– Что ж, похоже, тебе действительно уже стало лучше.
– Да, – кивнул я, улыбаясь.
– От приёма алпразолама, значит, отказываешься?
– Да. Мне не нравится постоянная сонливость из-за него, – повторил я.
– Значит, оставляем только антидепрессант.
Я снова кивнул.
– Хорошо, не вижу смысла корректировать схему лечения, добавлять что-то ещё. Однако, если вдруг станет хуже, свяжись со мной.
– Непременно.
Поправив очки, тоже растянув губы в улыбке, врач добавил:
– Всё у тебя нормализуется, вот увидишь. Максимум к весне уже, как говорится, сможешь вдохнуть полной грудью и забудешь о тревогах.
Миновал месяц с того вечера, как я узнал о смерти Томиэ и её… стало быть, любовника. В первую неделю мне снились такие кошмары, что, пробуждаясь посреди ночи, я вынужден был включать свет во всей квартире, а заодно и музыку (правда, совсем тихо). На учёбу приезжал разбитым, преподавателей не слышал, от однокурсников отстранился.
Я никогда не считал себя впечатлительным и мнительным, но что-то во мне, кажется, поломалось. Я понимал: само оно не пройдёт, необходимо что-либо предпринять. И задумался о безотлагательном обращении к психиатру. Тем более что один сон стал последней каплей.
В нём будто бы на протяжении нескольких суток (так мой мозг воспринимал продолжительность пребывания в сновидении) мы с Томиэ вместе проводили время. Её лицо постепенно обретало форму того уродливого, что я увидел на фотоснимке, а вместе с лицом уродливой становилась и её личность. В конечной сцене она наживую расчленяла моё тело. Отчего-то не имея возможности пошевелиться, я явственно ощущал, как лезвие вонзается в мои суставы, повреждает мягкие ткани, отделяет голени от бёдер, предплечья от плеч и так далее. И, вопреки здравому смыслу, не просыпался. И только когда сталь проникла под кожу на шее, я открыл глаза.
Сейчас, выходя из психоневрологического диспансера, я ни на йоту не сомневаюсь в обнадёживающих прогнозах врача. Предпосылки уже намечаются: например, активно подтягиваю учёбу, так что шансы вылететь из института посреди семестра или по окончании значительно сократились. С одногруппниками постепенно налаживаю контакт – не то чтобы горю желанием плотно общаться с ними, просто не хочется становиться изгоем, да на целых два года. А ещё я перестал видеть сны – соответственно, и кошмары перестали беспокоить.
Вероятно, всё дело в прописанном мне препарате, но пока что меня это вполне устраивает.
Я знаю, что всё будет отлично. В конце концов, ещё вся жизнь впереди.
* * *
Приехав домой с учёбы, в первую очередь я принял контрастный душ – октябрьский климат не благоволит короткому сну и шестнадцатичасовой неутомимости. Затем поужинал да насладился горячим чаем и плиткой горького шоколада. После чего приготовился к запланированному просмотру «Шестого чувства» М. Найта Шьямалана. Однако не успел сесть на диван, как меня отвлёк звонок в дверь.
Нахмурившись, гадая о том, кому и что вдруг могло потребоваться от меня, я направился в прихожую. Может, соседи? Родня? Полиция?
На цыпочках подкравшись к двери, посмотрел в глазок. Увидеть мне удалось только темноту, и я мысленно выругался: перегоревшую лампочку не могли – или ленились – заменить уже третьи сутки.
– Кто там? – спросил я, так и не отлипнув от глазка.
В ответ – следующая порция бьющего по ушам и нервам звонка.
– Чёрт, – процедил я сквозь зубы. Повернул замок и открыл дверь.
– Здравствуй, – прозвучал напевный женский голос.
Полоса тусклого света легла на лицо стоящей передо мной. Задорно улыбаясь, она убрала за ухо прядь волос. На белоснежной коже точечкой под левым глазом выделялась родинка.
– Томиэ?..
Оказывается, я скучал по ней. Никогда бы не подумал, что радость от встречи с тем, по кому неистово скучаешь, может оказаться столь сильной. Наверное, примерно такую же радость испытывает попавший в аварию человек, которому говорят, что к ампутации прибегать необходимости нет и тяжело травмированную ногу удастся восстановить.
Но почему это чувство я распознал в себе только сейчас, когда Томиэ снова здесь, передо мной?
Я не стал – да и не мог – её ни в чем обвинять, не засыпал расспросами, а просто сидел у её ног, пока она, расположившись в кресле, распивала вино. Безропотно слушал и кивал.
Она поведала мне, что месяц назад убили не её, а одну из сестёр-близнецов, о которых Томиэ, по её же признанию, раньше стеснялась рассказывать. И с мужчиной я видел вовсе не её. А убийство было совершено никем иным, как третьей близняшкой, которая красотой всегда уступала сёстрам и потому завидовала им страшной завистью.
– Однажды, в разгаре дикой ссоры, она пригрозилась когда-нибудь прикончить нас. Я тогда не восприняла её всерьез, ведь в приступе агрессии можно взболтнуть что угодно. Но месяца полтора назад она снова пролетела с кастингом в каком-то модельном агентстве. И от этого, видимо, у неё окончательно сорвало крышу. Я знаю, что это она расправилась с сестрой и её ухажером, умело обставив всех занимающихся расследованием дела. Но не могу пойти в полицию или ещё куда и рассказать обо всём. А теперь… боюсь, она убьёт и меня тоже. – Всхлипнув, Томиэ налила себе вторую порцию. И, взъерошивая мне волосы, продолжила: – Поэтому я пришла к тебе с просьбой.
Подняв взгляд, растворяясь в глубине её глаз, я вопросил:
– Какой же?
Смахнув с лица слёзы, растянув губы в коварной улыбке, она ответила:
– Разберись с ней. Ради меня. Ради нас с тобой.
Я покорно согласился.