерами?
– Плоские каблуки – да. Но не все остальное. Она ужасно красивая, а в хаки выглядела просто потрясающе. Она была врачом в Сербии, ты знаешь, а потом работала в больнице для медсестер в Кенте. Сейчас она начала самостоятельную практику на Дувр-стрит. Интересно, чего она хочет?
Между ними воцарилось молчание, поскольку, хотя и по разным причинам, оба не желали обсуждать трагедию; и это молчание длилось до тех пор, пока звонок в дверь не возвестил о приходе девушки. Уиллис открыл дверь, она спокойно вошла, и Грей представил Сетона.
– Я так рада, что наконец-то встретила вас, мистер Сетон, – со смехом сказала она. – Из многочисленных рассказов Квентина у меня сложилось мнение, что вы – некий миф из Арабских сказок.
– Рад вас разочаровать, – ответил Сетон, находя что-то очень освежающее в обществе этой хорошенькой девушки, которая носила помятый „Бёрберри“, а прядки ее обильных ярких волос развевались по лицу самым небрежным образом, какой только можно себе представить.
Она повернулась к кузену, нахмурившись в недоумении.
– Что вы тут жгли? – спросила она. – В комнате стоит такой любопытный запах.
Грей рассмеялся от души, как не смеялся в тот вечер, и посмотрел в сторону Сетона.
– Вот тебе и вкус к сигарам! – воскликнул он.
– О! – сказала Маргарет, – я уверена, что это не сигара мистера Сетона. От нее не пахнет табаком.
– Я не верю, что их делают из табака! – воскликнул Грей, смеясь еще громче, хотя его веселье было вынужденным.
Сетон добродушно улыбнулся этой шутке, но в тот момент, когда Маргарет вошла в дом, он понял, что ее веселье тоже было мнимым. Ее визит был продиктован серьезными делами, и он тем больше удивился, заметив, как сильно заинтриговал ее этот запах, реальный или надуманный.
Она села в кресло, которое Грей поставил у камина, и кузен бесцеремонно протянул ей через маленький столик коричневую пачку сигарет.
– Попробуйте одну из них, Маргарет, – сказал он. – Они великолепны и вполне заглушат неприятный запах, на который ты жалуешься.
И тут наблюдательный Сетон заметил, как быстро изменилось выражение лица девушки. Свежесть покинула ее щеки, и ее милое личико стало совсем бледным. Она уставилась на коричневый пакет.
– Где ты их взял? – тихо спросила она.
Улыбка исчезла с губ Грея. Эти пять слов перенесли его в ту комнату, затянутую зеленым покрывалом, где лежал мертвый сэр Люсьен Пайн. Он взглянул на Сетона тем привлекательным взглядом, который иногда заставлял его казаться таким мальчишкой.
– От Пайна, – ответил он. – Я должен сказать тебе, Маргарет…
– Сэр Люсьен Пайн? – перебила она.
– Да.
– А не от Риты Ирвин?
Квентин Грей резко поднялся в своем кресле.
– Нет! Но почему ты упомянула ее?
Маргарет прикусила губу от внезапного недоумения.
– О, я не знаю. – Она извиняюще посмотрела на Сетона. Тот немедленно поднялся.
– Моя дорогая мисс Халли, – сказал он, – я понимаю, более того, я всегда понимал, что у вас есть что-то личное, что вы должны сообщить своему кузену.
Но Грей встал и:
– Сетон!… Маргарет! – сказал он, переводя взгляд с одного на другого. – Я хочу сказать, Маргарет, что если у тебя есть что рассказать мне о Рите… Есть? Правда?
Он устремил на нее пристальный взгляд.
– Да.
Сетон собрался уходить, но Грей порывисто оттолкнул его, тут же вновь обратившись к кузине.
– Возможно, ты не слышала, Маргарет, – начал он.
– Я слышала, что произошло сегодня ночью с сэром Люсьеном.
Оба мужчины мгновение молча смотрели на нее.
– Сетон все время был со мной, – сказал Грей. – Если он согласится остаться, то с твоего позволения, Маргарет, я бы хотел, чтобы он это сделал.
– Конечно, – согласилась девушка. – На самом деле я буду рада его совету.
Сетон склонил голову и, не говоря больше ни слова, вернулся на свое место. Грей был слишком взволнован, чтобы снова сесть. Он стоял на ковре из тигровой шкуры перед камином, наблюдал за кузиной и яростно курил.
– Во-первых, – продолжала Маргарет, – пожалуйста, брось эту сигарету в огонь, Квентин.
Грей вынул сигарету изо рта и ошеломленно уставился на нее. Он взглянул на девушку, и ясные серые глаза смотрели на него с непостижимым выражением.
– Ну да! – неловко сказал он и бросил сигарету в огонь. – Раньше ты дымила как печь, Маргарет. Это какой-то новый культ?
– Я и сейчас курю гораздо больше, чем мне полезно, – призналась она, – но я не курю опиум.
Эти слова произвели любопытный эффект на двух слушавших их мужчин. Грей бросил сердитый взгляд на коричневую пачку, лежавшую на столе, воскликнул Faugh! и, достав из рукава носовой платок, с отвращением вытер губы. Сетон пристально посмотрел на собеседника, подбросил в огонь свою папиросу и, взяв пачку, достал сигарету и критически ее обнюхал. Маргарет наблюдала за ним.
Он сорвал обертку и попробовал прядь табака.
– Боже правый! – прошептал он. – Грэй, да это же наркотик!