Савелий Громов
Двести второй
Глава 18
Ух-ты, мы вышли из бухты… Ах-ты, мы вышли из шахты… Ох-ты, и если не лох ты, то поймешь, что подводник без лодки, что краб без воды.
Гальцев Юрий – песня конно-морской авиации
Представьте себе картину: из грузового отсека транспортного самолета на зеленый газон аэродрома вываливается толпа солдат в валенках, в белоснежных армейских полушубках и начинает подбрасывать вверх свои шапки-ушанки, при этом производя невообразимый шум.
Не удивительно, что какой-то «Саксаул» с козлячей бородкой и в ватном халате, кативший на своем видавшем виды велосипеде по бетонке аэродрома, увидав такое цирковое представление, испытал культурный шок и сверзился со своего транспортного средства. Почувствовав спинным мозгом, что с этой бандой сумасшедших «Дед Морозов», неизвестно откуда прилетевших в его родной город, ему лучше не пересекаться, он тут же попытался прикинуться частью местного пейзажа.
А когда он понял, что его заметили и что он сейчас может стать главным героем какого-нибудь внепланового экстремального циркового аттракциона, он начал быстро разворачивать свой двухколесный «драндулет» в другую сторону.
Первым его заметил Жорка-Жаржавелло и, указывая на аборигена пальцем, радостно закричал во все свое луженое горло:
– Пацаны, смотрите, Хоттабыч!
А затем, поняв, что тот пытается ретироваться, первым побежал к нему, с криком:
– Хоттабыч, стой!
– Хоттабыч, дай прокатиться!
Но абориген, несмотря на свою антикварную внешность, оказался шустрым малым.
Бешено крутя педали своего «вело-драндулета», он резво набирал скорость, отрываясь от преследовавшего его по пятам ускоглазого «Деда Мороза» в валенках и белоснежном полушубке, свистящего, как соловей-разбойник, и размахивающего у себя над головой своей зимней шапкой-ушанкой.
Когда это Хоттабыч на ходу оборачивался к Жорке, то глаза его мгновенно округлялись, как у охреневшего филина, который, сверзившись с дерева, напоролся жопой на сосульку, торчащую из сугроба.
В этот момент он скороговоркой произносил какую-то тарабарщину на своем тарабарском языке, из которой было понятно только одно слово:
– Шайта-а-а-а-н!!!
Летят десантники в самолете, выходит к ним офицер и говорит:
Парни, мы летим в Афганистан воевать.
Парни помрачнели.
Офицер, чтобы как-то поднять боевой дух, объявляет:
Бойцы, за голову каждого убитого Душмана будут выплачивать премию – 1000 долларов.
Самолет заходит на посадку, десантники кидаются врассыпную.
Офицер в одиночестве, растерянно стоит возле самолета.
Через 30 минут десантники возвращаются, таща в руках связки голов.
Офицер падает в обморок.
Летчики оторопело бормочут: «Ребята, вы че? Мы же в Ташкенте сели, для дозаправки…».
Когда Жорка вернулся к нам после своей неудачной попытки догнать Хоттабыча, кто-то из пацанов пошутил:
– Ну, что, Жорка ибн Алеша, не признал тебя твой Хоттабыч?
Что ответил Жорка, мы не услышали из-за грохнувшего дружного хохота пацанов.
В это время появились офицеры и, раздав всем пиздюлей щедрыми порциями, быстро организовали разгрузку самолета. Часть груза мы грузили, передавая по цепочке.
Тут-то и вспомнилась история соседа по коммуналке, ветерана Великой Отечественной, дяди Вани, рассказанная им за праздничным столом 9 мая.
– Берлин 1945 года. Мы в патруле идем по улице, и вдруг слышим какое-то шипение, скидываем с плеча ППШа (Пистолет-Пулемет Шпагина), поворачиваем за угол и невольно замираем, как вкопанные, опустив ППШа.
За углом развалины какого-то большого кирпичного здания. На развалинах, выстроившись в длинную цепочку, десятка два немецких фрау (женщин) передают из рук в руки кирпичи разрушенного здания.
Каждая фрау, которая передавала кирпич, говорила: «Битте-Шон», а каждая фрау, которая принимала кирпич, произносила: «Данке-Шон».
Примечание: Битте-Шон – пожалуйста. Данке-Шон – спасибо.
Так и плыли эти кирпичи по цепочке, сопровождаемые затихающим вдали шипением: шон-шон-шон…
В нашей цепочке груз также перемещался, сопровождаемый звуком, затихающим в дали цепочки. Только звук этот был не шипящий, а скорее звенящий, как у серебряного колокольчика: бля-бля-бля…
Глава 19
Журавль по небу летит, корабль по морю идет, а кто меня, куда влекет по белу свету? И где награда для меня, и где засада на меня?
Гуляй, солдатик, ищи ответу…
Бумбараш – «Журавль по небу летит»
На «Керки» шли колонной, в которой были БТРы, личный состав ехал в тентованных Шишига (Газ-66), так что приходилось смотреть только назад. За нами шли БТРы, больше восьмидесяти километров в час они не разгонялись, так что шли в хвосте колонны.
В голове колонны шли Шишиги (Газ-66), в которых ехали мы и наш груз, выгруженный из самолета. Возглавляла колонну БРДМка (бронированная разведывательно-дозорная машина), в которой находился старший колонны, он же начальник колонны.
В дороге не было ничего интересного, кроме небольшого инцидента.
Один местный джигит на «Шохе» (ВАЗ-2106), возомнив себя то ли лихим пилотом Формулы-1, то ли «Заслуженным мастером СССР по автомобильному спорту», решил, что БТР – это вообще-то не машина и его можно легко подрезать.
– Ошибся, мля!
– Вазовская жестянка против десяти тонн брони – все равно что – «мордой об косяк, головой об стенку, хуем об коленку!»
БТР даже не качнуло, а «Шоху» же отбросило на «встречку», как пустую картонную коробку, только сильно помятую, как будто ею только что поиграли в футбол.
После пацаны с БРДМки, где находился старший колонны, рассказывали, что, когда ему доложили о происшествии, он только спросил по рации:
– Гляньте там, этот баран живой?!
Рация ответила:
– Жив, чудило! Скачет, как сайгак, ошпаренный – вокруг своей кучи металлолома!
На что старший колонны коротко рявкнул:
– Ну, и хуй на него!
– Колонна, продолжать движение!
И, уже отключившись, добавил:
– Нечего было лезть на хуй, как «бурый медведь» на рогатину!
–Тем более что хуй – бронированный!
В город Керки прибыли поздно ночью, нас разместили в палаточном городке на ПУЦу (ПУЦ – полевой учебный центр).
На следующий день началось формирование мотоманевренной группы, которая должна была выдвинуться в район города Андхой (провинция Фарьяб).
Потянулись похожие друг на друга дни, накладываясь друг на друга, как листы отрывного календаря, не оставляя в памяти никакого следа.
В советское время «отрывные календари» висели на стене, на самом видном месте в каждом доме. Листы календаря 8х11 см. скреплялись жестяным широким зажимом.
Утро нового дня советского человека начиналось с отрыва листочка – «отрывного календаря». Потому как оторвется листочек календаря, гадали – хороший и плохой будет наступивший день. Если листочек оторвется ровно – то и день будет хорошим!
Листочек не выбрасывался, все члены семьи в свободное время знакомились с информацией, размещенной на оборотной стороне. Тематическое содержание было интересным, полезным и познавательным. На лицевой стороне листка крупным шрифтом обозначался текущий день, месяц и год, здесь же указывалось время восхода и захода солнца, длительность дня и фазы Луны. Если день был связан с памятной датой, то это обязательно выделялось красным цветом и тематической картинкой. Праздничные дни и воскресенья также были выделены красным цветом. Помню, что в деревне, где я частенько гостил у бабушки с дедушкой, в конце дня листочек шел деду на самокрутку, если только бабушка не прибирала его, вычитав в нем новый оригинальный рецепт засолки огурцов или капусты.
Дед Филипп (по линии матери) курил самосад. Садил он своем огороде на махорку под названием «Лимониха». Аромат ее фруктово-цветочный, слегка пряный, был таким приятным, что даже категорически некурящие люди с наслаждением втягивали ее аромат, энергично шевеля своими носами, как выхухоль хоботом, и блаженно щурясь от удовольствия. Курил дед и «моршанскую» махорку, в которую для вкуса и аромата обязательно добавлял Донник. Многие думают, что махорка – это просто дешевый сорт табака. На самом деле это самостоятельное растение, хотя и близкий родственник табака. В отличие от табака и картошки, махорка вначале попала в Россию и лишь спустя сто лет распространилась в Восточной и Центральной Европе.
На четвертый день у меня разболелся зуб, начался воспалительный процесс, и подскочила температура. На Шишиге (ГАЗ-66) меня отправили в отрядную санчасть. При санчасти был стоматологический кабинет, в который, как я понял из разговора с «Мамлеем» (Мамлей – сокращения от звания младший лейтенант), обращались за медицинской помощью даже местные жители.
После осмотра он спросил меня:
– Ну, как зуб удалять будем с «заморозкой» или потерпишь?
На мой ответ:
–Лучше с «заморозкой», – он понимающе улыбнулся и рассказал, что местным аборигенам по три зуба за один прием удаляет без всякой «заморозки», и ничего благодарят, и даже фруктами отдариваются.
Зуб, который мне удалили «мамлей», был как раз тем, который мне перед армией лечила «Бабища» с золотыми кольцами на каждом пальце.
В тот день меня от военкомата направили в стоматологическую поликлинику на так называемую «санацию полости рта».
Помню, что эта «Бабища» сразу мне не понравилась, и отчество у нее еще было какое-то собачье – Гав-Гав…
– Точно – Гавриловна!
После того, как она на этот зуб поставила пломбу, я ее спросил:
– Надеюсь, на два года пломбы хватит?
На что она, гремя какими-то инструментами в металлическом поддоне, весело ответила:
– Это вряд ли, солдатик.
Затем, с жалостью посмотрев на меня, она ободряюще улыбнулась мне своей лучезарной улыбкой Иуды.
– Ну, вот и накаркала «Манда Ивановна», вернее, Гав-Гав-риловна.
– Эх, насрать бы тебе в твои «золотые руки» – чудо-баба-эскулап! – промелькнула у меня шальная мысль, когда мой зуб, глухо звякнув, упал в чашу из нержавеющей стали для сбора медицинских отходов.
Наутро я уже был «бодрячком», как солдат девятой роты, тридцать первого полка, у которого всегда торчком и до потолка.
Глава 20
И там мне выдали винтовку – трехлинейку, трехдюймовку. Без приклада, без патронов, без прицела, чтоб по противнику стрелять, не попадать, на всякий случай…
Песни Советских улиц – «Бежит по полю санитарка», автор неизвестен
В тот день нас всех, выстроив на ПУЦу (ПУЦ – полевой учебный центр), распределяли по подразделениям.
Мы с Жоркой попали в саперный взвод: он водителем-механиком, я наводчиком-оператором КПВТ и ПКТ бронетранспортера.
Затем экипажам приказали построиться отдельно, и Зампотех повел нас на площадку, где стояла боевая техника. Сверяясь со своим списком, он выкрикивал номера боевой техники и фамилии членов экипажа. Услышав свои фамилии, экипажи выходили из строя и приступали к осмотру и приему вверенной им боевой техники, а остальные шли дальше за Зампотехом. Пока нас не осталось только двое – я и Жорка.
Сказать, что мы сильно огорчились, когда увидели свой БТР, приданный нашему взводу – это ничего не сказать.
– Мы просто охуели!
Это был БТР-60ПБ. То, что это ПБ (ПБ – Плавающий Башенный), можно было понять сразу по волноотражательному щитку на нижнем лобовом листе корпуса и по уплотнительным резинкам на открытых люках.
Глядя на него, в голове почему-то начинал дребезжать противный голос «Ослика ИА» из мультфильма «Винни-Пух»:
– Жалкое зрелище!
– Душераздирающее зрелище!
Часть передних колес были спущены, и поэтому БТР стоял, накренившись на одну сторону. Со стороны казалось, что его только что подбили. Не хватало только языков пламени и черного дыма из моторного отсека, и хоть картину маслом пиши – «Слава павшим героям!».
Зато на борту БТРа красовался свежей белой краской аккуратно проштампованный через трафарет номер бронника – 202-й!
На мой вопрос:
– Товарищ Капитан и, за что нам такое счастье-то привалило?
Зампотех (заместитель командира по технической части) невозмутимо ответил:
– Вы ж саперы, а значит, все мины ваши!
– Не сегодня так завтра – подорветесь.
– Так зачем новую технику на дерьмо переводить?
– Вам и этого металлолома хватит!
Зампотех уже убежал, а мы все стояли перед покосившимся БТРом и пережевывали услышанное. И вдруг Жорка взорвался:
– На дерьмо переводить?
– Кто дерьмо?
– Мы дерьмо!
–Да ты сам говно собачье, жлоб вонючий, дерьмо, сука, падла, крот штопанный…
Хорошо, что Зампотех уже был далеко и не слышал Жоркиных криков.
– Жорка, пасть закрыл!
– Че разорался, как потерпевший?!
– Нравится тебе или нет, его задача боевую технику сохранить.
– А наша задача, брат, – вернуться домой живыми и здоровыми.
– Назло – врагам, на радость – маме!
– Так что, как говорится – будем посмотреть!
– Пошли-ка лучше на это Чудо-Юдо глянем!
– Жорка, анекдот про Чудо-Юдо знаешь?
– Не-а!
– Тогда слушай!
–Великая Отечественная война. Немцы преследуют партизан в белорусских лесах. Подходят к болоту. Вдруг из болота навстречу им поднимается Чудо-Юдо.
Немецкий офицер спрашивает Чудо-Юдо:
– Вас из Дас?
– Кто ты есть?
Партизан?
Не-е! Чудо-Юдо – я, – отвечает чудище болотное.
– А-а-а, Юде?! –радостно произносит офицер.
– ЗОЛЬДАТЕН, АХТУНГ!
ФОЙА-А!
Примечание: Юде (иудей, еврей) – обращение к еврею, перевод с немецкого.
Ахтун (Achtung) – команда «внимание, перевод с немецкого.
Фойа (Feuer) – команда «огонь», перевод с немецкого.
Глянули и в очередной раз и охуели. По-другому просто не скажешь, ну нет такого слова в великом и могучем, которое бы так точно выразило наши чувства в тот момент. Наши попытки сходу завести движки ни к чему не привели. Стали проверять топливную систему, карбюраторы, систему зажигания, катушки зажигания, датчик коленвала, пытаясь реанимировать хотя бы один движок из двух. Сняли полики, а под ними оказалось море черного отработанного машинного масла, которое сплошным пятисантиметровым слоем покрывало все металлическое дно БТРа.
Ну, и как можно было довести боевую машину до такого состояния?
Через час, проведя полную ревизию и перемазавшись, как кочегары Титанника, мы сидели на броне 202-го и курили.
Жорка, муслякая огрызок химического карандаша, старательно записывал неисправности и необходимые запчасти в тетрадном листке, разложив его на башне Бронника, как на журнальном столике.
– Как говорится, за неимением гербовой, пишем на броне – вилами, – не отрываясь от своей написанины, озвучил Жорка свой вариант известной поговорки: «за неимением гербовой, пишем на простой».
– Скорее граблями, – глянув на Жоркины каракули, поправил я его.
– Почему граблями? – возмутился Жорка.
–Ну, может и не граблями, но почерк у тебя, Жорка, как у пьяного стоматолога-проктолога.
– Это те, что болные зубы через жопу дергают?
– Не-е-е, не согласен!
– Пусть уж лучше почерк, как у слесаря-гинеколога, – смеется Жорка.
– Пусть! Ты же в техническом ВУЗе учился, так что тебе виднее! – смеясь, соглашаюсь я.
– Что точно могу сказать, Жорка так это то, что с твоим почерком тебе после армии прямая дорога в медицину. И неважно кем ты будешь проктологом или гинекологом твои рецепты прочесть кроме тебя никто не сможет.
– Кстати, Жорка, отгадай загадку: что общего между здоровой собакой и близоруким гинекологом?
– Может быть, у них хороший нюх?
– Возможно, оба те еще парфюмеры.
– Но правильным ответом на данную загадку будет – МОКРЫЙ НОС!
– Фу, мля – смеясь, плюется Жорка.
– Че ты фукаешь, Жорка, назвался гинекологом – полезай в борозду!
– Как говорил прапорщик Жуйко, он же товарищ Жуков: «Товарищи солдаты, что естественно, то небезобразно!»
– Да уж, толковый мужик, наш прапорщик Жуйко, умеет сформулировать так, что не убавить, не добавить. Жаль, что в Союзе остался.
На следующий день мы передали Жоркин список Зампотеху, который тут же внимательно начал его изучать. По ходу прочтения списка зампотех несколько раз беззлобно ругнул Жорку за его неразборчивый почерк. Сделав пометки карандашом на Жоркином замасленном тетрадном листке, он черкнул себе что-то в планшетке, а затем, возвращая нам список, сказал:
– Смотрите! Все, что я здесь подчеркнул, получите сегодня, а остальное в течение двух дней.
– Через три дня машина должна быть на ходу!
– Задача ясна?!
– Так точно! – хором отвечаем мы.
– Выполняйте!
– Есть!
Когда Зампотех отошел от БТРа, я демонстративно швырнул гаечный ключ в люк и, усевшись на броню, стал закуривать сигарету, держа ее промасленными пальцами.
Жорка удивленно глянул на меня и осторожно спросил:
– Савелий, ты че?
– Че! Че?! КПВТ через плечо!
– У тебя, Жаржавело, мозги совсем проржавели?
– Кто из нас водитель-механик?
– В смысле? – возмущается Жорка.
– В смысле, в смысле – «на хую трусы повисли!»
– Вчера о чем говорили?
– Колеса сегодня перебортовывать, чем будем?
– Ни монтажек, ни кувалды!
– Ой, мля-я! Забыл! А че делать-то? – растерянно тянет Жорка.
– Че делать, че делать? – уже спокойнее бурчу я.
– Давай, метнулся за ним «трассером», пока он в отряд на полдня не свинтил!
Жорка, ловко выдернув у меня изо рта мою сигарету, шустро спрыгнул с брони и быстро попылил вслед за шедшим по своим делам зампотехом, в победном жесте вскинув свою руку с зажатой в ней дымящейся сигаретой.
– Тьфу ты, помет крысиный!
– Ну, стервец! – с досадой плюнув, ворчу я.
– Жорка, у тебя же свои есть! – кричу я вслед удаляющемуся Жорке.
Затем оглядевшись, не спеша достаю сигарету из «Жоркиной пачки», неосторожно оставленной им на броне нашего БТРа, и вновь закуриваю.
Глава 21
Тем, кто дунул не страшны тревоги. Не нужны на венах нам «дороги» …
Не гоните – мы не наркоманы. Просто любим, чтоб слетала крыша,
наша крыша в небо голубое. Наше счастье жить судьбой такою…
Пародия «Бременские музыканты» – Ничего на свете лучше нету…
На месяц в Афганистане нам выдавали по 18 пачек сигарет шестого класса. Сигареты типа «Донские» или сигареты «Ватра», они же топор «Чингачгука», с ярко выраженной кислинкой.
Сигареты «Ватра», которые тогда были такой убойной крепостью, что комары и мухи, неосторожно подлетавшие близко к человеку, курившему их, тут же с тихим шелестом сыпались замертво, срываясь в штопор, как сбитые фокеры или мессеры.
Одними из самых крепких сигарет, продававшихся в то время в СССР, были сигареты «Шахтерские» и сигареты «Памир».
Из-за рисунка на пачке, где был изображен мужик с палкой в горах, сигареты «Памир» называли – «Нищий в горах». Табак в них был ужасного качества, но крепкий, и поэтому работягам в перерывах на перекур хватало нескольких затяжек, чтобы хапнуть лошадиную дозу никотина и утолить свой никотиновый голод.
Сигареты «Дымок», из-за тошнотворного вкуса метко переименованные народом в «Лобок». Стоили они, насколько я помню, всего 16 копеек – за пачку.
Сигареты «Фильтр» – они же «Экспандер для легких», не знаю почему, но они были всегда сырые настолько, что с первого раза хрен раскуришь. Да и на вкус они были -феноменальная гадость.
Несколько раз в Афганистане нам выдавали вьетнамские сигареты. За отвратительный вкус и кислый запах солдаты прозвали их – «Портянки товарища Хо Ши Мина» – в честь первого президента Демократической Республики Вьетнам, того самого товарища Хо Ши Мина.
Грех так же не вспомнить индийские сигареты «Мадрас», хотя их и не выдавали в армии. Сигареты «Мадрас» иначе как «Матрас» никто на гражданке и не называл. Вкус и запах у них были такими, как будто вместо табака куришь раскрошившийся от времени старый облеванный и обсосанный матрас, на котором сдохла, как минимум парочка бомжей.
Еще выдавали три коробка спичек.
Некурящим должны были выдавать 700 г сахара, но тут получалось как в анекдоте:
– Товарищ прапорщик, мне же по нормам мясо положено!
– Положено – ешь!
Солдат, показывая тарелку с разваренными в кашу макаронами:
– Так нет его, не положено.
– Не положено – не ешь!
Если коротко:
– Никто из солдат в Советской армии и в Погранвойсках этот сахар не только ни разу не получал, но и ни разу не видел.
Почему я так подробно останавливаюсь на сигаретах, которые продавались в Советском Союзе?
Да, потому что считаю – пытаться рассказывать о жизни в СССР и не затронуть тему курения в Советском Союзе – невозможно, да и, пожалуй, неправильно.
Во времена Советского Союза курили и спортсмены и космонавты. Легендарный советский вратарь Лев Яшин курил даже в перерывах футбольных матчей!
Первый в мире космонавт, совершивший полет в космос Юрий Алексеевич Гагарин – курил сигареты «Ява» и «Шипка». Из папирос предпочитал – «Беломорканал».
Доказательство моих слов вы легко сможете увидеть на фотографиях Юрия Гагарина в интернете. А помните неофициальных гимнов космонавтов СССР:
Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом.
У нас еще в запасе четырнадцать минут.
Вообще табачные изделия в Советском Союзе – были самым доступным и самым дешевым антидепрессантом!
Например, в военное время в СССР призыв бросить курить могли неправильно расценить с очень неприятными последствиями:
– Товарищ Сталин курит, наши союзники Черчилль и Рузвельт курят.
– Адольф Гитлер, итальянский фашист Муссолини и испанский фашист Франко – не курят.
– Ты на чью мельницу воду льешь, контра недобитая?
В 1931 году Нарком пищевой промышленности СССР А. Микоян докладывал Сталину:
– Рабочие и крестьяне изнывают в труде и просят – дайте нам хоть немного курева!
– Трактористы, шахтеры хотят курить – говорят, что без курева тяжело!
– На лесозаготовках просят – Товарищи, дайте нам хотя бы махорки!
– На уборке урожая – то же самое!
Товарищи с «ЗЕРНОТРЕСТ» прямо заявляют – хотите быстрее убрать урожай – дайте нашим колхозникам папиросы!
Инженеры, приезжая с новостроек, в один голос заявляют – все сделаем, только дайте нам папиросы!
Вот какое это оружие теперь для экономической политики нашего государства – папиросы!
А без махорки даже воевать нельзя. Махорка – это и наступление, и оборона!
В СССР не сильно задумывались о вреде курения, важно было построить заводы, победить врага, восстановить разрушенную страну, а не думать о возможных последствиях курения. Поэтому наравне с хлебом, крупой, сгущенкой и спиртом – табак в СССР входил в состав стратегических запасов государства.
В ожидании Третьей мировой войны табак хранили на складах «Госрезерва» по всей стране.
Говорят, что весь стратегический запас табака выкурили во время «Горбачевского перестроечного Армагеддона».
У советского солдата во время Великой Отечественной войны единственным антидепрессантом были – «наркомовские сто грамм» и «махра» в кисете.
Ветераны рассказывали, что бойцы Рабоче-крестьянской Красной Армии курили махорку марки «Укртютюн» и «Крымтабак», а также дешевые сорта табака из Средней Азии. Махорка выдавалась в качестве пайка в заводской бумажной упаковке, а потом уже пересыпалась солдатами в кисет, а если по какой-то причине у бойца не было кисета, то прямо в карман, где и хранилась.
Ветераны, прошедшие всю войну, солидарны друг с другом в том, что «табак и водка в бою, при физическом и эмоциональном перенапряжении – первейшее лекарство от сильнейших стрессов».
В армии гитлеровской Германии в качестве антидепрессанта для солдат нижних чинов также использовали алкоголь. Шнапс на передовую поступал в огромных количествах.
В книге «Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945» Иван Митрофанович Новохацкий вспоминает, как после прорыва линии немецкой обороны в полутора километрах от переднего края они обнаружили у гитлеровцев «…самый настоящий дом отдыха для солдат, и везде горы пустых бутылок из-под вина и шнапса». Периодически встречались немецкие блиндажи, одна из стен которых была полностью выложена пустыми бутылками из-под шнапса».
У немецкого солдата во время Великой Отечественной войны, помимо сигарет и шнапса, антидепрессантами были – «чудо-таблетки Гитлера», а точнее, «Первитин» (метамфетамин).
Фашистская пропаганда создавала образ Гитлера, как вождя немецкого народа, неустанно работающего на благо нации – яростного сторонника ЗОЖ (ЗОЖ – сокр. Здоровый Образ Жизни), отказавшегося от курения, употребления алкоголя, вегетарианца, борца за здоровый образ жизни, не принимающего никаких наркотических средств, включая кофе.
В конце 30‑х годов лучшие немецкие врачи, по личной просьбе Гитлера, начали проводить исследования о вреде табака на здоровье курящего человека.
Гитлеру принадлежат следующие высказывания:
– Табак – это месть краснокожих белому человеку!
– Нацизм – никогда не победил бы в Германии, если бы я не бросил курить!
В довоенной Германии была развернута масштабная пропагандистская кампания по борьбе с курением. В 1939 году НСДАП ввела запрет на курение во всех своих учреждениях. Гиммлер запретил офицерам СС и полиции курить в рабочее время. Солдатам и офицерам вермахта было запрещено курить на улице и во время перерывов на службе.
Результатом антитабачной компании в Германии был рост потребления сигарет. Так, в период с 1932 по 1939 потребление сигарет среднестатистическим жителем Германии выросло почти в 2 раза: с 570-ти до 970 штук в год.
С началом войны против Советского Союза в 1941 году борьба с курением продолжилась:
Курение было строго запрещено в школах, в трамваях и бомбоубежищах.
Был введен запрет на продажу сигарет женщинам как в магазинах, так и в ресторанах и кафе. Карточки на сигареты не выдавали беременным женщинам и женщинам до 25 лет, а также взрослым старше 55 лет.
В кинотеатрах демонстрировались фильмы, агитировавшие женщин отказаться от курения. Партийные ячейки НСДАП исключали из партии куривших женщин.
В то самое время, когда по всей стране активно продвигалась антитабачная компания, армия и большая часть населения Германии совершенно легально сидела на наркотиках.