СанаА Бова
Обратная сторона души
Под песком виднелись кости. Огромные, изогнутые, покрытые чёрным налётом, они выглядели так, будто их вырвали из чего-то живого. Эти кости уходили в землю на десятки метров, но их концы выглядывали, напоминая о том, что эти гиганты когда-то существовали. Иногда песок вздрагивал, обнажая их ещё больше. Я видела суставы, поросшие кристаллами, и длинные линии трещин, которые шли по их поверхности, как следы когтей. Кости издавали странный звук, похожий на далёкий гром, если на них долго смотреть. Это был не просто шум – это была музыка, грубая и дикая, от которой я чувствовала давление в висках.
Самое ужасное было то, что они не просто мертвы. Иногда я видела, как над черепами поднимались тени, огромных искажённых форм, и они двигались, пусть и с трудом, словно пытаясь вспомнить, как это – быть живыми, но они становились подвижны. Я ощущала, как воздух вокруг сгущался, как что-то давило на грудь. Тень словно заглядывала в меня, её очертания вибрировали, принимая странные формы, которые я не могла описать словами.
Когда тень исчезла, я услышала крик.
Это был не мой голос, но он звучал так, будто исходил изнутри меня.
Подойдя ближе к одному из черепов, я заметила, что в его глазницах что-то шевелилось. Это были маленькие огоньки, которые пульсировали, как сердце. Их свет был слабым, но каждая вспышка наполняла воздух тяжестью. Засияв ярче, они позволили густому и обжигающему с запахом гари и гнили дыму вырваться из черепа. Этот дым принял форму лица, которое на мгновение, прежде чем исчезнуть, посмотрело на меня. Я услышала глубокий, рвущий воздух звук, словно что-то внутри черепа пыталось дышать. Его челюсть снова дрогнула, и я почувствовала, как земля подо мной начинает вибрировать.
Я старалась двигаться дальше и когда уже уходила мне показалось, что они шепчут. Это были не голоса, а ритмичные вибрации, которые проходили через песок, через воздух, и, казалось, через меня.
– Ты… часть… нас…
Эти слова не исходили из одного черепа, они доносились отовсюду. Я чувствовала, как они поглощают моё сознание, заставляя каждую клетку тела дрожать. Теперь я точно не могла избавиться от ощущения, что гиганты не были мёртвыми. Они просто спали, ждали и наблюдали. И я знала, что, если я задержусь здесь слишком долго, они потянут меня в свои глубины, чтобы я стала частью их кошмарной истории.
Время в Пустыне Проклятых не подчинялось ни логике, ни привычным законам. Здесь оно не текло – оно обрушивалось, кружилось вокруг, сжималось и расширялось, словно само пространство разрывалось на части. Я быстро поняла, что часы и минуты потеряли значение. Каждый шаг мог длиться целую вечность или исчезать в мгновении, оставляя за собой лишь странное чувство потери, как будто меня вырвали из собственного тела.
Бывали моменты, когда всё останавливалось. Это не было покоем – это было жуткое, вязкое затишье, когда воздух становился неподвижным, словно заключённым в стеклянную клетку. В такие минуты я могла видеть, как каждая песчинка пустыни зависает в воздухе, а свет, падающий с адского неба, будто застывает, обволакивая всё вокруг мертвенным сиянием.
В такие мгновения мне казалось, что я сама становилась частью пустыни, сливаясь с ней. Мои мысли замедлялись, а чувства притуплялись, и я почти могла поклясться, что слышала собственные движения, раздающиеся эхом, уходящим в бесконечную пустоту. Затем тишина вдруг прерывалась. Всё разрывалось криком, шёпотом или звуком, похожим на треск льда, и я осознавала, что прошли часы. Но я всё ещё не двигалась. Или двигалась? Я не могла быть уверена.
Время ускорялось так же внезапно, как и замирало. Бывали моменты, когда я чувствовала, что всё вокруг меня движется с неестественной скоростью. Небо над головой менялось: трещины на нём вспыхивали и гасли, как моргающие глаза, песок под ногами кружился вихрем, а тени, что следовали за мной, становились всё длиннее и плотнее, как если бы они тянулись ко мне, преодолевая время. Я начинала идти, и мир вокруг будто пытался убежать. Каждый шаг превращался в десяток, а затем в сотню. Я видела, как горизонты пустыни менялись, но, когда я останавливалась, всё возвращалось назад.
Это ощущение ломало мой разум.
Было ли это реальным?
Или я застряла в каком-то чудовищном круге, где мне предстояло переживать одно и то же снова и снова?
Иногда я видела странные сцены, которые прорывались через эту искаженную ткань времени. На миг передо мной мог появиться силуэт – тёмный, размытый, похожий на человека. Он двигался в каком-то странном ритме, не замечая моего присутствия.
Однажды я увидела женщину. Она стояла вдалеке – её руки были вытянуты, а волосы развевались, как в сильный ветер. Вот только ветра не было. Когда я шагнула к ней, она исчезла, оставив за собой слабый запах горелого.
Другой раз передо мной пронёсся караван. Это были странные существа, напоминающие людей, но их тела были изломаны, а лица искажены гримасами ужаса. Они тянули за собой огромные цепи, из которых сыпались искры. Я слышала их крики, но не могла понять слов. В следующий миг они исчезли, оставив после себя пустоту и шум песка.
Иногда я чувствовала, как само время становится осязаемым. Это было нечто невидимое, но тяжёлое, словно горячие капли, падающие на кожу. Они обжигали, оставляя за собой ощущение утраты, как будто вместе с ними из меня вытекало что-то важное. В один из таких моментов я остановилась и увидела, как песок подо мной начинает шевелиться. Из него поднялась фигура, покрытая трещинами, из которых сочился свет. Она не была человеком, но и не была просто тенью.
– Ты теряешь себя, – её голос звучал, как эхо в пещере. Я хотела убежать, но мои ноги словно приросли к земле. Фигура наклонилась ко мне, а её пустые глаза горели бледным огнём. – Здесь нет времени, только забвение, – прошептала она и исчезла, оставив меня дрожащей.
Каждая секунда в этой пустыне ломала восприятие всего. Я не могла понять, сколько я уже здесь находилась. Бывали моменты, когда я думала, что прошло лишь несколько минут, но затем мои воспоминания обрывались, и я видела, как мои следы покрываются песком, будто они были оставлены века назад.
Я начала сомневаться в себе, не могла вспомнить своё имя и понять, кем была до этого. Мне казалось, что я всегда была частью этого места.
В какой-то момент я поняла, что здесь нет времени. Оно не текло и не стояло на месте – его просто не существовало. Всё было единой растянутой тьмой, где я была лишь маленькой точкой, обречённой скользить по её поверхности.
Наконец, я упала на колени, чувствуя, как песок охватывает ноги. Он был горячим, словно пытался впитать меня в себя. Я подняла глаза на искажённое небо, где багровые линии двигались в своём страшном ритме, и в этот момент я поняла: я была здесь всегда.
Пустыня не отпускала просто так. Каждый шаг, приближающий меня к её краю, ощущался не освобождением, а испытанием. Песок становился плотнее, он больше не просто скрипел под ногами, а втягивал их, как зыбучее болото, которое не желало отпустить жертву. Воздух вокруг сгущался, наполняясь странным запахом – смесью гари, разложения и чего-то сладковато-приторного, как аромат цветов, которые распускаются лишь для того, чтобы умереть.
На горизонте что-то смутно обозначилось. Это было не небо, не песок, а нечто иное – слишком неестественное. Сначала я не могла понять мираж это или реальность. Это была тёмная громада, окружённая дымкой, естественно казавшейся живой, как дыхание гигантского зверя. Здесь всё живое.
Чем ближе я подходила, тем сильнее пустыня менялась. Песок начал трескаться, открывая изломанные поверхности, похожие на рваную кожу, под которой что-то дышало. Иногда из этих трещин поднимался пар, насыщенный странным запахом, напоминающим одновременно свежий мёд и гниющие фрукты.
Свет, если это можно было назвать светом, становился ярче. Он не исходил ни от неба и ни от земли, а будто парил в воздухе, испуская болезненно-золотистое сияние. Этот свет не согревал, напротив, он отдавал леденящим холодом, от которого кожа покрывалась мурашками, а дыхание становилось тяжёлым.
Дымка вокруг громады, которую я видела на горизонте, начала двигаться. Она не просто была воздухом или туманом – она извивалась, принимая формы, которые заставляли сердце сжиматься от ужаса. Я видела вытянутые руки и изогнутые под немыслимыми углами пальцы, пытавшиеся схватить что-то невидимое. Иногда мне казалось, что я слышала их шёпот, глухой и далекий, но жутко манящий.
В один момент одна из теней отделилась от дымки. Она не шла и даже не плыла, а как будто соскальзывала с воздуха, вытягиваясь в высокую, искривлённую фигуру, лишённую лица. Её присутствие заставило меня остановиться, ноги попросту не могли двигаться дальше. Она не направлялась ко мне, но её безликий взгляд прожигал, оставляя чувство, что я уже не могла отвернуться.
Когда я наконец приблизилась, я увидела, что громада была огромным строением. Оно напоминало замок или крепость, но его очертания были изломанными, будто его вырвали из другого мира и бросили здесь. Его стены были покрыты глубокими трещинами, из которых сочилась вязкая чёрная жидкость, испуская резкий запах серы и плесени.
Верхушки башен были изогнуты, словно плавящиеся свечи, а окна смотрели вниз, как пустые глаза чудовища. Вокруг строения клубился дым, но в нём не было тепла, лишь холодный, горький аромат, который щекотал ноздри и оставлял привкус гари во рту.
Вход в это место был огромным, как пасть гигантского зверя. Его массивные двери, покрытые уродливыми узорами и рельефами, казалось, двигались сами по себе. На одном из рельефов я увидела сцены, которые заставили меня замереть: фигуры, изломанные в муках, тянулись к свету, который обжигал их, превращая в пепел.
Вокруг дверей воздух пульсировал. Я чувствовала это кожей, как будто сама пустыня сжималась и дышала вместе с этим местом. Каждый шаг к двери давался с трудом, и в какой-то момент я ощутила странный аромат – сладковатый запах горелого сахара, смешанный с приторным запахом цветущих растений. Это было неестественно приятно и одновременно тошнотворно, как будто само место хотело обмануть мои чувства.
Голоса изнутри строения пришли не сразу. Сначала было лишь гулкое молчание, настолько глубокое, что оно сдавливало уши, как если бы я оказалась под водой, но стоило мне приблизиться к массивным дверям, как тишина начала меняться. Это был не звук в привычном смысле, а вибрация, которая ощущалась кожей, словно что-то древнее пробудилось внутри этих стен.
Первая волна звуков была едва различима: гулкий шорох, как шелест тысяч опадающих листьев. Затем изнутри донёсся низкий, глубокий стон. Он был похож на рычание огромного зверя, который дышал в каком-то зловещем ритме, замедленном и мрачном. Этот стон не был просто звуком – он проникал прямо в грудь, заставляя сердце сбиваться с ритма.
Шёпоты возникли из этого гула, словно живые существа, родившиеся в недрах стены. Они были многочисленны, хаотичны, но не путались друг с другом. Каждый шёпот звучал отдельно, но все вместе они создавали жуткую, неспокойную симфонию, от которой начинало кружиться голова. Эти голоса звали меня. Они произносили слова, которые я не могла разобрать, но их интонация была ясна: это были обещания. Призыв к чему-то великому и одновременно разрушительному. Но стоило мне вслушаться, как шёпоты становились грубыми, их тон менялся. Это было похоже на ласковый тембр матери, который внезапно превращался в шипение змеи, готовой к броску.
Их звуки пахли. Я ощущала аромат, похожий на запах разорванных лепестков роз, перемешанный с чем-то гнилостным, как запах старого, мокрого дерева, разрушающегося под дождём.
Затем появились крики. Они вырвались неожиданно, прорвав плотную стену шёпотов. Это не были крики боли или страха – в них звучала агония и что-то более жуткое, невыразимое словами. Это был крик тех, кто уже не живёт, но всё ещё ощущает боль.
Каждый крик наполнял воздух вокруг строения, словно вырывая куски реальности. Эти мелодии звучали надрывно, будто их вытягивали из чьей-то души, разрывая её на части. Я не могла понять, доносились ли они из-за дверей или появлялись прямо у меня в голове, эхом отражаясь и передаваясь в собственные мысли.
