Семён Исаакович Волошин
Командировка
На меня смотрело измождённое лицо весьма не молодой, не красивой, если не сказать, уродливой женщины. Оторопел, чуть язык не проглотил. Она видно всё поняла, не я первый на такое несоответствие попался. Окинула меня звериным взглядом, швырнула коробок со спичками. Сняла с плиты, какую то мисочку и величаво удалилась, поволяя обозреть ещё раз первоначальную картину. Позже узнал, что была это знаменитая укротительница львов, народная артистка и руководитель труппы, дающей гастроли в Ростове. Вернулся в нашу комнату, рассказываю Жорке увиденное, тот хохочет, так тебе кашалоту и надо. Время позднее, да и намыкались за день. Разобрали постели и уже молодецкий сон готов был через миг опуститься на наши небритые рожи, как стук, да нет треск ломающиейся двери выбросил нас из под райского, одеяльного прибежища. За дверью, словно безудержная толпа, первомайской демонстрации гудит. Смех, громкие голоса, шутки. Опять громкий стук в дверь.
Эй вы там, Эд, не надоело тебе Машкиными шарами жонглировать, чай не молодожёны, а ну на кухню, общий сбор – Колька сегодня именинник. Простава уже стынет.
Понятно было, что артисты возвратились с вечернего спектакля, и что нас принимают, судя по всему, за их коллег, проживавших в этой комнате до нас.
Выйти с грозным видом и привычным для гостиницы и уличной разборки голосом заявить, что время позднее, и указав на тёмное окно, довести до публики, "…что у Рабиновичей, тоже были гости.." и что бывает не лишнее помахать у шумливых соседей кулаком перед носом, окинуть их страшным взглядом и на всякий случай, не погнушаться администратором с дядей милиционером припугнуть не приходилось, здесь мы чужаки, на птичьих правах, глядишь ещё выкинут на холодную мостовую на ночь глядя. Решили переждать. За стол, думаем, усядутся, не до нас будет. Но, буквально через пяток минут, опять дверь разносят. Видно предшественники наши приглянулись им больно, без них компания не складывалась. Натянули брюки, вышли в коридор. Жорка впереди идёт, я комнату запираю. Входит на кухню, а там взрыв хохота. Эд, это на кого ж ты Марусю променял, не замечали раньше за тобой такого. Стол гогочет, как стая гусей. Вхожу и я . Немая сцена. Стаканы к рукам примёрзли. Взгляды суровые. Эд с Маринкой где? Сами откуда будете? Насчёт Эда, мы не в курсях, вселились всего час как. С какого такого цирка будете? Сами ташкентские, говорим, а цирк действительно посетили, через дом от вас располагающийся, еле из клетки ноги унесли, ну рассказали в кратце наши мытарства последних дней. Народ цирковой подобрел, стулья придвигает, к столу зовёт. Да неудобно нам, вроде отнекиваемся. Поетые уже. Да и без подарка мы. Именинник на кавказский манер, "Гост уже подарок, сам по сыбе, а два госта, балшой падарк".
Короче мозги не мойте и пока Ирина Николаевна не подошла, давайте хором расслабимся. Быстро нашлась тара, в виде двух чашек с отломанными ручками и одна на двоих тарелка. Стол изысками не страдал. Наструганные большими кусками колбаса и сыр. Маринованные, балонные огурцы, помидоры и патиссоны. Украшением стола являлась здоровенная гроздь бананов и пара ананасов, по тем временам исключительная экзотика виденная нами, в основном, в документальных фильмах и на фото с острова свободы, печатающихся в глянцевых журналах. Оказалось, сей тропический провиант, являлся основным прокормом из обезьяньего рациона, которые, из уважения к их наставнику-имениннику Коле, сегодня "решили" довольствоваться кислыми донскими яблочками.
Свободного места тем не менее на столе не было. Вся оставшаяся, поверхность густо проростала бутылочными ёмкостями, самой причудливой формы. Труппа недавно вернулась с зарубежных гастролей, аппаратура, что была куплена на скудные командировочные, снесена в комиссионку, а бутылки импортные задержались в чемоданах для особых случаев. Таковой сегодня и представился. Стол оживился. Флаконы со спиртным пустились в праздничный канкан. Но вот голос шпрехштальмейстера торжественно и утробно оповещает, что сейчас состоится выход Бугримовой. Цирковой люд вскочил, рукоплещет. На кухню вошла смутившая меня часом раньше дама, одетая в белый с золотом брючный костюм, накрашенная килограммами помады и белил, молодивших её из дали, однако ещё больше подчёркивая явно пожилой возраст вблизи. За ней, как за королевой на правах пажа, важно шествовал кто то из артистов, держа на вытянутых руках кресло.
За столом мгновенно образовалась проталина, и пока королева чмокала в щёчку и одновременно совала в руку именинника какую то вычурную тару, кресло было установлено во главе стола и все смолкли. Это было так странно, буд-то всевышний заставил всех разом проглотить языки, а обрывки фраз повисли и растворились в воздухе.
Заняв подобающее ей место, она небрежным жестом дала понять, что можно продолжить, но цирковые нежным ропотом требовали, да нет, скорее умоляли королеву произнести тост.
Величаво поднявшись, она произнесла пару дежурных, подобающих случаю фраз, которые были приняты под несмолкающие партсъездовские овации собравшихся. Окинув взглядом стол, тут же заметила мою кухонную "фотографию". А это что за типы, спросила она, достаточно громко, чтобы мне стало не по себе. Это ташкентские парни, показав на нас с Жоркой, ответил именинник. Цирковые? Почти, они вам опосля сами подробно доложатся. Артисты народ весёлый, за исключением, пожалуй, как ни странно, клоунов. Перезнакомились быстро. Пила публика, уподобляясь небольшим цирковым лошадкам, т.е. тем, которые пьют из небольших вёдер. Часам к трём ночи на столе не оставалось и намёка на "роскошь" первоначально выставленной закуски, а количество бутылок, несмотря на уничтожение их содержимого в неимоверных количествах, не уменьшалось. Особенно налегали на текучий продукт соседи слева. Действительно, как в цирковом номере, когда фокусник выпивает подряд 3 ведра и не прибавляет в объёме, правда были то не факиры, а канатоходцы. Безудержное возлияние продолжалось до 4-х часов. В четыре ровно королева-Бугримова поднялась со своего трона, и стол, как по мановению волшебной палочки, опустел. Мы получили приглашение на утро на репетицию. Она начиналась в 8, а в 12, уже было воскресное, дневное представление. Еле дотащили ноги до постелей и не раздеваясь заснули. Тяжёлое полузабытьё сна после затянувшегося возлияния окутало тяжёлой пеленой, прерываясь разве что на водохлёб из чайника, своевременно захваченного нами из кухни. В самый сон опять энкэвэдэвский взлом двери. Вставать пора, завтракаем и едем, автобус через полчаса.
Не забывают нас черти цирковые. С трудом продрав глаза, побросали на небритые физиономии по пригоршне воды, выползли на кухню. Стол был накрыт для завтрака остатками вчерашних бутылок, пузатым ,видавшем виды, самоваром, покрытым толстенным слоем пыли, и многими слоями мата, в связи с подтекающим носиком, на котором, несмотря на его антисанитарный вид, просматривался полный, императорский наградной иконостас, горсткой пряников, судя по их твёрдости, придававшихся видно в придачу к покупке самовара и маленькой тарелочкой с недоеденной, скорее всего заначенной закуской. Завтрак проходил в стиле а ля фуршет, т.е. на стояка. Толпа переодетых в репетиционные костюмы служителей цирковой
мельпомены периодически подскакивала к столу и запивала остатки флаконов горячим чаем, удивительно ловко расправляясь с тульскими кракатуками. Все, кроме нас, были бодры, на лицах никаких следов вчерашнего ужина. За столом не было троих – именинника Коли и наших соседей канатоходцев. Поинтересовавшись у новых друзей, не поплохело ли, отсутствовавшим после ночного возлияния, услышали весёлый ответ, что
вы, что вы, они люди привычные, праздник то закончился для них, только к 7-ми утра. Подтянутся на репетицию свом ходом через часок.
Глотнув чая, собрались на репетицию. Автобус забит, сидячие места распределены, согласно артистическим званиям и цирковому стажу.
Народную и её ассистента везли на поданой Волге.
Вошли со служебного входа. Запах и звуки цирка вовсе не те, что мы ощущаем сидя в зале, тот, что царит в его рабочем отделении, не передаваем и запомнился на всю жизнь. Амбре от животных, рыки джунглей, смрад какого-то варева, выдаваемого им после репетиции или представления, но заготовка которого начинается спозаранку, исключительная вежливость, в перемежку с отборным уличным матом, типа, не пошли бы Вы многоуважаемый, уважаемая(обязательно по имени и отчеству) на или в ......., далее оглашался полнейший перечень маршрутов следования, причём отправляемый в устное путешествие не кидался на обидчика с колющим и режущим инвентарём, находящимся, в изобилии, под руками, а ответствовал ему в той же аристократично – матерной манере. Выглядело это настолько комично, что вполне могло сойти за антрепризу, воспринимаемую на арене под несмолкаемые аплодисменты зрителей.
Расположились в первом ряду зрительного зала. Арена напоминала одесский шмоточный толчок времён семимильного, вернее, семилетнего, марафона по газетным догонялкам Америки после
прихода парохода из Панамы. На каждом метре строго распланированной площади размещался репетируемый номер, при чём, вне зависимости от количества занятых в нём участников. Акробаты летали над и под подбрасываемыми жонглёрами снарядами. Клоуны толкались возле аренного бордюра, пытаясь выкрикивать антрепризы, веселящие разве только их самих. Середину арены абонировали силачи, раскручивая на плечах здоровенное коромысло с висящими нём грозьями собратьев. Малохищная и травоядная часть артистов, пыталась исполнять команды дрессировщиков, не обращая никакого внимания на творившуюся рядом карусель. Над всем этим скопищем был натянут канат, на котором как то незаметно
появились вчерашние соседи по столу в окружении стайки симпатичных девиц, демонстрируя кульбиты, которые могли быть под силу только в невесомости и то глубоко не пьющим людям, готовившимся для полётов в космос. Тот факт, что эти, двумя часами раньше жонглировали всю ночь стаканами со спиртным, а сейчас исполняют балетную кутерьму на почти невидимой проволоке, сознание отказывалось воспринимать вовсе.
