Саммер Холланд
Парни из Манчестера. Все под контролем
Память услужливо подбрасывает их последние разговоры, и если не заткнуть ее, Леон сойдет с ума. Он залпом выпивает принесенный ему виски и тут же показывает официанту повторить.
Когда у Тома обнаружили метастазы и стадия рака перешла в терминальную, он пытался рассказать. Леон отлично помнит тот день: все не задалось едва ли не с начала месяца. Прогнозы, над которыми они с Джеком сидели почти весь декабрь, кричали о том, что новый продукт нужно выпустить не позже июня. Иначе прибыль не только пошла бы на спад, но и приблизилась бы к критической отметке.
Восемнадцатый год в этом плане стал катастрофой: они выпустили пару простых дополнений в апреле и остановились. Летом Тыковка отказался от идеи с бортовым компьютером. К осени выдал тот проклятый столик и исчез. Контракт с «Убером» в итоге подзакрыл дыру, но не остановил движение вниз. И вот в феврале, когда Леон понял, что их ждет еще одна неудача, он сам готов был разреветься.
Если бы он знал о реальном положении дел, заклеил бы себе рот и выслушал Тыковку, вместо того чтобы отчитывать. Гэри мог хотя бы намекнуть…
Снова покрутив пальцем, чтобы обновили рокс с виски, Леон запрещает себе винить в произошедшем Гэри. Не он создал в их братстве обстановку полной секретности. И не Кэтрин.
Это сам Леон придумал себе страшные тайны и перестал общаться с братьями как с родными. Управлять целой компанией оказалось сложнее, чем группой бандитов, и даже бизнес-школа не подготовила его к проблемам, которые всплывают теперь едва ли не каждый день.
Они пять лет на плаву, и это какое-то сраное чудо. Раз двадцать находились под угрозой уйти в минус, раза четыре – под угрозой полного закрытия. Леон осушает очередной рокс, не дожидаясь своей телятины, и вдруг понимает, что он устал.
Атлант расправил плечи? Это никому не нужно, особенно теперь. Больше нечего расправлять, нечего держать: они неизбежно катятся в пропасть.
Атлант нанес увечья. Себе, окружающим, каждому, с кем пересекался.
Кэтрин права: он херовый человек и вполне заслуживает ненависти в свою сторону. Из-за него Тыковка не получил поддержки, которая была ему нужна, и, скорее всего, это еще больше подкосило организм и дало раку победить. И что теперь делает Леон? Орет на его жену, которую Тыковка любил. Как будто это сможет его вернуть.
Телятину наконец приносят, но Леон не чувствует вкуса мяса. Он и вкус виски почти не воспринимает, просто закидывая в себя рокс за роксом. Как можно все исправить? Если, конечно, еще есть что исправлять: возможно, сейчас Кэтрин собирает вещи и к утру исчезнет из Сеула, оставив его одного лицом к лицу с другими корейцами.
Наверное, они тоже будут его ненавидеть. Леон поймет. Он заслужил.
Последний глоток. Он расплачивается и поднимается, чувствуя легкость в голове. Алкоголь, поначалу успокаивающий нервы, теперь действует наоборот: от тоски хочется вздернуться. Леон не может это так оставить, необходимо хотя бы попробовать изменить ситуацию. Они с Кэтрин живут в соседних номерах, это он запомнил.
Лифт поднимается невероятно медленно, словно заставляет его передумать. Поговорить завтра на чистую голову, объяснить Кэтрин – он не имел в виду то, что сказал; хоть это и ложь. Он так и думал, просто… Тыковка же в ней что-то нашел. Он ее любил. Почему тогда нельзя и Леону попробовать посмотреть на нее чужими глазами?
Нет, завтра поздно. Она и правда может исчезнуть.
Собраться, поправить одежду, подойти к нужной двери. Леон заносит руку, чтобы постучать, но останавливается на полпути. Соберись, нюня. Это что еще за новости?
Он стучит, но не слышит шагов по ту сторону двери. Стучит снова, пока не начинает по-хамски барабанить обеими руками.
Когда дверь открывается, Леон тут же осознает: он не просто херовый человек, он – полное дерьмо. Кэтрин стоит перед ним в серой футболке с Бэтменом, опухшая и с покрасневшими от слез глазами. И это футболка Тыковки.
– Что тебе нужно, Леон? – с отчаянием спрашивает она.
– Я пришел извиниться.
Сейчас, да и за все время, это самое искреннее, что он говорил. Кэтрин кивает головой, приглашая его внутрь, и закрывает дверь, так и оставшись рядом с ней.
– Извиняйся, – предлагает она.
Леону тут же становится неловко. Пьяный кураж выветривается лишь от ее острого взгляда. Футболка с Бэтменом… Заплаканное лицо… Даже растрепанные волосы говорят об одном: он застал Кэтрин в худший момент.
– Я был не прав, – с трудом произносит Леон. – Прости.
– Это все?
Она шмыгает носом, и Леон едва подавляет в себе желание обнять ее и успокоить. Он не привык общаться с плачущими женщинами.
– Я не должен был обзываться и хамить. Нужно было начать диалог с тобой по-другому.
Он звучит как школьник. Кэтрин выпрямляет плечи и открывает рот, чтобы ответить, но вдруг качает головой и кивает на диван посреди номера.
– Садись, – приказывает она и опускается на краешек сама.
Леону еще более неловко: он оглядывается на дверь, но раз потратил пенни, доставай и фунт. Обещал себе помириться с Кэтрин, и вот он, шанс.
– Ты уверена, что хочешь меня сейчас видеть?
– Уверена, что нет, – закрывает глаза Кэтрин. – Но раз ты сам пришел, ладно. Сегодня у меня специальная акция: задавай любой вопрос о наших отношениях, я готова ответить.
В голове взрывается десяток вопросов, и приходится взять паузу, чтобы их упорядочить. Молчание затягивается, и Леон даже поднимается, пытаясь заполнить его хотя бы движениями.
– Давай выпьем, – предлагает он. – У нас же есть рум-сервис?
– Достань мне содовую из мини-бара, я не пью. И… пожалуй, себе тоже.
– Мне бы…
– Содовую, – настойчиво повторяет Кэтрин. – Судя по качке, ты уже отлично набрался.
– Ты не видела меня действительно пьяным, – успокаивает ее Леон.
В мини-баре он берет бутылку содовой для нее и пиво для себя. Разговор может оказаться даже сложнее, чем предыдущий: Леон собирается узнать о той части жизни Тыковки, о которой не догадывался.
– Расскажи, как вы познакомились.
– Все просто: он пришел ко мне на консультацию и сразу позвал замуж. – Кэтрин впервые за время их общения расплывается в улыбке. – Я, конечно, отказалась.
– Ты давно работаешь онкологом?
– Работала. Нет, это был первый год, но я проходила резидентуру там же. Клиника при Колумбийском университете.
– Если ты отказалась… как тогда вы поженились?
Кэтрин коротко и емко описывает их историю: встретились в баре, Тыковка шантажом вытащил ее танцевать, а потом угрожал заведующей отделением, что уйдет, если ему не сменят лечащего врача. В глазах напротив появляется мягкость и ностальгия, и Леон держится из последних сил, не поддаваясь слабости: каждое слово, каждая теплая улыбка капают едкой кислотой на сталь внутри.
Тыковка отвез Кэтрин на Ниагарский водопад. Они поженились в Вегасе в розовом «кадиллаке» и с жирным Элвисом – она показывает фотографию на телефоне. Вместе были в Германии, вместе познакомились с ребятами из концерна. Здесь, в Сеуле, сделали парные татуировки.
Это правда. Леон по собственной глупости пропустил огромный кусок жизни брата и сейчас только больше ненавидит себя за то, что мог быть с ними в некоторых моментах. Если бы знал, если бы не вел себя как зацикленный на корпоративных успехах мудак и выслушал Тыковку хоть раз.
– Прости. – Кэтрин что-то замечает в его лице и сама закрывается. – Не хотела принести боль.
– Я… – осекается Леон. Похоже, лицо выдало его. Сто лет такого не случалось. – Пожалуйста, продолжай. Хочу все знать.
Пиво заканчивается, и он поднимается за вторым. Кэтрин вновь отказывается пить: она старается говорить ровно, но в конце концов Леон замечает, что в уголке глаза у нее поблескивает слеза.
– Стоп, – командует он. – На сегодня воспоминаний достаточно.
Открыв бутылку зубами, молча переваривает услышанное. Что же, он был лютым долбоебом, когда лез к Кэтрин с тупыми обвинениями. Она не охотница за деньгами, не пыталась соблазнить бедного Тыковку и вообще не такая ужасная.
В этой хрупкой девушке просто хранится огромная сила духа. И только теперь, на диване в сеульском отеле, после сложного перелета и еще более сложного разговора, она позволяет себе маленькую слабость: боль во взгляде и крохотную слезинку в уголке глаза.
– Как ты держишься? – вдруг спрашивает Леон. – Почему вообще так держишься?
– А что мне делать? – удивляется Кэтрин. – Ты бы предпочел, чтобы я не могла из дома выйти?
– Я без претензий, – сглатывает пиво он. – Чего ты как еж?
– Тебя не понять, – вздыхает она и наконец садится поглубже на диван, обнимая руками живот. – Я как еж, а кому-то для нормального разговора нужно напиться.
– Есть такое, – хмыкает Леон и протягивает руку. – Ну что, еж, миримся?
– Только если ты перестанешь так меня называть.
Кэтрин отвечает на рукопожатие. У нее маленькая ладонь и тонкие хрупкие пальцы, но удивительно серьезный взгляд. И впервые за все время их знакомства они и правда могут просто разговаривать, а не звенеть яйцами. Леону не хочется уходить: с ней хорошо и спокойно. А еще сейчас со всем, что он узнал, особенно страшно оставаться одному.
– Последний вопрос, – тянет время он. – Почему семь месяцев?
– Прости? – удивляется Кэтрин. – О чем ты спрашиваешь?
– Ты сказала, что готова работать семь месяцев. Не год или полгода.
Если она и правда знакома с ребятами из концерна, это может помочь. Кажется, Леон, пытаясь придумать для нее работу, верно попал.
– Скоро все равно станет очевидно, – вздыхает Кэтрин. – Я беременна.
Можно будет попробовать с тем самым столиком съездить в Германию: образцы уже готовы и утверждены, а им все равно пора выходить на новые рынки… Стоп, она что?!
Леон подрывается с места, резко разворачиваясь на пятках. Для осознания ее слов приходится несколько раз повторить их про себя.
– В каком смысле беременна? – уточняет он на всякий случай. Вдруг послышалось.
– Ты в порядке? – спрашивает Кэтрин. – В каком смысле женщины могут беременеть?
– Том знал? – вырывается у Леона против воли.
– Нет, – мрачнеет она. – Я не успела сказать. Гэри тоже не знает. Никто не знает, кроме моей подруги Хейли и родителей.
Так-так. Беременность означает, что у Кэтрин будет ребенок и это будет ребенок Тыковки. Логично, такое случается у людей, которые спят вместе, а они даже были женаты. Понятно, откуда взялась беременность. Единственное, что Леону совершенно непонятно, – что ему с этим делать. Поскольку детей в его мире не было, то и планов на них тоже не появлялось.
И вот теперь Тыковка мертв, его жена беременна и с этим нужно что-то делать.
– Через семь месяцев ты родишь? – задает тупой вопрос Леон.
– Планирую.
Он невольно отшатывается, и Кэтрин снова закрывается: лицо сковывает бесстрастная маска, а руки грозно скрещиваются на груди.
– Мне нужна секунда, – просит Леон, – осознать.
– Как хочешь.
Паника неуместна: сейчас Кэтрин необходима помощь, а не его истеричные попытки принять происходящее. Леон оглядывается назад, словно там стоит Тыковка, который с осуждением смотрит на них. И он был бы прав, конечно, просто… А что люди делают с беременными женщинами?
Взгляд падает на расческу, оставленную на тумбе, и решение само прыгает в руки.
– Иди ко мне, – командует Леон, взяв расческу.
– Что ты делаешь?
– Что умею. Просто доверься.
Он сам обходит диван и становится позади Кэтрин, неловко морщась. Это поможет им обоим: девушки расслабляются, когда им расчесывают волосы, а Леону обычно подобные действия помогают расставить мысли по местам.
– Ты начинаешь меня пугать, – произносит она.
– Чш-ш-ш, – отвечает он успокаивающе, – сама увидишь, как это хорошо.
– Вот сейчас еще больше.
Кэтрин оборачивается через плечо, окидывая его таким странным взглядом, что становится понятно: без объяснений не обойтись.
– У тебя волосы спутались, – осторожно поворачивает ее обратно Леон. – Давай я помогу. Доверься, пожалуйста, станет легче.
– Ты точно двинулся, – вздыхает Кэтрин.
Он снимает резинку с хвоста и надевает себе на руку. Длинные и тяжелые волосы шелком проскальзывают между пальцев, и когда он принимается аккуратно, прядь за прядью прочесывать их, не видя лица самой Кэтрин, мысли постепенно успокаиваются.
– Значит, так, – рассуждает он вслух, – больше никаких долгих перелетов. Возвращаемся домой, и ты остаешься в Нью-Йорке до родов.
– Леон, беременность не болезнь.
– Это вредно для ребенка, – отрезает он, подхватывая прядь снизу, – сама должна понимать.
Ему почти слышно, как Кэтрин закатывает глаза.
– Не спорь, – предупреждает Леон. – Теперь скажи, что у тебя со страховкой.
– Том хотел включить меня в свою, но…
– У нас есть в пакете, – перебивает он. – Вернемся, займись документами, надо было сразу сказать. Как у акционера и топ-менеджера компании, у тебя будет такая же страховка.
– Когда это я успела стать топ-менеджером? – с иронией переспрашивает Кэтрин.
– Ты директор по развитию, когда это ты перестала им быть?
Стоило дать задачу по ее страховке сразу же, но откуда ему было знать? Леон пальцами разделяет маленькую спутавшуюся прядку, но Кэтрин вдруг задирает голову и смотрит ему в глаза.
– Я думала, должность – это чистая формальность. Чтобы ты мог объяснить остальным мое присутствие на ключевых встречах.
– В следующий раз думай лучше, – отвечает он. – И не мешай мне.
– Сейчас или вообще?
– Философский вопрос, миссис Гибсон. – Леон мягко заставляет ее вернуть голову в исходное положение. – Дальше: составь список того, в чем тебе нужна помощь. Все, что должен был сделать Тыковка.
– Ты же не собираешься его заменить?
– Конечно собираюсь, – серьезно отвечает Леон. – Я потерял брата и теперь точно не планирую потерять его ребенка.
– Ну тогда предлагаю тебе держать меня за руку на УЗИ, а также присоединиться к группе поддержки готовящихся к родам, – хмыкает она.
– Если нужно, – Леон наклоняется к ее уху, – буду и на родах.
– Иди к черту.
– Тебе просто нравится посылать меня в разные места?
– Что не так? Думала, ты привык за время жизни в Манчестере.
– Нет, Кейт, – невольно улыбается он, – в Манчестере я привык совсем к другому. Наоборот, там сложно было найти человека, который осмелился бы меня послать.
– Страшный глава преступной группировки Леон Гамильтон.
Точно, это жена Тыковки. Вряд ли братишка смог держать что-то в секрете от нее.
– А вот о таком лучше не трепаться, – предупреждает он.
– Думаешь, в лампе прослушка? Или… сразу проверь расческу. ФБР сто процентов сейчас внимает с радостью. А то бедные агенты, наверное, уже уснули, пока мы с тобой тут о родах…
– Ты поняла, о чем я.
Леон откладывает расческу и бездумно разделяет копну волос на три части, начиная плести косу.
– Давай договоримся, – предлагает он. – Любая помощь, которая нужна. Абсолютно любая. Без стеснения, без «взрослая девочка, справлюсь сама», без геройства. Ты просто звонишь мне, неважно, днем или ночью, поняла?
Кэтрин замолкает, не мешая ему закончить начатое. Итак, у них будет ребенок, а значит, хоть какая-то часть Тыковки вернется в этот мир. Удивительные все же создания эти женщины: от них бывает миллион проблем, но только они способны заполнить зияющую черную дыру в душе. Иногда самыми неожиданными путями. Леона накрывает волна счастья: все снова будет на своих местах. На новых, совсем по-другому, но будет ведь!
Когда он заканчивает и перевязывает конец косы резинкой, Кэтрин снова откидывает голову назад.
– Ты сейчас серьезно? – спрашивает она.
– Абсолютно.
Леон наклоняется и, ведомый удивительным чувством радости, прижимается губами к ее лбу.
– У тебя теперь три новых брата, – обещает он. – И мы не оставим вас одних.
Глава 14
Принцесса
В пятницу Зои принимает твердое решение: она не пойдет ни в какой клуб. Пусть этот загадочный Колчестер приходит хоть в восемь, хоть в десять, хоть вообще катится к черту – Зои будет лежать дома и спать двадцать часов.
Со среды она не уходила из офиса раньше полуночи: оказалось, компания не нагружала ее в полную силу за этот год. То ли жалели, то ли просто не знали, что можно, но… Теперь работа сваливается на нее как из поломанного рога изобилия, где вместо богатств скопились задачи и сраные электронные письма.
В девять вечера Зои слышит тихий звоночек почты: если это очередное сообщение от Индии Майер, она ее заблокирует. Арчер вместе со своей ассистенткой напрочь игнорируют время и воспринимают рабочие дни и сроки выполнения задач как никому не нужный социальный конструкт. Все должно быть сделано в любой час и сразу.
Как выживает Дюбуа? Она же ничего, по сути, не делает, и если Индия пишет ей так же часто, это давно должно было стать очевидным.
«Пиар-сопровождение эйчар-бренда».
Зои смотрит на тему письма миллион лет, а потом просто закрывает крышку ноутбука. Нет. Не сегодня. Только этого ей не хватало. Еще одна задача, теперь от эйчар-директора.
– Пара-па-па-па, – напевает она себе под нос, закидывая ноутбук в сумку, – вот что не люблю.
Нет, завтра совершенно точно не будет никакого клуба, поскольку вместо развлечений, безлимитных «Маргарит», которые обожает обновлять ей прямо на стойке симпатичный бармен Эван, и загадочного доминанта из «БДСМ-лайф» ее ожидает пиар-стратегия на полгода, которую стоит сдать раньше дедлайна.
– Сама этого хотела, – напоминает Зои своему отражению в лифте, – кушай, директор.
Ладно, это всего лишь этап. Начинать сложно всегда. Так было в университете, так было на первой работе, и даже почти так же было на этой год назад. Просто пережить, и все наладится. У Зои нет шанса не выдержать, она же пообещала себе, что утрет Дюбуа нос? Вот, пришло время утирать. Только, судя по всему, сначала себе, ведь плакать от усталости хочется уже часов шесть как.
Когда Зои садится в машину, телефон начинает вибрировать от звонка. Глухой звук из сумки ввергает ее в отчаяние: это точно Индия. Девять вечера. Пятница. Нормальные люди разгоняются вином перед походом в бар…
Запрещая себе рыдать на парковке – это только первая неделя, Зои Харпер, ты справишься, – она достает телефон и облегченно выдыхает, когда видит на экране фото Руби. Это не по работе. Господи, ура!
– Руби Оуэн! – переводит звонок на динамик в машине и заводится.
– Чего кричишь? – недоуменно переспрашивает та.
– Ты самый приятный голос, который я сегодня слышала, – признается Зои, – они достали меня.
– Увольняйся, – серьезно предлагает Руби. – Если ты радуешься моему звонку, все действительно плохо. Ты сейчас хотя бы едешь домой?
– Да. Не могу больше сегодня работать, перенесла все на завтра.
– Успеешь до вечера?
– Вряд ли… Разве у нас были планы? Я думала, ты и сама работаешь.
– Я-то да, – вдруг загадочно произносит Руби, – у меня мероприятие. Но ты собиралась в клуб к тому таинственному доминанту.
– Передумала. Сейчас нет времени на развлечения, знаешь, сколько всего мне нужно закончить к понедельнику?
– Все понятно, – встревоженно отвечает та. – Я вызываю такси, заскочу за водкой и спрайтом.
– Зачем?
– Будем выбирать тебе наряд на завтра, – безапелляционно заявляет Руби. – Зои, твое поведение – это начало конца. Если отказываешься встретиться с единственным парнем, который заинтересовал тебя за долгое время, чтобы поработать в субботу вечером, ситуация катастрофична.
– Ты преувеличиваешь.
– Нет, это ты не отвечаешь на мое сообщение в чате уже третий день, даже приходится звонить. Так что никаких споров, ты идешь.
– В понедельник…
– Все потерпят до вторника. Ты же не думаешь, что твой корпоративный мир умрет, если задержишься на день?
– Мир-то нет, но это самое начало, нужно сразу показать, на что я способна.
– Зои, если ты умрешь от переутомления, Арчеру потребуется от двух до шести недель, чтобы тебя заменить, – вздыхает Руби. – Ни одна корпорация этого не стоит.
Снова она это начинает. Руби и Эверли работают во имя будущего, реализуя не только свои профессиональные амбиции. Они искренне верят в то, что делают: одна мечтает разоблачать страшные преступления на всю Америку, а вторая – помогать тем, кто этой Америкой управляет.
Саммер еще хуже: она оставляет свой след в истории литературы. Конечно, та сама называет это «наследить», но это лишь шутки. А у Зои пока нет глобальных панамериканских целей, и поэтому ее переутомление считается более… бессмысленным, что ли.
– Возьми мартини вместо спрайта, – сдается она. – Если уж расслабляться, то по полной.
– Правильно, – одобрительно смеется Руби. – Жди меня через час.
Зои чувствует, как усталость спадает и даже появляется некое воодушевление. Наверное, ей действительно нужно переключиться: иногда продуктивность от этого только растет.
Она добирается домой быстро: улицы Нью-Йорка становятся намного свободнее в такой час. Дорога между Манхэттеном и Квинсом – популярный в городе маршрут. Если бы еще в метро можно было находиться, Зои не садилась бы за руль в будние дни. Но там жутко воняет и на лавках спят не первой свежести люди, не говоря уже о крысах! Ну уж нет, проще заработать на квартиру в Манхэттене и купить себе самокат.
К моменту, когда Зои паркуется у дома, паника из-за сообщений Индии и рабочих задач окончательно выветривается, оставляя вместо себя предвкушение отличного вечера как минимум с Руби.
– Добрейшего вечерочка, – появляется та на пороге, в каждой руке по бутылке. – Разрешите накидаться!
Тон, которым она это произносит, напоминает Зои об их старом профессоре по греческой и римской мифологии мистере Уоткинсе, он обожал пить со студентами и был переполнен странными, но смешными фразочками. Те словно сами собой вылетали у него изо рта, и каждый раз, когда они с Руби пьют вдвоем, та изображает именно его.
– Мисс Оуэн, – отвечает Зои голосом преподавателя по латыни мистера Найджела и даже поправляет невидимые очки, – не кажется ли вам, что это похоже на функциональный алкоголизм?
– Ни в коем разе, – возмущенно возражает та. – Где же алкоголизм, если у нас на двоих всего одна бутылка водки, и та раз в месяц?
Чувствуя себя в полном порядке, Руби достает бокалы и ставит их на кухонный островок.
– Позвольте начислить даме, – галантно склоняется она над бокалами, смешивая водку с мартини. – С вас оливочка.
Внутри начинает разливаться комфорт: студенческие воспоминания кажутся сейчас такими далекими и невероятно приятными. Да, они учились в университете Лиги плюща, постоянно находились под давлением и переживали об оценках… Но по сравнению с реальной гонкой в Нью-Йорке это воспринимается теперь чем-то вроде прогулки по пляжу.
– За Римскую империю, – поднимает свой бокал Зои.
– За великий латинский язык, – гордо отвечает Руби.
Возможно, им не стоило пить с преподавателями прямо на кафедре: спустя всего два года они и сами стали похожи на стариков.
– Жги, – не задерживается в роли Руби. – Что у тебя с Дюбуа?
– Да пошла она к черту, – вздыхает Зои. – Теперь делает вид, будто я не работала у нее в отделе. Уже сегодня успела ткнуть в меня задачей, которая должна была быть сделана три месяца назад… И которую она же и сказала мне отложить.
– Мразь, – морщится Руби.
– Кажется, она еще не поняла, что в эту игру можно играть вдвоем. У меня на нее тоже имеется компромат, и если Дюбуа снова решит использовать свои косяки против меня, я в долгу не останусь.
– Странно, что ты ждешь от нее первого шага.
Руби оглядывается на холодильник и морщится: наверное, понимает, что после такой рабочей недели там вряд ли есть еда. От ее движения Зои осознает – она весь день живет на кофе и одном протеиновом батончике.
– Могу позвонить в мексиканский ресторан неподалеку, – предлагает она. – Хесус привезет тако.
– Степфордская жена из тебя никакая, – пожимает плечами Руби, – звони своему Хесусу.
– Детка, все степфордские жены остались на социологии, терпи меня такую, как есть.
Подойдя к холодильнику, Зои ищет глазами нужную визитку. У нее их скопилось на любой случай жизни: пицца трех видов, китайская еда, корейская, бургеры, южная кухня, итальянская паста… А вот и ресторан Хесуса.
Нормальные люди обвешивают холодильники магнитами из путешествий и буквами из пачек с хлопьями, а у Зои вместо них визитки из заведений неподалеку. Почему бы и нет? В конце концов, это хотя бы полезно – все равно в холодильнике хранится только еда навынос.
– Кесадильи, пожалуйста! – доносится голос Руби.
Когда заказ сделан, та уже почти добивает свой бокал и яростно кивает Зои, чтобы тоже допивала.
– Быстро опьянеем, – предупреждает Зои. – А мне завтра работать.
– Забей, – отмахивается Руби. – Тебе нужно, мне нужно, а еще нам предстоит выбрать тебе правильный образ для клуба.
– Подожди, – делает глоток она. – Ты сказала, что мне не стоит ждать шага от Дюбуа?..
– Опять ты о работе. Ну да, Зои Харпер, которую я знаю, давно врезала бы сучке первой. Тем более что у нее есть компромат на тебя, а у тебя – на весь ее отдел.
– Ты знаешь, там столько работы… Не уверена, что мне хватит сил еще и разоблачать Дюбуа.
– Ну тогда сиди и жди следующего подвоха, – предлагает Руби. – Если тебе так удобнее.
Зои невольно вздыхает: она и сама не может понять, как лучше поступить. С одной стороны, с учетом всего, что успело свалиться за неделю, единственное ее желание – нанять толкового специалиста и передать ему хотя бы часть своей прежней работы. Думать о Дюбуа сейчас не хочется, это кажется ненужной тратой времени.
– Мне просто некогда с ней возиться, – наконец отвечает Зои. – Пусть живет… Пока.
– Дело твое. Ты уже придумала, какой явишься Колчестеру?
– Давай так: я еще не решила, хочу ли являться.
Она осушает свой бокал, и через секунду в него снова льется водка.
– Он с того вечера не отвечал, – Зои опять проверяет телефон, – ни одного сообщения. Ни даже «привет».
– Боишься, что не придет?
– Уверена, он уже забыл о своем предложении. Ты же знаешь этих онлайн-героев: наобещают райское блаженство, а потом у них вдруг приезжает любимая бабушка из Луизианы.
– Не проблема, – поджимает губы Руби, – напиши ему сама.
– Еще чего, мы разговаривали всего один раз, и то во вторник. Прошло три дня. Я не буду писать первой.
– О боже, это еще что за пятидесятые годы в моей подруге? Зои, у нас тут вообще-то феминизм, мы можем писать первыми.
Да, но… В этот раз Зои не хочется быть агрессивной. В Колчестере есть что-то, что цепляет настолько… Будто за каких-то пару сообщений он создал впечатление настоящего доминанта. Не из тех больных отбросов, которые приходят в тему реализовать свои сексуальные перверсии, выросшие из детских комплексов. А того, кто понимает, кто он и зачем.
Скорее всего, она это просто додумала. Сама мысль о том, что в онлайн-приложении можно встретить нормального человека, кажется слишком приятной, чтобы от нее отказываться, а ведь Колчестер всего-то правильно расставил запятые.
У БДСМ-сообщества и лично Зои Харпер огромные проблемы, если человек, который знает, как использовать апостроф, заставляет думать о себе три гребаных дня.
– Не хочу, – сообщает она. – Если до завтра не объявится, я не пойду.
– Он тебя зацепил, – с хитрецой прищуривается Руби. – Сильно.
– Чем? Мы обменялись несколькими сообщениями, на этом все. Даже Маршалл Чеслин был настойчивее в своих намерениях.
На кухонный островок откуда-то пикирует Булка, едва не переворачивая их бокалы. Она оглушительно мяукает и садится вылизываться.
– Тоже считаешь, что это полная чушь? – сочувственно кивает той Руби. – Все еще не даешь гладиться?
Булка виртуозно уворачивается от протянутой руки, опускает голову и с подозрением нюхает бокал.
– Я тебя кормила, так что брысь отсюда, – просит Зои. – Второй раз не перепадет.
Та в ответ снова мяукает и тянется лапой к оливке в бокале, но Зои оказывается быстрее.
– Напиши ему, – подсовывает ей телефон Руби. – У нас с тобой два варианта, чем заняться: мы либо выбираем наряд на завтра, либо смотрим «Век Адалин» и ревем.
– Я сегодня не в настроении плакать.
– Водка это быстро исправит.
Булка косится на них, словно они идиотки, но комментариев не оставляет.
– Ладно, – сдается Зои. – Это как содрать пластырь.
Судя по всему, Колчестер не был онлайн с самого их разговора. Может, умер? Это было бы отличным объяснением происходящему, а главное – единственным приемлемым.
«Добрый вечер, – набирает сообщение она. – Вы живы?»
Больше ничего не добавляет: для обычного напоминания о себе этого достаточно.
– Готово! – объявляет Зои и кладет телефон на столешницу экраном вниз. – Где там, интересно, Хесус?
У Руби и Булки появляются одинаковые выражения… лиц. Обе смотрят на Зои с глумливой иронией и на самом деле ужасно раздражают.
Телефон тихо вибрирует, и Зои хватает его быстрее, чем хотелось бы. Вот она, сила хорошего образования: взрослой, самодостаточной и только что достигшей новой высоты в карьере женщине нужно срочно увидеть ответ от загадочного доминанта.
Или дело просто в любопытстве? Господи, хорошо бы так и было. Иначе не стоит идти ни в какой клуб: Зои не может позволить себе привязываться.
«Добрый вечер, принцесса. Надеюсь, ваша неделя прошла отлично. Не сомневаюсь в вашей памяти, но послужу напоминанием: завтра в восемь».
– Что там? – пытается заглянуть в переписку Руби.
– Он подтвердил встречу, – ошарашенно отвечает Зои.
На экране внезапно всплывает второе сообщение:
«И наденьте свой кулон-пулю. Он удивительно подчеркивает вашу красоту».
Стоп. Стоп-стоп-стоп, откуда он знает о кулоне? Зои судорожно проверяет фотографию в профиле: его там не видно.
– Что случилось?
– Одно из двух, – с трудом отрывает взгляд от телефона Зои, – либо мы знакомы…
Это не настолько необычная вещь, чтобы ее заметил случайный прохожий. Ему нужно было бы как минимум хорошо ее разглядеть, да еще и запомнить.
– Либо что? – нетерпеливо спрашивает Руби.
– Либо это сталкер.
– Как ты поняла?
– Он попросил меня надеть мой кулон-пулю. На фото его нет.
– Потребуй селфи, – предлагает Руби. – Если узнаешь, вы и так встретитесь. Если откажется присылать – я иду за «Веком Адалин».
«Если вы меня узнали, а я вас нет, это нечестно, – с дрожью в пальцах набирает Зои. – Кто вы, мистер Колчестер?»
В ответ тут же приходит фото, и когда оно прогружается, у Зои перехватывает дыхание.
На быстром селфи, сделанном где-то, кажется, в аэропорту, вполне знакомый ей мужчина. Это не мистер Колчестер. Это, мать его, Леон Гамильтон.
Селфи самоуничтожается.
