Сара Шепард
Репутация
7
Кит
Четверг, 27 апреля 2017
Первое, что я чувствую, войдя, – запах хлорного отбеливателя. И это скверно, потому что я ненавижу запах хлорки: он всегда, все эти годы напоминает мне о морге. Изнутри поднимается волна тошноты, и я зажимаю рот руками. Открываю глаза – они сухие, как у рептилии. Во рту – вкус смерти. Черт знает что! Где я?
Весь мир идет кругом. Я вижу кафельную плитку, комок пыли, ярко освещенную прядь собственных волос. А потом вижу фотографию. Это Энсел Адамс, фотография озера Сиеста в Йосемити-парке. Настоящая авторская копия Энсела Адамса, а не какой-то дешевый отпечаток, который каждый может купить в торговом центре, – свадебный подарок Грега. Я даже помню сопроводительную надпись: «Тихая, спокойная гавань для моей тихой, спокойной гавани». Поначалу, пока чувства были свежи, Грег был такой поэтичный, прямо лорд Байрон.
Ну ладно. Ясно, что я лежу на полу в своей ванной. В моем доме в стиле крафтсман, на Хейзел-лейн в Блу Хилл, в полутора милях от музея, где проходил бал. Как это случилось? Я что, пешком сюда дошла?
С трудом поднимаюсь на ноги. Мир вокруг кренится, и я еле успеваю схватиться за край раковины. Определенно, я еще не успела протрезветь после бала. Что я там пила? Не помню ничего, кроме одного мартини. Внезапно замечаю свое отражение в зеркале: серое платье измято, будто слоновья шкура. Вокруг глаз размазалась тушь, как у призрака. Помада давно съедена.
Из прихожей тянет холодом, как из тундры, и вскоре я понимаю причину: огромная дверь аркой— в стиле крафтсман – распахнута настежь. Ледяной ветер принес запахи земли и торфа. Господи. Я в самом деле оставила дверь открытой? И тут я замечаю свою машину, кое-как припаркованную на подъездной аллее. Закрыв глаза, стараюсь выбросить из памяти то, что в ней теперь есть. Я сама вела машину до дома. Это просто не укладывается в голове: я никогда не сажусь за руль, если выпью.
Рзворачиваюсь и стараюсь рассмотреть, что там, в ванной. На кафельном полу валяется мой клатч, из него выпали губная помада и ключи. Собираю все, вынимаю мобильник и смотрю на часы: второй час ночи. Меня охватывает холодная, липкая паника. Последний раз я проверяла время около десяти. Три часа куда-то провалились.
Пытаюсь вспоминать шаг за шагом: пришла на бал. Поговорила с отцом. Встретилась с Линн Годфри. А потом… Патрик. Закрываю глаза. На время я о нем забыла.
Восстанавливаю в памяти ужин, насколько могу, – милые разговоры с Фэрроу, Ридами, Лечтерами, но еще вдруг вспоминаю, как громко икала. Все снова глядят на меня. Кое-кто недобро хихикает. Кто-то вспоминает томограф. Линн Годфри с веселым интересом наблюдает за мной… ее муж рядом с ней. Но я избегаю смотреть в сторону Патрика. Не хочу знать, видит он меня в таком виде – или не видит.
В какой-то момент ко мне подошли Льюисы, раскланялись, сообщили, что уходят – и, о да, в этом году они воздержатся от спонсорского взноса, учитывая связанные с хакерской атакой скандалы. «Вы намекаете на моего мужа?» – выпалила я. Боже, я что, правда это сказала? Они смотрели на меня едва ли не с жалостью. Морин Льюис еще сказала, что мне стоит пойти домой и как следует отдохнуть.
Но все остальное… все эти часы и минуты… не могу вспомнить. Вообще.
– Аврора! – кричу я через весь коридор. Ответа нет.
– Грег! – голос у меня, как у ведьмы, хриплый и надтреснутый. Опустив глаза, я обнаруживаю, что на мне только одна туфля.
На кухне горит свет, и это очень тревожный сигнал. Помимо прочих своих милых качеств Грег – настоящий маньяк в том, что касается экономии электроэнергии. Он буквально впадает в истерику, если мы не гасим свет, выходя из комнаты. Неужели это я оставила свет? Что же, я сначала заходила на кухню? Ничего не помню.
И тут я вижу.
На белых плитках кухонного пола раскинуты ноги. Я резко останавливаюсь, решив, что мне это мерещится спьяну. Это ноги Грега. Домашние брюки «адидас», тоже принадлежащие Грегу. Футболка из Бар-Харбора, штат Мэн, а дальше… Господи. Грег лежит лицом вниз в луже… чего-то.
– Грег! – кричу я и падаю на колени.
Его спина резко вздымается и опускается, он издает булькающий звук. Теперь, опустившись на колени, я вижу, что за лужа на полу – это кровь.
– Господи боже мой. Черт. Черт. – Я внезапно трезвею. Хватаю мужа за руки – они холодные и липкие. – Грег! – кричу я. – Ты меня слышишь? Кто это сделал?
Я переворачиваю его голову, чтобы рассмотреть лицо, и к горлу подкатывает тошнота. Никогда и никого я не видела таким бледным. Никогда не видела таких синих губ. Глаза Грега стали мутными. Левую руку он прижимает к кровавому пятну на животе. С бешено бьющимся сердцем отвожу его руку в сторону. Между моими пальцами струится горячая кровь, и я снова начинаю вопить. Кажется, я нашла рану. Обшариваю безумным взглядом кухню, огромный деревенский стол. Никаких острых предметов не вижу. Не вижу ничего подозрительного.
– Грег, – я шлепаю его по липким щекам. – Грег, пожалуйста! Что случилось? Кто это сделал?
Мои руки покрываются гусиной кожей. Я вся мокрая, измазана кровью. Интересно, упаду ли я в обморок?..
– Милый… – и тут я будто получаю удар под дых: Аврора тоже дома. Я зажимаю рот рукой. – Аврора!.. – Я обращаюсь к нему: – С ней все нормально? Где она?
Грег смотрит мне в глаза. Потом моргает один раз. Это какой-то шифр? Я должна бежать к дочери, узнать, что с ней. Но ее комната наверху, целых три лестничных пролета, а я боюсь, что, если отойду от Грега, он умрет. Или он умрет в любом случае? Я чувствую себя последней сволочью, потому что весь вечер думала о нем с такой ненавистью. И еще чувствую себя никчемной идиоткой, потому что не умею оказывать первую помощь.
Я в таком шоке, что целую вечность ищу мобильник. Окровавленными пальцами пачкаю экран, из-за этого не сразу удается набрать 911.
– Не уходи, – прошу я мужа, дожидаясь ответа оператора. Зажимаю рукой рану на его животе, откуда хлещет кровь. Этого всего просто не может быть.
К счастью, скорая помощь приезжает быстро. Открываю дверь фельдшерам, что-то им говорю, но из-за страха и растерянности в голове все путается. Они входят, позвякивая оборудованием и распространяя запахи дезодоранта «Акс» и бургеров из «Макдоналдса», от которых снова начинается тошнота, напоминающая мне: эх, Кит, да ты пьяна. Медики сразу же опускаются над Грегом. Один выкрикивает показатели – давление низкое, пульс «нитевидный», уровень кислорода «опасно низкий». В следующее мгновение один из них смотрит на меня. Я понимаю, что он задал мне вопрос. Переспрашиваю. «Каким оружием нанесена рана, мэм?»
Я моргаю.
– Не знаю, – отвечаю я наконец. – Я нашла его в таком виде.
А потом снова вспоминаю: Аврора. Я должна найти ее. И бросаюсь к лестнице.
На втором этаже темно. Шум и суета внизу тут почти не слышны. Деревянные половицы зловеще скрипят под моими ногами. Я останавливаюсь посреди коридора, заметив тень в гостевой спальне. Черт. Что, если тот, кто сделал это с Грегом, еще здесь? Сердце колотится. Я включаю свет. В коридоре пусто, фотографии на стенах висят идеально ровно.
Поднимаюсь еще на один пролет, на верхний этаж, где спит Аврора, а еще недавно спала и Сиенна. Перед тем, как мы сюда въехали, Грег заказал перепланировку верхнего этажа: стены маленьких комнат были снесены и создано одно общее пространство, где жили обе девочки. В их комнате несколько мягких кресел-мешков, балетный станок, телевизор с гигантским экраном. Нам еще удалось впихнуть туда два встроенных шкафа. Но в розовой кровати у окна Авроры нет. Сердце уходит в пятки.
– Аврора! – зову я, вдруг ослабев. Никакого ответа.
Дрожащей рукой достаю мобильник и с третьей попытки мне все-таки удается набирать ее номер. Гудок, второй…
– Мам? – сонно отвечает Аврора. – Который час?
– Ты где?! – визжу я.
– Я у Эрики, – недоуменно говорит Аврора. – А что? Что-то случилось?
– Мэм!
Это меня окликают снизу. Я смотрю вниз через перила. Это не один из фельдшеров скорой, а коренастый, небольшого роста полицейский. Рыжие волосы коротко острижены, глаза косят. Он часто моргает, как будто выпил слишком много «Рэд Булла».
– Аврора, я перезвоню, – бормочу я. С недоумением смотрю на офицера. И вдруг меня пробивает холодный пот. Надеюсь, от меня не слишком сильно несет выпивкой?
– Вы его жена? – спрашивает полицейский.
Я киваю. Кажется, киваю.
– Можно вас попросить спуститься сюда?
Я киваю, но не трогаюсь с места. Чувствуя себя так, будто меня вдруг опустили в ледяную воду. Не знаю, откуда эта уверенность, но я убеждена, что муж умирает. Возможно, уже мертв.
Я вдруг вспоминаю, как запретила ему сопровождать меня на праздник.
– За что ты меня-то наказываешь? – протестовал Грег. – Ты правда веришь какому-то дурацкому сайту?
– А ты правда веришь, что хакер стал бы тратить время на подделку писем в твоем аккаунте? – рявкнула я. – Просто признай это, Грег! Признай, что ты сделал жуткую, жуткую гадость!
Но он не признавал. И продолжал мотать головой… неправда неправда неправда. Я так обозлилась, что швырнула в него туфлей. На высокой, острой шпильке: я целила прямо ему в голову. «Какого хрена?» – завопил Грег, уворачиваясь от летящей туфли, чтобы та не пробила ему череп.
И это были последние слова, которые он мне сказал. Какого хрена.
Я закрываю лицо руками. Внезапно мне приходит на ум мысль, которая давно вертелась в голове. В сырном отделе, когда я прочла ту самую переписку. И на балу, когда все на меня пялились. А если быть до конца честной, то, возможно, даже и раньше, до того. На Барбадосе, когда Грег отказался идти к семейному психологу и вел себя как сволочь. В Филадельфии, когда мы с Патриком прижимались друг к другу в лифте. Насколько все было бы проще, если бы Грега просто… не стало.
Я думала об этом постоянно. Это стало навязчивой идеей. Наилучший сценарий. И вот, пожалуйста, это происходит по-настоящему. Моя мечта сбылась.
Часть 2
8
Уилла
Пятница, 28 апреля 2017
Когда я выхожу из аэропорта, в Питтсбурге шесть часов утра. Но поскольку я пока еще живу по калифорнийскому времени, то чувствую себя, как какая-то трясущаяся, окосевшая болотная тварь. Откуда-то из темноты, совсем как в аттракционе про дом с привидениями, выруливает «фордик», раздолбанный минивэн с логотипом «Такси Айрон Сити». Водитель, желтокожий парень с выбитым зубом, зажав двумя пальцами «Мальборо», выглядывает на меня из окна. Я пячусь, охваченная внезапным ощущением опасности. – Подвезти? – спрашивает он неожиданно добродушно. Я, Уилла Мэннинг, не могу ехать в машине с курильщиком. Я пью свежевыжатый свекольный сок. Я проверяю наличие парабенов на этикетке шампуня. Залезть в эту машину для меня – все равно, что улечься в ванну с плутонием. Лучше бы мне никогда не выезжать из Лос-Анджелеса.
Вот только этот парень – единственный таксист здесь в этот утренний час. К тому же по какой-то причине приложение «Убер» у меня не работает. Вздохнув, я забираюсь на заднее сиденье прокуренного минивэна, стараясь не приглядываться к подозрительным пятнам на обивке. От вездесущего запаха сигаретного дыма у меня слезятся глаза. Я буквально чувствую, как в легких образуются раковые клетки.
– Колтон-стрит, – говорю я водителю, выезжающему на дорогу. – Один квартал от Олдричского университета.
А потом, хотя на улице только двадцать один градус[6], опускаю стекло и высовываю наружу голову, как какой-нибудь лабрадор.
Таксист приподнимает густую бровь.
– Олдрич, э? – он присвистывает. – Об убийстве уже слыхали?
Я удерживаюсь, чтобы не засмеяться в голос. О да, ковбой Мальборо. Еще как слышала.
– Что там, есть у них уже какие-нибудь зацепки? – интересуется водитель. Как будто я коп.
Я бормочу что-то неопределенное и, закрыв глаза, притворяюсь, что сплю. До сих пор не могу осмыслить случившееся. Вчера утром я занималась на Западном побережье своими делами, а точнее, ехала на работу, в офис «Источника», весьма уважаемого новостного сайта, который специализируется на глубоких и серьезных журналистских расследованиях. Я была на нервах из-за протечки в моей квартире и из-за того, что квартирный хозяин упорно не брал трубку. И вдруг у меня в голове явственно зазвучал наставительный, нудный голос: Будь у тебя мужчина, Уилла, он мог бы сам справиться с протечкой, так что тебе не надо было бы дергать мистера Линнкинса.
Кто она, эта женщина в моей голове? Я слышу ее голос уже не первый месяц, и она меня порядком достала.
Потом позвонил отец. Не люблю отвечать на звонки, когда я за рулем, но что-то подсказало мне, что это важно. И он невнятной испуганной скороговоркой сообщил мне, что муж моей сестры убит. Хорошо бы я приехала домой.
И вот я здесь.
Очевидно, Грега зарезали на кухне. Кит наткнулась на него, вернувшись с университетского бала. (Ремарка: у меня было несколько пропущенных звонков от Кит примерно в пять вечера. Тихоокеанское время. Я была на интервью с одной из героинь моих последних материалов – поджигательницей, которой скоро предстоит выйти из тюрьмы.) Примерно в два часа ночи Грег умер в машине скорой помощи по пути в больницу. Похороны назначены на завтра.
Первой моей мыслью, когда отец все рассказал, было: Надо же, Кит теперь дважды вдова. Второй мыслью было: Блу. Совсем недавно я о нем вспоминала. Но сразу же выкинула его из головы.
Прежде чем сесть на ночной авиарейс, я проверила, просочилась ли уже эта история в новости. Ага, вот: «Известный хирург убит в собственном доме в Питтсбурге – возможна связь с хакерской атакой». Читая сообщение, я ощутила укол ревности. Не из-за содержания, а потому что это как раз такая тема для журналистского расследования, которыми мне нравится заниматься: трагическое убийство знаменитого человека, с неизвестными виновником и мотивом. Я люблю докапываться до сути. Такие истории всегда сложнее, чем мы думаем, и развязка их всегда бывает неожиданной.
В статье рассказывалось о хакерском взломе в Олдриче, о базе данных, полной электронных писем, и о том, как кто-то выложил переписку Грега сразу в несколько социальных сетей. Вроде как доктор Грег описывал там свои грязные фантазии насчет секса на томографе с некой женщиной, которая не была моей сестрой. Классно. К сведению: я никогда не понимала, чем этот Грег Страссер так приглянулся Кит. Он хорош собой, успешен, и деньги у него есть… были. Господи. Но мне он всегда казался… фальшивым. Лицемерным. Может быть, даже хищным. Не то чтобы я желала ему смерти или чего-то в этом роде, но…
Во время пересадки в Чикаго я попробовала дозвониться Кит. Ее автоответчик был заполнен. После нескольких попыток оставить ей сообщение я махнула рукой и вернулась к изучению новостей. Вот новое интервью с человеком по имени Морис Рердон, ведущим следователем по делу Грега. Детектив Рердон намекнул, что в деле может быть замешана Кит – но это смехотворно. Вероятность того, что моя сестра могла кого-то убить, примерно так же велика, как то, что я соглашусь положить в рот хоть что-нибудь синего цвета (и даже не пытайтесь убедить меня, что сухие завтраки «Фрут Лупс» полезны для иммунитета). Впрочем, есть одна маленькая нервирующая деталь: я наконец добралась до сообщений в своей голосовой почте, и одно из них было от Кит. Я прослушала его: шорох, неясные звуки от беспорядочных движений телефона. Двадцать секунд спустя я услышала Кит. Думаю, что это была она – так невнятно и безысходно звучал голос, ничуть не напоминая мою искрящуюся оптимизмом сестру. «Должна ли я отомстить? Должна ли?»
Пожалуй, не стоит рассказывать об этом сообщении детективам.
Таксист включает радио и находит местные новости. Я слушаю, как репортер рассказывает о Дональде Трампе, о неудачной трансплантации матки, а потом сообщает новые подробности о хакерских атаках на университеты. У меня замирает сердце. Наклоняюсь вперед, прислушиваюсь.
– Специалисты до сих пор не сумели выйти на след хакера, вскрывшего сотни тысяч электронных адресов сотрудников и вообще всех, кто имеет какое-либо отношение к Олдричскому университету в Питтсбурге (Пенсильвания), Гарвардскому университету (Массачусетс), Брауновскому университету (Провиденс, Род-Айленд) и Принстонскому университету в Нью-Джерси, – говорит репортер. – Альфред Мэннинг, занимающий пост президента Олдричского университета уже более пятнадцати лет, заверил нас, что команда специалистов в области информационных технологий круглосуточно трудится над решением этой проблемы. Президенты других университетов сообщили, что их специалисты принимают аналогичные меры.
Я напрягаюсь. Скандалы вспыхивают налево и направо – во всех колледжах, но меня волнует только один, в Олдриче. Стало известно, что у одного из профессоров медицинского факультета Олдрича даже нет диплома врача. Глава исторического факультета торгует кокаином прямо у себя в кабинете. Некоторые игроки престижной университетской баскетбольной команды платят другим студентам, чтобы те сдавали за них экзамены.
Рушатся жизни. Я слушаю, как журналист перечисляет версии, предполагая, кто может за этим стоять: старшеклассник, который пытался поступить во все эти университеты, но не был принят. Террористы. Северная Корея.
Водитель продолжает ехать по трассе 376, и вскоре мы оставляем позади туннель Форт-Пит и направляемся к Блу Хилл, в район, где я выросла. Дом, милый дом – хотя это не совсем так. В душе у меня пробуждаются ужас и стыд. Я возвращаюсь в Питтсбург только в тех случаях, когда не сделать этого было бы совсем уж неприлично, – Рождество, рождение дочек моей сестры, похороны первого мужа Кит, ее свадьбы – в остальное время я держусь отсюда как можно дальше.
Мы проезжаем центральную улицу, битком набитую модными бутиками и студиями йоги. Я могу на память перечислить все архитектурные стили построек до дома моих родителей: сначала викторианские здания, в стиле королевы Анны, трехэтажные, с башенками. Затем – великолепие стиля «искусств и ремесел» с цветными витражами, потом мраморный монолит, похожий на музей искусства «Метрополитен». В конце Логан-стрит стоит дом, который известен мне лучше всех: внушительных размеров, величавый, в колониальном стиле, из кирпича и серого камня, он окружен свежескошенным газоном. Родители купили его в 1970-е, экономя каждый грош, – это было задолго до того, как отец сорвал банк в Олдриче. «Ради такого дома стоило идти на жертвы, – говаривала моя мама. – Как только я его увидела, сразу же поняла, что здесь мы будем счастливы».
Столько лет прошло, а я все еще слышу ее голос. И это одна из причин, почему мне так трудно сюда возвращаться. Каждое приметное здание, каждый поворот – все заставляет меня снова и снова думать о том, что она покинула нас слишком рано. Моя мать ни разу не была в Лос-Анджелесе – она даже не узнала, что ее дочь решила туда переехать. Это значит, что я могу спокойно ездить по городу, не натыкаясь на воспоминания о ней, не впадая внезапно и неожиданно в приступы тоски.
Перед домом стоят два микроавтобуса служб новостей. Не успевает мое такси притормозить, как к нам устремляются два репортера.
– Офигеть, – комментирует таксист.
Бросив ему несколько смятых двадцаток, я отодвигаю в сторону роликовую дверь. На меня обрушиваются вспышки фотоаппаратов. Перебросив через плечо сумку, я бегу к дому. Репортеры не отстают.
– Извините, – обращается парень с микрофоном. – Что вы можете сказать по поводу убийства?
– Вы знакомы с Кит Мэннинг-Страссер? – перебивает его другой голос. – Это правда, что это она обнаружила тело Грега?
– Как вы считаете, это она сделала? – кричит еще кто-то. – Это из-за имейлов?
Входная дверь не заперта, я распахиваю ее и, влетев внутрь, захлопываю за собой. Кто-то принимается звонить. «Вы очумели! – ору я сквозь закрытую дверь. – Еще даже семи нет!»
Заперев дверь на засов, я захожу в дом. Запах в прихожей все тот же, что и в нашем с Кит детстве: пахнет кожей, пылью, полировкой для мебели. На перилах зазубрина – здесь Кит, упав, отколола себе кусочек зуба, когда мы запускали воздушного змея в коридоре. А напротив батареи пятно – здесь я просидела, кажется, много-много дней, когда узнала, что какой-то пьяный водитель убил маму. Я зажмуриваю глаза. Это уже слишком.
Слышится скрип. Сначала я чувствую запах папиного «Олд Спайса» и только потом вижу его самого.
– Уилла, – он выходит из кухни, раскинув руки. Глаза его печальны. – Спасибо, что приехала.
С Рождества, когда папа сел на диету, «чтобы избавиться от пивного живота», он похудел еще сильнее. Его рыжеватые волосы, обычно такие ухоженные – папа был редким мужчиной, готовясь к выходу в свет, он тратил на это больше времени, чем мама, – сейчас торчат во все стороны, почти как у Эйнштейна. Подхожу ближе, и он крепко обнимает меня. Я чувствую то же, что обычно: мы далеки, как два острова, и давно уже не можем похвастаться, что знаем друг друга.
– А где Кит? – я отстраняюсь.
– Спит.
Я киваю. Трудно представить, какой денек вчера был у Кит: больницы, морги, полицейские участки, похоронные агентства. И в собственный дом на Хейзел-лейн она вернуться не может, пока там копошатся судмедэксперты. Наверняка вчера ей пришлось что-нибудь принять, чтобы отключиться. Я бы так и сделала.
– Ну, мне сейчас надо ехать в колледж – разбираться с этой хакерской атакой, – папа трет переносицу. – Ты слышала?
– Еще бы. Я у себя на работе каждый день о таком слышу.
– Китти этого не делала, ты же знаешь.
Я пристально изучаю резные перила. Сначала я решаю, что отец говорит, что моя сестра не взламывала компьютеры, но потом соображаю: это он об убийстве Грега.
– Я-то знаю, – отвечаю я.
– Мы должны ее уберечь. От сплетен. Кто же это совершил? Так или иначе, он до сих пор на свободе.
Да уж, этот слоган определенно поднял бы Олдричский университет на первое место в рейтинге лучших колледжей США по версии «Ньюс & Уорлд репорт»: «Сперва взлом электронной почты, а там – и серийные убийства!» Я вздыхаю.
– Иди, папа. Ты там сейчас нужен.
– Ты уверена? – в его глазах тревога. Сомнение.
Я киваю.
– Я побуду с Кит. Не переживай, – и я внимательно вглядываюсь в его исхудавшее лицо. – А вот ты ужасно выглядишь. Ты хоть высыпаешься?
– Конечно.
– Ешь нормально, не голодаешь?
Неожиданно нас прерывают.
– Тетя Уилла? – слышится удивленный голосок.
На лестничной площадке стоит девятнадцатилетняя дочь Кит, Сиенна. За ней, словно русская матрешка поменьше, которая могла бы идеально вписаться в свою старшую сестру, стоит шестнадцатилетняя Аврора. Только сейчас я вспоминаю: отец сказал мне по телефону, что девочки тоже живут у него – даже Сиенна, которая фактически могла бы съехать к себе в студенческое общежитие. Они похожи, но контрастны, как фотография и ее негатив: Сиенна – белокожая блондинка, а у Авроры оливковая кожа, как у ее отца Мартина, но у обеих одинаковый, с чуть приподнятыми уголками, разрез ясных глаз, пухлые губы и округлые лица. Аврора, как всегда, щуплая, словно балерина, а Сиенна одета в черное платье в обтяжку, подчеркивающее ее формы. Черт побери. Когда она-то успела?
– Господи, – я бросаюсь к ним. – Девчонки.
Смесь ароматов чуть не сшибает меня с ног: фруктовая пена для ванны, кисловатый запах залежалого постельного белья, приторно-сладкие шампуни. Они замерли в моих объятиях, как деревянные. Кожа у обеих холодная. Сиенна дрожит.
На ступенях выше нас раздается кашель – это Кит, которая стоит, обхватив себя руками. Под глазами у нее круги, вид несколько одуревший. Хотя она тепло одета в толстый бежевый кардиган и плотные пижамные штаны, все равно зябко кутается с таким видом, будто всю ночь гуляла в метель. При виде меня она резко останавливается, широко открыв глаза.
– А ты что здесь делаешь?
Кто-то рядом ахает. Возможно, я сама. Не такой встречи я от нее ждала.
Но, если подумать, я вроде как это заслужила.
