Селина Аллен
Свет в ее глазах

Полная версия

Глава 6

Джоанна

Я совершила ошибку. Так и запишем. Поддалась его чарам, сорвалась, назовите как угодно, вывод один: я занялась с ним сексом. Вернее, даже не так: я позволила ему грубо взять меня в собственном кабинете.

Чертова слабачка.

Я прожигала гневным взглядом лицо Джефферсона в надежде, что он как самый настоящий грешник вспыхнет и сгорит в праведном огне. Он вещал что-то о проекте, но после секса с ним, я не могла думать о работе. Пыталась отвлечь себя, но как бы ни старалась, вспоминала быстрые толчки Блейка, его пальцы, ласкающие меня между бедер и грязные разговорчики, которые совсем не оскорбляли меня, а заводили еще сильнее.

Но эйфория быстро кончилась, и теперь я чувствовала себя так отвратительно и грязно, что хотелось помыться, ведь он снова воспользовался мной, как тогда, год назад. И сидя в кабинете после того, как он не дал мне хотя бы испытать удовольствие, среди клочков разорванной одежды и разбросанных вещей, я чертовски злилась.

Да, было паршиво и мне хотелось разрыдаться от досады и жалости к себе, но я решила поставить все на другое чувство. Злость куда лучше жалости, грусти и печали. Она не загоняет в угол, а заставляет двигаться дальше. Мне не хотелось мстить ему, ведь месть означала бы, что мне не все равно, что я пытаюсь как-то задеть его, потому что сама чувствую обиду и боль из-за его поступков. Он не дождется этого. Отныне я буду показывать ему только свое безразличие.

– Почему ты такая красная? – шепотом спросил Конрад.

Я взглянула на Джефферсона, рассказывающего о плане строительства, и рефлекторно сжала ноги, все еще чувствуя неприятную тяжесть мышц. Я была напряжена, на пределе, словно оголенный нерв.

– Здесь проблема с термостатом, – ответила я.

Щеки горели, а в тонкой блузке было жарко.

– С каких пор ты называешь нашего исполнителя термостатом? – прямо спросил брат.

Я посмотрела в глаза Конрада и задохнулась. Он видел меня насквозь. Неужели это было так очевидно, и все знали, чем мы с Блейком занимались в кабинете?

– Не неси ерунды, – нервно выпалила я, расправляя юбку под столом и невольно переводя взгляд на Блейка.

С того момента, как вошел в эту дверь, он ни разу не взглянул в мою сторону. Джефферсон был полностью поглощен проектом, который, кажется, интересовал в этом зале абсолютно всех, кроме меня и брата.

Конрад хмыкнул, проследив за моим взглядом. Я нахмурилась и спросила его:

– Что?

– Ничего, думаю, нужно вправить ему мозги, – с угрожающим спокойствием процедил брат.

– Не нужно. – Я ударила его под столом по ноге. Конрад даже не пошевелился. – Не знаю, что ты там придумываешь, но ничего не было, понял?

– А я ведь не спрашивал, было ли что-то, ты сама сказала, к тому же у тебя новая блузка.

Я замерла, сердце в груди ускорилось.

В этом не было чего-то страшного, ведь Конрад мой брат, но почему-то от мысли о том, что кто-то знал о нашем с Блейком сексе, мне становилось дурно.

– И у тебя засос на шее, – добавил он, не отводя разъяренного взгляда от Джефферсона.

Я тихо взяла телефон и, слегка отвернув белый воротничок рубашки, взглянула в отражение на экране. Брат был прав, чуть выше ключицы виднелось бордовое пятнышко.

Подняв взгляд, я поняла, что Блейк смотрит прямо на меня. Уголки его губ поползли выше, хоть он и пытался бороться с этим, ведь продолжал вести презентацию.

Он пометил меня и сделал это специально.

Ублюдок!

– Не смей ничего говорить ему, понял? – сказала я Конраду.

Брат выпятил вперед подбородок и бросил на меня мимолетный взгляд.

– Я ничего не сделаю, но будь осторожна, – сказал он и полностью погрузился в презентацию Джефферсона. А я еще долго не могла отвлечься от сбивающих меня с толку мыслей.

***

После презентации мы распрощались с мистером Джефферсоном и его двумя сотрудниками. Куда подевался Блейк, я понятия не имела.

Остается самое сложное – работа с этим придурком в течение нескольких месяцев. Не знаю, как я выдержу это, меня так и тянет пристрелить его.

Окинув взглядом свое отражение в зеркале, я вытерла руки бумажным полотенцем и вышла из уборной, направляясь в кабинет. У дверей лифта увидела Джефферсона, который флиртовал с молодой постоялицей. Заметив меня, он быстро распрощался с девушкой, напоследок улыбнувшись ей соблазнительной улыбкой. Та зарделась и, войдя в лифт, махнула ему на прощание, наверняка чувствуя приливы радости от того, что кто-то вроде Джефферсона обратил на нее внимание. Бедная, она даже представить не может, что ее ждет.

Как только закрылись двери лифта, я сложила руки на груди, взглянула на него с вызовом и громко сказала:

– Что, Джефферсон, приходится по номерам ходить, чтобы подцепить на свои брюки хоть кого-нибудь?

Блейк провел кончиком языка по нижней губе и наклонил голову.

– Ты с большой радостью и удовольствием… О, нет, прости, без удовольствия, но все-таки прицепилась к моим брюкам часом ранее.

Я сжала зубы, ощущая приливы гнева и раздражения, затем развернулась, и, не попрощавшись с ним, направилась в свой кабинет. Остановившись у рабочего стола, я стала убирать бумаги в папку, но услышала за спиной шаги.

– Вообще-то я думала, что ты давно ушел, – бросила я, оборачиваясь.

– Как видишь, я все еще здесь.

Блейк сунул руки в карманы брюк и стал медленно ко мне приближаться. На нем была тонкая расстегнутая куртка, такая же черная, как и вся остальная, надетая им сегодня, одежда. А значит, он побывал на первом этаже, ведь гардероб для посетителей находится там. И зачем-то вернулся назад уже одетый.

Чем ближе он подходил, тем сильнее становилось волнение в груди. Он снова это делал: лишал меня пространства, заполоняя тяжелой энергетикой весь кабинет. Я нервно сглотнула и выставила руку вперед, касаясь мягкой ткани его пуловера и стальной рельефной груди под ним.

– Стоп, – твердо сказала я, сильнее надавливая на его грудь. Но он проигнорировал меня. – Я сказала, остановись!

Он послушался и остановился, нависая надо мной огромным айсбергом. От угрюмого и тяжелого взгляда Джефферсона по моей спине забегали мурашки. Затем он посмотрел на мой стол и ухмыльнулся, замечая там две статуэтки птиц:

– Даже не треснули.

– Они и не должны были.

– Это же птицы? Очень уродливые, но все же птицы?

– Не такие уродливые, как ты, – огрызнулась я.

Блейк снисходительно улыбнулся.

– Я думал, ты не любишь птиц.

– Это не настоящие птицы, они не просят еды, не кричат, не гадят, не обзывают меня. – Я невольно поежилась от воспоминаний о розовом какаду моей бабушки. Мерзкая птица.

– Где ты видела обзывающихся птиц? – в недоумении спросил Блейк.

– Забудь, – отмахнулась я.

Джефферсон снова взглянул на статуэтки.

– Из чего они? – спросил он, будто действительно интересовался фигурками.

– Горный кварц, а темная из гавайита, должна поглощать негативную энергию, но я уже второй раз убеждаюсь, что продавец обманул меня, иначе тебя бы не было в моем кабинете.

Джефферсон наклонил голову и, глядя прямо на меня, плотоядно оскалился.

– Может, я не негативная энергия, а позитивная. Ты же получила свою порцию позитива?

Я сжала руки в кулаки, чтобы не ударить его в приступе гнева.

– Черт, Блейк! Ты говорил, что сможешь держать дистанцию, ты обещал мне профессиональное отношение! – обиженно крикнула я, отталкивая его ладонью. Но Блейк даже не пошевелился, в итоге оттолкнулась от него я сама.

– Ну, я обманул тебя? – непонимающе вскинув брови, спросил он.

– Ты грубо взял меня на столе в кабинете!

Блейк усмехнулся, его глаза сверкнули, словно он был очень доволен собой.

– Разве это было не профессионально? – с издевкой спросил он, наблюдая за моей реакцией.

О нет. Я же обещала себе, что больше не позволю ему пошатнуть мою уверенность и украсть спокойствие.

– Если на то пошло, то я ничего не почувствовала, значит, не такой уж ты и профессионал, – с напускным безразличием ответила я.

Блейк рассмеялся, и этот низкий грудной смех прокатился прямо по моей коже, вызывая предательские мурашки.

– Ты ничего не испытала, потому что я контролировал все, вплоть до твоего тела. Будешь хорошей девочкой, и в следующий раз я так уж и быть позволю тебе получить удовольствие, – самодовольно выдал он.

Я чуть не поперхнулась от этого смелого заявления.

– В следующий раз? Размечтался! То, что было между нами – одноразовая акция, я давно не была близка с мужчинами, мне нужна была разрядка, но даже в этом тебе нельзя доверять. Ты мне ничем не помог, – желчно выдала я, рассчитывая на определенную реакцию Блейка.

Но он решил заострить внимание на другом и спросил меня:

– И как давно?

– Примерно две недели назад, – солгала я.

На самом деле у меня не было близости с мужчиной уже год, а последним человеком, который касался меня, был Блейк. Но он об этом не узнает.

Его лицо потемнело, а глаза засверкали недобрым блеском.

– Две недели? – переспросил он.

Я улыбнулась.

– Да, две недели, а что такого?

Джефферсон дернул подбородком.

– Ничего.

– Это сути не меняет. Держись от меня подальше, и не смей больше трогать меня без моего разрешения.

– О, – протянул он. – Мне решать этот вопрос через отдел кадров или бухгалтерию? Написать заявление?

– Не ерничай, идиот! – Хотелось засунуть его голову в кастрюлю и постучать по ней ложками.

Он мягко приподнял мой подбородок, заглядывая в глаза.

– Мы оба знаем, что ты не устоишь, стоит мне коснуться тебя, ты мгновенно подчиняешься мне, – самоуверенно заявил он.

Я усмехнулась, почему-то уверенная в своей выдержке и силе воли. Будто это не я отдалась Джефферсону на столе некоторое время назад. Резким движением я отмахнулась от его руки.

– Не в этот раз, – ответила я.

В его глазах промелькнул огонек. Он был уже знаком мне. Азарт.

– Спорим? – спросил он, улыбаясь уголком губ.

Я хотела отказать, но глядя в эти черные глаза, которые сочились самоуверенностью и надменностью, я сильно разозлилась.

– Спорим. На что?

Он задумчиво прикусил губу и прошелся взглядом по моей шее, замечая засос, который сам же оставил на моей коже, затем сказал:

– Как насчет ста долларов?

Ты стоила сто долларов, Джоанна, такова твоя цена.

Нет. Такова цена твоего проигрыша, Блейк. А цена твоей совести и вовсе меньше.

– По рукам, – с холодным спокойствием ответила я.

Блейк протянул руку, и мы скрепили сделку рукопожатием. Его ладонь была большой, теплой, сухой и немного шершавой. Я поспешила отдернуть руку, но он не дал мне этого сделать, крепко сжимая мое запястье. Мой взгляд поднялся по его волевому подбородку к губам и выше, останавливаясь на глазах. Интуитивно я чувствовала, что он вот-вот потянет меня на себя, поэтому снова постаралась высвободить руку.

Раздался звонкий стук каблуков и Блейк отпустил меня. Я сделала два шага назад и налетела на стол. В проходе появилась Барбара. Полностью поглощенная телефоном, она не сразу заметила нас.

– Подруга? – спросил у меня Блейк, кивая в сторону Эванс, которая наконец подняла взгляд и застыла напротив нас.

Его вопрос был формален, он сразу понял, что Барбара сестра Саванны и моя сообщница в деле «уничтожить Блейка».

– Ты все еще здесь? – Я посмотрела на него с укором, но Джефферсону было все равно.

Он сделал несколько шагов к Барбаре, та сузила глаза и злобно затараторила:

– Не подходи, у меня есть перцовый баллончик, и я воспользуюсь им.

Блейк усмехнулся, его не пугали ее слова.

– Значит, Саванна твоя кузина? – издевательским тоном спросил он.

Барбару перекосило от злости.

– Да, но ты помнишь ее как Саманту.

– Нет, я помню ее как Саванну. У нее шикарная грудь, а стонет она как духовой оркестр: слишком громко. Просто твоя кузина была жутко приставучей и не давала мне проходу.

– Она влюбилась в тебя! – воскликнула Барбара. Еще секунда и она готова была вцепиться в его лицо.

– Это не мои проблемы, – ответил Блейк, пожимая широкими плечами.

Его равнодушие и внешнее спокойствие ошеломляли меня. В прошлом я была слепа. Блейк самый настоящий монстр.

– Она была девственницей! – Подруга решила использовать последний и самый разгромный аргумент в пользу бесчеловечности Джефферсона.

Блейк замер, и мне показалось, что Барбара смогла поставить его в тупик. Я мечтала, чтобы он вспомнил о существовании такой вещи как совесть. Но это было нереально, потому что в следующий момент Блейк рассмеялся:

– Нет, не была.

Барбара растеряла пыл и не знала, что ответить Джефферсону на это. Блейк прошел мимо Эванс, но у лифта остановился и обернулся.

– Твоя кузина давно не была девственницей. За год до меня она веселилась с Кайлом. Спроси ее, помнит ли она ночь с Маккензи. – Блейк не злорадствовал и вовсе не хотел задеть Барбару, хотя я понимала, что он злится на нее. Меньше чем на меня, но сути это не меняло.

– Проваливай, – безэмоционально сказала я.

Он в последний раз взглянул на меня исподлобья и ушел.

А я подошла к Барбаре. Кажется, сейчас ей захочется высказаться.

Глава 7

Блейк

Первый удар пришелся в нижнюю часть боксерской груши, рука в красной перчатке врезалась в обитый черной кожей столб.

Раз, два, три.

Я считал, с каждым выдохом ударяя сильнее, выбивая все дерьмо из куска кожи и резинового наполнителя.

Раз, два, три.

– Черт, Блейк! Ты говорил, что сможешь держать дистанцию, ты обещал мне профессиональное отношение! – в отчаянии кричала она.

Раз, два, три.

– То, что было между нами – одноразовая акция, я давно не была близка с мужчинами, мне нужна была разрядка, но даже в этом тебе нельзя доверять. Ты мне ничем не помог.

– И как давно?

– Примерно две недели назад.

– Две недели?

Раз, два, три.

Я слышал ее смех, который, словно радиация, облучал каждую клетку моего тела, оставляя после себя лишь смерть.

– Зачем ты это сделал?

– Захотелось разнообразия.

– Так я была… разнообразием?

Раз, два, три.

Я ударил в последний раз, груша отлетела на пол, поднимая столб пыли вокруг себя.

Это утро было обречено на провал. И дело даже не в том, что вчера я хорошо развлекся в компании друзей, а после напился так, как не напивался уже давно. Дело было в другом.

Сегодня мне пришлось снова выслушивать ту, которую я когтями выцарапал из своей памяти. Снова Хэтфилд, снова ее ядовитый смех и презрительный взгляд. Она является ко мне даже во сне, и я никак не могу на это повлиять.

Прошла неделя с того момента, как мы с Джоанной повеселились в ее кабинете, вернее повеселился я, она совсем не выглядела веселой, она разозлилась. И только от одних мыслей о ней в моих тренировочных брюках становилось невыносимо тесно. Поэтому я скинул их с себя, вошел в душевую кабину и включил холодную воду – от жара, кипящего в моем теле, мне казалось, что мозги вот-вот свернутся.

Взгляд невольно скользнул по стенке душевой кабины, в голове возник силуэт обнаженной девушки, упирающейся руками в стекло. Ее волосы рассыпались по спине, намокли и прилипли к коже. Ее задница оттопырена назад, ноги расставлены, а с губ срываются тихие стоны наслаждения.

Рука потянулась вниз, обхватывая крепко стоящий член.

Нет!

Я включил воду на полную, чтобы остудить себя. Нужно заканчивать с этим. Постоянные мысли о ней были другими, как если бы мне не хватало не ее тела, а Джоанны целиком. Всего этого дерьма вроде души, разговоров и одного ее присутствия рядом.

Мне не нужны гребаные привязанности.

Когда желание стихло, я выключил воду и, обмотав полотенцем бедра, вышел из душа.

Я никогда не водил в свой дом девушек. Моя квартира – нечто сокровенное для меня, даже друзья редко здесь бывали. Квартира хранит ту часть моей жизни, которую я предпочитаю оставлять при себе.

С Хэтфилд вышло исключение, и теперь я был вынужден мириться с последствиями. Она как яд отпечаталась в каждом уголке этих апартаментов. Стоя за плитой, мне казалось, что я все еще ощущаю запах ее волос. В душевой я видел, как она гладит себя, смывая с кожи пену. А в постели чувствовал, словно она лежит за моей спиной.

Иногда в полудреме я ощущал фантомные прикосновения ее рук, как она прижимается обнаженной грудью к моей спине, как закидывает на меня ногу. И тогда я оборачивался, но вторая половина кровати была пуста.

Мы провели так мало времени вместе, но она успела оставить свой след везде.

Завтрак сгорел, а час спустя я уже сидел в своем кабинете, занимаясь проектом казино Хэтфилд.

– Блейк, – послышался голос отца, выцепивший меня из раздумий.

Я поднял голову и взглянул на него: старик завис в проеме и хмуро смотрел на меня.

– Садись, – предложил я, указывая на одно из кресел напротив стола.

Отец даже не пошевелился.

Что-то не так, он нервничал.

Грант часто становился напряженным, когда дело касалось работы, но вел себя иначе. Когда у нас были проблемы, он раздражался, начинал суетиться и создавал суету вокруг себя. Если бы было возможно, то он бы вырабатывал электричество.

– Мэдди, сделай, пожалуйста, два кофе, – попросил я секретаршу, нажав кнопку на селекторе.

– Мне понравились твои чертежи. Ты превзошел сам себя, – сказал отец, и его лицо посветлело.

Я улыбнулся:

– Ты говоришь так каждый раз, когда я отсылаю тебе чертежи новых проектов.

– Потому что ты профессионал своего дела, и я горжусь тобой, сын.

Иногда я получал от отца похвалу, ему нравилось то, как я выполняю свою работу. Это происходило не так часто, в основном между моментами, когда он отчитывал меня за мой образ жизни, отношение к рабочему графику и нежелание наследовать его кресло. Но сейчас он слишком сильно разбрасывается похвалой.

В кабинет заглянула Мэдди с кофе. Я окинул ее беглым взглядом: темные волосы убраны в строгий хвост, одета в светлую блузку и темную обтягивающую юбку. Именно такая одежда была на Джоанне в нашу недавнюю встречу. Скучные, неприметные, отталкивающие вещи делали Дикарку притягательной и сексуальной, чего не скажешь о Мэдди.

Я поблагодарил секретаршу, потянулся к своей чашке и сделал глоток горячего ароматного напитка. Отец занял предложенное ему место и повторил за мной. Как только Мэдди покинула кабинет, я отставил чашку и сунул ему планшет в руки.

– Те чертежи устарели, вот, здесь новые.

Он поставил чашку на стеклянное блюдце, взял планшет и принялся изучать чертежи. Вот только его глаза не двигались. Через несколько секунд он сказал:

– Ты отправил мне чертежи полчаса назад. Ты успел изменить их за полчаса?

Я кивнул:

– Смотри, вот здесь я решил сделать стену длиннее, так большая часть окон этого крыла будет выходить на восток. – Я провел по экрану, перелистывая слайд. – А здесь я спроектировал удобный выезд на северную улицу. Есть еще небольшие изменения на следующих двенадцати слайдах, но они не так критичны. Нужно будет согласовать это с заказчиком.

Вернее с заказчицей. С сексуальной и вредной заказчицей.

Несколько минут отец молча пил кофе и изучал мои чертежи. Я покорно ждал, когда он закончит. Теперь точно стало ясно, что он ушел в себя, иначе не тратил бы по минуте на слайд, который может просмотреть за секунды.

– А теперь выкладывай, зачем ты на самом деле пришел в мой кабинет. К чему все эти «я тобой горжусь», «ты профессионал» и прочее дерьмо?

Он перестал притворяться, что глубоко увлечен чертежами и посмотрел мне в глаза.

– Твоя мать вернулась в город.

– Откуда ты знаешь?

Грант нервно вздохнул и достал из кармана сигареты.

Похоже, о том, что у него получалось бросить курить, можно забыть.

– Она звонила мне несколько часов назад.

– Здесь не курят, – сказал я, задумчивым взглядом прожигая стену. Отец кивнул, и убрал сигареты, тогда я встал со своего кресла и поставил перед ним пепельницу.

– Чувствуй себя, как дома.

Внезапно возникло желание что-нибудь разбить, в надежде, что мне полегчает.

Не полегчает. Сколько я ни пытался забыть или оправдать действия Елены, мне не становилось легче.

Я беспокойно расхаживал по кабинету, спрятав руки в карманы брюк.

– Зачем она вернулась и почему позвонила?

– Хочет наладить отношения.

– С кем?

– И со мной и с тобой.

– Надеюсь, ты послал ее?

– Касаемо части, где она хочет наладить отношения со мной – да, а вот с тобой…

Я устало опустился в кресло и с силой сжал подлокотники.

– А что со мной? Я не желаю ее видеть!

Отец молчал, вероятнее всего думая, что я слечу с катушек. Но я уже не тот несдержанный подросток, которым когда-то был. Я вычеркнул ее из своей жизни и даже не считаю ее матерью.

– Блейк, – начал отец, одаривая меня тяжелым взглядом. – Я надеюсь, ты не станешь делать глупостей.

– Нет, я не стану делать ничего, что может навредить мне.

Но он не верил.

– Пообещай мне, Блейк.

– Да чего ты так завелся?

Отец вскочил со своего места.

– Чего я завелся? Однажды ты поджог ее машину, гараж!

– Я сотню раз говорил тебе, что не делал этого!

– Вас с Калебом поймали на месте преступления! – прошипел отец.

Его все еще не отпускала та ситуация, в которой я не был виновен.

– Я тебе еще раз говорю, мы не трогали ее машину! – заорал я.

Калеб – мой кузен, мы с ним ровесники. В тот день, когда случился большой пожар на участке Елены, мы находились поблизости, видели, как полыхает ее гараж и машины, но не имели к этому никакого отношения.

– Елена видела тебя собственными глазами!

Злость и ярость поглощали меня, более десятка лет меня винят в том, чего я не делал. Отец – единственный человек, который должен был поддерживать меня во всем, смотрит на меня как на преступника. Родная мать, которая ушла от нас, просила посадить меня за решетку на двадцать лет.

Мы перелезли через невысокую изгородь и упали прямо в кусты гортензий. От боли Калеб жалобно пискнул.

– Тихо, нас же могут услышать, – шикнул я на него.

Неудивительно, что он скулит. Калеб был как девчонка, слишком большая неженка.

– Блейк, кажется, я вывихнул шею, – застонал он, заставив меня закатить глаза.

– Шею нельзя вывихнуть, ее можно только сломать.

Я встал на ноги и помог подняться Калебу. Потирая больное место, он обиженно посмотрел на меня. Мой локоть болел от удара, а колени были разодраны в кровь, но в отличие от него я не распускал слюни.

На улице смеркалось, мы смогли прийти к дому мамы только после восьми вечера, до этого у Калеба была тренировка по бейсболу.

И как он вообще биту держит, у него же не руки, а макаронины какие-то!

Оказалось, что семья Калеба жила через две улицы от дома моей мамы. Мы неделю вынашивали этот план. Ни мне, ни Калебу не позволялось уходить дальше нашей улицы. Пришлось импровизировать. Калеб вернулся с тренировки и должен был отправиться в душ, пока его мама готовила нам ужин, я подождал его на заднем дворе, и, схватив велосипеды, мы помчались искать дом моей мамы. Его оказалось не трудно отыскать, он был очень большим и ослеплял своей белизной, сильно выделяясь среди прочих.

Зачем ей одной такой большой дом?

– Вот и неправда, – сказал Калеб. – В прошлом году наш кетчер ² Дэкс вывихнул себе шею.

Я окинул его хмурым взглядом.

– Ты гонишь!

– Не гоню.

– Дай взгляну, – сказал я и подошел к Калебу, разглядывая заднюю поверхность шеи. До этого я и не думал, что можно вывихнуть шею. Разве можно повредить шею и быть живым? Не верится совсем.

Грязной ладонью я провел по шее Калеба. Не почувствовав там ни выступов, ни горбиков, как бывало при переломе, я облегченно выдохнул. Я знаю, как выглядит перелом, я ломал руку два раза.

– Ну-ка, пошевели шеей, – сказал я, наблюдая, как Калеб поворачивает голову сначала вправо, а потом влево, после закидывает ее назад, а потом вперед, касаясь подбородком груди.

– Больно? – спросил я.

– Нет, – выдохнул Калеб и радостно улыбнулся. От этой улыбки меня охватило раздражение.

– Ну и чего тогда разнылся? И как ты только в бейсбол играешь, ты же чуть что ноешь как принцесса!

Калеб мгновенно ощетинился.

– Неправда!

– Тсс, – зашипел я, – не ори ты так, пошли.

Мы обошли дом, чтобы попасть на задний двор. Минуя клумбы с кустами роз, мы подбежали к большой белой резной двери. Справа стояли три велосипеда: два небольших розовых и один побольше, но фиолетовый.

Зачем маме три детских велосипеда? Она приглашает в гости детей? Почему тогда не приглашала меня?

У гаража стояли две канистры, пахло бензином. Внезапно двери открылись, и раздался детский крик.

– Мама!

Мама?

Девочка лет восьми в розовом комбинезоне таращилась на нас.

– Блейк, надо удирать отсюда, – ткнул меня в плечо Калеб.

Вместе мы попятились назад, но я запнулся о камень и упал на спину. Взгляд скользнул по ярким всполохам оранжевого света. Машина, которая стояла у гаража, горела, как и сам гараж, и с каждой минутой огонь набирал силу.

– Кто вы такие? Что здесь делаете? – послышался женский голос, который был до боли мне знаком.

Мама.

Она стояла напротив меня и недовольным взглядом рассматривала нас, словно не могла узнать. Но после ее брови в удивлении поползли на лоб.

Она узнала.

Светлые волосы идеально уложенными прядями струились до середины ее плеч, невозможно было оторвать взгляда.

Я вскочил на ноги. Первым порывом было обнять ее, но сделать мне это не удалось, ноги словно вросли в землю. За ее спиной раздался треск, части машины нещадно поглощало пламя. Она обернулась и в ужасе схватилась за голову.

– Блейк! – она вернула взгляд ко мне. Я никогда не видел столько ненависти в ее глазах. – Зачем ты сделал это?

Из дома выскочили еще две девочки, одна выглядела точь в точь, как первая, даже одежда на них была одинаковая, и еще одна постарше. За ними появился мужчина. Он взглянул сначала на огонь, затем на меня и, сделав ошибочные выводы, кинулся ко мне и схватил меня за футболку.

– Как ты сюда попал, паршивец? Тебе мало не покажется, это я тебе обещаю!

«Я этого не делал. Я этого не делал. Я этого не делал», – крутилось у меня в голове, но сказать я ничего не смог.

– Блейк, ты совсем от рук отбился, если отец не в состоянии воспитать тебя, то воспитает закон! Тебя посадят на двадцать лет, и тогда ты научишься думать о последствиях! – кричала мама. По непонимающему взгляду мужчины, который все еще держал меня за футболку, было ясно, что он не знал, что Елена моя мама.

– Девочки, нужно уходить, – сказала она.

Зазвучали сирены пожарных, и Елена, подтолкнув девочек, увела их. Мужчина, держа нас с Калебом за футболки, как щенков, выпроводил за ними.

– Елена лжет, я не поджигал ее машину. Зачем она наговорила этого дерьма, я понятия не имею!

Отец поднялся со своего места, его взгляд ни на секунду не отрывался от моего лица.

– Как ты можешь верить ей? Это я твой сын! – громко напомнил ему я.

В глазах отца на секунду промелькнула яркая эмоция, словно он засомневался в моей причастности, но она исчезла так же быстро, как появилась.

– Ты был зол на свою мать, и в прошлом уже делал вещи, которые не назовешь безобидными.

– Но я не поджигал машину! Стеф мне верила, почему не можешь поверить ты?

– Стеф была мечтательницей с большим сердцем. Она всегда видела в тебе ангела, что бы ты ни сделал.

– Нет, просто в отличие от тебя, она любила меня, хотя я даже не был ее сыном, – бросил я и сел в свое кресло.

Лицо отца вытянулось, он разозлился.

– Я пойду, пока ты не наговорил еще большей ерунды.

Ерунды? Разве я был не прав в своих суждениях? Как можно обвинять своего ребенка в поджоге, ни одной весомой улики не было против нас. Кроме той, что мы находились рядом с домом, но разве это что-то доказывает?

– Да, иди посмотри мои чертежи.

Отец молча кивнул и, снова спрятав руки в карманы, направился к выходу. Не дойдя до двери, он остановился и развернулся ко мне.

– Думаю, Елена будет звонить тебе.

– Не проблема, ее номер заблокирован. Я не допущу, чтобы она появилась и снова испортила мою жизнь.

– Может, стоит ее выслушать? Интересно, что она хочет сказать.

– А ты ее выслушал?

– Нет, но мы с тобой в разных ситуациях, она моя бывшая жена, а для тебя…

– А для меня мать, которая решила, что ее родной сын ей больше не нужен, – перебил я его. – Мне просто не интересно, что она хочет сказать мне.

– Как знаешь, – пожал плечами Грант и вышел из кабинета, захлопывая за собой дверь.

Одной проблемой больше. Елена решила поиграть в мою мамочку, не самая приятная новость за сегодня.

А что до Джоанны? Тогда, в кабинете, вынуждая ее охрипнуть от стонов, я понял, что еще не закончил с ней. К черту деловые отношения, я заставлю ее пожалеть о том, что она сделала. Ей следует знать свое место.

Я лишь возьму свое. Воспользуюсь ее телом, сделаю то, чего она в прошлом опасалась. А затем закончу проект и оставлю ее.