Сергей Дорошенко
Эффект Домино

Полная версия

Эффект Домино 8. Ангел. Прошлое

Антонина родилась в далеком тысяча девятьсот тридцать восьмом. Младенцу очень повезло с именем.

Родители хоть и были идейными, но умудрились назвать дочку не по моде, хотя вполне могли подпортить ей жизнь экзотическим именем. Нарекли бы, скажем, из любви к точным наукам, Алгебриной. Или, гордясь столицей великого Советского Союза – Авксомой⁸. Не говоря уж про несчастных Даздраперм⁹ первых лет революции.

Бог миловал, девчушка стала обычной Антониной. Правда, сказать папе с мамой за это спасибо, девочке так и не удалось. Едва малышке исполнилось три, как началась война, в ходе которой Тоня осталась сиротой. Хорошо хоть не совсем круглой. На юге, в крупном городе, оставалась родная тетушка, которая чудом уцелела в августе 1942 года по время гитлеровской оккупации. Полуживая, с тремя ранениями, выползла ночью из Змиевской балки. Под пулеметами. И, вопреки прогнозам врачей, выжила. Только ноги с тех пор работали неважно.

Но наличие близкой родственницы Тоня обнаружила лишь после войны. А сейчас впереди был стандартный путь для детей того времени: детдом, интернат, школа. Потом столичный институт в Ленинграде. Бойкую, задорную девушку без колебаний выбрали сначала комсоргом группы, а потом и всего курса. Тоня любила командовать, особенно доставалось от нее пацанам. Те опасались «Тоньку-язву» и копеечные взносы платили безропотно.

Яркая, способная студентка привлекла внимание кадровиков ВУЗа. Они точно знали, что «оттепель» когда-то закончится и вновь наступят правильные времена. Нужно готовить смену. Да и стреляла Антонина неплохо. Тренеры секции пулевой стрельбы в клубе ДОСААФ¹⁰ пророчили ей блестящую карьеру.

Однажды девушку пригласили в Первый отдел. Да, именно так, с заглавной буквы. На беседу. Вышла Тоня оттуда уже «Вдовой». Видно, новому агенту такой псевдоним присвоили по аналогии с «сиротой». Местный «товарищ майор» явно тяготел к «черному» юмору.

Снова продолжилась учеба, но уже иная. В институте, вполне мирной направленности, училось немало иностранцев. Приходилось среди них искать вражеских шпионов. Отрабатывать, так сказать, навыки оперативной и агентурной работы в условиях «холодной войны»¹¹.

Случались и командировки, порой даже длительные. С выполнением особо важных «практических» заданий. На одном из них «Вдова» познакомилась с молодым человеком.

Это был технический специалист, привлеченный оперативным отделом для установки сложной аппаратуры. Их мини-группе было поручено важное задание. Требовалось оснастить одну из двух комнат московской коммуналки в районе Чистых прудов средствами негласного наблюдения.

В первой комнате уже два месяца проживала «Вдова». Студентка-заочница, снимавшая жилье в столице на время сессии. Их «подопечный», подозреваемый в шпионаже, сотрудник номерного «почтового ящика»¹², жил в соседней. Остальные две были опечатаны жуткими лиловыми печатями и временно пустовали.

В тот день удалось организовать сверхурочную занятость «объекта», с гарантией позднего возвращения. Ничто не предвещало беды. Засов был предусмотрительно задвинут. Работа в Тониной комнате была в самом разгаре, техник возился с кучей проводов и странного вида приборов, когда внезапно раздался стук во входную дверь.

Тоня запаниковала. На входной двери со стороны подъезда стоят четыре разномастных звонка, каждый с фамилией, зачем же стучать? Случайный прохожий? Ну да, случайный…, этаж ведь последний, четвертый. Да еще в тупике подъезда, вряд ли.

В дверь постучали повторно, да еще и подергали, загремев створками. Вдобавок ботинки «техника» стоят у самого входа на половичке. Что делать?

К счастью, куда более опытный напарник не растерялся и предложил штатный вариант прикрытия. Инструкция Комитета предусматривала все возможные случаи.

В общем, требовалась срочная имитация пикантной обстановки. «Подопечный» должен был поверить, что в соседней комнате случился факт интимной связи, и очевидно, преднамеренной. Тогда станет понятно, почему в коммуналке находится посторонний мужчина, а входная дверь оказалась заперта на щеколду.

«Техник», немедля залез в кровать. Как был, в штанах и куртке, укрывшись по шею одеялом. Тоня же, наскоро растрепав прическу и почти до пояса расстегнув блузку, на дрожащих ногах направилась к входной двери. По пути задела плечом висящий на стене велосипед, который обрушился на пол с лязгом и грохотом. Напарник Антонины приготовился к проблемам. Осторожно нащупал в кармане брюк рукоятку штатного «ТК»¹³ и переключил флажок предохранителя.

Но все обошлось. Это был всего лишь почтальон. А не звонил в нужную квартиру, так как, он выразился, хрен разберешь, что тут на ваших табличках написано…

Вернувшись в комнату, «Вдова» увидела в своей постели мужчину. Очень, кстати, симпатичного. Девушку так колотило от переживаний, что галантный «техник» не мог не предложить даме согреться…

Аппаратуру они все-таки в тот вечер установили. Но много позже, наплевав на инструкции о недопустимости неуставных отношений между коллегами. Ну, конечно, если Родина не прикажет.

Перед расставанием, вопреки таким же категорическим запретам, счастливая парочка сфотографировалась в парке им. Горького. У напарника «Вдовы» был свой фотоаппарат. Нажать на кнопку импортной «Лейки» попросили вихрастого мальчишку в тюбетейке, что пробегал мимо.

Проявили пленку и напечатали фотографии, всего две штуки, в ателье на другом конце Москвы. Заодно потренировались уходить от наблюдения и слежки. Пока ехали туда, десять раз пересаживались на разных станциях метро.

Кстати, их подопечный оказался невинным, как младенец. Нет, конечно, за ним водились разные грешки, живой же человек. Но Родину любил и секреты ее хранил стойко. «Протечка» потом нашлась в другом отделе секретного завода.

Никто об этом случае так и не узнал. Нужно признать, что все описанное случилось еще до поступления Антонины на технический факультет номер четыре. Очень престижного вуза – Высшей школы КГБ. Там такие шалости даром бы не прошли.

… Пожелтевшее фото затерялось в Тониных бумагах. Почти позабытое, но такое дорогое воспоминание «Вдовы» из юности. С любовью из прошлого. Волнующее приключение, без горечи и сожалений.... Но не без последствий.

Упав со шкафа, старая фотокарточка превратилась в очередной камень неумолимой цепи событий.

Эффект Домино 9. Элвис или первая любовь

После совместной борьбы со шкафом и диваном Антонина Сергеевна совсем подобрела.

– Димон, чайку попьем? – предложила она уже по-свойски. – Устала я что-то.

– Самое время, – с охотой откликнулся Дима. Фамильярность бабули его покоробила, но пришлось сдержаться. Очень уж интересная особа эта «Шапокляк». С погонами подполковника. Да еще госбезопасности. – Я осмотрюсь?

Соседка не ответила, только шумно возилась на кухне, громыхая посудой. Дима пару раз прошелся по комнате, с любопытством разглядывая обстановку. Доисторическая радиола на ножках. Присел, пощелкал клавиши «Ригонды» – работает. Трюмо с мутноватым зеркалом, пыльный фикус. Массивный письменный стол с зеленым сукном в чернильных пятнах. На одной из тумб красовался массивный навесной замок. Пахло пылью и лекарствами.

В левом тапке вдруг захлюпало. «Вот черт, в лужу наступил». Осколки вазы и засохшие цветы они сразу подобрали, а лужа осталась. Швабра-то напополам.

– Антонина Сергеевна! – позвал он хозяйку. – У вас тут бумаги в воде мокнут. Те, что сверху свалились. Подобрать?

– Не трогай, – тут же прикрикнула та строго и сразу заглянула в комнату. Убедившись, что Дима послушно разогнулся и, видимо, пожалев свою спину, коротко кивнула:

–Ладно, собери. И разложи на столе. Пусть сохнут. Сейчас чай будем пить. Колбаски только подрежу, – смилостивилась «Шапокляк» и снова убралась на кухню.

Дима сгреб в охапку кучу листочков, конвертов, открыток и прочей бумажной ерунды, которая годами копится на антресолях в каждом доме. Пожилые люди обожают хранить свои ценности в старых фанерных посылочных ящиках, сохранивших еще обрывки бечевок и шоколадные кляксы сургучных печатей. Такой вот и грохнулся со шкафа. Хорошо хоть не прибил старушку.

Стал раскладывать поднятые бумаги и остановился. Из сложенного пополам листка выпала небольшая фотография. Снимок был пожелтевшим от времени, с фигурно вырезанными краями, как делали в фотоателье.

Кадр был чуть кривоват, хотя мастер явно пытался картинку выправить. На фоне деревьев и колеса обозрения в обнимку стояла пара. Слева молодая девушка с осиной талией. Стройность фигуры особо подчеркивало платье с туго затянутым пояском. Нежный овал лица, пухлые губки, лукавый взгляд. На макушке какой-то странный начес. Барышня чем-то напоминала кинозвезду шестидесятых.

Дима перевел взгляд на спутника.

Парень в рубашке апаш. На согнутой руке – то ли пиджак, то ли куртка. Высокий, на две головы выше спутницы. Смуглое мужественное лицо. Глаза большие, чуть навыкате. И по-детски открытый взгляд. Прямой, чуть насмешливый. Но явно добрый. Волосы густые, зачесанные назад, распадающиеся на волнистые пряди. Похож на Элвиса Пресли. Только подбородок не такой выступающий и острый. Просто красавчик.

По работе Диме приходилось иметь дело с фотороботами. Он хорошо знал классификацию овалов, форм носа, ушей, особенности разрезов глаз и линии волос.

И сейчас, рассматривая фото, не мог отвязаться от ощущения, что уже видел эти лица. Но не в служебной картотеке розыска. Услужливая память, словно на экране монитора, прогоняла ленту из разных физиономий. В задумчивости свободной рукой почесал нос. Но все было не то. Мысль ускользала, таяла…

За этим занятием его и застала чудная соседка. Она взяла фото из рук, взглянула. В линзах очков блеснули какие-то искорки. Или это мигнула лампа под потолком? Посмотрела еще разок, будто приглядываясь. Вздохнула и положила обратно на стол.

– Пошли пить чай, пока не остыл. – Былая сталь в ее голосе совсем исчезла.

Чаевничали они на кухне, не менее «антикварной»: клеенка в клеточку, кактусы на подоконнике, колченогие табуретки. Антонина Сергеевна между делом сообщила Диме, что она тоже из органов. «Все-таки заметила, как я увидел форму в шкафу», – понял Дима.

– Сама я не из этих мест. Давно на пенсии. Очень давно. – вздохнула грустно. – Жилье под Ленинградом продала. Климат сырой совсем замучил. Ревматизм и прочие болячки. А сюда переехала в квартиру умершей тетушки. Та уже давно оформила на меня дарственную. Да все откладывала переезд. Хлопотно ведь, – поведала соседка.

Дима слушал и вежливо кивал, прихлебывая из щербатой кружки. Да, он помнил пожилую женщину, как оказалось, тетушку Антонины Сергеевны. Кажется, ее звали тетя Аделя. Та редко выходила из квартиры, болели ноги. И как-то незаметно для всех однажды ушла навсегда.

Ночью Дима внезапно проснулся. Он узнал тех людей в парке. С фотографии ему улыбались молодая «Шапокляк» и… родной дед Коля.

***

…Как и любой нормальный мент, Димка не был особо впечатлительной натурой. Какие там нежные чувства, когда по работе приходится описывать в протоколе состояние, к примеру, трупа, жертвы ДТП. Без основных, обычно прикрепленных к телу, частей.

Ребята хохмили, покуривая, а он невозмутимо записывал в протоколе осмотра: «…в результате травматической ампутации, нижняя часть голени и ступня в белом носке, находились в трех метрах от автомобиля «Мазда-3», госномер***, и в метре от обочины». Ну и так далее.

Этой ночью Дима крепко спал. Все-таки вырубился намертво уже под вечер, после дежурства и визита к соседке. «Шапокляк», может в чай что-то подсыпала», —мелькнуло уже в ускользающем сознании. И провалился в сон, в котором дедушка Коля пришел к нему в гости. Молчал, улыбался по обыкновению. Не торопился отвечать внуку на вопросы.

Дмитрий никогда не видел Николая Семеновича молодым. В жизни любимый дед всегда был старым. В домашних альбомах не было ни одного его снимка моложе пятидесяти лет. И это было удивительным. Ведь дед Коля любил фотографировать и знал в этом толк.

Когда Димка подрос, он спрашивал об этом маму, но та отвечала уклончиво. Работа, мол, такая была у него, особенная…

А тут такое! Провел по лицу ладонью, смахнув холодные капли пота. Вот теперь все и вылезло. Занятная история. Непроснувшийся мозг обожгла догадка: «А вдруг «Шапокляк» моя бабушка? Тайная? А мама – ее дочка? А кто же тогда моя бабушка Лена? – сон совсем прошел. «Вот, блин, замутили «родственнички». Еле дождался утра, разбудил ни свет ни заря Марину Николаевну.

Мама, как и стоило ожидать, спросонья сначала замахала руками на Димкины предположения, а потом впала в ступор.

«Так, я родилась в семьдесят третьем, – лихорадочно соображала Марина Николаевна. – Папе было уже тридцать шесть, он поздно женился. Значит, был бы жив, ему сейчас было бы под восемьдесят. Ой! И соседке примерно столько же? Господи!»

Стоп. Тут она поняла, что они с Димкой несут дикую чушь. Которая могла привидеться только в ночном кошмаре. Марина Николаевна вспомнила, что родила ее никакая не соседка Антонина, а родная мама, Лена Васильевна. От сердца отлегло.

Но стало очень, просто невероятно как интересно: «Откуда у соседки фото отца? Да еще в обнимку, как сказал Димка. И оба улыбались счастливо?» – не давало покоя чисто женское любопытство. – Никогда папа не упоминал о чем-то подобном. Интересно, а мама знает? Ну чего я несу? – оборвала сама себя. Папа вообще ничего нам с мамой про работу не рассказывал, все отшучивался. Тем более про личную жизнь… Нужно пойти к ней и объясниться. Прямо сейчас. Рано только, всего шесть, все-таки неудобно».

Было часов семь утра, когда из прихожей послышался настойчивый стук в дверь. «Видимо звонок сослепу не увидела», – подумала Марина Николаевна, нервно гася сигарету. Она давно не курила, а тут пробило. А Димка, как был в трусах и футболке, кинулся к двери. И тоже даже не спросил – кто там? Знал уже.

На пороге, с торжественным лицом, стояла всклокоченная Антонина Сергеевна. Так и есть, без очков. И держала в руках у груди «загадочную» фотографию, как икону в крестный ход. Она тоже ночью спала плохо. Все вспоминала, кого ей так напоминал этот здоровяк Дима.

Сцена была трогательной, но не лишенной налета идиотизма.

«Шапокляк», потеряв былую заносчивость и апломб, мягко тыкалась носом в плечо Марины Николаевны. Плечи соседки мелко вздрагивали. Эти люди вдруг стали для сварливой старушки самыми близкими за последние двадцать лет одинокой жизни.

Димка, потерянный, как пингвин в Африке, топтался рядом и иногда пытался обнять своими ручищами обеих женщин. Но «Шапокляк» каждый раз зябко передергивала плечами, сбрасывая неуклюжие объятия. Старушка опасалась этих прикосновений, побаиваясь проявить к парню более нежные чувства. Ведь на лицо Дмитрий был почти копией того Николая, которого юная Тоня старалась забыть и почти забыла…

Или ей казалось, что забыла. Но, как иногда случается у женщин с первым мужчиной, любила потом всю жизнь. Даже не признаваясь себе в такой душевной слабости.

Эффект Домино 10. Генерал Петенька

Соседка теперь часто захаживала к ним в гости. «Шапокляк» помнила уйму интересных историй из своей прежней жизни. Дима, навещая родной дом в перерывах между дежурствами и Светой, заслушивался ее рассказами. Темой, почти всегда, были «шпионские» страсти. Иногда, в буквальном смысле слова.

Однажды, уже в мае, когда Димка был на работе, в разговоре с Антониной Марина Николаевна посетовала на то, что сын занят не своим делом. Поделилась наболевшим:

– Вы знаете, Антонина Сергеевна, я очень переживаю за Димочку.

– С чего это вдруг? – блеснула та очками заинтересованно. – Парень не дурак, работа у него есть. И неплохая. Люди вон деньги платят, чтоб к такой кормушке пристроиться, а Димка сам всего добился.

– Да мало ему этого, я же вижу. Деньги к нему да, идут, но он растрынькивает их вмиг. Дурные деньги и уходят так же глупо. На баб, или чтобы посидеть там с друзьями, шмотки новые все время нужны. А тут с работы придет, слова не вытянешь. Уставится в скатерть и жует молча. Раньше делился со мной всегда, с самого детства.

– А может не работа его расстраивает, Марина? Он уже вон бугай какой, весь в Коленьку красавчик, а живет с мамой. Куда ему девушек водить, на диван к себе? От тебя через стенку?

– Да есть у него куда ходить. Со Светой он встречается, есть одна такая…

– Что за особа? – с ревностью в голосе заинтересовалась «Шапокляк», чуть не опрокинув блюдце с чаем. Пила она его вприкуску, с шумом сёрбая крутой кипяток.

– Хорошая девушка, дизайнер, из обеспеченной семьи. Дима сам у нее часто ночует. Любят они друг друга. Вроде все серьезно у них.

– Так в чем дело-то, непонятно мне, Марин?

– Да стесняется он того, что простой мент. Да еще и гаишник-коррупционер, как за глаза их называют. А Димка всегда военным хотел стать, как мой папа. И еще как-то признавался мне, что мечтает работать в ФСБ. Вот это работа точно для него, я же знаю, он очень способный и умный. Только как туда попадешь. Связи, деньги нужны большие, а где взять?

– Ну да, прям как дед его, Николай, – продолжила соседка задумчиво, машинально звякая ложкой в пустой вазочке для колотого сахара…

Антонина Сергеевна всегда принимала решения быстро. Иначе бы «Вдове» не выжить среди «волков».

Пригодились опыт и связи. Оперативно были подняты знакомства, «проснулись» нужные люди. Кто-то помнил Тоню еще смазливой курсанткой. А кое-кто вспоминал ее неожиданно железную хватку. Веселая хохотушка не раз брала коллег за те места, которых никто не желал лишиться. Держала цепко, как учили. В школе настоящих овчарок сыска, пусть даже технического.

Не отпустила «Вдова» и в этот раз одного своего старого знакомого. Пусть он останется генералом для всех. Для нее же как был Петенькой, так до смерти и останется…

***

Ночной звонок спецсвязи разбудил Петра Григорьевича на даче. Дежурный, срывающимся от волнения голосом, доложил: «Вас срочно требует «Второй».

Д-да, слушаю вас, товарищ… – чуть заикаясь спросонья, хрипло начал представляться Петр Григорьевич.

– Товарищ? – глухо забулькал голос абонента. – Тамбовский волк тебе товарищ.

От знакомых фраз, да еще произнесенные его же собственным голосом, генерал оцепенел. Дыхание почти остановилось. Это ведь его любимые слова. Ими он пользовался с особым удовольствием. Говорил с растяжкой, понимая их конечный смысл.

– Петенька, ты что затих там? – раздался вдруг в трубке дребезжащий старушечий голосок. – Да это же я, «Вдова». Да, да, та самая. Хорошо хоть… что не жена твоя. Бог миловал, – в трубке раздалось скрипучее хихикание.

Петра Григорьевича пробила испарина: «Тонька! Ни хера себе. Жива еще?» Этому агенту частенько поручались ответственные задания по скрытному наблюдению за контактами лиц особой значимости. Коньком «Вдовы» были самые изощренные способы аудио и видео фиксации интимных контактов. И не только шпионов.

Щелк – и фото объятий в подъезде. А вот – и перед тобой во всех деталях разворачивается любопытнейшая сценка в постели: «…Дорогой, еще-е-е, прошу тебя-я-я, не торопись», – скрипы, сбивчивый шепот… Все оставалось в памяти бесстрастной аппаратуры.

Под наблюдением находились все. Или почти все. Петр Григорьевич провел немало интересных часов, просматривая оперативные пленки наблюдения.

«Вдова», как призрак, возникла из прошлого. Да еще с просьбой о помощи. Как тут отказать? Память услужливо подсунула приятные воспоминания. Тоня была агентом с фантазией. И разница в возрасте не стала помехой, когда однажды Петр Григорьевич решил поближе познакомиться с перспективной сотрудницей…

К тому же «фонотеку» за время службы, видать, приличную собрала. «Черт его знает, подумал генерал, – что еще у нее в запасе найдется? Какую пакость на свет может вытащить?» Покосился опасливо на дверь в спальню жены.

Утром Петр Григорьевич первым делом взялся за телефон.

Дело оказалось не таким уж сложным. Не в пример, как год получилось с двоюродным племянником. Не удалось тогда вытащить Павлика из щекотливой ситуации. Генерал лишь горестно вздохнул.

Была еще та история. Паша попал по полной программе. Родственники жертвы новогодней аварии никак не шли на примирение. Деньги не помогали. Попытался поднять связи. Чтобы хоть срок по минималке. И это не получилось.

А куда деваться? «Се ля ви». Генерал давно уже не был «Первым». И получил в ответ от начальства полный отлуп: «Григорыч, ты что? За родственничка вздумал заступиться? Сиди и не рыпайся! Сам знаешь – не время. На наше управление кадры давно глаз положили. Молодежь подросла, зубы прорезались. Вмиг голову ампутируют. С должностью твоей вместе». В утешение смутно обещали посодействовать парню с УДО. Да забыли видать…

А тут всего лишь с поступлением помочь. Тем более протеже «Вдовы».

***

На «семейном» совете с Антониной Сергеевной, мама и Димка обсуждали несколько вариантов, куда пойти учиться. Выбор пал на Калининградскую пограничную академию ФСБ.

Словом, картинка складывалась как нельзя лучше. Возраст для поступления, хотя и на пределе, но пока проходной. Не закрывала дорогу в вуз и школа милиции. Все-таки среднее профессиональное образование, что позволяло носить погоны офицерского состава. Но младшего, выше капитана без «корочки» не прыгнешь.

Димке же хотелось быть успешным. Хотя по жизни и так шел бодрым шагом «везунчика». Легко находилась работа. Но этого было мало. Удачливый и дерзкий, он любил ходить по грани. Балансировать между «можно» и «нельзя». И случалось не раз, что вполне искренне путал местами эти понятия. Любимым сериалом парня была сентиментальная «Кухня». Однако это никак не мешало Диме при случае разбивать чужие носы. Впрочем, своей крови младший лейтенант полиции не боялся тоже.

С женщинами вообще не было проблем. Только вот недавно появились, причем весьма обидного для самолюбия характера.Эх, Света, Света…

Калининград же помогал решить все разом. Получить высшее образование, диплом юриста. Потом – карьерный рост, деньги. А еще – возможность превратить риск в профессию. И азарт погони. Когда выброс адреналина заставляет сделать единственный выбор: бей или беги!

Обычно Димка предпочитал действовать комплексно: догонял и бил. Пока однажды не погнался, как позже выяснилось, за собственной судьбой. А догнав, не только не узнал, но и отметелил с коллегами на пару. Жестко так, по зубам и ребрам.

Но к этому времени Калининградский институт пограничников был уже давно позади. Как и груда доминошных костей, уже сбитых Димкой на жизненном пути.